Эва жила с матерью-вдовой, Тадеуш, как всякий архитектор, работал дома, поженись они, пришлось бы поселиться в одной квартире, а не в двух, то есть вместе с малюй и двумя чертёжными досками формата А-О. Выдержать такое трудно, потому и не зарегистрировались, ну а спустя годы регистрация нужна им была как рыбке зонтик.
Поездку на море из Войтека я выбила, и мы отправились в путь в прекрасный день кануна весны. Эва везла зажаренного цыплёнка для брата, я поллитра яжембяка для Влодека и Боженки. В Млаве мы пообедали и отправились было дальше, но увидели указатель на Варшаву и сообразили, что едем обратно, развернулись и направились к морю.
«Шкода-1000 ВМ» — машина неудачная. О ней говорят — малостабильна, и справедливость такого мнения я оценила сразу. Дабы избежать недоразумений, сразу сообщаю: у меня пятнадцатилетний стаж вождения машины и не поддающееся учёту количество километров — когда наездила около полумиллиона, перестала считать. Каждый нормальный водитель чувствует машину в локтях, рёбрах, щиколотках, в подошвах — везде, одним словом. Если не чувствует, лучше не ехать. Так вот, «шкоды» не чувствуешь, о чем тогда я ещё не знала.
Дорога знакомая. Перед Пасленком у меня мелькнуло — надо бы сбросить скорость, предстоит зловредный поворот, осторожность не помешает. Погода прекрасная, шоссе сухое, ехала девяносто в час. Поворот близко, снова мысль — надо медленней, и таки продолжала ехать все с той же скоростью. Эва держала на коленях портативный приёмник «Крокус». Поворот совсем близко, опять проскользнуло — пора замедлять, навстречу мотоцикл, вместе с ним не впишусь в проклятый поворот наверняка…
Необходимость сбавить скорость укоренилась во мне накрепко, но нас вело предназначение. Нога приросла к педали, щиколотка одеревенела. Срезать поворот нельзя — мотоцикл тоже как раз поворачивал. Я пошла большой дугой, нас выбросило на обочину — бугристую, ещё покрытую льдом, правые колёса швырнули машину влево, я крутанула руль вправо…
Веди я другую машину, ничего не случилось бы, я уже почти вышла из виража. Случись такое позже, когда наездила опыт, спокойно отправилась бы дальше. Но вместе взятые моя неопытность и неустойчивость треклятой «шкоды» привели к плачевному результату: я получила по башке лампочкой и сдрейфила, не выполнила пустяка — малюсенького поворота рулём влево. Упёрлась во что удалось — спиной в сиденье, ногой в педаль газа.
— Эвуня, дорогая, летим, — оповестила я безнадёжно.
Эвуня подняла голову от приёмника и увидела перед собой небесные просторы. Мы действительно полетели. На полной скорости красивой дугой перелетели с шоссе в кювет, внизу машину задержал бетонный столбик, уже кем-то до нас свёрнутый набок. На этом столбике пришлось пережить тяжёлую минуту — зад машины взлетел, а ведь у «шкоды» жесть мягкая. Господи, опрокидываемся!.. Судорогой сдавило горло… но машина встала на место, и мы застыли; прежде всего, как любой водитель, я обратилась к Эве:
— Эвуня, дорогая, жива?!..
— Черт возьми это радио, — рассвирепела Эва. — Играет и играет!
И в самом деле приёмник продолжал работать. Я попыталась прийти в себя и осмыслить ситуацию, во всяком случае, осмотреть машину. Внутри особых повреждений не наблюдалось, только коленом выломала рычаг ручного тормоза, и все. Вылезла в шпильках прямо в тёкший под нами ручеёк и вязкую предвесеннюю слякоть, хотя сзади лежали резиновые сапоги. Машину перекорёжило впереди слева: согнулось крыло и упёрлось в покрышку, разбились фары и подфарники, капот, бампер, решётка радиатора… Мотор и прочее большого урона не понесли: багажник был спереди, а все важные потроха сзади. Меня сразу же осенило — выволочь все это на шоссе.
Откуда-то с поля прилетел мужик, он-де специально лошадей держит на такие случаи.
— Ох, пани! — повествовал он снисходительно. — Всякий год кучами тут валяются такие. И все из Варшавы!
Я восприняла его сетования с ожесточением на себя — ведь знаю же этот каверзный поворот, десятки раз проезжала на мотоцикле, яснее ясного — сбросить скорость, так нет же, ленивая скотина, не сбросила! Может, и предназначение, да только и с предназначением надо уметь повоевать!
Лошадьми не воспользовалась, на шоссе остановился грузовик и ещё две или три машины. Две кретинки в кювете — редкостная утеха! Несколько мужиков поднавалились и выволокли нас наверх. Двигатель работал, мешал сломанный тормозной рычаг и крыло, врезавшееся в покрышку.
Через пять минут объявились милиция, представитель Госстраха и множество болельщиков. В эту пору года я оказалась единственной сенсацией. Войтеково регистрационное свидетельство оказалось бесценным — прокурорская машина, формальности мгновенно закончились, даже крыло отогнули, дабы колесо вращалось, на буксире отправились мы в Пасленк. В обстановке полной почтительности завершила я все дела, Эва ждала в машине, элегантно причёсанная, умело подкрашенная, цветущая — бутон розы, а не женщина!
— Не желаю выглядеть жертвой аварии, — решительно заявила она. — И так чувствовала себя обезьяной в клетке, весь город сбежался поглазеть.
Мы сняли самый маленький номер в гостинице, на восемь человек, я заплатила за весь, позвонила Войтеку и сразу же вспомнила Ирэниного мужа: насчёт состояния человеческого фактора Войтек не осведомился, справлялся исключительно про машину. На следующий день велел его ждать.
В номере на восемь человек мы с Эвой сожрали цыплёнка для брата в армии и вылакали бутылку яжембяка для Влодека и Боженки. Брату написали искупительное письмо, которое он якобы хранит до сих пор и перечитывает, когда взгрустнётся. Эву от яжембяка одолела икота, не желавшая отвязаться. Выяснился и ещё один понесённый нами ущерб, у неё лопнула сзади по шву юбка, которую мы, за неимением других, зашили белой ниткой.
На следующий день рычаг установили, разогнули крыло; меня привязали к воротам овина и велели исполнять приказ: «Пани, задний ход!» Приехал Войтек, злой, надутый, оскорблённый в лучших чувствах, порицающий, вёл себя омерзительно, машину повёз в авторемонтную мастерскую в Эльблонг, а мы с Эвой отправились в дальнейший путь автобусом. Добрались мы только до Сопота, остановились в «Гранде» и пошли на ужин, я с больным коленом, разбитым об рычаг, Эва в юбке с белой ниткой на заду, заказали суперизысканное блюдо — сосиски в томатном соусе. А позже таки у Эвы оказалась трещина в ребре, к счастью, одна и продольная, и все из-за приёмника, который держала на коленях.
Отработала я эту аварию добросовестно и эффективно и решила — все, хватит. И в самом деле, с тех пор наши машины попадали в аварии исключительно в моё отсутствие.
Конфликты на почве пользования средствами передвижения росли у нас как-то неопределённо, графически выглядели бы как сплошные зубцы вверх и вниз. Однажды вечером решила я съездить в город, захватив Ежи, чтобы он забежал к отцу за алиментами, затем решила смотаться по своим делам, возможно, ребёнок тоже собирался куда-то. Войтек оставался дома.
— Где регистрационное свидетельство? — осведомилась я вполне спокойно.
— На буфете.
Я взяла свидетельство, снова вошла в комнату:
— Дай ключи от машины.
Войтек лежал на тахте. Машинально полез было в карман, остановился:
— А где твои ключи?
— Не знаю, — с нетерпением ответила я. — Не нашла с тех пор, как запустила ими в тебя на кухне.
— Ну так найди.
— Спешу. Возьму твои.
— Не дам.
Я взвилась с маху, куда-то очень спешила. Швырнула в него свидетельство и молча пошла из дому, забрав ребёнка.
Войтек вышел на балкон.
— Держи! — крикнул он, бросив оба предмета — свидетельство и ключи; упали прямо около нас.
— Не поднимай! — рявкнула я на Ежи.
Ежи уже наклонился и поднял.
— Мать, ты что?..
— Говорю, не смей поднимать! — прошипела я не хуже разъярённой змеи.
— Так что же мне делать?
— Брось!
Я обошла машину и пешком направилась к Бельведерской. Перепуганный Ежи спешил за мной, все ещё держа в руках камень преткновения. За Кондукторской во мне расцвела решительная мысль.
— Дай это сюда!
Забрала у ребёнка свидетельство и ключи и спрятала в сумочку. В город поехала на такси, Ежи взял алименты, я подвезла его куда-то, сделала свои дела и вернулась домой. Наверх поднялась не сразу, спустилась в подвал и зарыла машинные принадлежности в угольной крошке за дверью. Между планками в двери рука проходила свободно. Только после этого пошла домой.
Войтек попытался разрядить ситуацию неубедительно, без всякой энергии, а посему результатов не достиг. Поздно вечером потребовал вернуть свои вещи, с утра собирался ехать на работу. Пока он сидел в ванной, я отыскала под кухонным буфетом свои ключи и закопала их в горшке с фикусом.
— У меня их нет, — ответила я холодно.
— Как это нет? Ведь Ежи все подобрал. Что ты опять натворила?
— Бросила в сток на улице.
— Ты в своём уме?!
— В своём. Выбросила. Коли не имею права пользоваться машиной, на черта мне сдались ключи.
— Ты совсем одурела? Ключи и свидетельство вместе?!..
Я пожала плечами. Войтек прямо-таки обезумел, вытащил Ежи из комнаты и потребовал начать поиски. Мой сын опешил.
— Мать, что мне делать?..
— Да ничего, ребёнок, поищи, почему не поискать?
Ребёнок усёк ситуацию и принял мою сторону, а может, ему просто понравилось развлечение. Обыскали всю улицу, у Войтека слов не хватало, а я сияла от величайшего удовольствия.
Ночью я не выдержала — Войтек непрерывно бегал на балкон, скрипел полом, стучал дверью. Мне требовалось хоть немного поспать.
— Успокойся, — обронила я с презрительной снисходительностью. — Никто не украдёт твою машину, свидетельство и ключи в надёжном месте.
— Где?!
— А тебе-то что? Довольно и того, что я знаю где, перестань бегать как наскипидаренный. Дома их нет.
Утром поехал на работу автобусом. Я выдержала характер ещё дня два. и больше уже никогда он не осмеливался мне отказать, к тому же кредит за эту телегу выплачивала в основном я. В разной, правда, форме, порой швыряла Войтеку две тысячи злотых мелкими купюрами, но все-таки платила. Время от времени случались ситуации и наоборот.
Откуда-то со двора мы выезжали задним ходом, за рулём сидел Войтек, забыл следить, что делается впереди, и сорвал крышку от бака. Я промолчала.
— Ну скажи же что-нибудь! — потребовал он со злостью. — Почему молчишь?
— А что мне говорить? Придираться?
— Я бы придрался.
— Знаю. А я нет. Ты же ведёшь машину, глупо нервировать тебя за рулём. Починишь эту крышку, и ладно.
Случилось это на море, во Владиславове. Никто в бак нам не плевал, возвращаться мы собирались через Быдгощ, где был магазин с запчастями для «шкоды», открытый до трех. Накануне отъезда вечер мы провели у Влодека с Боженкой.
И здесь даже гипс не поможет, могу ошибаться на целый год. После того как с меня сняли эту мерзость, я разрабатывала руку в бешеном темпе — срочно собиралась делать флокировку для Юрека, дающую неплохой заработок. Сперва возбудила всеобщий интерес в больнице на Барской, где установила всеобщий рекорд по оздоровлению, потом мне велели для разработки руки раздавать карты и резать хлеб. Мы поехали во Владиславов, играли в бридж, я раздавала карты за всех, а хлеб — двухкилограммовые буханки — резала маленьким ножом, против чего восстали и дети и Войтек.
— Не станем жрать хлеб, политый твоими слезами! — орали они согласным хором.
— Вон! — шипела я сквозь стиснутые зубы. — Станете! Мне нужна рука.
И действительно, не могу вспомнить, когда это было: в том же году, когда Войтек сорвал крышку от бака, или в предыдущем. Во всяком случае, с крышкой рука у меня уже действовала.
И надо же, как раз в это время Влодек и Боженка въехали в сезон матримониальных конфликтов.
Вся история их брака весьма поучительна, только поэтому и опишу её, а вообще-то я очень их люблю и не имею ни малейшего желания подложить свинью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Поездку на море из Войтека я выбила, и мы отправились в путь в прекрасный день кануна весны. Эва везла зажаренного цыплёнка для брата, я поллитра яжембяка для Влодека и Боженки. В Млаве мы пообедали и отправились было дальше, но увидели указатель на Варшаву и сообразили, что едем обратно, развернулись и направились к морю.
«Шкода-1000 ВМ» — машина неудачная. О ней говорят — малостабильна, и справедливость такого мнения я оценила сразу. Дабы избежать недоразумений, сразу сообщаю: у меня пятнадцатилетний стаж вождения машины и не поддающееся учёту количество километров — когда наездила около полумиллиона, перестала считать. Каждый нормальный водитель чувствует машину в локтях, рёбрах, щиколотках, в подошвах — везде, одним словом. Если не чувствует, лучше не ехать. Так вот, «шкоды» не чувствуешь, о чем тогда я ещё не знала.
Дорога знакомая. Перед Пасленком у меня мелькнуло — надо бы сбросить скорость, предстоит зловредный поворот, осторожность не помешает. Погода прекрасная, шоссе сухое, ехала девяносто в час. Поворот близко, снова мысль — надо медленней, и таки продолжала ехать все с той же скоростью. Эва держала на коленях портативный приёмник «Крокус». Поворот совсем близко, опять проскользнуло — пора замедлять, навстречу мотоцикл, вместе с ним не впишусь в проклятый поворот наверняка…
Необходимость сбавить скорость укоренилась во мне накрепко, но нас вело предназначение. Нога приросла к педали, щиколотка одеревенела. Срезать поворот нельзя — мотоцикл тоже как раз поворачивал. Я пошла большой дугой, нас выбросило на обочину — бугристую, ещё покрытую льдом, правые колёса швырнули машину влево, я крутанула руль вправо…
Веди я другую машину, ничего не случилось бы, я уже почти вышла из виража. Случись такое позже, когда наездила опыт, спокойно отправилась бы дальше. Но вместе взятые моя неопытность и неустойчивость треклятой «шкоды» привели к плачевному результату: я получила по башке лампочкой и сдрейфила, не выполнила пустяка — малюсенького поворота рулём влево. Упёрлась во что удалось — спиной в сиденье, ногой в педаль газа.
— Эвуня, дорогая, летим, — оповестила я безнадёжно.
Эвуня подняла голову от приёмника и увидела перед собой небесные просторы. Мы действительно полетели. На полной скорости красивой дугой перелетели с шоссе в кювет, внизу машину задержал бетонный столбик, уже кем-то до нас свёрнутый набок. На этом столбике пришлось пережить тяжёлую минуту — зад машины взлетел, а ведь у «шкоды» жесть мягкая. Господи, опрокидываемся!.. Судорогой сдавило горло… но машина встала на место, и мы застыли; прежде всего, как любой водитель, я обратилась к Эве:
— Эвуня, дорогая, жива?!..
— Черт возьми это радио, — рассвирепела Эва. — Играет и играет!
И в самом деле приёмник продолжал работать. Я попыталась прийти в себя и осмыслить ситуацию, во всяком случае, осмотреть машину. Внутри особых повреждений не наблюдалось, только коленом выломала рычаг ручного тормоза, и все. Вылезла в шпильках прямо в тёкший под нами ручеёк и вязкую предвесеннюю слякоть, хотя сзади лежали резиновые сапоги. Машину перекорёжило впереди слева: согнулось крыло и упёрлось в покрышку, разбились фары и подфарники, капот, бампер, решётка радиатора… Мотор и прочее большого урона не понесли: багажник был спереди, а все важные потроха сзади. Меня сразу же осенило — выволочь все это на шоссе.
Откуда-то с поля прилетел мужик, он-де специально лошадей держит на такие случаи.
— Ох, пани! — повествовал он снисходительно. — Всякий год кучами тут валяются такие. И все из Варшавы!
Я восприняла его сетования с ожесточением на себя — ведь знаю же этот каверзный поворот, десятки раз проезжала на мотоцикле, яснее ясного — сбросить скорость, так нет же, ленивая скотина, не сбросила! Может, и предназначение, да только и с предназначением надо уметь повоевать!
Лошадьми не воспользовалась, на шоссе остановился грузовик и ещё две или три машины. Две кретинки в кювете — редкостная утеха! Несколько мужиков поднавалились и выволокли нас наверх. Двигатель работал, мешал сломанный тормозной рычаг и крыло, врезавшееся в покрышку.
Через пять минут объявились милиция, представитель Госстраха и множество болельщиков. В эту пору года я оказалась единственной сенсацией. Войтеково регистрационное свидетельство оказалось бесценным — прокурорская машина, формальности мгновенно закончились, даже крыло отогнули, дабы колесо вращалось, на буксире отправились мы в Пасленк. В обстановке полной почтительности завершила я все дела, Эва ждала в машине, элегантно причёсанная, умело подкрашенная, цветущая — бутон розы, а не женщина!
— Не желаю выглядеть жертвой аварии, — решительно заявила она. — И так чувствовала себя обезьяной в клетке, весь город сбежался поглазеть.
Мы сняли самый маленький номер в гостинице, на восемь человек, я заплатила за весь, позвонила Войтеку и сразу же вспомнила Ирэниного мужа: насчёт состояния человеческого фактора Войтек не осведомился, справлялся исключительно про машину. На следующий день велел его ждать.
В номере на восемь человек мы с Эвой сожрали цыплёнка для брата в армии и вылакали бутылку яжембяка для Влодека и Боженки. Брату написали искупительное письмо, которое он якобы хранит до сих пор и перечитывает, когда взгрустнётся. Эву от яжембяка одолела икота, не желавшая отвязаться. Выяснился и ещё один понесённый нами ущерб, у неё лопнула сзади по шву юбка, которую мы, за неимением других, зашили белой ниткой.
На следующий день рычаг установили, разогнули крыло; меня привязали к воротам овина и велели исполнять приказ: «Пани, задний ход!» Приехал Войтек, злой, надутый, оскорблённый в лучших чувствах, порицающий, вёл себя омерзительно, машину повёз в авторемонтную мастерскую в Эльблонг, а мы с Эвой отправились в дальнейший путь автобусом. Добрались мы только до Сопота, остановились в «Гранде» и пошли на ужин, я с больным коленом, разбитым об рычаг, Эва в юбке с белой ниткой на заду, заказали суперизысканное блюдо — сосиски в томатном соусе. А позже таки у Эвы оказалась трещина в ребре, к счастью, одна и продольная, и все из-за приёмника, который держала на коленях.
Отработала я эту аварию добросовестно и эффективно и решила — все, хватит. И в самом деле, с тех пор наши машины попадали в аварии исключительно в моё отсутствие.
Конфликты на почве пользования средствами передвижения росли у нас как-то неопределённо, графически выглядели бы как сплошные зубцы вверх и вниз. Однажды вечером решила я съездить в город, захватив Ежи, чтобы он забежал к отцу за алиментами, затем решила смотаться по своим делам, возможно, ребёнок тоже собирался куда-то. Войтек оставался дома.
— Где регистрационное свидетельство? — осведомилась я вполне спокойно.
— На буфете.
Я взяла свидетельство, снова вошла в комнату:
— Дай ключи от машины.
Войтек лежал на тахте. Машинально полез было в карман, остановился:
— А где твои ключи?
— Не знаю, — с нетерпением ответила я. — Не нашла с тех пор, как запустила ими в тебя на кухне.
— Ну так найди.
— Спешу. Возьму твои.
— Не дам.
Я взвилась с маху, куда-то очень спешила. Швырнула в него свидетельство и молча пошла из дому, забрав ребёнка.
Войтек вышел на балкон.
— Держи! — крикнул он, бросив оба предмета — свидетельство и ключи; упали прямо около нас.
— Не поднимай! — рявкнула я на Ежи.
Ежи уже наклонился и поднял.
— Мать, ты что?..
— Говорю, не смей поднимать! — прошипела я не хуже разъярённой змеи.
— Так что же мне делать?
— Брось!
Я обошла машину и пешком направилась к Бельведерской. Перепуганный Ежи спешил за мной, все ещё держа в руках камень преткновения. За Кондукторской во мне расцвела решительная мысль.
— Дай это сюда!
Забрала у ребёнка свидетельство и ключи и спрятала в сумочку. В город поехала на такси, Ежи взял алименты, я подвезла его куда-то, сделала свои дела и вернулась домой. Наверх поднялась не сразу, спустилась в подвал и зарыла машинные принадлежности в угольной крошке за дверью. Между планками в двери рука проходила свободно. Только после этого пошла домой.
Войтек попытался разрядить ситуацию неубедительно, без всякой энергии, а посему результатов не достиг. Поздно вечером потребовал вернуть свои вещи, с утра собирался ехать на работу. Пока он сидел в ванной, я отыскала под кухонным буфетом свои ключи и закопала их в горшке с фикусом.
— У меня их нет, — ответила я холодно.
— Как это нет? Ведь Ежи все подобрал. Что ты опять натворила?
— Бросила в сток на улице.
— Ты в своём уме?!
— В своём. Выбросила. Коли не имею права пользоваться машиной, на черта мне сдались ключи.
— Ты совсем одурела? Ключи и свидетельство вместе?!..
Я пожала плечами. Войтек прямо-таки обезумел, вытащил Ежи из комнаты и потребовал начать поиски. Мой сын опешил.
— Мать, что мне делать?..
— Да ничего, ребёнок, поищи, почему не поискать?
Ребёнок усёк ситуацию и принял мою сторону, а может, ему просто понравилось развлечение. Обыскали всю улицу, у Войтека слов не хватало, а я сияла от величайшего удовольствия.
Ночью я не выдержала — Войтек непрерывно бегал на балкон, скрипел полом, стучал дверью. Мне требовалось хоть немного поспать.
— Успокойся, — обронила я с презрительной снисходительностью. — Никто не украдёт твою машину, свидетельство и ключи в надёжном месте.
— Где?!
— А тебе-то что? Довольно и того, что я знаю где, перестань бегать как наскипидаренный. Дома их нет.
Утром поехал на работу автобусом. Я выдержала характер ещё дня два. и больше уже никогда он не осмеливался мне отказать, к тому же кредит за эту телегу выплачивала в основном я. В разной, правда, форме, порой швыряла Войтеку две тысячи злотых мелкими купюрами, но все-таки платила. Время от времени случались ситуации и наоборот.
Откуда-то со двора мы выезжали задним ходом, за рулём сидел Войтек, забыл следить, что делается впереди, и сорвал крышку от бака. Я промолчала.
— Ну скажи же что-нибудь! — потребовал он со злостью. — Почему молчишь?
— А что мне говорить? Придираться?
— Я бы придрался.
— Знаю. А я нет. Ты же ведёшь машину, глупо нервировать тебя за рулём. Починишь эту крышку, и ладно.
Случилось это на море, во Владиславове. Никто в бак нам не плевал, возвращаться мы собирались через Быдгощ, где был магазин с запчастями для «шкоды», открытый до трех. Накануне отъезда вечер мы провели у Влодека с Боженкой.
И здесь даже гипс не поможет, могу ошибаться на целый год. После того как с меня сняли эту мерзость, я разрабатывала руку в бешеном темпе — срочно собиралась делать флокировку для Юрека, дающую неплохой заработок. Сперва возбудила всеобщий интерес в больнице на Барской, где установила всеобщий рекорд по оздоровлению, потом мне велели для разработки руки раздавать карты и резать хлеб. Мы поехали во Владиславов, играли в бридж, я раздавала карты за всех, а хлеб — двухкилограммовые буханки — резала маленьким ножом, против чего восстали и дети и Войтек.
— Не станем жрать хлеб, политый твоими слезами! — орали они согласным хором.
— Вон! — шипела я сквозь стиснутые зубы. — Станете! Мне нужна рука.
И действительно, не могу вспомнить, когда это было: в том же году, когда Войтек сорвал крышку от бака, или в предыдущем. Во всяком случае, с крышкой рука у меня уже действовала.
И надо же, как раз в это время Влодек и Боженка въехали в сезон матримониальных конфликтов.
Вся история их брака весьма поучительна, только поэтому и опишу её, а вообще-то я очень их люблю и не имею ни малейшего желания подложить свинью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53