В последний раз, когда я разговаривал с вами по телефону, если помните, наши доверительные деловые отношения разладились. И с тех самых пор у меня не было возможности связаться с вами. Вплоть до сегодняшнего дня.
— Но это же означает, что он уехал по своей собственной воле! Что никто... не похищал его.
— Похоже, так.
— Шелл, до сего момента я даже не допускала такой возможности. Судя по тому, что в доме явно был обыск, я решила, что его куда-то увезли силой.
— Полагаю, дом обыскивали уже после того, как он уехал.
Алексис ненадолго задумалась, потом решительно заявила:
— Мне нужно вернуться в Лос-Анджелес. Вы планируете остаться тут?
— Я завершил здесь все свои дела. За исключением одного: не встретился с Драмом. Как только встречусь, сразу же вернусь в Лос-Анджелес. — Я на мгновение задумался. — Можете считать, что я тут в отпуске. Но если уж он такой принц Флэш...
— Но он же в Лос-Анджелесе, Шелл!
Я уставился на нее в изумлении, потом выдавил из себя:
— Он... в Лос-Анджелесе?
— Как раз перед тем, как вы позвонили ночью в среду, Драм говорил по телефону, отсюда, из этих апартаментов. Я слышала, что он что-то говорил насчет полета в Лос-Анджелес.
— А вы знаете, с кем он разговаривал?
— Нет. Не помню, чтобы он называл какие-то имена.
— А о чем был разговор?
— Я точно не помню. Просто сказал, что ему нужно в Лос-Анджелес, что-то там проверить.
— А что он делал тут, когда я звонил из Лос-Анджелеса?
— Ах, это... Он находился здесь из-за тех самых людей, которые заставили мое такси съехать с дороги.
Алексис не стала вдаваться в подробности и сменила тему разговора. Забавно, подумал я: Чет Драм — в Лос-Анджелесе, а я — здесь. И чем больше я об этом думал, тем меньше мне это нравилось.
— Алексис, — спросил я, — как вы отнесетесь к тому, чтобы я сопровождал вас до Лос-Анджелеса?
Она сказала, что ей это нравится, и даже очень. Я позвонил в аэропорт из ее спальни, чтобы узнать, нельзя ли использовать мой обратный билет сегодня. К счастью, кто-то сдал билет в последний момент, и я зарезервировал место для себя.
Пока я говорил по телефону, Алексис отправилась в ванну, прихватив с собой чемодан. Я подумал о всяких панталончиках с оборочками и решил, что в эту самую минуту Алексис облачается в них. Она появилась из ванной все с тем же чемоданчиком, положила туда что-то и защелкнула замок.
Я и сам нанес краткий визит в ванную и огляделся. За исключением ее недолгого пребывания в ванной, Алексис все время находилась у меня на глазах. Чековая книжка была слишком велика, чтобы ее спрятать где-нибудь здесь, но нигде на виду ее не было. Значит, она в чемодане. И это меня устраивало.
И возвращение в Лос-Анджелес меня тоже устраивало. Особенно если Чет Драм находится там. Драм.
Интересно, за каким чертом его понесло в Лос-Анджелес?
Драм лезет на рожон
Лос-Анджелес, 22 ч. 45 мин., четверг, 17 декабря
Кора Моуди сидела, ссутулившись, на скамейке в коридоре перед палатой неотложной помощи в больнице на Лома-Драйв.
Я подошел к ней, и она подняла на меня глаза. Вид у нее был совершенно несчастный — отекшее лицо, красные от слез глаза, дрожащие губы.
— Почему он?! — вопрошала она. — Почему это случилось с ним?!
Полицейский в форме, меривший шагами палату неотложной помощи, осведомился:
— Вы кто, мистер?
Я показал ему свои документы.
— О, Дэн, Дэн! — снова зарыдала Кора. — Боже Всевышний, почему это случилось именно с ним?!
— Сейчас можно уже успокоиться, миссис Моуди, — сказал полицейский, проявляя грубоватое сочувствие. Это был толстый коротышка с сержантскими нашивками на рукаве мундира. — Врачи делают все возможное.
Я отвел копа в сторонку:
— Он очень плох?
— Дорожный патруль подобрал его на шоссе в Санта-Монике. Видимо, его бросили там умирать.
— Он выкарабкается?
Сержант повертел ладонью — жест, означавший «серединка на половинку».
— Никому не дано предугадать свою судьбу. Он пришел в сознание. Но у него сильное сотрясение мозга и травма черепа. Рана длиной в восемь дюймов. Сломано несколько ребер, вывихнуто правое плечо. К тому же шок, конечно. И они ему все кишки выпустили.
— Он говорил с вами?
— Как бы не так! Думаю, ему пришлось иметь дело с продажным полицейским. — Горький тон сержанта красноречиво свидетельствовал о том, что он думает о продажных полицейских. — Он и близко нас не подпустил. Но спрашивал о вас.
— Могу я поговорить с ним прямо сейчас?
— Мы попытались это сделать, но врач не разрешил. Даже жену не пускают.
Я сунул в рот сигарету. Из палаты неотложной помощи вышел молодой врач в белом халате. Когда дверь за ним захлопнулась, Кора Моуди вскочила на ноги. Голос ее был таким же ровным, как «лысая» автомобильная шина.
— Со мной уже все в порядке, доктор. Можете мне сказать. Мой муж умрет?
— Ну что вы, миссис Моуди! Вы же знаете, мы делаем все, что в наших силах.
— Это только слова. Одни слова!
Молодой человек был из числа врачей, живущих при больнице, или, возможно, студентов-практикантов. Он вздохнул:
— Если он протянет ночь, у него будет шанс.
Сержант спросил у меня:
— Вы не знаете, зачем он вас звал?
— Могу только предполагать. Вам имя Рекс Маркер о чем-нибудь говорит?
— Маркер? Шишка в профсоюзе дальнобойщиков?
— Верно. Хартселльская комиссия проводит проверку «Национального братства грузоперевозчиков» по всей стране. Как вы знаете, я тоже работаю по заданию Хартселльской комиссии. Как и Дэн Моуди.
— Мы сейчас доставим сюда Маркера, — сказал сержант, а потом спросил у медсестры: — Где тут телефон?
Она объяснила, и тот пошел звонить. Вернулся он минут через десять, и мы стали ждать. Вскоре санитар принес нам сандвичи и кофе. Мы с сержантом закусили, а Кора Моуди, даже не прикоснулась к еде. Она лишь медленно отхлебывала кофе из дымящейся чашки.
Вскоре в конце коридора мы заметили направлявшегося к нам полицейского.
— Мы не нашли Маркера, — доложил он сержанту. — Дома его не оказалось. Мы проверили еще пару мест, где он мог быть. Наверняка забился в какую-нибудь щель и затаился там.
Ночь тянулась медленно. Сержанта дважды подзывали к телефону. Рекса Маркера так и не нашли.
Кризис наступил в два часа дня в пятницу. После завтрака с Корой Моуди в кафетерии через дорогу от больницы я по ее просьбе позвонил к ней домой. Она была не в состоянии говорить по телефону. Мама Джуди Джаффе сказала, что забирает детей Моуди к себе, пока Кора не вернется домой. И мы отправились в больницу. Сержант как раз должен был смениться с дежурства. Он выглядел изможденным, как, впрочем, и врач, сообщивший нам, что состояние Дэна Моуди остается по-прежнему тяжелым.
— Он выкарабкается? — спросил сержант, прежде чем уйти.
Доктор был лаконичен:
— Пока не знаю.
Кору уложили в сестринской комнате, а мне предоставили кровать, предназначенную для дежурного врача. Было уже десять часов. В маленькой комнатке, куда препроводили меня, я сбросил ботинки и растянулся на кровати, повесив свою наплечную кобуру на спинку стула.
Очнувшись от сна, я увидел стоящего посреди комнаты врача. Его взгляд был прикован к моей кобуре.
— И вы никогда не расстаетесь с этой штукой? — спросил он, заметив, что я проснулся.
— А вы когда-нибудь расстаетесь со своим скальпелем, доктор?
Я взглянул на часы. Было два часа дня. Во рту у меня пересохло, и вкус был такой, словно мне заткнули его грязным носком.
— К нему вернулось сознание. Сейчас у него находится жена. Он хочет поговорить с вами.
Это была палата на двоих, в которой сейчас находился один Дэн Моуди. Из-за опущенных жалюзи здесь царил полумрак.
Кора как раз собиралась уходить, когда я вошел.
— Я знаю, Чет, — сказала Кора с дрожью в голосе. — С ним будет все хорошо.
Когда она проходила мимо меня, я заметил слезы у нее на щеках.
— Я буду за дверью, милый.
— Теперь иди домой, — донесся слабый голос с кровати, — и позаботься о детях.
Я придвинул стул к кровати и сел.
— Мне нравится ваш головной убор, — сказал я.
— Последний крик моды. — Дэн Моуди попытался улыбнуться. Губы его были разбиты в кровь и страшно опухли. Левый глаз затек и напоминал большую лиловую сливу. Правая рука, лежавшая поверх одеяла, — в гипсе от плеча до запястья.
— Значит, вы и есть Чет Драм. Проследите, чтобы Кора поехала домой, ладно?
— Попытаюсь.
Он вздохнул, потом сказал:
— Рекс Маркер. Я загнал его в угол. Рейген задумал... перебраться в Вашингтон и занять место Майка Сэнда, если сенат строго осудит деятельность последнего. Маркер счел, что его прочат на место Рейгена — начальником филиала в Южной Калифорнии. Но Рейген невзлюбил его — за что, уж не знаю.
И Маркер рассвирепел. Стал заигрывать с Гедеоном Фростом.
Обещал передать Фросту какие-то материалы, которые способны не оставить камня на камне от профсоюза. Вот почему... понимаете?.. Маркер решил отделаться легким испугом, когда сенат будет принимать меры. В противном случае ему придется разделить участь остальных, а поскольку Рейген его уже списал, ему терять нечего. Черт, если бы он не стал сотрудничать с Фростом, ему пришлось бы туго! Рейген решил сделать Маркера козлом отпущения. Потому что в этих бумагах содержались совершенно убийственные факты... о деятельности профсоюза. Поэтому Маркер и решил сотрудничать с комиссией, чтобы извлечь для себя выгоду. Я встретился с ним в его меблированных комнатах в центре Лос-Анджелеса, сразу за Мэйн-стрит. Мексиканский район. — Губы Дэна Моуди скривились в горькой усмешке.
— И что произошло?
— Мы так и не успели поговорить. Появилась парочка рейгеновских громил.
— И Маркер дал деру. Он туда больше не вернется, верно?
— Черт, нет! Но судя по жилью... кто-то присматривает за его домом. — Он назвал мне адрес.
— Женщина, вы хотите сказать? Она не настолько глупа, чтобы отправиться туда сейчас.
— Не знаю. Бандиты Рейгена слишком заняты поисками Маркера и подготовкой... наезда на доктора Фроста. Они заскочили туда всего на минутку. Но этого было достаточно, чтобы Маркер выпрыгнул в окно и убежал, а меня они забрали с собой и как следует отделали. Возможно, они не поняли, что с ним живет какая-то баба. Черт, они же не детективы! — Он горестно вздохнул и добавил: — Иногда я задаюсь вопросом: а сам-то я детектив?
— Не нужно судить себя так строго. Вы дали нам наводку, в которой мы так нуждались.
— Проследите, чтобы Кора позаботилась о детях, ладно?
Дверь приоткрылась, и дежурный врач напомнил мне, что пора уходить.
Я осторожно похлопал Дэна Моуди по здоровому плечу и направился к двери.
— Драм? — окликнул он меня.
Я повернулся.
— Я... нет, ничего. Все в порядке.
С Корой Моуди в коридоре сидела медсестра.
— Вы собираетесь домой? — спросил я ее.
— Да. Мне просто хотелось еще раз взглянуть на него. Можно, доктор?
Врач кивнул.
— Что вы узнали? — спросил меня сержант.
Я рассказал, и тогда он обратился к полицейскому, стоявшему поблизости:
— Кто за рулем?
— Миллер, сержант.
— Нормально. Ты остаешься. Капитан хочет, чтобы охрана находилась здесь круглые сутки, на всякий случай. Хотите порхать с нами, Драм?
Я кивнул и отдал ключи от «форда» Коре Моуди. Потом мы с сержантом вышли на улицу и направились к патрульной машине.
Мы добрались до меблированных комнат незадолго до трех часов. Миллер медленно вел патрульную машину по забитой транспортом Мэйн-стрит вдоль тротуаров, по которым вальяжно расхаживали юные мексиканки с глазами-сливами в сопровождении своих низкорослых крепких парней; они облюбовали для прогулок центр разросшегося города, простирающегося теперь до каньонов.
Дом был одной из печальных реликвий, символизирующих предпринятое в двадцатые годы массовое переселение в эти места жителей Среднего Запада. С остроконечной крышей из гонта, с огороженным крыльцом и слуховыми окошками. Его вполне мог перевезти сюда из Иллинойса или Айовы какой-нибудь приверженец Хораса Грили как символ ностальгии по прошлому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50