- Ну а ты? - спросила Лина. - Ведь именно ты нашел все это. Тебя как-то отметят? Ты будешь сегодня произносить речь?
- Ни в коем случае. Мы, как сказал Боровой, - рыцари плаща и кинжала, ребята скромные, публику не любим. Нам это без надобности. Ну представь себе такую картину. Боровой говорит: "А сейчас комиссар президентского расследования Артур Воронцов расскажет нам, как он разобрался с бандитами и выхватил у них из-под носа сундуки с золотом-брилъянтами". После этого Артур Воронцов не проживет и суток. И никакие верные и надежные друзья и спецы не спасут меня. Слишком уж я вредная фигура для многих в этом городе. И, между прочим, о том, кто я есть на самом деле, не знают даже мои полковники и генералы. Для них я обычный, ну… может быть, не совсем обычный полков…
- Ага! - Лина торжествующе подняла палец. - Вот ты и раскололся! Ты, стало быть, полковник?
- Аты случайно не Мата Хари? - засмеялся Артур. - Знала бы ты, сколько суперагентов во всем мире провалилось из-за женщин!
- Я не такая женщина, - сказала Лина. - Ты из-за меня не провалишься.
- Будем надеяться, - Артур с сомнением покачал головой. - Тут все-таки больше от меня зависит. Ладно, распущу перед тобой перья и скажу, что я из тех полковников, которым генералы честь отдают. Во как!
- Расхвастался! - улыбнулась Лина. - Давно известно, что все мужчины хвастливы и не упускают случая распустить перед женщиной перья. Как индейский петух.
- Это - как индюк? - уточнил Артур, улыбаясь.
- Точно, - кивнула Лина, - как он самый.
- С соплей… - грустно сказал Артур. - Ну да ладно. Вернемся к нашим баранам, то есть к тем, кто знает мое истинное лицо. Это мое непосредственное и, сама понимаешь, тайное начальство в Москве, это мой друг Косъка Палицын, ты и… и покойный Желвак.
- А кто этот Косъка Палицын?
- Это… Это, знаешь ли, фигура. Я тебя познакомлю с ним потом.
- Хорошо. А знаешь, Артур, мне тут уже надоело. Давай уйдем!
- Как прикажете, моя госпожа! Мне, честно говоря, тут тоже не нравится. Есть один нюансик.
- Какой такой нюансик? - Лина с интересом посмотрела на Артура.
- Видишь ли… Среди тех, кто здесь присутствует, как минимум четверо точно знают о том, что на столе лежит не все, что было в пещере, и как минимум десять человек догадываются, что я имею к этому отношение.
- Так ведь, - Лина озадаченно взглянула на Артура, - это получается, что вы в опасности!
- Ну, к опасности я давно уже привык. Как сказал идиот Боровой, эта служба и опасна, и вредна… Но не все так просто. Меня боятся. Действительно боятся. Так что я страшный и ужасный, и те из них, кто останется в живых, позавидуют мертвым.
- Ая тебя вовсе не боюсь, - сказала Лина и прислонилась лбом к плечу Артура. - Пошли отсюда, ладно?
- Пошли, - ответил Артур, и они направились к выходу.
***
- Аты уверен, что это именно он?
Коряга задал этот вопрос только для того, чтобы получить подтверждение собственным мыслям. А думал он о том седом красавчике с рыжей кралей под боком, который стоял в самом темном углу колонного зала. Коряга не сомневался, что именно красавчик виноват в том, что Желвак сейчас лежал в выдвижном холодильнике морга больницы имени маршала Рокоссовского.
- Ну так что? - снова спросил Коряга и постучал по столу пальцами, на которых были вытатуированы перстни, лучи и прочие знаки воровского отличия.
- А… Извини, задумался, - председатель Комитета по восстановлению исторического наследия Семен Лукич Копейкин встрепенулся и, взяв за горло литровую бутылку "Финляндии", налил себе водки, - извини… Конечно, он! Больше некому. Появляется то там, то тут, дела какие-то непонятные, а потом галоши пропадают.
- Какие галоши? - нахмурился Коряга и тоже налил себе водки.
- Да это я так, к слову, поговорка такая, - усмехнулся Семен Лукич. - Конечно, не галоши, а вещи дорогие, цены, так сказать, немалой. Ну что, вздрогнем?
- Вздрогнем, - кивнул Коряга и опрокинул рюмку в рот.
Семен Лукич деликатно высосал свою водку и, поморщившись, взял с блюдечка ломтик лимона.
- А вообще, кто он такой? - спросил Коряга и закусил соленым огурчиком.
Он предпочитал простые российские закуски.
- Кто он такой… - Семен Лукич поправил сползшую с плеча простыню. - Трудно сказать. По моим сведениям, этот Артур Воронцов - человек Москвы. По документам работает в Конторе, в каком-то спецотделе, но сдается мне, что не все так просто. По-моему, эта его работа на Литейном - только для виду. А занимается он тут какими-то совершенно неизвестными делами. И никаких подходов к нему нет, никто не может на него надавить, и, что самое главное, все у него получается. Будто он заколдованный какой-то. Друзей нет, с коллегами не дружит, ну, почти ни с кем… В общем - темный человек. И опасный для нас.
Коряга вытер полотенцем мокрый лоб и задрал волосатую ногу на мраморную ступеньку. Зацепив ладонью холодной воды из мельхиорового тазика, он плеснул себе на грудь, украшенную густой татуировкой, и сказал:
- Ну раз опасный, так можно его и это…
- Ни в коем разе, - Семен Лукич замотал головой. - Разве ты не понимаешь? По моим сведениям, в схроне было добра раза в три больше, чем показали в Этнографическом музее. Неизвестно, кто приложил к этому руку, но зуб даю - это именно он, Воронцов.
- Уверен? - Коряга пытливо посмотрел на Семена Лукича. - А если это менты, спецназовцы? Ты думаешь, тамошнее начальство золотишко да камушки не любит?
- Золотишко да камушки все любят, - вздохнул Семен Лукич, - но к спецназу подобраться куда как проще, у меня там людишки прикормленные имеются, так что… Если бы это они были, я бы точно знал.
- А может, комитетчики какие-нибудь, вроде тебя, постарались? Сейчас ведь комитетов всяких вшивых, вроде твоего, ты уж извини, больше чем пирожковых организовалось.
- Тоже бы знал, - Семен Лукич снова вздохнул. - Так что он это, и никто другой.
- Ну так…
- Ты понимаешь, Коря… Извини, Виктор Борисович. Тут ведь какое дело… Трогать его опасно. В натуре опасно. Что за ним, кто за ним - неизвестно. Тронешь, а потом всю оставшуюся жизнь будешь волосы на себе рвать.
- Ну тебе-то не придется, - усмехнулся Коряга, намекая на обширную лысину Копейкина.
- Зато тебе придется, - огрызнулся Копейкин, - вон шевелюра какая.
Шевелюра у сорокапятилетнего Коряги, вора в законе, и впрямь была хоть куда - густая и без единого седого волоска.
- Так что ты предлагаешь? - спросил Коряга и снова наполнил свою рюмку.
- Есть одна идейка… - туманно ответил Копейкин и налил себе. - Будь здоров.
- Будь! - Коряга залпом выпил водку и потянулся за лежавшими на краю отделанного малахитом бассейна сигаретами.
Закурив, он выпустил дым тонкой струйкой, потом послал вслед ей три колечка и, довольно ухмыльнувшись, спросил:
- А что за идейка-то? Ты уж просвети меня.
- Ну, идейка… Понимаешь, просто грохнуть его у нас резона нет. Он, конечно, сильно мешает, но ведь у него добро наше, вот оно как. Наехать - не получится. Он по-настоящему крутой. А вот установить за ним слежку - это другое дело. Он ведь так или иначе приведет наших людей к своей заначке. А заначка эта - не пачка долларов, которую в штаны спрятать можно. Там, понимаешь, килограммы золота-брилъянтов.
- Килограммы… - Коряга поднял брови. - Килограммы - это хорошо. А вот насчет того, что это добро наше, это ты правильно подметил. Наше оно, воровское.
- Что значит - воровское? - удивился Копейкин.
- Тойзначит, - усмехнулся Коряга. - Тут, понимаешь, такая история, в общем… Налей-ка мне водочки, а я тебе хорошую байку расскажу.
Копейкин, придерживая постоянно сползавшую простыню, взялся за бутылку, а Коряга, мечтательно закатив глаза, начал рассказ:
- После революции один фартовый жиган, а кликуха у него и была - Жиган, был членом банды Леньки Пантелеева. Сам знаешь, банда была крутая, уважаемая. Но орлы из ЧК тоже не дремали, и в конце концов веревочке пришел конец. Банду накрыли, но Жигану удалось спастись, и он организовал собственную банду, которая тоже работала фартово и ни разу не попалась. Добыча была богатой, Жиган присылал в воровской общак много денег, а в то время криминальное общество было не то, что сейчас. Правильное было общество. Все долю приносили - и карманники, и форточники, и медвежатники… Да… И был общак этот не такой, как сейчас, в банке не лежал, потому что было в этом общаке и золото, и серебро, и цацки разные старинные, и даже картины. Сечешь?
Копейкин, который внимательно слушал Корягу, кивнул, и Коряга, взяв наполненную рюмку, сказал:
- Твое здоровье. Эх-х! Хороша зараза, была бы она твердая, я бы ее грыз!
Поставив пустую рюмку на мрамор, он крякнул и продолжил воровскую сагу:
- Да… В общем, нарушил этот Жиган воровские понятия. Перед войной, когда всем уже стало ясно, что немцы нападут, Жиган двинул общак. Представляешь? Держателя общака грохнул, горло ему перерезал, а все добро забрал. Добра там было немеряно. Пятьдесят пять килограммов в разном золоте, целая куча драгоценных камней, потом еще картины всякие, и эти… произведения искусства. Воры объявили на него охоту, но все без толку. А потом, сразу после войны, один браток вернулся из немецкого концлагеря и сразу получил десятку за то, что не погиб смертью храбрых, а в плен к супостату сдался. Попал в лагерь, представился, оказался не простым фуцаном, а авторитетом, Шабером его звали… Так вот, этот Шабер, царство ему небесное, рассказал интересную историю. В концлагере один пленный заболел и в бреду начал болтать языком. Шабер подсел к нему и стал слушать. И тут-то у него чавка и отвисла. Этот пленный как раз и оказался тем самым Жиганом. Когда он двинул общак, то спрятал все добро… Ну уже известно, где он его спрятал. А план, карту то есть, на всякий случай выгравировал на внутренней стороне одного старинного медальона. Медальон спрятал в стене старинной питерской квартиры, а потом, случайно попавшись на каком-то совершенно левом деле, он получил двенадцать лет строгого режима и загремел на зону под чужим именем. Началась война, и в сорок третьем году его отправили на фронт, в штрафные батальоны, состоявшие из зеков. Потом он попал в плен к немцам, и вот тут-то Шабер и подслушал его бред.
Сначала Шабер хотел его просто грохнуть за такое нарушение понятий, но передумал и оставил это дело на потом, рассудив следующим образом: война скоро кончится, и фрицам - капут. И тогда он вернется в СССР вместе с Жиганом, и уже дома поставит его перед воровским обществом, чтобы ответ держал… Но вышло совсем по-другому. Освобождали этот лагерь американцы, и они предложили Жигану отвалить вместе с ними в Америку. Ну, советские военнопленные все такие гордые - родину, мол, не продаем, а Жиган прикинул, что в СССР возвращаться мазы нет, да и согласился. Шабер, когда узнал, что Жиган укатил на американском джипе, чуть жопу на себе не разорвал, да уж поздно было… Вот такая, понимаешь, история.
Семен Лукич задумчиво прищурился и спросил:
- А откуда ты все это знаешь? Коряга засмеялся и ответил:
- А у нас, у воров, между прочим, тоже информацию ценят. Не вы одни такие умные со своими компьютерами. У нас ведь тоже своя история имеется, вот только архивов нет… Потому что если бы мусорам в лапы попался такой архивчик - представляешь?
- Да уж, - кивнул Копейкин, - представляю. Но ведь у нас по нашим делам скорбным тоже архивов не имеется. Ну, бывают разные недоумки, записывают все, что знают, в компьютер, а заканчивается это известно чем.
- Ну так что с агентом этим делать-то будем? - спросил Коряга и взялся за бутылку.
- Как - что? Тут и ежу понятно. Давай своих орлов…
- Ты это, - Коряга строго оборвал Копейкина, - ты так где-нибудь при людях не скажи. Орел, он ведь петуху родственник, тоже птица, а петух у нас - сам знаешь кто. Так что за орла тебе могут и язык укоротить.
- Ладно, понял, - досадливо поморщился Копейкин. - В общем, давай своих людей, и устроим вокруг этого Воронцова такую сеть, чтобы он посрать не мог сходить без нашего наблюдения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29