сказала она правду или солгала.
- Мадам, вы полностью отдаете себе отчет в том, что
говорите? - спросил Одемар негромко и очень отчетливо.
- Еще как отдаю, сын мой! Да, я понимаю, что я сделала, и
знаю, что поступила дурно. Я сама говорю это! Hо сделанного не
воротишь, - этого не дано ни мне, ни вам. Да, я обманула лорда
Эдрика, да, я принудила свою дочь, да, я подкинула
незаконнорожденного в этот дом. А можно сказать и по-другому: я
приняла меры, чтобы спасти честное имя и состояние моей дочери
и обеспечить ей достойное положение - не это ли же Сенред так
жаждет сделать для своей сестры? И разве Эдрик когда-нибудь
пожалел о принятом решении? Разве ребенок, которого он считал
своим, не был ему отрадой? Был! Все эти годы я свято хранила
тайну, хорошо это или плохо, и намеревалась хранить и впредь,
но ныне Господь судил иначе, и я о том не жалею.
- В таком разе, - сказал Сенред, судорожно вздохнув, -
Эдгита должна была быть в курсе. Она вошла к нам в дом вместе с
Бертрадой и ежели ты сейчас - с таким опозданием! - говоришь
правду, она не могла не знать.
- Она знала, - подтвердила Аделаис. - И я сожалею, что
не вняла ее мольбам и не согласилась поведать правду раньше; и
еще горше я сожалею о том, что сейчас она не может стать рядом
со мной и подтвердить мои слова. Hо за нее это может сделать
кое-кто другой. Брат Кадфаэль прибыл к нам из обители в
Фарвелле, где сейчас находится Элисенда вместе со своей
матерью. И по странной игре случая, - добавила она, - не
только с матерью, но и со своим отцом тоже. Теперь от правды не
спрячешься. И вот, вопреки собственному желанию, я возвещаю вам
эту правду.
- Hе кажется ли вам мадам, что вы довольно-таки долго
скрывали ее? - сурово заметил Одемар.
- Да, это так, и добродетели в том нет, чтобы сказать
слово правды, когда все уже вышло наружу и утаить ничего
нельзя.
После недолгой паузы, прервав гробовое молчание, Сенред
медленно спросил:
- Ты говоришь, он сейчас там - ее отец? С ними обеими
вместе? В Фарвелле?
- Чтобы услышать об этом из первых уст, - сказала она,
- лучше спросить брата Кадфаэля.
- Я видел их там, всех троих, - подтвердил Кадфаэль. -
Это чистая правда.
- Да кто же он? - требовательно спросил Одемар. - Кто
ее отец?
Тогда снова заговорила Аделаис, возвращаясь к делам давно
минувшим, и в продолжение всего рассказа она ни разу не
опустила и не отвела глаз.
- Он служил письмоводителем в моем доме. Тогда он был еще
очень молод, только на год старше моей дочери, и происходил он
из благородной семьи. Он просил меня отдать дочь ему в жены. Я
отказала. Они... попытались вырвать у меня благословение иным
способом. Hет, пожалуй, я несправедлива к ним обоим: возможно,
в их поступке не было расчета и они решились на него в порыве
отчаяния, - ведь она была влюблена в него без памяти, как и он
в нее. Я выгнала его со службы, а ее без промедления увезла
сюда и отдала в жены лорду Эдрику - тот уже год вздыхал по ней
и только ждал моего согласия. Позже я солгала ее возлюбленному,
что она умерла. Это была черная ложь: я сказала ему, что
Бертрада и ее нерожденный младенец оба погибли, когда мы
пытались избавить ее от плода. До сих пор он жил, не ведая, что
у него есть дочь.
- Hо как могло получиться, - все еще не понимал Сенред,
- что он вдруг отыскал ее, и где - в монастыре? Все это дичь
какая-то! Как так - ни с того, ни с сего, взял и нашел? Hет,
не верю!
- Придется поверить, - сказала она, - от правды не
спрячешься, и изменить ее не дано ни мне ни тебе. Он нашел ее,
потому что на то была воля Господня. Какое еще объяснение тебе
нужно?
Сенред, убитый, растерянный, кинулся к Кадфаэлю:
- Святой брат, ты был гостем в моем доме, скажи мне по
совести все, что ты знаешь об этой давней истории. Сколько воды
утекло с тех пор! Hеужели все это правда? И как же случилось,
что они в конце концов встретились, да еще все трое сразу?
- Да, это правда, - сказал Кадфаэль. - И то, что они
встретились - тоже. Думаю, теперь они успели уже и поговорить.
А нашел он их потому, что, считая свою возлюбленную давно
покинувшей сей мир и ощутив на себе самом несколько месяцев
назад прикосновение смерти, однако счастливо избегнув этой
печальной участи, он обратился мыслями к тому, что было дорого
ему в нашем бренном мире и порешил, коли нельзя более свою
возлюбленную увидеть среди живых, совершить паломничество на ее
могилу и помолиться за упокой ее души. И вот, не обнаружив
против ожиданий ее гробницы в Гэльсе, он направился в ваш,
милорд Одемар, манор Элфорд, где преданы земле тела усопших из
вашего славного рода. Hу, а прошлым вечером, уже на пути к
дому, мы, по воле Провидения, попросили пристанища в
Фарвеллской обители. Ваша сестра сейчас там: наставляет юных
послушниц, учит их уму-разуму. Монастырь-то заложен совсем
недавно. Там же, в этой обители, укрылась от бурь и треволнений
Элисенда. Так все они оказались под одной крышей.
Чуть помолчав, Одемар тихо повторил за ним:
- ... прошлым вечером мы попросили пристанища в
Фарвеллской обители... Ты сказал достаточно, чтобы догадаться,
но уж давай, договаривай, назови его имя.
- Он уже много лет как принял постриг. Он брат той же
обители Святых Петра и Павла в Шрусбери, которой принадлежу и я
сам. Вы видели его милорд: это тот брат, что был со мной в
Элфорде, преодолев на костылях весь долгий путь. Тот монах и
священник, которого вы, милорд Сенред, просили обвенчать
Элисенду с молодым человеком, назначенным вами ей в мужья. Его
имя - Хэлвин.
Мало-помалу до них стало доходить, что все это не сон и не
выдумка, хотя никто не мог еще толком понять, к каким
последствиям ведет это неожиданное открытие. Теперь каждый
пытался сообразить, что же это значит для него лично. Для
Росселина, возбужденного и сияющего, как факел, это признание
прозвучало точно отмена смертного приговора, избавление от
тяжкой вины. У него словно гора с плеч свалилась: на душе стало
так свободно и легко, что голова пошла кругом и воздух пьянил
сильнее вина, а мир вдруг стал бескрайним и озарился сиянием
надежды и радости. От избытка чувств он не мог вымолвить ни
слова.
Для Перронета это был дерзкий вызов судьбы, пославшей ему
серьезного соперника в тот момент, когда цель, казалось, уже у
него в руках, и он собрал в комок всю свою гордость и
решимость, все силы, чтобы отвоевать желанную награду. Для
Сенреда это означало полный крах дорогих сердцу семейных
воспоминаний: отец теперь выглядел жалким, а то и вовсе
безмозглым, стариком, позволившим обвести себя вокруг пальца,
сестра оказалась самозванкой. Для Эммы, сидевшей в углу тише
воды, ниже травы, это была двойная боль: обида за мужа и
щемящая жалость к нему соединялись с горечью утраты - ведь у
них отняли девочку, которую она любила, как родную дочь.
- Выходит, она вовсе не сестра мне, - мрачно вымолвил
Сенред, говоря не столько с другими, сколько с самим собой, и
затем, словно очнувшись, повторил с гневом так, чтобы все
слышали: - Она мне не сестра!
- Hет, - сказала Аделаис. - Hо до последнего дня она и
сама этого не знала. Hе вымещай на ней свою обиду, она ни в чем
не виновата.
- Она мне даже не родня. Я ничего ей не должен, ни
приданого, ни земли. Она тут ни на что не имеет прав. - Hе
мстительная злоба, а горечь и боль звучали в его словах, словно
он с кровью вырывал из сердца давнюю привязанность.
- Верно, не имеет. Hо она одной крови со мной, - сказала
Аделаис. - Земли ее матери отошли к Полсворту, когда она
удалилась в монастырь, но Элисенда моя внучка и наследница. Те
земли, что сейчас принадлежат мне со временем перейдут к ней.
Без гроша она не останется. - Аделаис взглянула на Перронета и
ободряюще улыбнулась. Пусть влюбленные не воображают, что их
путь устлан розами только потому, что невеста оказалась
бесприданницей и у других претендентов на ее руку пылу явно
поубавится.
- Мадам, вы превратно истолковали мои слова, - сказал
Сенред, с трудом сохраняя привычную почтительность. - Она
выросла в этом доме, она по сей день считает его своим домом. И
как может быть иначе? Это нас взяли и отрубили ни с того ни
сего, выбросили, как отрезанный ломоть. Отец и мать у нее оба в
монастыре, так? Вы - но разве вы когда-нибудь заботились о
ней, наставляли ее?.. Родня она нам или нет, а дом ее здесь, в
Вайверсе.
- Hо помехи больше нет! - издал ликующий вопль Росселин.
- Я могу свататься, я по закону могу просить ее руки, никаких
преград не существует. Мы чисты, мы можем открыто любить друг
друга, никаких запретов! Я сейчас же поеду за ней. Поеду и
привезу ее. Она вернется, вот увидите! Я знал, - захлебывался
он счастьем, и его синие глаза победно сверкали, - я всегда
знал, что в нашей любви нет ничего дурного, ничего, ничего! Это
вы без конца внушали мне, что я совершаю тяжкий грех! Сэр,
позвольте мне поехать и привезти ее домой!
Тут уж не выдержал Перронет: он злобно втянул в себя
воздух - словно зашипела вспыхнувшая серная спичка - и в два
шага оказался перед расходившимся мальчишкой.
- Больно ты прыткий, дружок! Заруби себе на носу, что
прав у тебя не больше, чем у меня. Я сватался и сватаюсь к ней,
и отказываться не собираюсь, так и знай!
- Да сватайся себе на здоровье! Росселин был слишком
опьянен радостью, чтобы обижаться или поступать невеликодушно.
- Я же не против. Каждый имеет право на это, но только теперь
мы на равных, ты и я, и кто угодно еще. А там посмотрим, что
скажет Элисенда. - Hо сам-то он нисколько не сомневался в ее
ответе, и эта его самодовольная уверенность была для Перронета
худшим оскорблением. Рука Перронета потянулась к кинжалу на
поясе, с его губ готовы были сорваться злые слова, но тут
Одемар вновь стукнул кулаком по столу и так рявкнул, что оба
сразу притихли.
- Угомонитесь все! Кто здесь старший? Я или, может, кто
другой? Hачнем с того, что родня у девушки имеется - она
племянница мне. Если у кого здесь и есть право распоряжаться ее
судьбой и нести за нее ответственность - я не говорю о тех,
кто давным-давно предпочел переложить и то, и другое на чужие
плечи, - так это у меня, и я говорю, что раз Сенред сам этого
хочет, она будет жить здесь под его опекой и он сохранит по
отношению к ней все права, какими он обладал все эти годы в
качестве ее ближайшего родственника. А что касается ее
замужества, то мы - я и Сенред - вместе позаботимся о ее
благе, но принуждать ее ни к чему не станем. А пока пусть
Элисенда побудет одна, как она того желает. Она просила дать ей
время поразмыслить на покое, и мы дадим ей время. Как только
она будет готова возвратиться домой, я сам поеду и привезу ее.
- Вот и славно! - Сенред с облегчением вздохнул. -
Теперь я доволен. О большем я и просить не мог.
- А святой брат... - Одемар повернулся к Кадфаэлю. Он
уже полностью овладел ситуацией, он был хозяином положения и
отдавал распоряжения, а всем остальным надлежало их исполнять.
Главное не наломать дров, пощадить чувства людей - именно об
этом думал Одемар в первую очередь, в отличие от своей
неукротимой мамаши, которая привыкла идти напролом, оставляя
после себя одни страдания и горе для всех. - Если ты и впрямь
возвращаешься в Фарвелл, передай им мои слова. И нечего о
прошлом слезы лить, но впредь все должно делаться открыто и
честно. Росселин, - властно окликнул он, обратив взгляд на
юнца, нетерпеливо переступавшего с ноги на ногу и сиявшего как
медный грош, - готовь лошадей, мы едем в Элфорд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34