В то утро Микали проснулся поздно и на свою обычную пробежку в Гайд-парке отправился уже после одиннадцати. Сильный дождь не мешал ему. Он любил дождь. В такую погоду он чувствовал себя уютно и надежно, словно мир вокруг него сужался до размеров материнской утробы.
Наконец он вернулся в свою квартиру на Аппер Гросвенор-стрит. Когда он открыл дверь, в ноздри ему ударил аромат только что помолотого кофе. Сперва он решил, что девушка, с которой он провел ночь, до сих пор не убралась восвояси, но через миг в дверях кухни возникла фигура Жан-Поля Девиля.
– А, вот и вы. Я воспользовался отмычкой. Надеюсь, не возражаете.
Микали взял из ванной полотенце и отер пот с лица.
– Когда вы прилетели?
– Утренним самолетом. Решил, что нам не мешает поговорить.
Адвокат вернулся к кофе.
– Я сработал не слишком гладко, – заметил Микали.
– Вы стреляли ему в голову в упор. Чего еще можно пожелать? Наша цель достигнута. Дерзкое покушение на убийство в самом центре Лондона. Заголовки крупным шрифтом во всех газетах мира и великолепная реклама для дела освобождения Палестины. Ребята из „Черного сентября" в восторге. Прошлым вечером меня навестил их парижский представитель. Как я понимаю, у вас на сей раз возникли небольшие трудности. Вы обеспокоены?
– Когда я служил в Алжире, то узнал одну арабскую поговорку: „Все случится так, как захочет Аллах". Каким бы тщательно выверенным ни был план, в один прекрасный момент кто-нибудь обязательно окажется там, где его никто не ожидал. Самое надежное оружие даст осечку. Что-то вроде этого когда-нибудь станет причиной моего конца, и вашего тоже. Причем в самый неожиданный момент.
– Вполне возможно, – согласился Девиль. – Что-то вроде девочки на велосипеде в тоннеле?
– Печальный факт. Я пытался увернуться от нее, но там слишком узко. В лондонских газетах авария упоминается, но очень бегло, и я не понимаю, почему никто не связывает ее с покушением на Кохена.
– Да, я тоже задался этим вопросом и поручил моим людям в Лондоне выяснить, в чем дело. Похоже, ситуация такова: родители девочки развелись несколько лет тому назад. Отец – полковник десантных войск по имени Морган – Аза Морган. Сейчас он служит в Ирландии. Служба КГБ нашего лондонского посольства по моей просьбе любезно проверила, что у них есть на него в компьютере. Послужной список Моргана впечатляет. Он специалист по диверсионной деятельности, городскому партизанскому движению и методам усиленного допроса. В Корее попал в плен к китайцам. Не удивительно, что военные предпочитают не распространять информацию о таком человеке. Оттого и молчание в прессе.
– О Критянине они тоже помалкивают. – Микали бросил заварку в чайник.
– Что вы хотите сказать? Вас беспокоит, что лавры достанутся кому-то другому?
– Идите к черту, – рассмеялся Микали.
– Обязательно пойду, и довольно скоро. – Девиль уселся у окна с чашкой кофе. – Для революционеров всего мира, от бойцов „Красных бригад" до ИРА, „Критский любовник" – живая легенда. Но не стройте иллюзий. Все западные разведки ведут досье, в которых зафиксированы ваши операции в мельчайших подробностях. Они надеются, что чем меньше о вас станет известно широкой публике, тем больше у них шансов вас поймать. Кроме того, победитель всегда привлекает симпатии. Вы можете стать популярным, что их вовсе не устраивает.
– Логично.
Девиль достал из кармана сложенный листок и бросил его на стол.
– Я снова поменял номер вашего почтового ящика для экстренных сообщений, причем не только в Лондоне, но и в Манчестере и Эдинбурге. Запомните и сожгите.
– Хорошо. – Микали налил себе чаю.
– Вы довольны своей игрой вчера?
– Более или менее. Мне не очень нравится акустика в Алберт-Холл, но публика реагировала прекрасно.
– А теперь – каникулы. Каковы ваши планы? Поедете на Гидру?
– Сперва проведу несколько дней в Кембридже.
– Доктор Кэтрин Рили? – спросил Девиль. – Похоже, это входит в привычку. У вас серьезные намерения?
– Мне с ней легко, – ответил Микали. – Только и всего. Но согласитесь, в нашем поганом мире человек, с которым легко, – большая редкость.
Он расстегнул молнию на кармане спортивного костюма и выложил на стол маленький, довольно уродливый на вид пистолет дюймов шести в длину с необычной формы стволом.
– Что это? – Девиль взял пистолет.
– „Ческа". Сделан в Чехословакии. А разработали модель немцы, когда во время войны оружейный завод попал в их руки. К нему прилагается очень эффективный глушитель.
– Хорошая штука?
– Был на вооружении разведки СС.
Девиль осторожно положил пистолет на место.
– Вы всегда вооружены, даже на пробежке в парке?
Микали налил себе еще чашку чаю, на английский манер добавив туда сахар и молоко.
– Скажите, у вас по-прежнему при себе капсула с цианистым калием?
– Разумеется.
– Такова обязательная практика в ГРУ, верно?
– Да.
– А почему вы мне ни разу ее не предложили?
Девиль передернул плечами.
– Потому что не способен представить себе ситуацию, в которой вы можете прибегнуть к яду.
– Совершенно верно, – улыбнулся Микали и опустил ладонь на „ческу". – Когда случится та самая неожиданность и за мной придут, эта игрушка будет у меня под рукой. Даже в „Зеленой комнате" Алберт-Холла.
– Понимаю, – кивнул Девиль. – Вы умрете с оружием в руке. По-солдатски, лицом к лицу с врагом. – Он вздохнул и продолжил с выражением искренней привязанности. – Мой дорогой Джон, в глубине души вы просто романтический дурачок. Кем вы кажетесь самому себе? Последним из самураев?
Микали вышел на балкон. Солнце сияло. Он поглядел на простиравшийся у его ног парк. День обещал быть теплым.
– Оскар Уайлд как-то сказал, что жизнь – это дурные четверти часа, которые состоят из восхитительных мгновений, – произнес он, повернувшись к собеседнику.
– Что возвращает нас в Кембридж к доктору Кэтрин Рили, – заметил Девиль.
Микали улыбнулся.
– Абсолютно верно – одному из самых восхитительных мгновений, о которых говорил писатель.
4
К вечеру Морган добрался до Лидса. Из города он выехал по магистрали А-65, направляясь в Йоркшир-Дейлс через Отли, Илкли и Скиптон. Вокруг тянулся мрачный пейзаж – посреди бескрайних и пустынных болот то тут, то там возвышались отдельные невысокие горы.
Деревушка Малхэм расположена в самой середине неприветливых йоркширских известняков. Морган достиг ее с наступлением сумерек, проехал еще с милю и наконец свернул в ворота, ведущие к маленькому коттеджу из серого камня, стоящему посреди небольшого сада.
Формально коттедж являлся частью отошедшего к Хелен после развода имущества, но Морган нашел ключ на обычном месте, под камнем. Он открыл дверь, затем перенес в дом вещи из машины.
В комнатах стоял сыроватый нежилой запах, но в камине лежали дрова. Он поднес к ним спичку и поднялся наверх, где находились две спальни и ванная.
Он обнаружил желаемое в одном из шкафов. Свое альпинистское снаряжение. Ботинки, вельветовые брюки и толстые шерстяные свитера. Все это, а также спальный мешок, он снес вниз и расположил перед камином. Затем достал из саквояжа бутылку виски, залез в спальник и улегся у огня.
Морган подкладывал в камин дрова и пил виски, – много виски – потому что не хотел думать о ней. Во всяком случае не сейчас. Позже. Через некоторое время он заснул.
Милях в двух от Малхэма берет начало тропинка, ведущая к утесам Кордельского Разлома. В последний раз Аза Морган приходил сюда вместе с дочерью в канун ее двенадцатилетия. И вот нынешним утром, размеренно шагая под проливным дождем по раскисшей земле, он снова слышал ее взволнованный голосок, как тогда, когда они завернули за скалу и перед их глазами предстал Разлом с водопадом посередине, особенно мощным из-за прошедших накануне дождей.
Далее путь проходил по каменистой тропе, слева от которой находился крутой обрыв. Морган подтолкнул дочь вперед, а сам двинулся вплотную к ней, на всякий случай. Затем они долго карабкались по осыпи рядом с верхней частью водопада и брели по тропинке вдоль ущелья.
Милю за милей он пробирался сквозь дождь и густой туман, полностью уйдя мыслями в прошлое. Порой ему начинало казаться, что она здесь, и то убегает вперед в туман, то неожиданно появляется и, запыхавшись, рассказывает о своих находках.
А потом к нему самому словно вернулись его четырнадцать лет, и он живо припомнил первые недели после окончания школы: подъем в пять утра и долгая дорога через горы с приготовленными мамой бутербродами с сыром и фляжкой холодного чая.
Шесть трудных миль приходилось ему отмерять каждое утро, чтобы добраться до шахты, которая убила отца.
Он никогда не забудет самый первый день и подступившую к горлу тошноту, когда подъемник, раскачиваясь, устремился на семисотметровую глубину, в кошмарный мир тесноты, отчаяния и изнурительного труда.
И еще шесть миль обратного пути после первой рабочей смены. Он так устал, что сомневался, доберется ли до дома. Позже, сидя перед огнем в старом цинковом корыте, когда мать соскабливала с его тела толстый слой пыли, он понял с абсолютной точностью, что в жизни должно быть нечто лучшее, ибо он чувствовал в себе рвущуюся наружу некую таинственную силу.
Так оно и вышло, потому что как некоторые рождаются, чтобы стать артистами, великими хирургами или музыкантами, Аза Морган родился солдатом, природным лидером. Для него зов армейской жизни звучал столь же неодолимо, как для других – зов церкви. Именно поэтому, как ни парадоксально, его спасла война: благодаря ей он навсегда покинул Ронду и связал свою жизнь с армией.
Тропа, описав полукруг, возвращалась назад, к Малхэму, и именно на обратном пути, когда Морган начал спуск в так называемую Сухую долину, это произошло. Он приблизился к наклонному камню, под которым они позавтракали тогда, укрывшись от дождя.
Долго сдерживаемая агония наконец-то прорвалась.
– Нет! – вскричал Аза. – Нет! – И, словно за ним гнались все силы ада, бросился бегом в долину, спотыкаясь и скользя по предательски размякшей земле.
Пришел в себя он на мощенной известняком дороге, что вела к краю огромного, почти стометрового обрыва. Ветер унес туман прочь, и под ногами Моргана простирался весь Дейл.
Ярость, подобной которой он не испытывал никогда прежде, поднялась в нем, как раскаленная лава.
– Я иду, негодяй! – закричал Морган. – Я иду!
И во весь дух помчался вниз по дороге.
В полдень следующего дня он уже стучал в дверь квартиры на Кавендиш-сквер. Непалец Ким в аккуратном белом пиджаке с начищенными медными пуговицами открыл ему. Не говоря ни слова, Морган прошел мимо него. Фергюсон сидел за письменным столом в гостиной, нацепив на нос очки с толстыми стеклами и с головой уйдя в груду бумаг.
– Однако ты нехороший мальчик. – Бригадир поднял голову и отодвинул бумаги. – Не скажу, чтобы бедного Стюарта приняли у нас с распростертыми объятиями. Возможно, из-за тебя его производство задержится еще на пару лет.
– Я хочу добраться до него, Чарльз, – сказал Морган. – Я сделаю все, что ты скажешь. Играй в свои игры сколько угодно, но ты должен дать мне шанс.
Фергюсон встал и подошел к окну.
– Как говорил Бэкон, месть – это правосудие без закона. Нехорошо. Совсем нехорошо. Слишком много эмоций. А эмоции ведут к ошибкам. К тому же тебе уже не двадцать пять. – Он решительно покачал головой. – Нет. Догуливай отпуск и возвращайся в Белфаст.
– Тогда я подам в отставку.
– Ничего не выйдет. Не тот случай. Не забывай о своей категории секретности. С тобой особая история. Ты останешься с нами навсегда. Как в военное время.
– Ну, ладно. – Морган развел руками. – Ты сказал, что у меня есть месяц. Что ж, месяц так месяц.
Он повернулся и вышел прежде, чем Фергюсон успел что-нибудь ответить.
Теперь Морган успокоился и полностью контролировал свои поступки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33