– Я не имею к этому никакого отношения, – сказала она серьезно, покачав головой. – Все было именно так, как я вам рассказываю. И не иначе.
– Мюриэль мертва, – сказал я. – Утонула в озере. Похоже, вас это мало волнует, а?
– Я эту женщину почти не знала, – ответила она, пожимая плечами. – Она жила очень замкнуто. И в конце концов...
– Вам известно, что она когда-то работала медсестрой у доктора Элмора?
Теперь вид у нее был совсем ошеломленный.
– Я никогда не ходила на прием к доктору Элмору. Пару раз была в гостях у Элморов, очень давно. Я... о чем вы, собственно, говорите?
– Мюриэль Чесс на самом деле звали Милдред Хэви-ленд, она была медсестрой доктора Элмора.
– Странное совпадение, – сказала она задумчиво. – Я вспоминаю, Билл встретил ее в Риверсайде. Не знаю, при каких обстоятельствах и откуда она взялась. У доктора Элмора, говорите? Но какое это имеет значение?
– Никакого, – сказал я. – Я думаю, это просто совпадение. Такие вещи случаются. Ну, теперь вы видите, что мне надо было с вами поговорить.
Мюриэль нашли в озере, вы уехали, и Мюриэль оказалась Милдред Хэвиленд, которая некогда была связана с доктором Элмором. Так же, как и Лэвери, хотя на иной лад. А Лэвери живет напротив доктора Элмора, через улицу. У вас не было впечатления, что Лэвери раньше знал Мюриэль?
Она задумалась, закусив верхнюю губу.
– Он видел ее, когда приезжал к нам на озеро, – сказала она наконец,но, судя по его виду, я бы не подумала, что он знал ее раньше.
– Он так и должен был себя вести, если учесть, что он был за человек.
– Я не думаю, чтобы Крис имел какое-то отношение к доктору Элмору,возразила она. – Вот жену доктора он знал, но с самим доктором вряд ли был знаком. Тем более, откуда ему было знать медсестру доктора?
– Ну, что ж, боюсь, что все эти сведения мало помогут мне, – сказал я. – Но вы хоть видите, что мне было необходимо поговорить с вами? Пожалуй, я теперь могу отдать вам деньги.
Я достал из кармана конверт, подошел к ней и положил ей на колени. Она не дотронулась до него. Я снова сел.
– Вы играете эту роль бесподобно, – улыбнулся я. – Такая выбитая из привычной колеи женщина с легким оттенком горечи и отрешенности. Как все-таки заблуждаются люди в оценке вашего характера! Они считают вас маленькой дурочкой, лишенной самообладания и способности трезво мыслить.
Однако они действительно заблуждаются...
Уставившись на меня широко раскрытыми глазами, она ничего не говорила.
Потом уголки ее губ приподнялись в лукавой улыбке. Она взяла конверт, похлопала им по колену и положила на стол рядом с собой. Все это время она не отводила от меня взгляд.
– Вы прекрасно сыграли и роль миссис Фальбрук. Сейчас, оглядываясь назад, я нахожу, что вы слегка переиграли. Но в тот момент я поверил абсолютно. Эта красная шляпка, которая на блондинке могла бы показаться даже красивой, на этих же темных волосах выглядела кричаще безвкусной, эта косметика, нанесенная неумелой и неуклюжей рукой, эти мелкобуржуазные истерические интонации. А когда вы протянули мне револьвер, я был готов, можно сказать, влип как мальчишка!
Она рассмеялась и спрятала руки в карманах пальто. Ее каблуки легко постукивали по полу.
– Но почему вы вернулись? Для чего вам понадобился этот отчаянный поступок? При свете дня, в такой час, когда вас могли увидеть?
– Значит, вы считаете, что я убила Криса Лэвери? – спросила она спокойно.
– Я не считаю. Я это знаю.
– Почему я вернулась? Вам действительно хочется это узнать?
– Ну, вообще-то это не так уж важно, – уклонился я от ответа. Она снова засмеялась. Это был холодный, резкий смех.
– У него находились все мои деньги. Он дочиста выпотрошил мой кошелек.
Даже серебро забрал. Поэтому я и вернулась. В этом не было ничего опасного.
Я знаю, как он жил. Даже надежнее было еще раз вернуться. Например, чтобы убрать в дом молоко и газеты, оставленные разносчиками на крыльце. В таких ситуациях большинство людей теряет голову. Только не я. Сама не знаю, почему. Если не теряешь голову, то чувствуешь себя гораздо увереннее.
– Понимаю. Вы, конечно, застрелили его накануне ночью. Мне сразу следовало это понять, хотя это не бросается в глаза. Он был выбрит, ведь некоторые молодые люди с жесткой растительностью на лице, ожидая даму на ночь, вторично бреются перед свиданием. Верно?
– Мне приходилось об этом слышать, – ответила она почти весело. – Итак, что же вы собираетесь предпринять?
– Вы самая хладнокровная бестия, какую мне приходилось видеть. Что я буду делать? Передам вас полиции – что же еще? Мне это только доставит удовольствие!
– В этом я не сомневаюсь. – Она говорила теперь быстро, слова почти обгоняли друг друга. – Вас удивило, что я отдала вам пустой револьвер. А почему бы нет? У меня в кармане был второй. Точно такой же!
Ее правая рука появилась из кармана.
Я улыбался. Возможно, это была не самая веселая улыбка в мире, но все же улыбка.
– Вот такие сцены мне всегда казались фальшивыми, – сказал я. – Детектив разоблачает убийцу. Убийца достает револьвер и целится в детектива. Убийца рассказывает детективу всю историю своего преступления, собираясь после этого его убить. Так растрачивается впустую ценное время, даже если дело и кончается выстрелом. Но убийца никогда не делает этого выстрела. Всегда случается что-нибудь, что мешает ему исполнить задуманное. Даже боги не любят таких сцен. Они что-нибудь предпринимают, – и вся сцена идет насмарку.
– Но на этот раз, – сказала она нежным голосом, встала и подошла ко мне поближе, – на этот раз мы сделаем немножко по-другому. Например, я не стану ничего вам рассказывать, не произойдет, также ничего непредвиденного, и я убью вас.
– Тем более не вижу, что могло бы мне в этой сцене понравиться.
– Во всяком случае, вы не трусите! – Она медленно облизала губы, придвигаясь поближе. Ее шаги по ковру были неслышными.
– Нет, я не трушу, – солгал я. – Сейчас поздняя ночь, окно открыто.
Выстрел наделал бы слишком много шуму. До выхода из гостиницы далеко, до него еще надо добраться! Кроме того, стрельба – не самая сильная ваша сторона. Можете с первого раза промазать. Ведь стреляя в Лэвери, вы промахнулись трижды!
– Встаньте! – приказала она. Я встал. – Я буду стрелять с такого близкого расстояния, что не промахнусь. – Она прижала дуло к моей груди. – Вот, видите? Ведь так я не промахнусь, а? Теперь стойте тихо. Поднимите руки вверх и не двигайтесь. Если вы хоть мизинцем шевельнете, я немедленно спущу курок.
Я поднял руки и посмотрел вниз на револьвер. Мне казалось, что мой язык распух, но я еще мог им ворочать.
Левой рукой она ощупала меня и не нашла оружия. Она опустила руку и прикусила губы. Револьвер вдавливался мне в грудь.
– Теперь вам надо повернуться, – сказала она вежливо, как портной на примерке.
– Во всем, что вы делаете, есть какая-то фальшивая нота, – услышал я свой голос. – Вы обращаетесь с оружием как жалкий дилетант. Во-первых, стоите слишком близко ко мне, и, во-вторых, – мне противно это говорить, такой банальной шуткой это выглядит, – но ваш револьвер стоит на предохранителе! Как же это вы не заметили?
Она поверила и попыталась сделать две вещи одновременно: отступила на шаг и переместила большой палец, чтобы проверить положение предохранителя.
При этом она не отводила глаз от моего лица. Это были два очень простых действия, и для обоих требовалась одна секунда. Но мои слова ее рассердили.
Она рассердилась, что я соображаю быстрее ее. Эта секунда замешательства выбила ее из колеи. Она издала тихое восклицание, и в тот же момент я резко опустил руку и рванул ее голову к себе. В то мгновение, когда ее лицо уткнулось мне в грудь, я со всей силы ударил ее по правому запястью. Ребром ладони в то место, где начинается большой палец. Револьвер полетел на пол.
Она хотела повернуть голову, может быть, закричать. Потом она попыталась ударить меня ногой и при этом потеряла равновесие. Я поймал ее за запястье, завел ей руки за спину и начал поворачивать. Она была сильной, но я оказался сильнее. Тогда она откинулась назад и всей тяжестью повисла у меня на руке, которой я охватил ее шею. Одной рукой я не мог ее удержать. Она начала соскальзывать вниз. Мне пришлось наклоняться вслед за ней.
Внезапно я услышал позади себя какой-то шум, похожий на тихие шаги, учащенное дыхание. Или, может быть, скрипнул пол, я не знаю. Потом я услышал звук, какой производят передвигаемые кольца гардин, но я не был в этом уверен и у меня не было времени об этом подумать. Слева от меня появилась какая-то фигура. Мне не было видно ничего, кроме ног. Ног мужчины высокого роста.
Вот и все, что я успел заметить. Взрыв пламени и темнота. Я больше ничего не почувствовал, не понял, что падаю на пол. Пламя и темнота, и непосредственно перед темнотой – острое чувство тошноты.
Глава 32
Пахло джином. Не так, как бывает после пары глотков, сделанных зимним утром, чтобы легче было встать с постели. Нет, пахло так, словно весь Тихий океан состоит из джина, а я только что нырнул в него с лодки. Джин был в моих волосах и бровях, на подбородке, и под подбородком, и на рубашке, боже мой, и издавал запах, как жаба, заспиртованная в банке.
На подоконнике, рядом с приподнятой оконной рамой, виднелась лампа. В комнате стоял потрепанный зеленый диван. Около него была дверь, прикрытая портьерой. Никогда нельзя сидеть спиной к зеленым портьерам. Это всегда плохо кончается. Всегда что-нибудь происходит. Кому я говорил подобные слова? Женщине с револьвером в руке. Женщине с ясным лицом и темными волосами, которые, собственно говоря, были светлыми...
Где же она, эта женщина?
Я оглянулся. Она была еще здесь. Лежала на кровати. На ней была пара бежевых чулок, больше ничего. Волосы были всклокочены. На шее темные пятна.
Рот открыт, из него вывалился распухший язык. Глаза вылезли из орбит, белки уже больше не были белыми.
На ее обнаженном теле ярко выделялись четыре царапины. Глубокие сумасшедшие царапины, от четырех сумасшедших ногтей.
На диване валялась скомканная одежда, главным образом, ее одежда. Мой пиджак тоже был там. Я взял его и надел. Под рукой что-то зашуршало. Это был продолговатый конверт с деньгами. Я положил его в карман. Пятьсот долларов.
Надеюсь, полностью.
Я двигался осторожно, словно шел по тонкому льду. Наклонился, чтобы потереть колено. При этом я раздумывал, что причиняет мне большую боль: колено или голова, когда я нагибаюсь.
В коридоре послышались тяжелые шаги. Были слышны невнятные голоса. Шаги остановились. В дверь постучали, кулаком.
Я стоял и улыбался в сторону двери, крепко стиснув зубы. Я лишь ждал, чтобы кто-нибудь отворил дверь. Снаружи дергали за ручку, но дверь не открывалась. Стук возобновился, опять послышались голоса. Я раздумывал, долго ли это может продолжаться. Пока не появится портье с ключами. Не очень долго.
Я подошел к зеленой портьере и отодвинул ее. Маленький коридор вел в ванную комнату. Я вошел в нее и зажег свет. Две раковины, через край ванны перекинут сложенный коврик, над ванной – окно с матовыми стеклами.
Я запер дверь и встал на край ванны. Сорвав с вешалки полотенце, я открыл обе половинки окна, подтянулся на подоконник и свесился наружу.
Соседнее окно было рядом, я мог дотянуться до него и открыть. Но оно было заперто. Вытянув вперед ногу, я ударил каблуком по стеклу. Раздался шум, который, должно быть, был слышен во всем городе. Обернув руку полотенцем, я просунул ее сквозь раму и открыл задвижку. Внизу по улице проехала машина, но никто меня не окликнул.
Открыв обе створки, я перелез на подоконник второго окна.
Глава 33
Войдя в темную комнату, я принялся наощупъ искать дверь. Прислушался.
Через окно, выходившее на северную сторону, падал полосатый свет луны, освещая двухспальную кровать, застеленную и пустую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33