- Машина твоя внизу, на улице. Выметайся и уезжай. Чтоб ноги твоей
больше тут не было.
Моя таратайка действительно ждет меня внизу, будто ничего не
случилось. Отъехав от места и взглянув в зеркало заднего вида, я
убеждаюсь, что нашел то, что искал: "пежо" Ворона катит за мною следом,
почти не скрываясь. История встречи с Лидой сослужила мне добрую службу,
зато обеспечила нежелательный надзор по крайней мере до вечера.
Мой "ягуар" пробирается по мрачному коридору Рю де Паради, которую я
покидаю навсегда. Нечто вроде повторного изгнания из рая, притом без
всякой Евы. Бесшумное изгнание из хрустально-фарфорового рая, где так и не
успел прогуляться слон моей мечты. Хотя, выражаясь фигурально, черепков
разбито уже немало в этом предприятии под вывеской ИМПЕКС.
Когда за тобой кто-то следит, не подавай вида, что ты его заметил,
дабы не портить ему настроение. Но если тебя преследует такой болван, как
Ворон, подобная учтивость ни к чему, особенно если тебе необходимо
уединиться.
Все же я продолжаю ехать медленно и, чтобы усыпить бдительность
болвана, не обращаю на "пежо" никакого внимания. И лишь когда мы
оказываемся перед Оперой и мне удается увериться, что от Ворона меня
отделяют две машины, я выруливаю на простор и стремительно еду на красный
свет. Полицейский издает пронзительный свист, но движение здесь такое, что
ему не до меня. "Ягуар" с предельной скоростью мчится по авеню Оперы,
пересекает Риволи, площадь Карусель и выходит на набережную. Раз Ворон до
сих пор не настиг меня, то теперь это ему и вовсе не удастся, потому что
движение по набережной значительно менее затруднено, а моя антилопа
изумительно подвижна.
Я гоню машину с недозволенной скоростью, как, впрочем, делают все
вокруг меня, проезжаю Бастилию, Домениль, пересекаю Венсенский лес и
выхожу на Марну. В будни тут безлюдно и тихо. В почти неподвижных
маслянисто-зеленых водах реки плывут темные тени деревьев. Пляж-купальня
пустует. Маленькие пивные тоже.
Проехав с километр по узкой асфальтированной дороге вдоль реки, я
сворачиваю в сторону и останавливаю машину на небольшой поляне среди
кустарников. Необходимо покончить с последней задачей, оставшейся не
выполненной вчера вечером. Имеет смысл пустить в ход остальную часть
техники - не знаешь ведь, что тебя ждет.
Вооружившись отверткой, я залезаю под машину. Винты, которыми
владелец гаража прикрепил металлическую коробочку, отвинчиваются легко, но
у меня в самом начале возникает такое чувство, что коробочка не в меру
легка. Ничего удивительного - оказывается она пуста.
Значит, машину мне вернули после тщательного обыска и соответствующих
изъятий. Швырнув коробку в кусты, я открываю багажник. Банка из-под масла
налицо, но это ни в какой мере не успокаивает меня. Потеря техники,
хранившейся под шасси, столь трагична, что ставит под угрозу исход всей
операции.
Единственное мое утешение в подобных тяжелых случаях в том, что, как
бы они ни казались невероятными, они все же предусматривались мной, и игра
продолжается. Это не такое уж большое утешение, но за неимением другого...
Надо воспользоваться хотя бы тем обстоятельством, что за мной в
данный момент не тащится хвост в виде Ворона или Ужа. Закрыв багажник,
сажусь в "ягуар" и еду к пригороду Ножан. Найдя местное почтовое
отделение, заказываю срочный разговор с Марселем и связываюсь с Лидой,
чтобы узнать, соблюдает ли она мои инструкции, и дать ей кое-какие
дополнительные наставления. Потом снова сажусь в свой драндулет и
возвращаюсь в город, минуя, однако, улицы, где можно столкнуться с
неприятными знакомыми. Возле вокзала Сен-Лазер я въезжаю на Римскую улицу,
изобилующую радиопринадлежностями, как Рю де Паради - изделиями из
фарфора.
Микрофончик, небольшой усилитель и несколько метров проволоки,
приобретенные мною, вызвали бы, наверное, насмешливую улыбку у любого из
моих коллег, но ничего не поделаешь, подчас обстоятельства вынуждают
поступать чисто любительски, используя подручные средства. Заперев пакетик
в перчаточном ящике, еду дальше. На площади Сен-Огюст забегаю в кафе и
съедаю свой каждодневный бифштекс с картофелем. Невзирая на то, что после
обеда я выпил двойной кофе, мне ужасно хочется спать, и я прихожу к мысли,
что могу позволить себе поспать часика два до того, как приступить к
дальнейшему.
Подъехав к дому, я без особого удивления устанавливаю, что два
знакомых мне в лицо эмигранта уже ждут моего прибытия, сидя в обшарпанном
"оппеле" и вооружившись газетами. Они смотрят на меня, только чтоб
убедиться в моем появлении, и я с полным спокойствием перебираю ногами
свои девяносто две ступени, подымаюсь к себе.
Прежде чем лечь в постель, заглядываю на всякий случай под газовую
плиту, чтоб проверить, все ли там на месте. Устройство лежит там, где я
его оставил. Однако печка все же была сдвинута в мое отсутствие - волосок,
использованный мною в качестве приметы, испарился.
Следующий по порядку. И снова не я. Мы провожаем Димова. И Димов
будет покоиться недалеко от Гейне и Стендаля. Для него это прекрасная
возможность познакомиться на том свете с именами писателей, о которых при
жизни он едва ли слышал. Версия нашего домашнего врача с огромной головой
и в темных очках все та же - "разрыв сердца". Очевидно, в кармане этого
человека других диагнозов нет. Пробитый висок прикрыт цветами, и его не
видно. Вообще какой смысл поднимать шум вокруг какого-то семейного
скандала? Но среди эмигрантов опять тайно распространен слух, что и эта
смерть - дело рук коммунистов.
Может быть, именно поэтому, а может, потому, что сегодня нет ни
одного интересного матча, на кладбище собралось человек сто. Цвет
эмиграции в полном составе. Я тоже тут.
Признаться откровенно, покойный не фигурировал в списке моих друзей.
Но это не имеет значения, так как у меня совсем нет друзей. И потом я
пришел сюда не столько ради покойника, сколько ради двух-трех живых. Один
из них - в черном костюме, с благородной старческой осанкой и вызывающе
выставленным вперед кадыком - произносит в данный момент надгробное слово.
После того как три дня назад он говорил о молодой гвардии, сегодня он
отдает дань старой - испытанным борцам, к числу которых принадлежал и
покойный, до последнего вздоха хранивший верность национальным идеалам. И
вообще слова расточаются щедро, поскольку они ничего не стоят и поскольку
для некоторых людей нет ничего приятнее, чем упиваться мелодией
собственного голоса, особенно торжественно-траурной.
За часы, прошедшие с момента нашего расставания, Младенов обрел еще
бОльшую уверенность. В конце каждой фразы он запрокидывает свое темя с
реденькими седыми волосками, как бы спрашивая: "Хорошо сказано, не так
ли?" - и часто выбрасывает вперед костлявый кулак, будто собираясь дать
кому-то в нос. С особым пафосом он говорит о тех, кто не оставит священное
дело незавершенным, очевидно имея в виду главным образом себя.
Вопреки ожиданиям, я вижу Мери Ламур не у гроба, а где-то позади
всех. Случайно глянув в мою сторону и заметив меня, женщина подходит без
всякой осторожности и шепчет:
- Ты должен помочь мне, Эмиль. Я попала в настоящую ловушку.
Я озираюсь по сторонам, но стоящие впереди все до одного поглощены
надгробным словом, в том числе Ворон и Уж, которые, следя за оратором,
даже рты раскрыли от изумления перед его способностью говорить так много и
ничего не сказать.
- В какую ловушку? - тоже шепотом спрашиваю я.
- Твой Младенов требует, чтобы я перевела на него все наследство.
Если, говорит, не сделаешь этого, выдам тебя полиции.
- Не бойся. Уйдет еще по меньшей мере два-три дня на всякие
формальности, пока ты получишь наследство.
- Два-три дня не так много.
- Достаточно. За это время я сумею укротить старца.
- Правда?
- Раз я говорю...
- Я умру от страха. Он меня выдаст глазом не моргнув.
- Не бойся. Он только стращает тебя. Если боишься, не возвращайся на
ночь к старику. Пережди где-нибудь в другом месте. Ступай в отель
"Националь". Отель огромный. Никто тебя не заметит. Может, и я к тебе
наведаюсь.
- Так я и сделаю. А ты приходи непременно. Вся надежда на тебя.
Мери Ламур бросает на меня взгляд, совершенно не уместный при
подобных обстоятельствах, но я глазами предлагаю ей вернуться на свое
место, и она подчиняется.
В скорбной тишине бодро звучит призыв о вечной памяти, затем следует
ритуал опускания тела и, наконец, знакомый дробный стук падающих на крышку
гроба комков земли, хотя и глухой, но несравненно содержательнее любых
слов.
Толпа направляется к выходу. Я скромно жду в сторонке, пока
проследуют величины. Кралев с Младеновым идут вместе, занятые разговором.
Поравнявшись со мной, Кралев бросает короткий взгляд в мою сторону и, как
бы не заметив меня, о чем-то сообщает Младенову. Тот смотрит на часы и
кивает головой. Вполне резонно предположить, что они договариваются о
встрече. Неизвестно только, где и когда.
Но вне зависимости от того, произойдет встреча или нет, где и когда
она состоится, я действую по заранее принятому плану. План этот предельно
прост, потому что в основе его лежит правило: делай то, что единственно
возможно в данных обстоятельствах.
Мое появление на похоронах рассчитано, кроме всего прочего, на
определенный практический эффект: я намерен дать понять некоторым людям,
что мне больше незачем скрываться и плевал я на тех, кому захочется и
впредь за мною следить. Двигаясь в своем "ягуаре" к площади Клиши, я
устанавливаю, что "оппель" двух знакомых мне эмигрантов исчез. И "пежо"
Ворона тоже не видно. Однако я не тороплюсь радоваться свободе и,
поглядывая в зеркало, пристально слежу за пейзажем позади меня, равно как
и за такси передо мной, в котором устроился Младенов. Постепенно в
хаотическом уличном движении все назойливей бросается в глаза один часто
повторяющийся элемент: это обычный серый грузовичок, чей
добродушно-будничный вид так обманчив. Порой он исчезает в наплыве машин
или пропадает за поворотом, потом снова возникает, едва видимый вдали.
Может быть, тут просто совпадение, но в данных обстоятельствах это
маловероятно. Проверка отелей вокруг площади Звезды, наверно, уже
закончилась. Чтоб добраться до Лиды, у Кралева есть единственная
возможность - следовать за мною по пятам. Пока тлеет эта надежда, будет
продолжаться слежка за мной, но будет продолжаться и моя жизнь. Потому
что, не надейся Кралев на то, что я наведу его на след Лиды, он бы
наверняка меня уже пристукнул.
Насколько можно судить по направлению следования такси, Младенов
возвращается домой. Для меня сейчас это наилучший вариант, вот только бы
как-нибудь избавиться от серого грузовичка.
Такси и в самом деле сворачивает в сторону Рю де Прованс. Не обращая
больше на него внимания, я еду своей дорогой, поворачиваю на Осман и
устремляюсь к площади Звезды. Грузовик по-прежнему позади меня, хотя и
довольно далеко. Столь продолжительное совпадение пути не может быть
случайным. Пока я соображаю, как избавиться от грузовичка, замечаю еще
один часто повторяющийся элемент пейзажа, на этот раз переднего. Это
темно-синий спортивный "меркурий", промелькнувший еще на Клиши.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38