.. Я хорошо
знаю свой характер, ни за что не отступлю... И он меня ликвидирует...
- Это неприятно, - соглашаюсь я. - Но будет еще неприятнее, на мой
взгляд, если он ликвидирует меня. Вы ведь знаете о судьбе Милко, правда?
- Бедный парень... Эти политические страсти...
- При чем тут политические страсти? Милко убрал ваш Кралев. А с Тони,
как вам, вероятно, известно, расправился Димов. Теперь приходите вы и
предлагаете мне ту же самую участь только потому, что Кралев вам не
симпатичен...
- Но Кралев не узнает. Даже если он поймает меня, я никогда вас не
выдам, клянусь!
- Хорошо, - прерываю я ее. - Предположим, я готов вам помочь. Но
имеете ли вы хотя бы представление, как это может произойти? Как вам
пришло в голову, что эмигрант вроде меня возьмется снабдить вас болгарской
визой?
- Я на это и не рассчитываю. Спрячьте меня. Спрячьте на несколько
дней, потом я сама справлюсь.
- Это уже другой разговор. Я бы мог оказать вам подобную услугу при
условии, что и вы окажете мне внимание.
- Хорошо. Я согласна. Несмотря на этот неприятный торг.
- Вы меня не поняли. Я рассчитываю на услугу иного характера.
Лида смотрит на меня немного сконфуженно.
- Какого характера?
- Это касается жизни вашего отца. Вы, правда, не особенно дорожите
своим отцом, но я лично питаю к нему известную привязанность и, если
хотите, заинтересован в том, чтоб сохранить ему жизнь. В последние дни над
стариком нависла опасность. Я должен держаться поближе к нему, о чем он не
должен подозревать. Поэтому мне нужен ключ от чердачного помещения.
- На кухне, кажется, лежат какие-то ключи, - вспоминает Лида.
- Чудесно. Принесите их мне.
- Но поймите же, я не могу показаться дома! - почти кричит девушка. -
Утром рано заявится Кралев и потащит меня в мэрию.
- До завтрашнего утра еще пропасть времени. У вас ведь есть ключ от
квартиры?
- Есть, конечно.
- Значит, все в порядке. Я отвезу вас домой, вы возьмете ключи без
лишнего шума и принесете мне. Потом мы махнем еще в одно место, где я
постараюсь уточнить некоторые подробности относительно вашего отъезда, а
под утро посажу вас в поезд и вручу адрес, по которому вы будете пребывать
до тех пор, пока я за вами не приеду. Ясно?
Она покорно кивает.
- Как у вас с деньгами?
- У меня нет ни сантима.
- Ничего, и это уладится. Поехали.
Она молча встает, и мы выходим. Лида снова в каком-то трансе,
передвигается как автомат, и мне приходится слегка поддерживать ее,
пробираясь в толпе.
- Вы правильно сказали тогда, - произносит она упавшим голосом. - У
меня такое чувство, что я и в самом деле иду по жизни без цели и
направления.
- Почему без направления? - возражаю я. - Мы же едем за ключами?

7
Мери Ламур совершенно права: встреча в семь утра не особенно
соблазнительна. Но если ты перед этим глаз не сомкнул за всю ночь,
свидание становится и вовсе непривлекательным.
Отпирая квартиру в предместье Монмартр, я машинально отмечаю про
себя, что в последнее время в моем кармане завелось слишком много ключей,
а это довольно нелепо для бездомного бродяги вроде меня. Нахожу на кухне
кофе и стараюсь припомнить уроки Франсуаз относительно способов
приготовления этого напитка. Для невзыскательного вкуса кофе получился
вполне приличный. Едва успеваю его распробовать, как у входа раздается
звонок.
Мери Ламур в ослепительном весенне-летнем таулете - оранжевое платье
с огромными красными цветами. Один пышный мак расцвел у нее на животе, а
второй такой же - на обратной стороне медали.
- Как ты меня находишь? - спрашивает она, с довольным видом вращая
своими внушительными бедрами. - Пришлось так спешить...
- Ты чрезвычайно соблазнительна и оделась как раз к случаю, - говорю
я. - Дорогая Мери, у меня такое чувство, что нынче день твоей свадьбы.
Женщина смотрит на меня не то с испугом, не то с радостным
оживлением.
- Моей свадьбы?
- Вот именно. И если я о чем-либо сожалею, то лишь о том, что не я
буду женихом. Но, между нами будь сказано, роль друга дома тоже имеет свои
хорошие стороны...
- Погоди, мой мальчик, а то у меня голова разболится. Можешь сказать
мне членораздельно, о чем ты мелешь?
- Это как раз я и собираюсь сделать, - киваю я, протягивая ей свои
"зеленые".
Мери Ламур закуривает и разваливается на диване, закинув широкий
подол платья, чтоб не помять и чтоб показать мне, что ее бедра одинаково
привлекательны в любое время суток.
- Дорогая Мери, волею непредвиденных обстоятельств тебе придется
сегодня же утром вступить в брак с нашим другом Марином Младеновым.
- С Младеновым? С этим старикашкой? - негодующе восклицает артистка.
- Вот, вот, - киваю я, - но это пустяки.
- Для тебя пустяки, а мне каково венчаться с ним?
- Не сокрушайся, моя девочка, - успокаиваю я ее. - Говорил ведь я,
что моя задача - спасти тебя от грозящей опасности. Нынче твой последний
безопасный день. Завтра могут разразиться ужаснейшие вещи. Нам нельзя
терять ни минуты. Ты нуждаешься в защите. А в этой стране лучшей защитой
служит закон.
- Ради бога, не изворачивайся. Что общего между законом и этим
стариком?
- Ты должна иметь надежное убежище на случай покушения на тебя со
стороны Димова. А что может служить более надежным убежищем, чем дом
такого известного и уважаемого гражданина, как Младенов? Но чтобы Димов не
имел права посягнуть на тебя, ты должна находиться там в качестве законной
супруги Младенова.
- Если Димов захочет посягнуть, никакие законные основания его не
остановят, - не без логики выпаливает женщина. - Он будет караулить у
самого выхода и при первой же возможности пристукнет меня.
- Верно, - соглашаюсь я. - Но речь идет о нескольких днях. Я
постараюсь обеспечить поддержку властей. А через два-три дня Димова самого
могут пристукнуть. Междоусобица все разгорается.
- Мне не хочется выходить за Младенова, - капризно заявляет артистка,
ее красноречивый взгляд недвусмысленно говорит мне: уж если так необходимо
заключать с кем-то брак, давай лучше заключим его с тобой.
- Видишь ли, Мери, это ведь лишь нечто символическое - формальность
перед законом. Подобные браки расторгаются с той же легкостью, с какой
заключаются. Хотя, если хочешь знать, от этой связи ты будешь иметь только
выгоду. Младенов политический деятель, человек почитаемый, а в скором
времени он будет иметь еще больший вес. Благодаря ему ты сможешь
появляться в высшем обществе, ходить на приемы, обретешь имя и положение.
Притом он человек либеральный, не ревнивец, как твой Димов, и вообще не
станет вмешиваться в твою личную жизнь. А то, что он стар, имеет и свою
положительную сторону - случись ему завтра умереть, денежки его тут же
соединяются с твоими.
- Ты сладкоречив, как поп, - вздыхает Мери. - Хорошо, раз ты
считаешь, что так необходимо...
- Крайне необходимо. От этого зависит твоя жизнь.
Я устремляюсь на кухню за кофе, а Мери тем временем обнаруживает, что
у нее нет свадебной фаты.
- Символично все это или нет, но я венчаюсь впервые, - вдруг заявляет
она, полагая, вероятно, что этот первый брак не останется последним. - Я
должна раздобыть фату.
- Найдется и фата. Через полчаса открываются большие магазины. А
теперь скажи, как дела с медальоном?
- Да подменила его, как ты мне велел. Вчера ездила на машине за
покупками и, прежде чем вернуть ему ключи, сменила талисман.
Допивая свой кофе, я с беспокойством замечаю, что Мери собралась
по-своему скоротать оставшиеся полчаса. Она подходит ко мне, и надо мной
устрашающе нависает ее огромный бюст. Полные губы награждают меня влажным
поцелуем.
- Ты заставляешь меня терять голову, - бормочу я, сдерживая ее пышные
округлые плечи. - Жаль, что у нас нет времени. Мне бы не хотелось вот так,
украдкой, по крайней мере в первый раз.
Но Мери, очевидно, готова и украдкой, поэтому я тороплюсь отвести ее
мысли в другую сторону.
- Ты, наверно, производила фурор на сцене того кабаре...
- И какой еще! - восклицает Мери, уперев руки в мощные свои бока. -
Некоторые приходили туда только ради моего номера. Какой номер, господи!
Сенсасионнель! Дье тоннер! [Сенсационный! Потрясающий! (фр.)] Вообрази -
включают красный прожектор, и я выхожу на вращающийся дансинг, залитый
красным светом... Но что это за свет!.. С той поры никакой красный свет не
кажется мне достаточно красным. Вот, пожалуйста, разве это красный цвет! -
восклицает она, хлопая себя по животу, где красуется огромный мак.
Слушая ее, я думаю о том, что отчаянный дальтонизм Мери при подборе
туалетов имеет все же какие-то основания.
- Свет красного прожектора падает на меня, а я в одной тонкой тунике,
тонкой и прозрачной, как паутина, представляешь! В тунике, сквозь которую
все видно... А ведь, можешь мне поверить, было на что посмотреть, потому
что, кроме чулок с подвязками, я ничего не носила. Дико визжит оркестр,
потом трубы умолкают, ударные отбивают такт, и начинается номер...
Мери Ламур полными руками мягко хлопает в ладоши, воспроизводя
запомнившийся такт, и медленно шевелит бедрами, иллюстрируя свой номер, но
я вовремя останавливаю ее.
- Дорогая Мери, как бы нам не упустить фату! Церемония в половине
девятого.
- Какой ты ужасный, - вздыхает актриса, выведенная из возбужденного
состояния. - Как только я начинаю входить в раж, ты тут же обрываешь меня!
- Совпадение, - говорю я. - Простое стечение обстоятельств. Но перед
нами еще вся жизнь.
И, слегка подталкивая в пухлую спину, я осторожно направляю ее к
выходу.

Я заметил, что самое ничтожное событие делового порядка удается
хранить в тайне с неимоверными трудностями. А когда совершается такая вот
величайшая глупость, как женитьба Марина Младенова на Мери Ламур, все
проходит совсем гладко и остается в тайне.
В назначенный час мы застаем Младенова перед мэрией, где он нервными
шагами измеряет тротуар. На нем соответствующий случаю черный костюм, тот
самый, в котором он вчера провожал Тони в последний путь. Все же, дабы не
было сомнений, что собрался он не на похороны, а на свадьбу, старик
разорился на одну белую гвоздику, стыдливо выглядывающую из его
карманчика, как носовой платок. Жених, видно, не отваживается особенно
щеголять цветком - брак ведь может и не состояться.
При нашем неожиданном появлении из-за угла старик заметно оживляется,
хотя и не может скрыть своей растерянности. Он не знает, как ему вести
себя, но Мери выводит его из этого состояния, фамильярно взяв под руку. У
входа актриса прикалывает фату, глядя в зеркальце, которое я держу перед
ней, а Младенов, придя наконец в себя, вдевает гвоздику в петлицу. Потом
все трое направляемся к залу, где после звонка Франсуаз все уже готово для
церемонии.
Процедура носит деловой характер и свободна от сентиментальных
напутствий. Поскольку, кроме меня, никто молодоженов не знает, в роли
второго свидетеля выступает один из чиновников и ставит свою подпись;
вскоре после этого Младенову вручают копию акта, а я довольствуюсь тем,
что запоминаю на всякий случай его номер.
Мы выходим на улицу, и по моему настоянию, хотя и с неохотой, Мери
снимает фату и снова засовывает ее в конверт универмага "Лафайет". Затем,
выступая как бы в роли посаженого отца, я отвожу супружескую чету в
ближайшее кафе и заказываю бутылку шампанского.
- За ваше здоровье, - поднимаю бокал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38