– Это опасно.
– Но это совершенно не то, что я имел в виду, – тихо сказал Уайетт.
– Отто Фриш и Лиз Мейтнер тоже ничего плохого не имели в виду, когда в 1939 году впервые расщепили уран. Костон слегка кивнул в сторону Фавеля. – Если даже вы найдете способ укрощать ураганы, люди именно такого типа будут решать, как их использовать.
– Он мог бы спасти всех, – сказал Уайетт более громким голосом. – В самом деле, мог бы: Если бы он отошел в горы, правительственная армия последовала бы за ним.
– Да, конечно, – согласился Костон.
– Но он этого не собирается делать. Он хочет их пригвоздить в Сен-Пьере.
Костон поскреб голову.
– Это на самом деле не так легко, как кажется. Ведь пока идет эвакуация, ему надо будет отбиваться от Серрюрье и Рокамбо. Затем он должен обеспечить организованный и безопасный отход своих войск. Далее он должен подумать о безопасности своей позиции по всей длине линии восьмидесятифутовой отметки, а это черт знает, какая длина, если учесть, что в его распоряжении всего пять тысяч человек, не считая тех, кто в течение этой операции погибнет. И, наконец, чтобы устоять против ветра, его армия должна врыться в землю. – Он с сомнением покачал головой. – В целом, чрезвычайно сложная и непредсказуемая операция.
Уайетт бросил взгляд на Фавеля.
– Я думаю, что он также одержим властью, как и Серрюрье, – сказал он.
– Послушайте, любезный. Начните думать как следует, – сказал Костон. – Он делает то, что он должен делать в сложившихся обстоятельствах. Он начал дело для того, чтобы его закончить, и в ситуации, в которой он очутился сейчас, он готов использовать любое подвернувшееся ему оружие, в том числе ураган. – Костон задумался. – Может, он, в конце концов, не так плох, как я думал. Когда он сказал, что не хочет больше сражений, я думаю, он был искренен.
– Может, и не хочет, – сказал Уайетт, – при условии, что он в выигрыше.
Костон заулыбался.
– Вот, – вы начинаете учиться смотреть на факты жизни с точки зрения политики. Черт возьми, насколько же многие из вас, ученых, наивны.
Уайетт проговорил с отчаянием в голосе:
– Когда-то я хотел заниматься атомной физикой, но мне не понравилось, что из нее в конечном счете получается. Теперь я вижу, что все равно пришел к этому.
– Нельзя жить в башне из слоновой кости, – наставительно сказал Костон. – От внешнего мира не убежишь.
– Наверное, нет, – согласился Уайетт, хмурясь. – Ладно, надо предпринять что-то в отношении Джули и Росторна.
– Что же вы думаете предпринять? – настороженно спросил Костон.
– Но что-то же надо делать, – рассердился Уайетт. – Мне нужна машина и сопровождающий, хотя бы на часть пути.
– Вы, случайно, не собираетесь отправиться в расположение армии Рокамбо, а? – спросил Костон в замешательстве.
– Кажется, это единственный путь, – сказал Уайетт. – Больше ничего мне в голову не приходит.
– Так. Но я бы не беспокоил сейчас Фавеля такими проблемами, – посоветовал Костон. – Он сейчас слишком занят. – Он посмотрел на Уайетта так, словно прикидывал, в своем ли тот уме. – Кроме того, Фавель сейчас не захочет вас терять.
– Что вы имеете в виду?
– Он рассчитывает на вас. Вы будете смотреть на небо и давать ему информацию о развитии урагана, а он, опираясь на нее, будет корректировать свои действия с точки зрения времени.
– Ну нет, этого он не дождется, – процедил Уайетт сквозь зубы.
– Послушайте, – сказал Костон довольно резко. – Фавелю надо думать более, чем о шестидесяти тысячах людей. Он все же выводит население из Сен-Пьера, что вовсе не является необходимой составной частью его боевых планов. Напротив, эти усилия могут обескровить его силы. В общем, сами решайте, что для вас важнее. – С этими словами Костон повернулся и отошел от Уайетта.
Уайетт посмотрел ему вслед с усиливающимся холодом в животе. Костон, конечно, был прав. Безусловно прав, черт возьми! Уайетт волей неволей попал в щекотливую ситуацию: получалось, что спасая население Сен-Пьера, он помогает разгромить правительственную армию. Впрочем, можно было посмотреть на это иначе: помогая разгромить армию, он спасет людей. Он повертел свою мысль так и эдак, но это не принесло ему успокоения.
II
В одиннадцать часов Сен-Пьер представлял собой кипящий котел. План Мэннинга был до жестокости прост. Его эвакуационный отряд должен был, начиная одновременно с восточной и западной окраины, методично обходя один за другим дома, вытаскивать людей на улицы. Им не позволялось брать с собой никаких вещей, кроме небольшого запаса продуктов. В результате город превратился в подобие растревоженного муравейника.
Мэннинг распространил среди офицеров карты, на которые были нанесены красные и синие линии. Красные обозначали позиции войск, и гражданским лицам запрещалось их пересекать под страхом смерти. Голубые обозначали маршруты, по которым могли передвигаться люди в сторону гор – вверх по долине Негрито и по той дороге, по которой когда-то ездили Уайетт и Джули, что, казалось, было сто лет назад.
Не все проходило гладко. Синие линии подразумевали одностороннее движение, и тех, кто пытался повернуть вспять, решительно останавливали и возвращали в поток, а если они противились приказам, в качестве аргумента привлекались штыки. Но иногда даже штык не действовал на какого-нибудь обезумевшего в поисках семьи горожанина, и тогда принимались меры более решительные. Раздавался выстрел, и тело оттаскивали в придорожную кана-ву, чтобы оно не мешало движению.
Это было жестоко. Это было необходимо. И это выполнялось.
Костон, нацепив на себя знаки отличия офицера мятежной армии, носился по городу. Ни в одном из тех мест, где он прежде бывал по долгу, своей профессии, он не видел ничего подобного. Он был шокирован и радостно возбужден в одно и то же время. Шокирован масштабом трагедии, свидетелем которой он стал, и возбужден от того, что был единственным журналистом на Месте этой трагедии. Батарейки его магнитофона давно вышли из строя, и он исписывал скорописью одну за другой страницы стенографических блокнотов, которые он подобрал в одном из разграбленных магазинов.
Люди в целом вели себя апатично. Режим Серрюрье истреблял наиболее деятельных из них, и те, что остались, в массе своей походили теперь на стадо овец. Они противились тому, что их выгоняли из домов, но при виде винтовок моментально умолкали, а оказавшись на улице, покорно выстраивались в колонну и шагали вперед, подгоняемые солдатами Фавеля. На перекрестках, где сталкивались колонны, Шедшие по разным улицам, неизбежно возникали заторы и свалки, ликвидация которых требовала от солдат немалых сил и времени. После этого на земле всегда оставались трупы задавленных и растоптанных людей – жертвы паники и неразберихи.
Костон ездил по городу в одолженном у кого-то автомобиле и, наконец, повернул в долину Негрито. Сверяясь по карте, он нашел кратчайший путь к зоне, обозначенной красной линией. Он свернул на какой-то проселок, приведший его к основной магистрали недалеко от того места, где Фавель захватил артиллерию Серрюрье. Там поток беженцев соприкасался с отрядом фавельских войск человек в двести. Они занимались тем, что выводили из колонны дееспособных мужчин, разбивали их на взводы и уводили в разных направлениях. Заинтересованный этим, Костон последовал за одним из них и увидел, как людям вручали лопаты и под дулом винтовок заставляли рыть землю.
Фавель оборудовал линию обороны по восьмидесятифутовому контуру.
Когда Костон вернулся в машину, он стал свидетелем жуткой сцены: на обочине дороги солдаты кидали в кучу трупы людей – тех, кто наотрез отказался копать землю для победы Фавеля.
Подавленный картиной смерти, он решил было подняться по долине Негрито в безопасный район, но заставил себя повернуть машину обратно в город, – работа была для него важнее всего на свете. Он добрался до «Империала» и стал разыскивать Уайетта. Он нашел его на крыше отеля, Уайетт смотрел на небо. Костон тоже взглянул вверх и увидел, что солнце было слегка завуалировано легким слоем перистых облаков.
– Что нового? – спросил он.
Уайетт повернулся к нему.
– Вон, видите, облака? Мейбл в пути, – сказал он. Костон спросил:
– А что в них особенного? В Англии часто бывают такие облака.
– Скоро увидите разницу.
Костон искоса посмотрел на него.
– Ну, как настроение, получше?
– Ничего, – мрачно ответил Уайетт.
– Мне пришла в голову мысль, которая, может быть, утешит вас. Люди, на которых должен обрушиться ураган, – солдаты Серрюрье. А солдатам полагается умирать, им за это деньги платят, в отличие от женщин и детей Сен-Пьера.
– Как там в городе?
– Напряженно. Были попытки мародерства, но люди Фавеля быстро положили этому конец. – Костон умышленно умолчал о том, какими методами производилась эвакуация населения. – Самое ужасное то, что из города ведет практически одна дорога. А вы представляете себе, какая часть дороги вместит все население города?
– У меня не было возможности заниматься этим, – колко сказал Уайетт.
– А я вот подсчитал, и получилось – примерно двенадцать миль. Поскольку они движутся со скоростью не более, чем две мили в час, всей колонне потребуется шесть часов, чтобы пройти любую точку на дороге.
– А я тут битый час изучал карты, – сказал Уайетт. – Фавель попросил меня определить безопасные для людей районы. Я с превеликим тщанием рассматривал абсолютно все эти линии, но, – он стукнул кулаком по ладони, – определить абсолютно безопасное пространство не смог. Городским войскам надо было разработать план немедленной эвакуации населения на случай урагана, – сердито закончил он.
– Ну, Фавель тут не при чем, – справедливо заметил Костон. – Это вина Серрюрье. – Он взглянул на часы. – Уже час, а Рокамбо еще не предпринимал никаких действий. Вероятно, его потрепали серьезнее, чем мы думаем. Вы поели?
Уайетт помотал головой, и Костон предложил:
– Давайте перекусим. Может, долго еще не придется думать о еде.
Они спустились вниз и сразу же столкнулись с Мэннингом.
– Когда должен начаться ураган? – спросил он.
– Я пока еще не могу точно сказать, – ответил Уайетт. – Дайте мне еще пару часов, и тогда будет ясно.
Мэннинг был явно разочарован, но промолчал. Костон спросил его:
– Можем мы где-нибудь поесть? У меня урчит в животе?
Мэннинг улыбнулся.
– Мы тут нашли несколько цыплят. Пошли.
Он провел их в комнату метрдотеля, которая была превращена в подобие офицерского клуба. Там они застали Фавеля, заканчивавшего еду. Он тоже расспросил Уайетта об урагане, несколько более подробно, чем Мэннинг, затем встал и отправился в свой зал с картами.
Костон, расправляясь с куриной косточкой, спросил Мэннинга:
– Как вы оказались втянутым во все это дело с Фавелем?
– Это моя работа, – лаконично ответил Мэннинг.
– Вы имеете в виду советы по организации военных действий?
Мэннинг усмехнулся.
– Фавель в этом не нуждается.
Костон напустил на себя глубокомысленный вид.
– Ага. И словно на него внезапно нашло озарение, воскликнул. – Вы, наверное, имеете дело с АФК?
– Это что такое? – спросил Уайетт.
– Антильская Фруктовая Корпорация – крупнейший бизнес в этой части земного шара. Меня всегда интересовало, кто финансирует Фавеля, – сказал Костон.
Мэннинг положил в тарелку куриную кость.
– Я не обязан вам отвечать и не стану трепаться перед всякими репортерами.
– В общем, это правильно, – согласился Костон. – Но если репортер нащупал что-то и настолько хорошо сработал, что сумел подкрепить свои догадки фактами, то почему бы ему не предоставить полной картины дела? Под вашим углом зрения, конечно.
Мэннинг рассмеялся.
– А вы мне нравитесь, Костон. В самом деле, нравитесь. Ну, что ж, я могу вам обрисовать картину, но, разумеется, неофициально, так что не ссылайтесь на меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
– Но это совершенно не то, что я имел в виду, – тихо сказал Уайетт.
– Отто Фриш и Лиз Мейтнер тоже ничего плохого не имели в виду, когда в 1939 году впервые расщепили уран. Костон слегка кивнул в сторону Фавеля. – Если даже вы найдете способ укрощать ураганы, люди именно такого типа будут решать, как их использовать.
– Он мог бы спасти всех, – сказал Уайетт более громким голосом. – В самом деле, мог бы: Если бы он отошел в горы, правительственная армия последовала бы за ним.
– Да, конечно, – согласился Костон.
– Но он этого не собирается делать. Он хочет их пригвоздить в Сен-Пьере.
Костон поскреб голову.
– Это на самом деле не так легко, как кажется. Ведь пока идет эвакуация, ему надо будет отбиваться от Серрюрье и Рокамбо. Затем он должен обеспечить организованный и безопасный отход своих войск. Далее он должен подумать о безопасности своей позиции по всей длине линии восьмидесятифутовой отметки, а это черт знает, какая длина, если учесть, что в его распоряжении всего пять тысяч человек, не считая тех, кто в течение этой операции погибнет. И, наконец, чтобы устоять против ветра, его армия должна врыться в землю. – Он с сомнением покачал головой. – В целом, чрезвычайно сложная и непредсказуемая операция.
Уайетт бросил взгляд на Фавеля.
– Я думаю, что он также одержим властью, как и Серрюрье, – сказал он.
– Послушайте, любезный. Начните думать как следует, – сказал Костон. – Он делает то, что он должен делать в сложившихся обстоятельствах. Он начал дело для того, чтобы его закончить, и в ситуации, в которой он очутился сейчас, он готов использовать любое подвернувшееся ему оружие, в том числе ураган. – Костон задумался. – Может, он, в конце концов, не так плох, как я думал. Когда он сказал, что не хочет больше сражений, я думаю, он был искренен.
– Может, и не хочет, – сказал Уайетт, – при условии, что он в выигрыше.
Костон заулыбался.
– Вот, – вы начинаете учиться смотреть на факты жизни с точки зрения политики. Черт возьми, насколько же многие из вас, ученых, наивны.
Уайетт проговорил с отчаянием в голосе:
– Когда-то я хотел заниматься атомной физикой, но мне не понравилось, что из нее в конечном счете получается. Теперь я вижу, что все равно пришел к этому.
– Нельзя жить в башне из слоновой кости, – наставительно сказал Костон. – От внешнего мира не убежишь.
– Наверное, нет, – согласился Уайетт, хмурясь. – Ладно, надо предпринять что-то в отношении Джули и Росторна.
– Что же вы думаете предпринять? – настороженно спросил Костон.
– Но что-то же надо делать, – рассердился Уайетт. – Мне нужна машина и сопровождающий, хотя бы на часть пути.
– Вы, случайно, не собираетесь отправиться в расположение армии Рокамбо, а? – спросил Костон в замешательстве.
– Кажется, это единственный путь, – сказал Уайетт. – Больше ничего мне в голову не приходит.
– Так. Но я бы не беспокоил сейчас Фавеля такими проблемами, – посоветовал Костон. – Он сейчас слишком занят. – Он посмотрел на Уайетта так, словно прикидывал, в своем ли тот уме. – Кроме того, Фавель сейчас не захочет вас терять.
– Что вы имеете в виду?
– Он рассчитывает на вас. Вы будете смотреть на небо и давать ему информацию о развитии урагана, а он, опираясь на нее, будет корректировать свои действия с точки зрения времени.
– Ну нет, этого он не дождется, – процедил Уайетт сквозь зубы.
– Послушайте, – сказал Костон довольно резко. – Фавелю надо думать более, чем о шестидесяти тысячах людей. Он все же выводит население из Сен-Пьера, что вовсе не является необходимой составной частью его боевых планов. Напротив, эти усилия могут обескровить его силы. В общем, сами решайте, что для вас важнее. – С этими словами Костон повернулся и отошел от Уайетта.
Уайетт посмотрел ему вслед с усиливающимся холодом в животе. Костон, конечно, был прав. Безусловно прав, черт возьми! Уайетт волей неволей попал в щекотливую ситуацию: получалось, что спасая население Сен-Пьера, он помогает разгромить правительственную армию. Впрочем, можно было посмотреть на это иначе: помогая разгромить армию, он спасет людей. Он повертел свою мысль так и эдак, но это не принесло ему успокоения.
II
В одиннадцать часов Сен-Пьер представлял собой кипящий котел. План Мэннинга был до жестокости прост. Его эвакуационный отряд должен был, начиная одновременно с восточной и западной окраины, методично обходя один за другим дома, вытаскивать людей на улицы. Им не позволялось брать с собой никаких вещей, кроме небольшого запаса продуктов. В результате город превратился в подобие растревоженного муравейника.
Мэннинг распространил среди офицеров карты, на которые были нанесены красные и синие линии. Красные обозначали позиции войск, и гражданским лицам запрещалось их пересекать под страхом смерти. Голубые обозначали маршруты, по которым могли передвигаться люди в сторону гор – вверх по долине Негрито и по той дороге, по которой когда-то ездили Уайетт и Джули, что, казалось, было сто лет назад.
Не все проходило гладко. Синие линии подразумевали одностороннее движение, и тех, кто пытался повернуть вспять, решительно останавливали и возвращали в поток, а если они противились приказам, в качестве аргумента привлекались штыки. Но иногда даже штык не действовал на какого-нибудь обезумевшего в поисках семьи горожанина, и тогда принимались меры более решительные. Раздавался выстрел, и тело оттаскивали в придорожную кана-ву, чтобы оно не мешало движению.
Это было жестоко. Это было необходимо. И это выполнялось.
Костон, нацепив на себя знаки отличия офицера мятежной армии, носился по городу. Ни в одном из тех мест, где он прежде бывал по долгу, своей профессии, он не видел ничего подобного. Он был шокирован и радостно возбужден в одно и то же время. Шокирован масштабом трагедии, свидетелем которой он стал, и возбужден от того, что был единственным журналистом на Месте этой трагедии. Батарейки его магнитофона давно вышли из строя, и он исписывал скорописью одну за другой страницы стенографических блокнотов, которые он подобрал в одном из разграбленных магазинов.
Люди в целом вели себя апатично. Режим Серрюрье истреблял наиболее деятельных из них, и те, что остались, в массе своей походили теперь на стадо овец. Они противились тому, что их выгоняли из домов, но при виде винтовок моментально умолкали, а оказавшись на улице, покорно выстраивались в колонну и шагали вперед, подгоняемые солдатами Фавеля. На перекрестках, где сталкивались колонны, Шедшие по разным улицам, неизбежно возникали заторы и свалки, ликвидация которых требовала от солдат немалых сил и времени. После этого на земле всегда оставались трупы задавленных и растоптанных людей – жертвы паники и неразберихи.
Костон ездил по городу в одолженном у кого-то автомобиле и, наконец, повернул в долину Негрито. Сверяясь по карте, он нашел кратчайший путь к зоне, обозначенной красной линией. Он свернул на какой-то проселок, приведший его к основной магистрали недалеко от того места, где Фавель захватил артиллерию Серрюрье. Там поток беженцев соприкасался с отрядом фавельских войск человек в двести. Они занимались тем, что выводили из колонны дееспособных мужчин, разбивали их на взводы и уводили в разных направлениях. Заинтересованный этим, Костон последовал за одним из них и увидел, как людям вручали лопаты и под дулом винтовок заставляли рыть землю.
Фавель оборудовал линию обороны по восьмидесятифутовому контуру.
Когда Костон вернулся в машину, он стал свидетелем жуткой сцены: на обочине дороги солдаты кидали в кучу трупы людей – тех, кто наотрез отказался копать землю для победы Фавеля.
Подавленный картиной смерти, он решил было подняться по долине Негрито в безопасный район, но заставил себя повернуть машину обратно в город, – работа была для него важнее всего на свете. Он добрался до «Империала» и стал разыскивать Уайетта. Он нашел его на крыше отеля, Уайетт смотрел на небо. Костон тоже взглянул вверх и увидел, что солнце было слегка завуалировано легким слоем перистых облаков.
– Что нового? – спросил он.
Уайетт повернулся к нему.
– Вон, видите, облака? Мейбл в пути, – сказал он. Костон спросил:
– А что в них особенного? В Англии часто бывают такие облака.
– Скоро увидите разницу.
Костон искоса посмотрел на него.
– Ну, как настроение, получше?
– Ничего, – мрачно ответил Уайетт.
– Мне пришла в голову мысль, которая, может быть, утешит вас. Люди, на которых должен обрушиться ураган, – солдаты Серрюрье. А солдатам полагается умирать, им за это деньги платят, в отличие от женщин и детей Сен-Пьера.
– Как там в городе?
– Напряженно. Были попытки мародерства, но люди Фавеля быстро положили этому конец. – Костон умышленно умолчал о том, какими методами производилась эвакуация населения. – Самое ужасное то, что из города ведет практически одна дорога. А вы представляете себе, какая часть дороги вместит все население города?
– У меня не было возможности заниматься этим, – колко сказал Уайетт.
– А я вот подсчитал, и получилось – примерно двенадцать миль. Поскольку они движутся со скоростью не более, чем две мили в час, всей колонне потребуется шесть часов, чтобы пройти любую точку на дороге.
– А я тут битый час изучал карты, – сказал Уайетт. – Фавель попросил меня определить безопасные для людей районы. Я с превеликим тщанием рассматривал абсолютно все эти линии, но, – он стукнул кулаком по ладони, – определить абсолютно безопасное пространство не смог. Городским войскам надо было разработать план немедленной эвакуации населения на случай урагана, – сердито закончил он.
– Ну, Фавель тут не при чем, – справедливо заметил Костон. – Это вина Серрюрье. – Он взглянул на часы. – Уже час, а Рокамбо еще не предпринимал никаких действий. Вероятно, его потрепали серьезнее, чем мы думаем. Вы поели?
Уайетт помотал головой, и Костон предложил:
– Давайте перекусим. Может, долго еще не придется думать о еде.
Они спустились вниз и сразу же столкнулись с Мэннингом.
– Когда должен начаться ураган? – спросил он.
– Я пока еще не могу точно сказать, – ответил Уайетт. – Дайте мне еще пару часов, и тогда будет ясно.
Мэннинг был явно разочарован, но промолчал. Костон спросил его:
– Можем мы где-нибудь поесть? У меня урчит в животе?
Мэннинг улыбнулся.
– Мы тут нашли несколько цыплят. Пошли.
Он провел их в комнату метрдотеля, которая была превращена в подобие офицерского клуба. Там они застали Фавеля, заканчивавшего еду. Он тоже расспросил Уайетта об урагане, несколько более подробно, чем Мэннинг, затем встал и отправился в свой зал с картами.
Костон, расправляясь с куриной косточкой, спросил Мэннинга:
– Как вы оказались втянутым во все это дело с Фавелем?
– Это моя работа, – лаконично ответил Мэннинг.
– Вы имеете в виду советы по организации военных действий?
Мэннинг усмехнулся.
– Фавель в этом не нуждается.
Костон напустил на себя глубокомысленный вид.
– Ага. И словно на него внезапно нашло озарение, воскликнул. – Вы, наверное, имеете дело с АФК?
– Это что такое? – спросил Уайетт.
– Антильская Фруктовая Корпорация – крупнейший бизнес в этой части земного шара. Меня всегда интересовало, кто финансирует Фавеля, – сказал Костон.
Мэннинг положил в тарелку куриную кость.
– Я не обязан вам отвечать и не стану трепаться перед всякими репортерами.
– В общем, это правильно, – согласился Костон. – Но если репортер нащупал что-то и настолько хорошо сработал, что сумел подкрепить свои догадки фактами, то почему бы ему не предоставить полной картины дела? Под вашим углом зрения, конечно.
Мэннинг рассмеялся.
– А вы мне нравитесь, Костон. В самом деле, нравитесь. Ну, что ж, я могу вам обрисовать картину, но, разумеется, неофициально, так что не ссылайтесь на меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41