.. в комнату.
Глава 27
Это был кабинет. Не большой, не маленький, выглядевший очень профессионально. Книжный шкаф со стеклянными дверцами и толстыми книгами внутри. На стенке аптечка первой помощи. Грелся белый эмалированный стерилизатор со множеством игл и шприцев. Широкий стол с регистрационной книгой, бронзовым резаком для бумаги, письменным столом, книжкой назначений и еще несколькими мелкими вещицами, не считая локтей задумчиво сидящего человека, обхватившего голову руками.
Пальцы зарылись в волосы цвета мокрого песка и такие гладкие, что казались нарисованными на лысине. Я сделал еще три шага. Его глаза, наверное, увидели, как движутся мои туфли. Он поднял голову и взглянул на меня. Глубоко посаженные бесцветные глаза на пергаментном лице. Он опустил руки на стол, отклонился назад и посмотрел на меня безо всякого выражения.
Затем его руки разошлись в беспомощном, но осуждающем жесте и одна из них была очень близка к краю стола.
Я подошел еще на два шага и показал ему дубинку. Его указательный и безымянный пальцы продолжали двигаться к краю стола.
– Звонок, – как можно убедительнее произнес я, – ничем вам не поможет. Я положил вашего крутого парня поспать.
Его глаза стали сонными.
– Вы очень больны, сэр. Очень, очень Больны. Вам еще не стоило вставать.
– Правая рука! – потребовал я и слегка ударил по ней дубинкой. Она свернулась, как раненая змея.
Я обошел стол, улыбаясь, хотя веселиться не было повода. У него в ящике стола, конечно же, есть пистолет. У них всегда в столах есть пистолеты, но они ими пользуются слишком поздно, если вообще успевают до них добраться.
Я достал его. 38-й автоматический, стандартная модель, похуже моего, но патроны подходили. В ящике я не нашел их, пришлось доставать из пистолета магазин. Человек немного пошевелился, глядя погрустневшими глазами.
– Может, на полу тоже есть кнопка? – спросил я. – Не стоит ее нажимать. Именно сейчас я безжалостен. Любой, кто войдет, выйдет уже в гробу.
– На полу нет кнопки, – с едва заметным иностранным акцентом откликнулся хозяин кабинета.
Я поменял обоймы в пистолетах. Моя пустая была теперь в его пистолете. И я не забыл вытащить патрон из патронника его пистолета, а в своем один патрон дослать в патронник. После этого я вернулся на другую сторону стола и положил на него теперь уже бесполезный его пистолет. Захлопнув дверь, повернул ручку замка и вернулся к столу. Сел на стул. Силы мои были на исходе.
– Виски! – потребовал я.
Он развел руками.
– Виски, – повторил я.
Он подошел к шкафчику с лекарствами и достал плоскую бутылку с зеленой эмблемой и стакан.
– Два стакана, – сказал я. – Я уже пробовал ваше виски. Он принес два маленьких стакана и наполнил их.
– Сначала вы, – сказал я.
Он слабо улыбнулся и поднял стакан.
– За ваше здоровье, сэр, за его остатки, – он выпил. Я выпил следом и поставил бутылку возле себя, ожидая, когда тепло дойдет до моего сердца. Сердце начало сильно стучать. И снова в моей груди, а не повиснув на шнурке ботинка.
– Мне приснился кошмар, – сказал я. – Глупости. Мне приснилось, что меня привязали к койке, нашпиговали наркотиками и заперли в пустой комнате. Я очень ослаб. Я спал, ничего не ел. Я был очень болен. Меня огрели по голове и притащили туда, где описанное выше со мной проделали. Им это доставило много хлопот. А я не такая уж важная персона.
Он ничего не ответил. Он наблюдал за мной. В его глазах угадывалось раздумье. Ему, похоже, было интересно, сколько еще я проживу.
– Я проснулся в комнате, наполненной дымом, – продолжал я. – Это была, конечно, галлюцинация, раздражение зрительного нерва или как там у вас это называется. Вместо розовых змей я видел дым. Я заорал, и тут же вбежал крутой парень и пригрозил мне дубинкой. Мне потребовалось немало времени, чтобы подготовиться и отнять у него ее. Я взял у него ключи, надел свою одежду и забрал свои деньги. И вот я здесь. Исцелен. Что вы сказали?
– Я не сделал никакого замечания, – откликнулся он.
– Но я хочу, чтобы вы его сделали, – сказал я, – Вижу, язык чешется, так оно просится наружу. Эта штучка, – я потряс дубинкой, – хорошее средство убеждения. Я вынужден был одолжить ее у вашего парня.
– Пожалуйста, отдайте мне дубинку, – сказал он с обворожительной улыбкой палача, измеряющего рост своей жертвы в камере смертников. Немного дружеская, немного отеческая и немного любопытная одновременно. Вы бы полюбили эту улыбку, если бы у вас было достаточно времени до казни.
Я подержал дубинку на весу и уронил ее в его раскрытую ладонь.
– А теперь пистолет, – ласково сказал он. – Вы были очень больны, мистер Марлоу. Я вынужден настаивать, чтобы вы вернулись в кровать.
Я смотрел на него.
– Я – доктор Зондерборг, – сказал он, – и я не хочу никаких недоразумений.
Он положил дубинку на стол перед собой. У него была улыбка замороженной рыбы. Его длинные пальцы шевелились, как умирающие бабочки.
– Пистолет, пожалуйста, – еще ласковее сказал он. – Я настоятельно рекомендую...
– Который час, надзиратель?
Он немного удивился. Часы уже были на моем запястье, но они остановились.
– Почти полночь, а что?
– Какой день?
– Конечно же, воскресенье, мой дорогой сэр. Я старался думать и держал пистолет так близко от доктора, что он мог бы попытаться схватить его.
– Прошло 48 часов. Не удивительно, что у меня были припадки. Кто привез меня сюда?
Он уставился на меня, и его левая рука начала подбираться к пистолету. Он, наверное, принадлежал к ассоциации блуждающих рук. Девочки могли бы с ним неплохо провести время.
– Не заставляйте меня сердиться, – проговорил я. – Не заставляйте меня утратить мои светские манеры и безупречный английский. Сейчас же расскажите, как я сюда попал.
Он был мужественным. Он рванулся за пистолетом. А я отдернул руку и положил ее на колени, еще крепче сжав пистолет.
Он покраснел, схватил бутылку виски, налил себе и быстро выпил. Глубоко вздохнул, и брезгливая дрожь передернула его. Вкус виски ему не понравился. Наркоманам не нравится спиртное.
– Как только вы выйдете отсюда, вас арестуют, – резко сказал он, – Вас поместил сюда блюститель порядка.
– Блюститель порядка не сможет этого сделать. Это его немного озадачило. Лоб наморщился. На желтоватом лице отразилась тяжелая умственная работа. – Взболтайте и налейте еще, – посоветовал я, – Кто поместил меня сюда? Когда и зачем? Я очень зол сегодня, Я хочу танцевать в пене. Я слышу вопли привидений, предвещающих смерть. Я еще никого не застрелил за всю неделю. Говорите, говорите, доктор. Дерните струны древней скрипки, пусть польется нежная музыка.
– У вас наркотическое отравление, – холодно сказал он. – Вы чуть не умерли. Я должен был три раза давать вам дигиталис. Вы дрались, вы кричали, вас надо было привязать, – его речь была такой быстрой, что, казалось, слова сами выскакивали изо рта. – Если вы покинете мою клинику в таком виде, у вас будут серьезные неприятности.
– Вы сказали, что вы, доктор. Доктор-медик?
– Конечно. Я – доктор Зондерборг, как я уже сказал.
– Вы не кричите и не деретесь, когда у вас наркотическое отравление, доктор. Вы просто лежите в коме. Проделайте еще и снимайте сливки, пожалуйста. Меня интересует только они. Кто притащил меня в ваше веселое заведение?
– Но...
– Никаких «но». Я сделаю из вас мокрую курицу, утоплю в бочке мальвазии. Или предпочитаете другой сорт? Впрочем, я бы сам отказался утопиться в вине. Шекспир знал толк в выпивке. Давайте примем еще лекарства, – я взял его стакан и налил еще парочку порций. – Вперед, Карлофф) – Вас сюда поместила полиция.
– Какая полиция?
– Естественно, полиция Бэй Сити, – его беспокойные желтые пальцы вертели стакан. – Вы же в Бэй Сити.
– О, а у полицейского было имя?
– Сержант Галбрейт. Он иногда патрулирует. В пятницу вечером Галбрейт вместе с другим полицейским обнаружил вас на улице в полубессознательном состоянии. И привел вас сюда, потому что было недалеко. Я подумал, что вы – наркоман, принявший слишком большую дозу. Но, возможно, я ошибаюсь.
– Хорошая история. Не подкопаешься. Но зачем держать меня здесь?
Он развел беспокойными руками.
– Я говорил вам много раз, что вы были больны, да и сейчас еще не здоровы. Что бы вы сделали на моем месте? Мне приказали.
– Тогда я должен вам заплатить.
– Конечно, – он пожал плечами. – Двести долларов. Я немного отодвинулся вместе со стулом назад.
– Дешевле пареной репы. Попробуйте взять эти деньги.
– Если вы уйдете отсюда, – резко заявил он, – вас сразу же арестуют.
Я встал, наклонился к его лицу и проговорил в него:
– Не за то, что я уйду отсюда, Карлофф, не за то. Откройте стенной сейф! Он быстро встал.
– Вы зашли слишком далеко.
– Вы не откроете его?
– Скорее всего, я не открою.
– А я держу пистолет в руке. Он улыбнулся, слабо и печально.
– Ужасный большой сейф, – сказал я. – Новый, наверное. А это – прекрасный пистолет. Вы не откроете? Ничего не изменилось в его лице.
– Черт возьми, – сказал я. – Когда у тебя в руке пистолет, то люди делают все, что ты им скажешь. На этот раз не срабатывает, не так ли?
Он улыбался. В его улыбке было садистское удовольствие. Я оперся о стол. Ноги скользнули назад. Мне становилось плохо.
Я шатался у стола, а он ждал, приоткрыв рот.
Я стоял, прислонившись к столу некоторое время, глядя ему в глаза. Когда я рассмеялся, улыбка упала с его лица, на лбу выступил пот.
– Пока, – сказал я. – Отдаю вас в более грязные руки, чем мои.
Входная дверь была открыта, я вышел и оказался в цветнике, обнесенном белым частоколом, и прошел через ворота. Дом оказался угловым. Холодная, безлунная ночь приняла меня в свои влажные объятия.
Табличка на углу говорила, что это Дескансо Стрит. Дома светились огнями. Сирен патрульных машин не слышно, На другом углу перекрестка табличка с надписью «Двадцать третья улица». Я пробрался на двадцать пятую и пошел в направлении к 800-м, номерам. Номер 819 – дом Энн Риордан. Мое убежище.
Я прошел уже довольно много, когда обнаружил, что все еще держу пистолет в руке. Сирен не было.
Я продолжал идти. Воздух приводил меня в чувство, но спиртное выветривалось, и мне становилось хуже. Вдоль улицы шли кирпичные дома, обсаженные елками, что более соответствовало Сиэтлу, нежели Калифорнии.
В № 819 горел свет. Возле дома – крошечные белые ворота в высокой кипарисовой изгороди. Перед домом высажены розы. Я подошел к двери. Прислушался, прежде чем нажал кнопку звонка. Никаких сирен. Прозвенел звонок, и через некоторое время я услышал голос в одной из тех электрических штучек, которые позволяют разговаривать, не отпирая двери.
– Что вам угодно?
– Это Марлоу.
Может, у нее перехватило дыхание, а может, электрическая штучка отрубилась. Дверь широко распахнулась, и мисс Энн Риордан стояла за ней в бледно-зеленом свободном костюме, глядя на меня. Ее глаза были расширены от испуга, а лицо при свете лампы на крыльце было неестественно бледным.
– Господи, – простонала она. – Вы выглядите, как отец Гамлета!
Глава 28
На полу гостиной лежал рыжевато-коричневый ковер, стояли розовые стулья, камин из черного мрамора с высокой латунной подставкой для дров. Высокие книжные шкафы вмонтированы в стену. За грубыми кремовыми занавесками виднелись опущенные жалюзи.
В комнате не было ничего женского, не считая высокого зеркала.
Я полусидел – полулежал в глубоком кресле, положив ноги на стул. Я выпил две чашки черного кофе, затем кое-чего покрепче, затем съел два вареных яйца и гренок, а потом еще чашечку кофе с бренди. Все это я выпил и съел в обеденной комнате, но в ней я ничего не запомнил, Я был снова в хорошей форме, почти трезв, но желудок немного бунтовал.
Энн Риордан сидела напротив меня, обхватив подбородок изящной рукой. Глаза спрятались в тени, отбрасываемой распущенными рыже-коричневыми волосами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Глава 27
Это был кабинет. Не большой, не маленький, выглядевший очень профессионально. Книжный шкаф со стеклянными дверцами и толстыми книгами внутри. На стенке аптечка первой помощи. Грелся белый эмалированный стерилизатор со множеством игл и шприцев. Широкий стол с регистрационной книгой, бронзовым резаком для бумаги, письменным столом, книжкой назначений и еще несколькими мелкими вещицами, не считая локтей задумчиво сидящего человека, обхватившего голову руками.
Пальцы зарылись в волосы цвета мокрого песка и такие гладкие, что казались нарисованными на лысине. Я сделал еще три шага. Его глаза, наверное, увидели, как движутся мои туфли. Он поднял голову и взглянул на меня. Глубоко посаженные бесцветные глаза на пергаментном лице. Он опустил руки на стол, отклонился назад и посмотрел на меня безо всякого выражения.
Затем его руки разошлись в беспомощном, но осуждающем жесте и одна из них была очень близка к краю стола.
Я подошел еще на два шага и показал ему дубинку. Его указательный и безымянный пальцы продолжали двигаться к краю стола.
– Звонок, – как можно убедительнее произнес я, – ничем вам не поможет. Я положил вашего крутого парня поспать.
Его глаза стали сонными.
– Вы очень больны, сэр. Очень, очень Больны. Вам еще не стоило вставать.
– Правая рука! – потребовал я и слегка ударил по ней дубинкой. Она свернулась, как раненая змея.
Я обошел стол, улыбаясь, хотя веселиться не было повода. У него в ящике стола, конечно же, есть пистолет. У них всегда в столах есть пистолеты, но они ими пользуются слишком поздно, если вообще успевают до них добраться.
Я достал его. 38-й автоматический, стандартная модель, похуже моего, но патроны подходили. В ящике я не нашел их, пришлось доставать из пистолета магазин. Человек немного пошевелился, глядя погрустневшими глазами.
– Может, на полу тоже есть кнопка? – спросил я. – Не стоит ее нажимать. Именно сейчас я безжалостен. Любой, кто войдет, выйдет уже в гробу.
– На полу нет кнопки, – с едва заметным иностранным акцентом откликнулся хозяин кабинета.
Я поменял обоймы в пистолетах. Моя пустая была теперь в его пистолете. И я не забыл вытащить патрон из патронника его пистолета, а в своем один патрон дослать в патронник. После этого я вернулся на другую сторону стола и положил на него теперь уже бесполезный его пистолет. Захлопнув дверь, повернул ручку замка и вернулся к столу. Сел на стул. Силы мои были на исходе.
– Виски! – потребовал я.
Он развел руками.
– Виски, – повторил я.
Он подошел к шкафчику с лекарствами и достал плоскую бутылку с зеленой эмблемой и стакан.
– Два стакана, – сказал я. – Я уже пробовал ваше виски. Он принес два маленьких стакана и наполнил их.
– Сначала вы, – сказал я.
Он слабо улыбнулся и поднял стакан.
– За ваше здоровье, сэр, за его остатки, – он выпил. Я выпил следом и поставил бутылку возле себя, ожидая, когда тепло дойдет до моего сердца. Сердце начало сильно стучать. И снова в моей груди, а не повиснув на шнурке ботинка.
– Мне приснился кошмар, – сказал я. – Глупости. Мне приснилось, что меня привязали к койке, нашпиговали наркотиками и заперли в пустой комнате. Я очень ослаб. Я спал, ничего не ел. Я был очень болен. Меня огрели по голове и притащили туда, где описанное выше со мной проделали. Им это доставило много хлопот. А я не такая уж важная персона.
Он ничего не ответил. Он наблюдал за мной. В его глазах угадывалось раздумье. Ему, похоже, было интересно, сколько еще я проживу.
– Я проснулся в комнате, наполненной дымом, – продолжал я. – Это была, конечно, галлюцинация, раздражение зрительного нерва или как там у вас это называется. Вместо розовых змей я видел дым. Я заорал, и тут же вбежал крутой парень и пригрозил мне дубинкой. Мне потребовалось немало времени, чтобы подготовиться и отнять у него ее. Я взял у него ключи, надел свою одежду и забрал свои деньги. И вот я здесь. Исцелен. Что вы сказали?
– Я не сделал никакого замечания, – откликнулся он.
– Но я хочу, чтобы вы его сделали, – сказал я, – Вижу, язык чешется, так оно просится наружу. Эта штучка, – я потряс дубинкой, – хорошее средство убеждения. Я вынужден был одолжить ее у вашего парня.
– Пожалуйста, отдайте мне дубинку, – сказал он с обворожительной улыбкой палача, измеряющего рост своей жертвы в камере смертников. Немного дружеская, немного отеческая и немного любопытная одновременно. Вы бы полюбили эту улыбку, если бы у вас было достаточно времени до казни.
Я подержал дубинку на весу и уронил ее в его раскрытую ладонь.
– А теперь пистолет, – ласково сказал он. – Вы были очень больны, мистер Марлоу. Я вынужден настаивать, чтобы вы вернулись в кровать.
Я смотрел на него.
– Я – доктор Зондерборг, – сказал он, – и я не хочу никаких недоразумений.
Он положил дубинку на стол перед собой. У него была улыбка замороженной рыбы. Его длинные пальцы шевелились, как умирающие бабочки.
– Пистолет, пожалуйста, – еще ласковее сказал он. – Я настоятельно рекомендую...
– Который час, надзиратель?
Он немного удивился. Часы уже были на моем запястье, но они остановились.
– Почти полночь, а что?
– Какой день?
– Конечно же, воскресенье, мой дорогой сэр. Я старался думать и держал пистолет так близко от доктора, что он мог бы попытаться схватить его.
– Прошло 48 часов. Не удивительно, что у меня были припадки. Кто привез меня сюда?
Он уставился на меня, и его левая рука начала подбираться к пистолету. Он, наверное, принадлежал к ассоциации блуждающих рук. Девочки могли бы с ним неплохо провести время.
– Не заставляйте меня сердиться, – проговорил я. – Не заставляйте меня утратить мои светские манеры и безупречный английский. Сейчас же расскажите, как я сюда попал.
Он был мужественным. Он рванулся за пистолетом. А я отдернул руку и положил ее на колени, еще крепче сжав пистолет.
Он покраснел, схватил бутылку виски, налил себе и быстро выпил. Глубоко вздохнул, и брезгливая дрожь передернула его. Вкус виски ему не понравился. Наркоманам не нравится спиртное.
– Как только вы выйдете отсюда, вас арестуют, – резко сказал он, – Вас поместил сюда блюститель порядка.
– Блюститель порядка не сможет этого сделать. Это его немного озадачило. Лоб наморщился. На желтоватом лице отразилась тяжелая умственная работа. – Взболтайте и налейте еще, – посоветовал я, – Кто поместил меня сюда? Когда и зачем? Я очень зол сегодня, Я хочу танцевать в пене. Я слышу вопли привидений, предвещающих смерть. Я еще никого не застрелил за всю неделю. Говорите, говорите, доктор. Дерните струны древней скрипки, пусть польется нежная музыка.
– У вас наркотическое отравление, – холодно сказал он. – Вы чуть не умерли. Я должен был три раза давать вам дигиталис. Вы дрались, вы кричали, вас надо было привязать, – его речь была такой быстрой, что, казалось, слова сами выскакивали изо рта. – Если вы покинете мою клинику в таком виде, у вас будут серьезные неприятности.
– Вы сказали, что вы, доктор. Доктор-медик?
– Конечно. Я – доктор Зондерборг, как я уже сказал.
– Вы не кричите и не деретесь, когда у вас наркотическое отравление, доктор. Вы просто лежите в коме. Проделайте еще и снимайте сливки, пожалуйста. Меня интересует только они. Кто притащил меня в ваше веселое заведение?
– Но...
– Никаких «но». Я сделаю из вас мокрую курицу, утоплю в бочке мальвазии. Или предпочитаете другой сорт? Впрочем, я бы сам отказался утопиться в вине. Шекспир знал толк в выпивке. Давайте примем еще лекарства, – я взял его стакан и налил еще парочку порций. – Вперед, Карлофф) – Вас сюда поместила полиция.
– Какая полиция?
– Естественно, полиция Бэй Сити, – его беспокойные желтые пальцы вертели стакан. – Вы же в Бэй Сити.
– О, а у полицейского было имя?
– Сержант Галбрейт. Он иногда патрулирует. В пятницу вечером Галбрейт вместе с другим полицейским обнаружил вас на улице в полубессознательном состоянии. И привел вас сюда, потому что было недалеко. Я подумал, что вы – наркоман, принявший слишком большую дозу. Но, возможно, я ошибаюсь.
– Хорошая история. Не подкопаешься. Но зачем держать меня здесь?
Он развел беспокойными руками.
– Я говорил вам много раз, что вы были больны, да и сейчас еще не здоровы. Что бы вы сделали на моем месте? Мне приказали.
– Тогда я должен вам заплатить.
– Конечно, – он пожал плечами. – Двести долларов. Я немного отодвинулся вместе со стулом назад.
– Дешевле пареной репы. Попробуйте взять эти деньги.
– Если вы уйдете отсюда, – резко заявил он, – вас сразу же арестуют.
Я встал, наклонился к его лицу и проговорил в него:
– Не за то, что я уйду отсюда, Карлофф, не за то. Откройте стенной сейф! Он быстро встал.
– Вы зашли слишком далеко.
– Вы не откроете его?
– Скорее всего, я не открою.
– А я держу пистолет в руке. Он улыбнулся, слабо и печально.
– Ужасный большой сейф, – сказал я. – Новый, наверное. А это – прекрасный пистолет. Вы не откроете? Ничего не изменилось в его лице.
– Черт возьми, – сказал я. – Когда у тебя в руке пистолет, то люди делают все, что ты им скажешь. На этот раз не срабатывает, не так ли?
Он улыбался. В его улыбке было садистское удовольствие. Я оперся о стол. Ноги скользнули назад. Мне становилось плохо.
Я шатался у стола, а он ждал, приоткрыв рот.
Я стоял, прислонившись к столу некоторое время, глядя ему в глаза. Когда я рассмеялся, улыбка упала с его лица, на лбу выступил пот.
– Пока, – сказал я. – Отдаю вас в более грязные руки, чем мои.
Входная дверь была открыта, я вышел и оказался в цветнике, обнесенном белым частоколом, и прошел через ворота. Дом оказался угловым. Холодная, безлунная ночь приняла меня в свои влажные объятия.
Табличка на углу говорила, что это Дескансо Стрит. Дома светились огнями. Сирен патрульных машин не слышно, На другом углу перекрестка табличка с надписью «Двадцать третья улица». Я пробрался на двадцать пятую и пошел в направлении к 800-м, номерам. Номер 819 – дом Энн Риордан. Мое убежище.
Я прошел уже довольно много, когда обнаружил, что все еще держу пистолет в руке. Сирен не было.
Я продолжал идти. Воздух приводил меня в чувство, но спиртное выветривалось, и мне становилось хуже. Вдоль улицы шли кирпичные дома, обсаженные елками, что более соответствовало Сиэтлу, нежели Калифорнии.
В № 819 горел свет. Возле дома – крошечные белые ворота в высокой кипарисовой изгороди. Перед домом высажены розы. Я подошел к двери. Прислушался, прежде чем нажал кнопку звонка. Никаких сирен. Прозвенел звонок, и через некоторое время я услышал голос в одной из тех электрических штучек, которые позволяют разговаривать, не отпирая двери.
– Что вам угодно?
– Это Марлоу.
Может, у нее перехватило дыхание, а может, электрическая штучка отрубилась. Дверь широко распахнулась, и мисс Энн Риордан стояла за ней в бледно-зеленом свободном костюме, глядя на меня. Ее глаза были расширены от испуга, а лицо при свете лампы на крыльце было неестественно бледным.
– Господи, – простонала она. – Вы выглядите, как отец Гамлета!
Глава 28
На полу гостиной лежал рыжевато-коричневый ковер, стояли розовые стулья, камин из черного мрамора с высокой латунной подставкой для дров. Высокие книжные шкафы вмонтированы в стену. За грубыми кремовыми занавесками виднелись опущенные жалюзи.
В комнате не было ничего женского, не считая высокого зеркала.
Я полусидел – полулежал в глубоком кресле, положив ноги на стул. Я выпил две чашки черного кофе, затем кое-чего покрепче, затем съел два вареных яйца и гренок, а потом еще чашечку кофе с бренди. Все это я выпил и съел в обеденной комнате, но в ней я ничего не запомнил, Я был снова в хорошей форме, почти трезв, но желудок немного бунтовал.
Энн Риордан сидела напротив меня, обхватив подбородок изящной рукой. Глаза спрятались в тени, отбрасываемой распущенными рыже-коричневыми волосами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34