Генерал!
Продолжайте наблюдение за интересующим нас «объектом».
Видимо, связь с людьми, проживающими ныне в Голливуде, он будет осуществлять через третьи страны.
В силу известных Вам причин, вызванных достаточно жесткой политикой против генералиссимуса Франко, навязанной ООН русскими, мы лишены возможности поддерживать контакт с секретной службой в Мадриде.
Именно поэтому я рассчитываю на Ваше сотрудничество с коллегами в Испании и, особенно, с резидентурой г-на Росарио в Буэнос-Айресе.
«Объект» представляет стратегический интерес, и его нейтрализация в настоящее время нецелесообразна. Он должен быть схвачен с поличным, улики против него обязаны быть такими, чтобы факт его шпионской деятельности на южноамериканском континенте ни у кого не вызвал ни малейшего сомнения.
Просил бы также выяснить, используя Ваши испанские возможности: что за строительство разворачивается аргентинским правительством в районе Барилоче?
Дружески,
Макайр.
Вашингтон, Лэнгли.

6
Г-ну Р. Макайру,
Лэнгли, Вашингтон.
Дорогой друг!
Я отдал соответствующие распоряжения в связи с интересующим вас «объектом».
Полагаю, что ряд оперативных шагов, которые подтолкнут «Брунна» к действию, поможет всему мероприятию. Если Вас заинтересуют подробности, готов ознакомить с тем планом, который разработан моими сотрудниками.
Что же касается строительства, разворачиваемого аргентинским правительством в Барилоче, то это, как мне сообщили испанские коллеги, филиал астрофизического комплекса, существовавшего ранее как в Мар дель Плато, так и в Кордове.
По сведениям, которыми располагают испанские коллеги, Перон намерен развернуть в Барилоче один из центров по теоретическим исследованиям, связанным с развитием энергетики.
Искренне Ваш
Верен.
Мюнхен.

7
М-ру Р. Макайру,
Центральная разведывательная группа.
Строго секретно!
Уважаемый мистер Макайр!
Директор ФБР Э. Гувер поручил мне ознакомить Вас с работой, которая была проведена по интересующим Вас «объектам» – м-ру Спарку и м-ру Джеку Эру.
С санкции Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности мы вызвали м-ра Спарка, задав ему вопросы о его связях с агентами Коминтерна м-ром Брехтом, м-ром Эйслером, а также кинодраматургом м-ром Лоусоном, который ожидает вызова для публичного допроса в Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности.
М-р Спарк был растерян, утверждал, что он знает м-ра Брехта шапочно, как и м-ра Эйслера. О м-ре Лоусоне он сказал: но ведь он американец, его фильмы знает вся страна, самый известный сценарист!
На вопрос, не известно ли ему, является ли м-р Лоусон членом коммунистической партии США, м-р Спарк ответил в том смысле, что он никогда не обсуждал этот вопрос с м-ром Лоусоном.
Как и было обусловлено, ему не были заданы вопросы ни о м-ре Роумэне, ни об интересующем ЦРГ м-ре «Брунне».
После собеседования, которое продолжалось сорок минут, в поведении м-ра Спарка стала заметна еще большая подозрительность, он постоянно проверяется, избегает разговоров с коллегами, резко сократил число лиц, с которыми ранее часто обменивался телефонными звонками.
Более того, он посетил директора кардиологической клиники д-ра Рабиновича, с которым был знаком еще с времен учебы в колледже; тот вызвал для консультации психиатра.
Настроение, в котором пребывает ныне м-р Спарк, весьма угнетенное.
В отличие от него, м-р Роумэн после разрыва с миссис Роумэн спивается. Этот тягостный процесс проходит на глазах службы наблюдения. Если не принять каких-то мер, исход может быть трагичным.
Представляется странным его тяготение к режиссеру Гриссару, подозреваемому в связях с синдикатом.
Наблюдение – и в этом смысле – продолжается постоянно.
Что касается м-ра Джека Эра, то он, уволившись из ФБР, открыл в Нью-Йорке частное детективное бюро (адрес и телефон известны Вашему нью-йоркскому филиалу). Он успешно провел два дела, связанных с похищением автомобилей; в настоящее время его бизнес успешно развивается, поскольку он открыл консультационный пункт «Что должен знать американец, когда на него нападают».
В основном он дает консультации одиноким женщинам, предлагая им усвоить азы личной безопасности: ходить только по освещенным улицам, пользоваться «главным оружием самозащиты», то есть голосом, рекомендует постоянно носить с собой зонтик, который может быть употреблен как колющий предмет – в случае насилия; заявляет, что сорок процентов грабежей происходят потому, что хозяева забывают запереть двери и окна, тридцать процентов угонов автомобилей связаны с тем, что не подстрахованы ветровики, через которые похитители открывают двери, и т. д. То, что нам кажется азбукой, вызывает повышенный интерес его клиентов, поэтому престиж его конторы заметно растет.
До сих пор м-р Эр не входил в контакт ни с м-ром Роумэном, ни с интересующим ЦРГ м-ром «Брунном».
Однако мы не можем с полной определенностью утверждать, что между ними нет связи, поскольку постоянное наблюдение за м-ром Эром не ставилось; мы проверяем его периодически, как нашего бывшего сотрудника.
Примите, мистер Макайр, мои заверения в совершенном почтении.
Заместитель директора ФБР
Честер Стролли.

8
Г-ну Ч. Стролли,
Федеральное бюро расследований.
Уважаемый мистер Стролли!
Несмотря на то, что данные наблюдения и телефонного прослушивания по Роумэну и Спарку не дали каких-либо материалов, связанных с нашим оперативным интересом, Ваши сотрудники обратились ко мне с вопросом, стоит ли продолжать исследование указанных выше людей.
Хотя Ваши сотрудники и считают, что м-р Спарк близок к психическому расстройству, а м-р Роумэн, по их словам, превращается в алкоголика и, таким образом, деградирует как социально действующая личность, я, тем не менее, просил бы Вас санкционировать тотальное наблюдение за всеми их контактами еще на месяц, с тем чтобы потом, встретившись, мы могли провести совещание, на котором бы приняли решение о том, как организовать развитие ситуации в будущем.
Был бы признателен, если бы Вы смогли поставить наблюдение за м-ром Д. Эром хотя бы в течение двух-трех недель.
Примите, мистер Стролли, мои заверения в совершенном почтении,
искренне Ваш
Макайр.
Вашингтон.

9
Сеньору Блюму,
Вилла Хенераль Бельграно,
Аргентина.
Спецшифром, в одном экземпляре,
через службу аэроклуба в Кордове.
Прошу оказать содействие в подборе материалов на некоего «Макса Брунна». Запрос носит личный характер и не подлежит учету.
Бонифасио.

Штирлиц (Аргентина, сорок седьмой)
– Слушай, Ганс, – сказал Штирлиц, – я сегодня получил телеграмму. Из Штатов. На, прочти, если поймешь...
Ганс быстро пробежал текст, написано было на жаргоне: «Дело взято в работу, ваша часть отныне принадлежит вам безраздельно, присылайте проработку проекта, первую группу, возможно, пришлю через двадцать дней, за маршрут к океану на рыбалку берите наличными, половину перечислите на мой счет в Штаты. Краймер».
Что же ты не просишь помочь с переводом, мальчик, подумал Штирлиц; «я говорю по-английски с грехом пополам, едва волоку», а тут сленг, поймет только тот, кто знает язык отменно; господи, как плохо быть молодым, неужели мужчина делается умным только к старости, глаз видит, да зуб неймет; по-русски говорят «око»; страшно, начинаю терять родной язык, проклятый аккуратизм немецкой «безвыкости», демократизм английского, а тут многосмыслие, как же оно в нас сильно; «глаз», «око», «очи», «зыркалки», «гляделки», «шары»... Вернется ли то время, когда я смогу засесть за Владимира Даля и работать с его четырьмя томами месяц, не отрываясь, – Библия России, ее истинный смысл в океане византийских многосмысленностей...
– О чем это? – спросил Ганс, возвращая телеграмму. – Написано на сленге, я не понял.
– Бери лыжи, пройдем новые маршруты, там объясню.
– Ты с ума сошел! Будет пурга! Фуникулер вот-вот выключат.
– Значит, не бери лыж, сиди тут и пей кофе, я пойду один, мне надо посмотреть трассы и помозговать, можно ли их использовать, когда идет снег, некоторые маршруты особенно хороши во время снегопада, знаешь, сколько психов на свете?! Одному подавай солнце, другой мечтает спуститься через пургу, он себя человеком начинает ощущать – его после этого на бабу тянет – и деньги за такой спуск платит громадные.
– Ну, хорошо, хорошо, пойдем! Отчего ты такой колючий, ума не приложу? Как что, так сразу режешь бритвой по живому.
– Как ты сказал? – спросил Штирлиц. – Режешь бритвой по живому? Занимался биологией? Мучил лягушек?
– Не цепляйся к слову... Я никогда не резал лягушек, я их в руки боюсь взять, от них появляются бородавки... Просто много читаю, в отличие от тебя, это литературная фраза...
Да уж, подумал Штирлиц, литературная. Так писал Эуген Пиппс, классик третьего рейха... Сочиняя про древнегерманских рыцарей, заодно разоблачал интеллигентишек, которые забыли о своем арийском первородстве, «резали по живому великую историю нации»...
В люльке подвесной дороги здорово болтало, ветер крепчал, над вершинами деревьев посвистывало – к пурге; все, как надо, только б он не соскочил на второй очереди; вполне может; вертит головой, смотрит, нет ли в небе просвета, парень осмотрительный; но и крючок я ему запустил надежный, он хорошо понимает, когда дело пахнет серьезными деньгами; чего он больше всего хочет – так это разбогатеть, что ж, побеседуем... И построить мне надо наш диалог, следуя рекомендации Августа: «достаточно скоро делается лишь то, что делается хорошо»; между прочим, входит в противоречие с нашим «поспешишь – людей насмешишь» и с немецким «поспешай с промедлением»; впрочем, Суворов исходил не из традиционных пословиц, но именно из знания латыни, чтил Августа, оттого и побеждал.
Когда проезжали вторую очередь, Эронимо, служащий канатной дороги, крикнул:
– Максимо, я выключаю штуку, очень дует, к пурге, зарядит на пару дней! Спустишься на лыжах или вернешься на подвесной?
– Подожди! – сказал Ганс. – В такой тьме мы потеряем трассу, спустимся на креслах!
– Выключай мотор! – прокричал Штирлиц. – Выключай через десять минут! Я хочу посмотреть Ганса в деле! Обязательно выключай!
Ганс резко обернулся в кресле, – он сидел перед Штирлицем метрах в двадцати:
– Ты сошел с ума!? Эй, Эронимо! Эронимо-о-о-о!
– Горло надорвешь, – сказал Штирлиц. – Все равно он тебя не услышит.
– Я не стану спускаться через пургу! Я вернусь вниз в кресле, ну тебя к черту, Макс!
– Как знаешь, – ответил тот, подумав: не спустишься ты в кресле, через десять минут Эронимо обесточит дорогу, виси над пропастью, замерзай, станешь сосулькой, снимут через два дня, будешь звенеть – кусок льда – и каплю на носу не скроешь, повиснет; впрочем, я сейчас оказался в проигрышной позиции, на вершине он может почувствовать неладное, соскочит с кресла и, не дожидаясь меня, прыгнет в то, что спускается вниз; он погибнет, ясное дело, но это будет улика против меня, – я видел, что он в кресле, я был обязан предупредить Эронимо, тот живет в хижине рядом со станцией, включить ее – минутное дело, и мерзавец вернется в долину; плохо, если будет так, парень он цепкий, шарики крутятся, сечет быстро.
– Эй, Ганс, – крикнул Штирлиц, – у тебя нож есть?
– Есть. А что?
– Если пурга будет набирать, надо взломать ящик, где кнопка автоматического включения дороги, спустимся на канатке.
– Какой к черту ящик?!
– Ты что, не помнишь?! Под сосной, когда выходишь на трассу!
Вспоминай, капля, я ж дал тебе шанс, ты сейчас мучительно думаешь, под какой сосной этот ящик, подумал Штирлиц, нет ящика и не было, есть прием, как переключать внимание противника, вполне действен.
Он вспомнил лицо Ганса Христиановича Артузова; первый начальник советской контрразведки, швейцарец по национальности, сбитый крепыш, любимец Дзержинского;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91