Увидев входящего Кареллу, Хейз извинился перед собеседником и поспешил к коллеге. Карелла дышал так, будто всю дорогу бежал, а не ехал.
— Ну, что мы имеем? — спросил он.
— Немного. Позвонил парень, назвавшийся Кори Макинтайром.
— ...который в это время был в Лос-Анджелесе, — перебил Карелла.
— Да, и тот же самый парень, который был здесь на прошлой неделе и называл себя Макинтайром. Метрдотель подтвердил это, но в предыдущих заказах этого имени не обнаружил. Никакого Макинтайра до прошлой недели не было.
— Как он выглядит?
— По словам официанта, лет около сорока. Рост порядка ста восьмидесяти, вес около семидесяти килограммов, шатен, карие глаза, усы. Шрамов или татуировки не заметил. На нем были темно-коричневый костюм, коричневый галстук, коричневые башмаки. Гардеробщица сказала, что пальто он не сдавал.
— А за ужин как он расплатился?
— Здесь нам не повезло, Стив. Наличными.
— Как насчет девушки?
— По словам официанта, ей лет восемнадцать-девятнадцать. Стройная... нет, он сказал — жилистая. А я-то думал, только мужчины бывают жилистыми. — Хейз передернул плечами. — Ладно, пусть будет жилистая. Высокая, метр семьдесят или метр семьдесят пять. Черные волосы, голубые глаза.
— Имя официант не расслышал?
— Дарси. Он спросил, что они выпьют, и этот парень повернулся к ней: «Дарси?» Девушка сказала, что, вроде, ей пить не полагается, у нее тренировки.
— Еще одна спортсменка? Только этого нам не хватало.
— Еще одна бегунья, Стив.
— А откуда это известно?
— Официант слышал, что они разговаривали о беге. Мол, на дорожке такое прекрасное ощущение. Он как раз принес напитки. Девушка пила белое вино, а парень виски со льдом.
— А свидетель надежный? — спросил Карелла.
— Более чем. У него слоновья память.
— Что-нибудь еще?
— Этот парень записывал ее. Поставил на стол диктофон, во время еды выключил, но когда принесли кофе, снова включил. Официант сказал, что он все время задавал ей вопросы, что-то вроде интервью.
— А фамилию девушки он не расслышал?
— Ты что, на чудо надеешься?
— Что на ней было?
— Красное платье и красные туфли на высоких каблуках. Красная заколка в волосах. Волосы зачесаны назад. Не хвост, а просто зачесаны назад и схвачены заколкой.
— Нам бы этого официанта на службу, — заметил Карелла. — А как они уходили?
— Привратник спросил их, не нужно ли такси, но наш клиент отказался.
— Так что, они пешком пошли? Или в машину сели?
— Пешком.
— В какую сторону?
— На север. В сторону Джефферсон-авеню.
— Так, может, они еще идут? — спросил Карелла. — Это что за участок? Милтаун Саус, что ли?
— Нет, наверное. Милтаун Норт.
— Ладно, давай свяжемся по радио с обоими. Если они все еще на улице, патруль может их заметить.
— А ты знаешь, сколько здесь в округе гаражей? Что, если они уехали на машине?
— Ну ладно, это наша работа, — отрезал Карелла.
* * *
Он свернул с дороги прямо у границы, отделяющей Айсолу от Риверхеда, и двинулся на юг, в сторону реки Даймондбек и парка, окаймляющего ее северный берег. Памятник, о котором он говорил, был в этом парке. Вряд ли кто из жителей города, заметил он, знает про этот памятник. Вообще-то она с любопытством озиралась вокруг, но в то же время было видно, что чувствует она себя в этом районе неуютно. Справа показался рыбный базар. Окна его выбили какие-то варвары, а белые некогда стены были испещрены всякими надписями. Дальше показалось старинное здание, в котором сейчас располагался Восемьдесят четвертый участок, у входа в который по обе стороны ярко горели зеленые фонари. Он нарочно выбрал эту дорогу, надеясь, что вид полицейского участка ее успокоит. Он проехал мимо полицейских машин, припаркованных у самого тротуара. Со ступенек спускался полицейский в форме.
— Несколько утешает, верно?
— Еще бы. Местечко то еще.
В свое время это было вовсе неплохое местечко, но с годами пришло в разорение и теперь вполне напоминало другие районы города в этом же роде — улицы замусорены, дома разваливаются, а во многих вообще никто не живет. Много лет назад, когда полицейское управление решило разместить здесь один из своих участков, Бридж-стрит представляла собой оживленное место с кучей торговых лавок по обеим сторонам, а центром торговли был как раз огромный рыбный рынок неподалеку от реки Харб, чистые в ту пору воды которой ежедневно поставляли свежую рыбу. Теперь река совершенно загрязнилась, а жить в этом районе стало практически невозможно. Непонятно, откуда взялось это название Бридж-стрит — Мостовая улица. Ближайшие мосты были к востоку и западу. Хэмилтон бридж соединял два берега реки Харб и одновременно два штата. Мост поменьше был перекинут через Дьявольский ручей и соединял Риверхед с Айсолой. А на реке Даймонд, что текла вдоль парка, вообще не было никаких мостов, здесь под прямым углом пересекались Бридж-стрит и Таррит-роуд — Башенная дорога. Башен здесь тоже не видно, хотя, может, во времена голландцев и англичан были. Ладно, так или иначе Бридж-стрит, уткнувшись в Таррит-роуд, обрывалась, а по другую сторону был вход в Бридж-стрит Парк.
— Ну, вот и приехали, — сказал он.
Часы на приборной доске показывали десять тридцать семь.
— Тут, видно, привидения водятся, — с нервным смешком сказала Дарси.
— Да нет, здесь достаточно полиции.
Это была ложь. Он приходил сюда трижды и ни разу не обнаружил на дорожках парка ни единого полицейского, при том, что участок был рядом. Больше того, парк считался опасным местом и нечасто можно было увидеть здесь пешеходов после девяти вечера. Во время разведывательных вылазок он видел только двух: матроса и проститутку, которая, похоже, делала минет.
Он поставил машину в некотором отдалении от освещенного места, вышел и открыл дверцу, где сидела Дарси. Когда она выходила, он незаметно сунул руку в карман и включил диктофон.
— А памятник-то будет виден? — спросила она. — Здесь так темно.
— Да нет, там есть фонари.
И действительно, фонари в парке были. Уличные фонари старой конструкции — тонкостенные, вертикально уходящие вверх трубы, венчающиеся убранными в стеклянные шары лампами. И никаких тебе ламп. Он считал это недостатком. На сей раз он решил повесить очередную жертву прямо на месте убийства, в пустынном парке, на территории другого полицейского участка.
Со стороны Таррет-Роуд парк окаймляла низкая каменная стена, а в дальнем конце, у реки Даймонд, вырос высокий забор. Но в такую даль он ее не поведет. Он собирался расправиться с ней прямо здесь, едва они отойдут немного от входа. А вход был сделан прямо в стене, каменные столбы, обозначающие его, росли как бы из нее. Венчались они все теми же шарообразными абажурами, только лампы не горели: он разбил их два дня назад. И тротуар, и дорожка, которая вела в глубь парка, были почти в полной тьме.
— Напрасно фонарь с собой не взяли, — сказала Дарси.
— Варвары, — откликнулся он. — Но ничего, там есть фонарь.
Они вошли в парк.
— А кому, кстати, памятник-то? — спросила она.
— Джесси Оуэнсу.
И снова он солгал. Единственным памятником в парке была конная статуя безымянного полковника, который, если верить надписи на постаменте, героически погиб в битве при Геттисберге.
— Неужели правда? Но ведь он, вроде, из Кливленда.
— Так, стало быть, имя вам известно?
— Ну конечно. Он всех обставил... когда это было?
— В 1936 году. На Олимпиаде в Берлине.
— Точно. Выставил Гитлера со всеми его расовыми теориями полным дураком.
— Десять ноль шесть на сотке, — кивнул он. — А на двухстах установил мировой рекорд. Заодно и четыреста метров выиграл.
— Не говоря уже о прыжках в длину.
— А вы и впрямь его знаете, — довольно улыбнулся он.
— А как же, я все-таки бегунья, — и как раз в этот момент он бросился на нее.
Он хотел проделать все так же быстро и легко, как и с двумя предыдущими. Захват руки, в результате которого она и не падает на землю, и не переламывается в поясе, но вся тяжесть тела переносится на левую ногу, и остается неприкрытым бок. Левая рука у нее дернется вверх, и тогда он поднырнет под нее, и не успеет она головы повернуть, как он захватит полунельсоном шею. Резко развернув ее на сто восемьдесят градусов, он подхватит ее справа и, полностью зажав шею, замкнет нельсон. Затем он с силой надавит ей на голову, так, чтобы подбородок уперся в грудь, и сломает позвоночник.
Полный нельсон, ввиду опасности приема, разрешалось использовать только на соревнованиях борцов, да и то с ограничениями: угол захвата не должен превышать девяносто градусов по отношению к позвоночному столбу. Едва руки сомкнутся за головой соперника, требуется переместить тяжесть тела на бок, чтобы получился необходимый угол, и только потом можно давить. Но для него не было никаких ограничений. У него одна забота — сделать свое дело эффективно, беззвучно и, по возможности, быстро. Прежний опыт показывал, что на всю операцию достаточно двадцати секунд. Но на сей раз получилось не так.
Едва он захватил ее кисть, как девушка вскрикнула и моментально сделала шаг назад, пытаясь освободиться. Вновь притянув ее к себе, он старался просунуть ей руку под мышку, чтобы сделать полунельсон, но она двинула ему свободной рукой под ребра и, оказавшись к нему вполоборота, наступила на ногу своими высокими каблуками.
Было очень больно, но он не ослаблял хватки. Они боролись яростно и беззвучно, ноги выбивали чечетку на тонком лиственном покрове, и в свете стоявшего фонаря тела их отбрасывали на землю изгибающиеся тени. Она не давала ему пролезть себе подмышку. Она хотела освободить кисть, оторваться от него, и колотила, когда он пытался нырнуть ей под руку и замкнуть захват. Когда они сблизились в очередной раз, Дарси вцепилась ему в лицо, и тут он нанес ей сильный удар. Он пришелся прямо в грудь, и она задохнулась. Он ударил еще раз, теперь в лицо, и продолжал в ярости избивать, вымещая зло за то, что она не дает ему делать свое дело и сопротивляется, вместо того, чтобы помочь ему покончить с собой. Кулак его покрылся кровью, кровь брызнула и девушке на платье, превратив его цвет из красного в пурпурный. Она пыталась захватить побольше воздуха, глаза ее расширились от страха. Он ударил ее в зубы, да так, что один из передних сломался, и, подхватывая падающее тело, поспешно просунул ей руки подмышки, полностью захватил шею и прижал ее к себе спиной. Не давая ей упасть, он сомкнул пальцы рук у нее на шее, сзади, расставил пошире ноги, чтобы равномерно распределить вес тела, и крепко надавил.
Он услышал сильный треск. Это переломился позвоночник.
В тишине октябрьской ночи он прозвучал словно винтовочный выстрел.
Девушка обмякла у него в руках.
Он кинул быстрый взгляд вперед, нет ли кого на дорожке? Подхватил ее под руки и двинулся в сторону входа в парк.
Там, под разбитым фонарем, стоял какой-то человек. При свете уличного фонаря ломаная тень от его фигуры падала на землю.
Человек поднял голову и стремглав бросился прочь.
Глава 8
— Так, так, — проговорил детектив первого класса Оливер Уикс.
Нечасто в этих краях увидишь белых. Белые здесь, в Даймондбеке, либо полицейские, либо почтальоны, либо мусорщики, ну и, бывает, еще заходят сюда подцепить какую-нибудь потаскушку. Еще реже увидишь здесь белую женщину. Много тех, кого Олли называл «Подойди ко мне, милок», но, конечно, это были не белые. К тому же, если в жилах у тебя течет хоть капля черной крови, ты не белый, во всяком случае, так считал Олли Уикс. Словом, редко увидишь здесь белую девушку в восемь утра, особенно, если она висит на фонарном столбе. Умники из отдела по расследованию убийств тоже так считали. И все они как раз говорили о том, какая эта редкость, когда подъехал человек из судмедэкспертизы. Он, напротив, заметил, что не такая уж это невидаль.
— Вы что, газет не читаете, телевизор не смотрите?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
— Ну, что мы имеем? — спросил он.
— Немного. Позвонил парень, назвавшийся Кори Макинтайром.
— ...который в это время был в Лос-Анджелесе, — перебил Карелла.
— Да, и тот же самый парень, который был здесь на прошлой неделе и называл себя Макинтайром. Метрдотель подтвердил это, но в предыдущих заказах этого имени не обнаружил. Никакого Макинтайра до прошлой недели не было.
— Как он выглядит?
— По словам официанта, лет около сорока. Рост порядка ста восьмидесяти, вес около семидесяти килограммов, шатен, карие глаза, усы. Шрамов или татуировки не заметил. На нем были темно-коричневый костюм, коричневый галстук, коричневые башмаки. Гардеробщица сказала, что пальто он не сдавал.
— А за ужин как он расплатился?
— Здесь нам не повезло, Стив. Наличными.
— Как насчет девушки?
— По словам официанта, ей лет восемнадцать-девятнадцать. Стройная... нет, он сказал — жилистая. А я-то думал, только мужчины бывают жилистыми. — Хейз передернул плечами. — Ладно, пусть будет жилистая. Высокая, метр семьдесят или метр семьдесят пять. Черные волосы, голубые глаза.
— Имя официант не расслышал?
— Дарси. Он спросил, что они выпьют, и этот парень повернулся к ней: «Дарси?» Девушка сказала, что, вроде, ей пить не полагается, у нее тренировки.
— Еще одна спортсменка? Только этого нам не хватало.
— Еще одна бегунья, Стив.
— А откуда это известно?
— Официант слышал, что они разговаривали о беге. Мол, на дорожке такое прекрасное ощущение. Он как раз принес напитки. Девушка пила белое вино, а парень виски со льдом.
— А свидетель надежный? — спросил Карелла.
— Более чем. У него слоновья память.
— Что-нибудь еще?
— Этот парень записывал ее. Поставил на стол диктофон, во время еды выключил, но когда принесли кофе, снова включил. Официант сказал, что он все время задавал ей вопросы, что-то вроде интервью.
— А фамилию девушки он не расслышал?
— Ты что, на чудо надеешься?
— Что на ней было?
— Красное платье и красные туфли на высоких каблуках. Красная заколка в волосах. Волосы зачесаны назад. Не хвост, а просто зачесаны назад и схвачены заколкой.
— Нам бы этого официанта на службу, — заметил Карелла. — А как они уходили?
— Привратник спросил их, не нужно ли такси, но наш клиент отказался.
— Так что, они пешком пошли? Или в машину сели?
— Пешком.
— В какую сторону?
— На север. В сторону Джефферсон-авеню.
— Так, может, они еще идут? — спросил Карелла. — Это что за участок? Милтаун Саус, что ли?
— Нет, наверное. Милтаун Норт.
— Ладно, давай свяжемся по радио с обоими. Если они все еще на улице, патруль может их заметить.
— А ты знаешь, сколько здесь в округе гаражей? Что, если они уехали на машине?
— Ну ладно, это наша работа, — отрезал Карелла.
* * *
Он свернул с дороги прямо у границы, отделяющей Айсолу от Риверхеда, и двинулся на юг, в сторону реки Даймондбек и парка, окаймляющего ее северный берег. Памятник, о котором он говорил, был в этом парке. Вряд ли кто из жителей города, заметил он, знает про этот памятник. Вообще-то она с любопытством озиралась вокруг, но в то же время было видно, что чувствует она себя в этом районе неуютно. Справа показался рыбный базар. Окна его выбили какие-то варвары, а белые некогда стены были испещрены всякими надписями. Дальше показалось старинное здание, в котором сейчас располагался Восемьдесят четвертый участок, у входа в который по обе стороны ярко горели зеленые фонари. Он нарочно выбрал эту дорогу, надеясь, что вид полицейского участка ее успокоит. Он проехал мимо полицейских машин, припаркованных у самого тротуара. Со ступенек спускался полицейский в форме.
— Несколько утешает, верно?
— Еще бы. Местечко то еще.
В свое время это было вовсе неплохое местечко, но с годами пришло в разорение и теперь вполне напоминало другие районы города в этом же роде — улицы замусорены, дома разваливаются, а во многих вообще никто не живет. Много лет назад, когда полицейское управление решило разместить здесь один из своих участков, Бридж-стрит представляла собой оживленное место с кучей торговых лавок по обеим сторонам, а центром торговли был как раз огромный рыбный рынок неподалеку от реки Харб, чистые в ту пору воды которой ежедневно поставляли свежую рыбу. Теперь река совершенно загрязнилась, а жить в этом районе стало практически невозможно. Непонятно, откуда взялось это название Бридж-стрит — Мостовая улица. Ближайшие мосты были к востоку и западу. Хэмилтон бридж соединял два берега реки Харб и одновременно два штата. Мост поменьше был перекинут через Дьявольский ручей и соединял Риверхед с Айсолой. А на реке Даймонд, что текла вдоль парка, вообще не было никаких мостов, здесь под прямым углом пересекались Бридж-стрит и Таррит-роуд — Башенная дорога. Башен здесь тоже не видно, хотя, может, во времена голландцев и англичан были. Ладно, так или иначе Бридж-стрит, уткнувшись в Таррит-роуд, обрывалась, а по другую сторону был вход в Бридж-стрит Парк.
— Ну, вот и приехали, — сказал он.
Часы на приборной доске показывали десять тридцать семь.
— Тут, видно, привидения водятся, — с нервным смешком сказала Дарси.
— Да нет, здесь достаточно полиции.
Это была ложь. Он приходил сюда трижды и ни разу не обнаружил на дорожках парка ни единого полицейского, при том, что участок был рядом. Больше того, парк считался опасным местом и нечасто можно было увидеть здесь пешеходов после девяти вечера. Во время разведывательных вылазок он видел только двух: матроса и проститутку, которая, похоже, делала минет.
Он поставил машину в некотором отдалении от освещенного места, вышел и открыл дверцу, где сидела Дарси. Когда она выходила, он незаметно сунул руку в карман и включил диктофон.
— А памятник-то будет виден? — спросила она. — Здесь так темно.
— Да нет, там есть фонари.
И действительно, фонари в парке были. Уличные фонари старой конструкции — тонкостенные, вертикально уходящие вверх трубы, венчающиеся убранными в стеклянные шары лампами. И никаких тебе ламп. Он считал это недостатком. На сей раз он решил повесить очередную жертву прямо на месте убийства, в пустынном парке, на территории другого полицейского участка.
Со стороны Таррет-Роуд парк окаймляла низкая каменная стена, а в дальнем конце, у реки Даймонд, вырос высокий забор. Но в такую даль он ее не поведет. Он собирался расправиться с ней прямо здесь, едва они отойдут немного от входа. А вход был сделан прямо в стене, каменные столбы, обозначающие его, росли как бы из нее. Венчались они все теми же шарообразными абажурами, только лампы не горели: он разбил их два дня назад. И тротуар, и дорожка, которая вела в глубь парка, были почти в полной тьме.
— Напрасно фонарь с собой не взяли, — сказала Дарси.
— Варвары, — откликнулся он. — Но ничего, там есть фонарь.
Они вошли в парк.
— А кому, кстати, памятник-то? — спросила она.
— Джесси Оуэнсу.
И снова он солгал. Единственным памятником в парке была конная статуя безымянного полковника, который, если верить надписи на постаменте, героически погиб в битве при Геттисберге.
— Неужели правда? Но ведь он, вроде, из Кливленда.
— Так, стало быть, имя вам известно?
— Ну конечно. Он всех обставил... когда это было?
— В 1936 году. На Олимпиаде в Берлине.
— Точно. Выставил Гитлера со всеми его расовыми теориями полным дураком.
— Десять ноль шесть на сотке, — кивнул он. — А на двухстах установил мировой рекорд. Заодно и четыреста метров выиграл.
— Не говоря уже о прыжках в длину.
— А вы и впрямь его знаете, — довольно улыбнулся он.
— А как же, я все-таки бегунья, — и как раз в этот момент он бросился на нее.
Он хотел проделать все так же быстро и легко, как и с двумя предыдущими. Захват руки, в результате которого она и не падает на землю, и не переламывается в поясе, но вся тяжесть тела переносится на левую ногу, и остается неприкрытым бок. Левая рука у нее дернется вверх, и тогда он поднырнет под нее, и не успеет она головы повернуть, как он захватит полунельсоном шею. Резко развернув ее на сто восемьдесят градусов, он подхватит ее справа и, полностью зажав шею, замкнет нельсон. Затем он с силой надавит ей на голову, так, чтобы подбородок уперся в грудь, и сломает позвоночник.
Полный нельсон, ввиду опасности приема, разрешалось использовать только на соревнованиях борцов, да и то с ограничениями: угол захвата не должен превышать девяносто градусов по отношению к позвоночному столбу. Едва руки сомкнутся за головой соперника, требуется переместить тяжесть тела на бок, чтобы получился необходимый угол, и только потом можно давить. Но для него не было никаких ограничений. У него одна забота — сделать свое дело эффективно, беззвучно и, по возможности, быстро. Прежний опыт показывал, что на всю операцию достаточно двадцати секунд. Но на сей раз получилось не так.
Едва он захватил ее кисть, как девушка вскрикнула и моментально сделала шаг назад, пытаясь освободиться. Вновь притянув ее к себе, он старался просунуть ей руку под мышку, чтобы сделать полунельсон, но она двинула ему свободной рукой под ребра и, оказавшись к нему вполоборота, наступила на ногу своими высокими каблуками.
Было очень больно, но он не ослаблял хватки. Они боролись яростно и беззвучно, ноги выбивали чечетку на тонком лиственном покрове, и в свете стоявшего фонаря тела их отбрасывали на землю изгибающиеся тени. Она не давала ему пролезть себе подмышку. Она хотела освободить кисть, оторваться от него, и колотила, когда он пытался нырнуть ей под руку и замкнуть захват. Когда они сблизились в очередной раз, Дарси вцепилась ему в лицо, и тут он нанес ей сильный удар. Он пришелся прямо в грудь, и она задохнулась. Он ударил еще раз, теперь в лицо, и продолжал в ярости избивать, вымещая зло за то, что она не дает ему делать свое дело и сопротивляется, вместо того, чтобы помочь ему покончить с собой. Кулак его покрылся кровью, кровь брызнула и девушке на платье, превратив его цвет из красного в пурпурный. Она пыталась захватить побольше воздуха, глаза ее расширились от страха. Он ударил ее в зубы, да так, что один из передних сломался, и, подхватывая падающее тело, поспешно просунул ей руки подмышки, полностью захватил шею и прижал ее к себе спиной. Не давая ей упасть, он сомкнул пальцы рук у нее на шее, сзади, расставил пошире ноги, чтобы равномерно распределить вес тела, и крепко надавил.
Он услышал сильный треск. Это переломился позвоночник.
В тишине октябрьской ночи он прозвучал словно винтовочный выстрел.
Девушка обмякла у него в руках.
Он кинул быстрый взгляд вперед, нет ли кого на дорожке? Подхватил ее под руки и двинулся в сторону входа в парк.
Там, под разбитым фонарем, стоял какой-то человек. При свете уличного фонаря ломаная тень от его фигуры падала на землю.
Человек поднял голову и стремглав бросился прочь.
Глава 8
— Так, так, — проговорил детектив первого класса Оливер Уикс.
Нечасто в этих краях увидишь белых. Белые здесь, в Даймондбеке, либо полицейские, либо почтальоны, либо мусорщики, ну и, бывает, еще заходят сюда подцепить какую-нибудь потаскушку. Еще реже увидишь здесь белую женщину. Много тех, кого Олли называл «Подойди ко мне, милок», но, конечно, это были не белые. К тому же, если в жилах у тебя течет хоть капля черной крови, ты не белый, во всяком случае, так считал Олли Уикс. Словом, редко увидишь здесь белую девушку в восемь утра, особенно, если она висит на фонарном столбе. Умники из отдела по расследованию убийств тоже так считали. И все они как раз говорили о том, какая эта редкость, когда подъехал человек из судмедэкспертизы. Он, напротив, заметил, что не такая уж это невидаль.
— Вы что, газет не читаете, телевизор не смотрите?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37