Журавель. Мы-то малые, ума у нас нет. Дай, стало быть, поймаем. Бегали мы за ним, бегали… по снегу… в валенцах. А у него лапы длинные, он – от нас. Но не летит, а только бегает. Никак мы его изловить не смогли, а только, стало быть, устали. Дрова-то уж грузили, когда тёмки голимые. Домой с сестрицей вернулись, а нас матушка с тятей ну ругать. Они же боятся: ну как волки? В те годы их много было. Мы, стало быть, объясняем что, мол, журавель бегает в Митькином овраге. А нам не верят тятя с матушкой. Какой, мол, журавель, дурни? Ноябрь, снег, стало быть, лежит… вы что? Улетели они уж… курлы!
– А что же этот не улетел, дядя Саша? – спросил Лешка.
– Что же не улетел? Ты у него и спроси… Больной, видать, на крыло или раненый. Не мог, стало быть, он улететь.
– А потом что с ним стало? – снова спросил Лешка.
– Потом его мальчишки палками забили, – ответил дядя Саша.
И все за столом замолчали. Слышно было, как плещется рыба под берегом… тихо было, тихо. И бежал по ноябрьскому снегу раненый журавль, вскидывая голенастые ноги. Громко свистели малолетние убийцы с палками в руках. Ослабевшая от голода, замерзшая птица тщетно пыталась убежать. Курлы, вырвалось из журавлиного зоба, курлы… Суковатая березовая палка догнала, вращаясь, ударила по ноге. Журавль упал, ткнулся клювом в снег. Свист приближался. Одним глазом птица увидела серое ноябрьское небо, сыпавшее снежную колючую крупу… Раненые журавли не летают… курлы.
– Ну, что-то вы скисли, – сказал дядя Саша. – Давай-ка, Ваня, наливай… чего ж, стало быть?
Таранов налил самогону в пузатые, с толстыми стенками стопки… над озером прошелестел – как вздох – ветер… Вскоре разошлись спать.
Раненые журавли не летают… курлы.
* * *
Лешка проснулся как от толчка. Он раскрыл глаза и увидел сначала только темное переплетение балок на белом потолке. При вспышках оно было видно очень четко, объемно, в мелких деталях. Оно было похоже на распятие в келье католической монахини.
На улице почти непрерывно гремело, шумел ливень, шумели под порывами ветра кроны сосен. В этом шуме он не сразу услышал шипение твари. Он его скорее ощутил… Он повернул голову и увидел гадину, свернувшуюся кольцами на тканом половичке. Немигающий взгляд твари был направлен в глубь его мозга.
– Я пришла за тобой, – прошептала тварь тихо, но он услышал.
Зябко и горячо стало под лоскутным деревенским одеялом.
– Уже… пора? – спросил Алексей Малков вслух.
– Да. Тебе уже пора. Давно пора.
Лешку заколотило. Мгновенно его прошиб пот, обильный и горячий. Зубы выбивали дрожь.
– Пора, – повторила гадина. Лешка откинул одеяло и опустил босые ноги на половик.
* * *
Гроза прошла, как будто ее и вовсе не было, от ливня осталась только наполненная водой колея. Трава, покрытая крупными каплями, слегка курилась под солнцем. В лесу пели птицы. Таранов вышел на крыльцо, с удовольствием вдохнул чистый воздух и, спрыгнув с крыльца, побежал по траве босиком в сторону озера. За ним сразу увязались собаки…
Вздымая фонтан брызг, Иван ворвался в воду. Вода показалась очень холодной, обожгла. Но он бежал, улыбался, подставлял лицо солнцу. Когда вода дошла до пояса – поплыл. Отошел от берега метров на пятьдесят и резко ушел вниз. Под водой мир сразу переменился, но все равно оставался прекрасным. Солнечные лучи легко пробивали небольшой слой чистой воды, освещали песчаное дно, тонкие нити редких водорослей и темные овалы моллюсков на дне. А он уходил все глубже, глубже, глубже. В мир полутеней, полусвета, загадочный и безмолвный. Иван плыл, медленно опускаясь вниз. Вода стала еще холодней, краски – сдержанней.
Он проплыл столько, сколько смог. Когда воздуха стало остро не хватать, а сердце забухало тревожно и часто, Таранов оттолкнулся от дна ногами и начал подъем на поверхность. Глубина была всего метров около шести, но ему показалось, что втрое больше… Он вырвался на поверхность, как пробка, и жадно хватил воздуха. Радостно затявкали псы на мелководье, закрутили хвостами.
Когда Иван выбрался на берег, к берегу озера шел дядя Саша. Иван попрыгал на одной ноге, вытряхивая воду из уха, и двинулся навстречу.
– А Лешка-то куда уехал? – спросил дядя Саша. Таранов остановился, бросил взгляд под навес – «Нива» и тяжелый «Урал» с коляской стояли на месте, а старенького «Восхода» не было.
Лешка оставил записку: «Спасибо тебе за все, Иван. Извини, но я, видно, конченый. И дяде Саше с тетей Раей спасибо за все. Пусть простят за мотоцикл. Я его оставлю на станции у дядисашиного племянника. Ты, Иван, не обижайся. Прощай. Алексей. Я тебе из Питера на трубу позвоню».
– … твою мать! – в сердцах сказал Таранов – Давно он уехал?
– Да уж минут двадцать будет.
– А чего молчал, дядя Саша?
– А я почем знаю, что к чему? Слышу, мотоцикл затарахтел… думаю, может, вы за грибами куда собрались… А что случилось-то, Ваня?
– Потом объясню, – сказал Таранов. – А сейчас извини, дядя Саша, некогда – догнать его надо.
Иван двинулся к дому. Дядя Саша почесал в затылке, а шепотом матюгнулся и окликнул его:
– Погоди, Ваня. Чего горячку пороть? До поезда еще больше часу. Куда твой пацан денется? Самолеты тут не летают.
– Верно, – сказал Иван, – верно. Самолеты не летают.
Ему стало неловко за свою горячность. Он присел на ступеньки крыльца, посмотрел на часы – запас времени был изрядный. Совершенно очевидно, что на мотоцикле Лешка в Питер не поедет – мотоцикл без номера, а сам Лешка без прав. Да и навряд ли дряхлый «Восход» сможет одолеть триста пятьдесят верст до Санкт-Петербурга. Такие пробеги старику не по зубам… Значит – поезд. Других вариантов просто нет… Самолеты тут не летают.
– Куда он денется? – повторил дядя Саша. – До поезда больше часу, да опоздает минут на пятнадцать, не меньше… Ты оденься, Иван, – простынешь. А бабка моя уже завтрак готовит.
Таранов поднялся. Мокрый после купания, в одних плавках, он действительно ощущал холод, но как бы не замечал его. Он тревожился за Лешку, понимал свою ответственность. Он поднялся, пошел в дом. На теле блестели крупные капли воды, босые ноги оставляли отпечатки.
Дядя Саша смотрел ему вслед, качал головой… дядя Саша вспоминал сына.
* * *
Таранов растер тело махровым полотенцем, оделся и осмотрел Лешкину комнату – кровать Алексей оставил незаправленной и даже вещи забрал не все. Было такое впечатление, что он выскочил куда-то ненадолго. Об обратном говорила только его записка, оставленная на крыльце. Но даже если бы ее не было, Иван все равно догадался бы, что означает внезапный отъезд вчерашнего наркомана. Он отлично понимал, что билет на поезд «Пестово – Санкт-Петербург» станет для Алексея пресловутым «билетом в один конец». В прямом и зловещем смысле…
Иван присел на незаправленную кровать, быстро прокачал ситуацию. Основная профессия – а называлась она «глубинно-тыловая разведка» – научила его соображать быстро и не поддаваться панике ни при каких обстоятельствах. (Ни при каких? А охоту «ирокеза» ты забыл, майор?).
Итак, Алексей едет сейчас на станцию Анциферово… возможно, уже приехал… Но еще как минимум час ему нужно ждать поезда на Питер. На «Ниве» Иван доберется до Анциферова минут за двадцать… там запросто перехватит Лешку.
– Иди кофей пить, – раздался снизу голос дяди Саши.
– Сейчас, – отозвался Иван… даже если он вдруг не перехватит Лешку на станции, то тоже ничего страшного не произойдет – он просто позвонит в Питер, и ребята встретят его на Московском вокзале… Конечно, нельзя исключить, что он окажется хитрее и выйдет в Рыбацком… ну что же, и этот вариант можно предусмотреть.
В общем, подвел итог Таранов, перехватить парня можно. И он обязательно это сделает – монстры с плакатов в Иришкиной комнате останутся голодными, Лешку он им не отдаст.
Таранов поднялся с кровати – взвизгнули пружины – и спустился вниз. Тетя Рая уже наливала кофе в старенькие синие чашки.
* * *
До Анциферова Лешка не доехал. На скользком глинистом спуске не справился с мотоциклом – упал в канаву. С огромным трудом он вытащил мотоцикл из воды, а вот завести уже не смог. Он долго понапрасну мучил стартер… потом крыл матом ни в чем не повинный «Восход», бессильно колотил по рулю, облепленному травой и грязью… А гадина шептала: надо спешить. Тебе надо спешить.
Лешка попробовал завести двигатель, скатившись с горки. Сам понимал, что это бесполезно, но все-таки попробовал. Двухколесная машина завиляла, заскользила боком по напитанной влагой глине, и спустя несколько секунд он снова упал. Лешка уселся на рыжую глину, смотрел на «уснувший» мотоцикл и готов был заплакать от обиды на весь мир: на себя, на мотоцикл, на черную героиновую гадину и… на Таранова, который увез его сюда. Если бы не эта старая сволочь Таранов, он мог бы сейчас заскочить к Марату. Или к Свистуну… или нет, лучше всего к Сиське. Сиська всегда дает в долг. И бодяжит не сильно… Да, если бы не эта падла Таранов, он бы уже раскумарил.
Лешка сидел на раскисшей от дождя глине, смотрел на отвратительный лес вдоль дороги, омерзительное солнце, подлый мотоцикл, и на глаза наворачивались слезы. Он почти не заметил, как с противоположной горки спустился «БМВ». Спустился и встал рядом. Дверцы распахнулись, из салона вышли Бомбила, Скутер и Сизов… Сквозь слезы и против солнца они представлялись Лешке очень большими и черными.
– О-о, – сказал Скутер, – какая встреча! Специально выехал нас встретить, Леша? Вот не ждали, брат, вот удружил.
– Не, – сказал Бомбила, – это он типа байкер. Катается тут.
– Ну, а кореш-то твой старший где? – спросил Сизов. В руках он держал помповое ружье и внимательно поглядывал по сторонам.
Лешка молчал, его заметно колотило. Сизов опустил ствол ружья в землю, сплюнул и произнес:
– Полезай в багажник, крыса.
* * *
Таранов по-быстрому выпил свой кофе, собрался ехать на станцию.
– А оладьи? – всплеснула руками тетя Рая. – Съешь хоть пару-то, Ваня. Горячие оладушки, с огня… Никуда твой Лешка не денется, успеешь к поезду. Он все равно опоздает.
Безусловно, тетя Рая была права – он успевал к поезду, он точно знал, что перехватит Лешку. Но грызла сердце какая-то тревога… Таранов снова сел за стол, взялся за оладьи. Он механически жевал, механически кивал головой в ответ на слова тети Раи и смотрел в окно.
Когда из-за поворота выскочил мотоциклист, Таранов напрягся, вглядываясь: не Лешка ли вернулся? До мотоциклиста было далеко, не разглядеть… но фигурка мотоциклиста быстро приближалась, и скоро стало ясно: нет, не Лешка.
– Ну, ладно, – сказал Иван, – поеду я… спасибо, тетя Рая, за оладьи.
Он вышел на улицу, сел в «Ниву». Мотоциклист был уже совсем рядом, навстречу ему бежали собаки, лениво лаяли… Таранов пустил двигатель, дворниками смахнул с лобового стекла невысохшие дождевые капли. Мотоциклист – им оказался дедок-пенсионер из Ерзовки – слез с мотоцикла и замахал Таранову рукой. Выглядел он встревоженно.
На крыльцо вышел дядя Саша с сигаретой в руке.
– Здорово, Алексан Алексеич, – произнес приехавший. – Разговор есть к тебе… и к Ивану тоже.
Таранов выбрался из «Нивы». Он предположил, что разговор каким-то образом касается Лешки… и ошибся.
– Что за разговор-то? – спросил дядя Саша. – Случилось что, Пал Петрович?
– Случилось, – коротко ответил Павел Петрович, когда подошел Иван. И рассказал, что в Ерзовку приехали трое на большой черной иномарке, интересовались, как проехать на хутор к леснику… да все не напрямую, все обиняками. А сами какие-то… не пойми какие. Не бандиты ли?
– А номер машины не посмотрели, Пал Петрович? – спросил Таранов внешне безразлично.
– То-то и оно, что номер-то в грязи, – ответил Петрович. – Нумера совсем не видать, а машина не шибко и грязная.
– А дальше что? – спросил дядя Саша, бросил взгляд на Ивана.
– Да что? Не понравились они мне, Александр Алексеич.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
– А что же этот не улетел, дядя Саша? – спросил Лешка.
– Что же не улетел? Ты у него и спроси… Больной, видать, на крыло или раненый. Не мог, стало быть, он улететь.
– А потом что с ним стало? – снова спросил Лешка.
– Потом его мальчишки палками забили, – ответил дядя Саша.
И все за столом замолчали. Слышно было, как плещется рыба под берегом… тихо было, тихо. И бежал по ноябрьскому снегу раненый журавль, вскидывая голенастые ноги. Громко свистели малолетние убийцы с палками в руках. Ослабевшая от голода, замерзшая птица тщетно пыталась убежать. Курлы, вырвалось из журавлиного зоба, курлы… Суковатая березовая палка догнала, вращаясь, ударила по ноге. Журавль упал, ткнулся клювом в снег. Свист приближался. Одним глазом птица увидела серое ноябрьское небо, сыпавшее снежную колючую крупу… Раненые журавли не летают… курлы.
– Ну, что-то вы скисли, – сказал дядя Саша. – Давай-ка, Ваня, наливай… чего ж, стало быть?
Таранов налил самогону в пузатые, с толстыми стенками стопки… над озером прошелестел – как вздох – ветер… Вскоре разошлись спать.
Раненые журавли не летают… курлы.
* * *
Лешка проснулся как от толчка. Он раскрыл глаза и увидел сначала только темное переплетение балок на белом потолке. При вспышках оно было видно очень четко, объемно, в мелких деталях. Оно было похоже на распятие в келье католической монахини.
На улице почти непрерывно гремело, шумел ливень, шумели под порывами ветра кроны сосен. В этом шуме он не сразу услышал шипение твари. Он его скорее ощутил… Он повернул голову и увидел гадину, свернувшуюся кольцами на тканом половичке. Немигающий взгляд твари был направлен в глубь его мозга.
– Я пришла за тобой, – прошептала тварь тихо, но он услышал.
Зябко и горячо стало под лоскутным деревенским одеялом.
– Уже… пора? – спросил Алексей Малков вслух.
– Да. Тебе уже пора. Давно пора.
Лешку заколотило. Мгновенно его прошиб пот, обильный и горячий. Зубы выбивали дрожь.
– Пора, – повторила гадина. Лешка откинул одеяло и опустил босые ноги на половик.
* * *
Гроза прошла, как будто ее и вовсе не было, от ливня осталась только наполненная водой колея. Трава, покрытая крупными каплями, слегка курилась под солнцем. В лесу пели птицы. Таранов вышел на крыльцо, с удовольствием вдохнул чистый воздух и, спрыгнув с крыльца, побежал по траве босиком в сторону озера. За ним сразу увязались собаки…
Вздымая фонтан брызг, Иван ворвался в воду. Вода показалась очень холодной, обожгла. Но он бежал, улыбался, подставлял лицо солнцу. Когда вода дошла до пояса – поплыл. Отошел от берега метров на пятьдесят и резко ушел вниз. Под водой мир сразу переменился, но все равно оставался прекрасным. Солнечные лучи легко пробивали небольшой слой чистой воды, освещали песчаное дно, тонкие нити редких водорослей и темные овалы моллюсков на дне. А он уходил все глубже, глубже, глубже. В мир полутеней, полусвета, загадочный и безмолвный. Иван плыл, медленно опускаясь вниз. Вода стала еще холодней, краски – сдержанней.
Он проплыл столько, сколько смог. Когда воздуха стало остро не хватать, а сердце забухало тревожно и часто, Таранов оттолкнулся от дна ногами и начал подъем на поверхность. Глубина была всего метров около шести, но ему показалось, что втрое больше… Он вырвался на поверхность, как пробка, и жадно хватил воздуха. Радостно затявкали псы на мелководье, закрутили хвостами.
Когда Иван выбрался на берег, к берегу озера шел дядя Саша. Иван попрыгал на одной ноге, вытряхивая воду из уха, и двинулся навстречу.
– А Лешка-то куда уехал? – спросил дядя Саша. Таранов остановился, бросил взгляд под навес – «Нива» и тяжелый «Урал» с коляской стояли на месте, а старенького «Восхода» не было.
Лешка оставил записку: «Спасибо тебе за все, Иван. Извини, но я, видно, конченый. И дяде Саше с тетей Раей спасибо за все. Пусть простят за мотоцикл. Я его оставлю на станции у дядисашиного племянника. Ты, Иван, не обижайся. Прощай. Алексей. Я тебе из Питера на трубу позвоню».
– … твою мать! – в сердцах сказал Таранов – Давно он уехал?
– Да уж минут двадцать будет.
– А чего молчал, дядя Саша?
– А я почем знаю, что к чему? Слышу, мотоцикл затарахтел… думаю, может, вы за грибами куда собрались… А что случилось-то, Ваня?
– Потом объясню, – сказал Таранов. – А сейчас извини, дядя Саша, некогда – догнать его надо.
Иван двинулся к дому. Дядя Саша почесал в затылке, а шепотом матюгнулся и окликнул его:
– Погоди, Ваня. Чего горячку пороть? До поезда еще больше часу. Куда твой пацан денется? Самолеты тут не летают.
– Верно, – сказал Иван, – верно. Самолеты не летают.
Ему стало неловко за свою горячность. Он присел на ступеньки крыльца, посмотрел на часы – запас времени был изрядный. Совершенно очевидно, что на мотоцикле Лешка в Питер не поедет – мотоцикл без номера, а сам Лешка без прав. Да и навряд ли дряхлый «Восход» сможет одолеть триста пятьдесят верст до Санкт-Петербурга. Такие пробеги старику не по зубам… Значит – поезд. Других вариантов просто нет… Самолеты тут не летают.
– Куда он денется? – повторил дядя Саша. – До поезда больше часу, да опоздает минут на пятнадцать, не меньше… Ты оденься, Иван, – простынешь. А бабка моя уже завтрак готовит.
Таранов поднялся. Мокрый после купания, в одних плавках, он действительно ощущал холод, но как бы не замечал его. Он тревожился за Лешку, понимал свою ответственность. Он поднялся, пошел в дом. На теле блестели крупные капли воды, босые ноги оставляли отпечатки.
Дядя Саша смотрел ему вслед, качал головой… дядя Саша вспоминал сына.
* * *
Таранов растер тело махровым полотенцем, оделся и осмотрел Лешкину комнату – кровать Алексей оставил незаправленной и даже вещи забрал не все. Было такое впечатление, что он выскочил куда-то ненадолго. Об обратном говорила только его записка, оставленная на крыльце. Но даже если бы ее не было, Иван все равно догадался бы, что означает внезапный отъезд вчерашнего наркомана. Он отлично понимал, что билет на поезд «Пестово – Санкт-Петербург» станет для Алексея пресловутым «билетом в один конец». В прямом и зловещем смысле…
Иван присел на незаправленную кровать, быстро прокачал ситуацию. Основная профессия – а называлась она «глубинно-тыловая разведка» – научила его соображать быстро и не поддаваться панике ни при каких обстоятельствах. (Ни при каких? А охоту «ирокеза» ты забыл, майор?).
Итак, Алексей едет сейчас на станцию Анциферово… возможно, уже приехал… Но еще как минимум час ему нужно ждать поезда на Питер. На «Ниве» Иван доберется до Анциферова минут за двадцать… там запросто перехватит Лешку.
– Иди кофей пить, – раздался снизу голос дяди Саши.
– Сейчас, – отозвался Иван… даже если он вдруг не перехватит Лешку на станции, то тоже ничего страшного не произойдет – он просто позвонит в Питер, и ребята встретят его на Московском вокзале… Конечно, нельзя исключить, что он окажется хитрее и выйдет в Рыбацком… ну что же, и этот вариант можно предусмотреть.
В общем, подвел итог Таранов, перехватить парня можно. И он обязательно это сделает – монстры с плакатов в Иришкиной комнате останутся голодными, Лешку он им не отдаст.
Таранов поднялся с кровати – взвизгнули пружины – и спустился вниз. Тетя Рая уже наливала кофе в старенькие синие чашки.
* * *
До Анциферова Лешка не доехал. На скользком глинистом спуске не справился с мотоциклом – упал в канаву. С огромным трудом он вытащил мотоцикл из воды, а вот завести уже не смог. Он долго понапрасну мучил стартер… потом крыл матом ни в чем не повинный «Восход», бессильно колотил по рулю, облепленному травой и грязью… А гадина шептала: надо спешить. Тебе надо спешить.
Лешка попробовал завести двигатель, скатившись с горки. Сам понимал, что это бесполезно, но все-таки попробовал. Двухколесная машина завиляла, заскользила боком по напитанной влагой глине, и спустя несколько секунд он снова упал. Лешка уселся на рыжую глину, смотрел на «уснувший» мотоцикл и готов был заплакать от обиды на весь мир: на себя, на мотоцикл, на черную героиновую гадину и… на Таранова, который увез его сюда. Если бы не эта старая сволочь Таранов, он мог бы сейчас заскочить к Марату. Или к Свистуну… или нет, лучше всего к Сиське. Сиська всегда дает в долг. И бодяжит не сильно… Да, если бы не эта падла Таранов, он бы уже раскумарил.
Лешка сидел на раскисшей от дождя глине, смотрел на отвратительный лес вдоль дороги, омерзительное солнце, подлый мотоцикл, и на глаза наворачивались слезы. Он почти не заметил, как с противоположной горки спустился «БМВ». Спустился и встал рядом. Дверцы распахнулись, из салона вышли Бомбила, Скутер и Сизов… Сквозь слезы и против солнца они представлялись Лешке очень большими и черными.
– О-о, – сказал Скутер, – какая встреча! Специально выехал нас встретить, Леша? Вот не ждали, брат, вот удружил.
– Не, – сказал Бомбила, – это он типа байкер. Катается тут.
– Ну, а кореш-то твой старший где? – спросил Сизов. В руках он держал помповое ружье и внимательно поглядывал по сторонам.
Лешка молчал, его заметно колотило. Сизов опустил ствол ружья в землю, сплюнул и произнес:
– Полезай в багажник, крыса.
* * *
Таранов по-быстрому выпил свой кофе, собрался ехать на станцию.
– А оладьи? – всплеснула руками тетя Рая. – Съешь хоть пару-то, Ваня. Горячие оладушки, с огня… Никуда твой Лешка не денется, успеешь к поезду. Он все равно опоздает.
Безусловно, тетя Рая была права – он успевал к поезду, он точно знал, что перехватит Лешку. Но грызла сердце какая-то тревога… Таранов снова сел за стол, взялся за оладьи. Он механически жевал, механически кивал головой в ответ на слова тети Раи и смотрел в окно.
Когда из-за поворота выскочил мотоциклист, Таранов напрягся, вглядываясь: не Лешка ли вернулся? До мотоциклиста было далеко, не разглядеть… но фигурка мотоциклиста быстро приближалась, и скоро стало ясно: нет, не Лешка.
– Ну, ладно, – сказал Иван, – поеду я… спасибо, тетя Рая, за оладьи.
Он вышел на улицу, сел в «Ниву». Мотоциклист был уже совсем рядом, навстречу ему бежали собаки, лениво лаяли… Таранов пустил двигатель, дворниками смахнул с лобового стекла невысохшие дождевые капли. Мотоциклист – им оказался дедок-пенсионер из Ерзовки – слез с мотоцикла и замахал Таранову рукой. Выглядел он встревоженно.
На крыльцо вышел дядя Саша с сигаретой в руке.
– Здорово, Алексан Алексеич, – произнес приехавший. – Разговор есть к тебе… и к Ивану тоже.
Таранов выбрался из «Нивы». Он предположил, что разговор каким-то образом касается Лешки… и ошибся.
– Что за разговор-то? – спросил дядя Саша. – Случилось что, Пал Петрович?
– Случилось, – коротко ответил Павел Петрович, когда подошел Иван. И рассказал, что в Ерзовку приехали трое на большой черной иномарке, интересовались, как проехать на хутор к леснику… да все не напрямую, все обиняками. А сами какие-то… не пойми какие. Не бандиты ли?
– А номер машины не посмотрели, Пал Петрович? – спросил Таранов внешне безразлично.
– То-то и оно, что номер-то в грязи, – ответил Петрович. – Нумера совсем не видать, а машина не шибко и грязная.
– А дальше что? – спросил дядя Саша, бросил взгляд на Ивана.
– Да что? Не понравились они мне, Александр Алексеич.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40