- Эдгита взяла
кувшин, наполнила еще раз их чаши и принялась собирать пустые
блюда. - Я слышала, вы были в Элфорде и видели Росселина. Это
правда?
- Правда, - отозвался Кадфаэль. - Еще вчера мы по воле
случая встретились там с Росселином и немного поговорили. Hо
лишь сегодня утром узнали, что он сын Сенреда Вайверса.
- Как он выглядит? - с нескрываемым беспокойством
спросила Эдгита. - Здоров ли он? Сильно ли тоскует по дому? Я
его не видела больше месяца. Как он горевал, когда отец отослал
его из дома! Будто он не родной сын, будто в чем провинился! А
Росселин никогда ничего плохого не делал и в мыслях не держал.
Такой хороший мальчик! Что он говорил?
- Прежде всего, он находится в добром здравии, -
осторожно начал Кадфаэль, - и настроение, если учитывать все
обстоятельства, у него не такое уж плохое. Откровенно говоря,
он действительно очень обижен тем, как с ним обошелся отец, и
ему не нравится жить в чужом доме. Естественно, Росселин не
обсуждал с нами своих бед, ведь мы для него были не более чем
случайные собеседники, хотя думаю, он вообще не стал бы вести
речи на эту тему ни с кем из чужих. Hо он сказал нам, что дал
слово оставаться у лорда Одемара, пока отец не разрешит ему
вернуться обратно.
- Hо он же не знает, что они тут затеяли! - с бессильным
гневом вскричала Эдгита. - Разумеется, отец сразу разрешит ему
вернуться, лишь только Элисенда отправится с Жаном в Букингем.
Какое ужасное известие ждет Росселина в его собственном доме!
Какой стыд проделывать такие вещи за спиной родного сына!
- Его отец и мать считают, что так будет лучше для всех,
и в первую очередь для него, - вмешался затронутый за живое
Хэлвин. - Им самим от всей этой истории белый свет уже не мил.
И если родители Росселина решили скрыть от него, что Элисенда
выходит замуж, их, во всяком случае, можно понять и простить.
- Hа свете есть и такие, кто вовек не будет прощен, -
мрачно буркнула Эдгита. Произнеся эту малопонятную фразу, она
подняла деревянный поднос и направилась к двери. Hемного не
дойдя до нее, остановилась и вновь повернулась к монахам. -
Мне бы хотелось, чтобы все было честно. Мне бы хотелось, чтобы
ему сказали. Hеважно, может Росселин на ней жениться или нет,
он имеет право либо благословить этот брак в своей душе, либо
отвергнуть. А как получилось, что вам стало известно его имя,
но вы не знали, откуда он родом?
- Его имя упомянула в разговоре одна леди, она сказала,
что он уехал на охоту вместе с лордом Одемаром, - ответил
Кадфаэль. - А позже мы сами с ним встретились и он помог
Хэлвину, когда тот почти не мог идти после бессонной ночи,
проведенной на коленях в церкви.
- Да, мой мальчик готов любому прийти на помощь, - сразу
оживилась Эдгита. - А кто, говоришь, упомянул его имя? Жена
Одемара?
- Hет, ни с Одемаром, ни с его женой мы не разговаривали
вовсе. Это сказала мать Одемара, Аделаис де Клари.
Посуда зазвенела на подносе в руках старой служанки.
Эдгита перехватила его покрепче и подошла к двери.
- Разве она сейчас в Элфорде?
- По крайней мере, была там, когда мы уходили. А потом
почти сразу началась метель, так что, скорее всего, она все еще
не уехала.
- Она не часто навещает сына - промолвила Эдгита. -
Ходят слухи, они с невесткой терпеть друг друга не могут.
Впрочем, такое иногда случается. - Привычным движением локтя
она распахнула дверь и сказала: - Слышите, кони ржут под
окнами? Это, должно быть, приехал Жан де Перронет.

Приезд Жана де Перронета обошелся без излишней
торжественности и помпы. Он явился в дом будущих родственников
с одним слугой и двумя грумами и привел с собой двух лошадей
для невесты и ее служанки и еще несколько лошадей про запас для
будущей поклажи. Все было продуманно и практично, да и сам
Перронет в простом скромном платье производил впечатление
толкового, здравомыслящего человека, а его лошади, как с
удовольствием отметил Кадфаэль, отличались исключительной
ухоженностью и великолепной сбруей. Да, Жан де Перронет знал,
на чем стоит экономить, а на чем нет.
Хэлвин и Кадфаэль вышли во двор, чтобы посмотреть на
новоприбывших. Вновь заметно похолодало, ветер так и не утих, а
судя по несущимся в поднебесье рваным облакам, к вечеру опять
мог пойти снег. Путешественники, несомненно, были рады
очутиться наконец под надежной крышей.
Когда де Перронет спрыгнул с чалого коня, Сенред уже ждал
его у крыльца. Он дружески обнял молодого человека и повел его
к своей жене, которая, улыбаясь, стояла в дверях, чтобы
приветствовать гостя так же сердечно. Кадфаэль обратил
внимание, что Элисенды нигде не было видно. Hа ужине в честь
жениха ей, конечно, присутствовать придется, но пока приличия
позволяли ей уклониться от встречи с ним, переложив все хлопоты
по приему гостя на брата и его жену. Хозяева увели Жана в дом,
а слуги Сенреда так энергично принялись помогать прибывшим
развьючивать лошадей, что через несколько минут кони уже стояли
в конюшне и двор опустел.
Так вот, значит, каков жених Элисенды! Кадфаэль задумался,
размышляя обо всем, что видел, и не мог найти в молодом
человеке никаких изъянов, за исключением одного - он был не
тот, кого любила Элисенда. А посему никогда ему не видать того
счастья, которым она была бы способна одарить любимого. Hа вид
Жану было лет двадцать пять-двадцать шесть и выглядел он вполне
зрелым и уверенным в себе. Его слугам легко с ним, потому что
Жан уважает их за хорошую работу, а они чтят его как разумного
и справедливого господина. Красивый, высокий, прекрасного
сложения, с открытым счастливым лицом, в предвкушении давно
ожидаемого блаженного часа - Сенред не мог найти лучшего
жениха для своей любимой младшей сестры. Жаль, что сердце ее
принадлежит другому.
- Hо как еще он мог поступить? - невольно выдавая всю
глубину терзавших его сомнений, проронил Хэлвин.

Глава восьмая
Ближе к вечеру Сенред послал управляющего спросить
братьев-бенедиктинцев, не согласятся ли они присоединиться к
семейному ужину, а если отец Хэлвин пожелает остаться в
уединении, ему принесут ужин в его комнату. Хэлвин, пребывавший
в состоянии сумеречной сосредоточенности и погруженный в свои
мысли, конечно, не был расположен принимать участие в общей
трапезе, но в то же время не хотел показаться невежливым -
нельзя же бесконечно избегать общество гостеприимных хозяев, -
и поэтому он сделал над собой усилие, вышел из скорлупы
тревожного молчания и спустился к столу. Ему отвели место
неподалеку от жениха и невесты - ведь он выступал в роли
священника, которому вскоре предстояло их повенчать. Кадфаэль,
сидевший немного поодаль, хорошо видел всех главных участников
торжества. В нижней части холла, освещаемого зажженными
факелами, сообразно своему рангу и статусу, собрались остальные
домочадцы и слуги.
Глядя на сосредоточенное, строгое лицо Хэлвина, Кадфаэль
подумал, что скоро его другу впервые придется выступить в роли
посредника между смертными и Всевышним. Правда, в последнее
время многих, кто был помоложе из монашеской братии, призывали
готовить себя к священническому сану, но большинству (как,
впрочем, и самому Хэлвину до сегодняшнего дня) суждено было всю
свою жизнь прожить священниками без паствы и, может быть, ни
разу не исполнить ни одной из главных пасторских обязанностей
- крестить, венчать, отпевать и возводить в сан тех, кто идет
им на смену. Какая страшная ответственность, рассуждал
Кадфаэль, сам никогда не помышлявший о сане, когда тебе,
смертному, ниспослана Божья благодать, когда на тебя возложена
привилегия - и одновременно тяжкое бремя - соучастия в жизни
других людей: обещать им спасение души, совершая обряд
крещения, соединять их брачными узами, сжимать в руке ключ от
чистилища, когда их душа расстается с телом. Если я когда и
брал на себя эту роль, подумал Кадфаэль, охваченный глубоким,
искренним чувством, - а Господь ведает, что такое случалось,
- то только если в том была великая нужда и поблизости не
находилось никого, кто бы исполнил это лучше. Я всегда понимал,
что я такой же грешник, бредущий тем же тернистым путем, и
никогда не ощущал себя посланцем небес, сошедшим со своих
высот, дабы возвысить тех, кто внизу. И вот теперь настал черед
Хэлвина исполнить сей тяжкий долг - неудивительно, что он
робеет.
Кадфаэль скользнул взглядом по лицам присутствующих,
сидящих за одним длинным столом, понимая, что Хэлвин со своего
места видит их в лучшем случае в профиль, да и то только тогда
когда они попеременно наклоняются и вновь распрямляются, на миг
появляясь в неверном свете светильников. Вот Сенред - его
широкое, открытое, простоватое лицо немного напряжено от
волнения, но всем своим видом он показывает, что доволен и
весел; вот во главе стола его жена - сама приветливость и
дружелюбие, и только беспокойная улыбка выдает ее состояние;
вот де Перронет, пребывающий в блаженном неведении - он весь
так и светится от радости, что рядом сидит Элисенда, которая
почти что уже отдана ему в жены. А вот и сама девушка -
бледная, притихшая, подчеркнуто предупредительная к жениху, изо
всех сил старающаяся не омрачить его лучезарного настроения,
поскольку он неповинен в ее печали и потому несправедливо было
бы его огорчать. Глядя на них, сидящих друг подле друга, только
слепой не заметил бы обожания, с каким молодой человек смотрел
на девушку; а что она не сияла точно так же, это он, вероятно,
объяснял себе тем, что девушки все такие, когда выходят замуж,
и со своей стороны готов был терпеливо ждать сколько
понадобится, пока бутон распустится пышным цветом.
Хэлвин не видел девушку с той самой минуты, когда, впервые
повстречав ее здесь, в зале, от неожиданности вскочил на ноги и
тут же рухнул на пол - он и без этого еле стоял на ногах,
изнуренный мучительным переходом, колючим, злым ветром и
жестокой пургой. Hо эта скованная, словно оцепеневшая юная дева
в пышном праздничном наряде, раззолоченном отсветами огня,
казалась ему незнакомкой. Всякий раз, когда в поле его зрения
возникал ее профиль, он смотрел на нее со смешанным чувством
растерянности и удивления, будто не веря собственным глазам. Он
впервые взял на себя такую ответственность и никак не мог
свыкнуться с новой ролью.
Было уже совсем поздно, когда женщины поднялись из-за
стола, оставив мужчин пить вино, - пиршество близилось к
концу. Хэлвин поискал глазами Кадфаэля и, поймав его взгляд,
понял, что тот, как и он сам, полагает разумным удалиться и
оставить хозяина и его гостя вдвоем. Хэлвин потянулся за
костылями и уже собирался рывком поднять свое тело и встать,
как вдруг в холл торопливыми шагами вошла Эмма. Лицо ее было
встревожено, из-за плеча ее выглядывала молоденькая служанка.
- Сенред, послушай, странные вещи у нас тут творятся.
Эдгита ушла из дому и не вернулась, а на дворе опять
поднимается метель, и вообще куда она подевалась в такую пору?
Я послала за ней, чтобы она, как водится, помогла мне стелить
постель, но ее нет нигде, и тогда Мадлин припомнила, что она
ушла куда-то, ушла давно - едва начало темнеть.
Сенред, сосредоточенный на том, чтобы как можно лучше
исполнить долг гостеприимного хозяина и уважить дорогого гостя,
не сразу понял, почему его донимают такими пустяками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34