Она сказала, что коньяк пить не будет, потому что у нее тренировки. У бегунов, знаете ли, очень строгий режим; но от кока-колы или чего-нибудь в этом роде не отказалась бы.
— В котором часу вы привели ее к себе?
— Примерно в половине восьмого.
— Дальше?
— Она... она, по-моему, рассматривала картину у меня в гостиной, на ней изображен бегун; я подошел сзади и захватил ее двойным нельсоном. Когда-то, еще до бега, я увлекался борьбой. Но разве борьбу сравнишь с бегом? Борьба это единоборство, к тому же пыхтишь, потеешь, а бег...
— Вы убили ее, применив двойной нельсон?
— Да. Я сломал ей шею.
— В котором часу это было, мистер Лайтел?
— По-моему, около восьми.
— Лейтенант Бернс, если не ошибаюсь, эксперт определил, что убийство произошло примерно в семь вечера?
— Да, сэр, — отрапортовал Бернс.
— Что было потом, мистер Лайтел? — продолжал Дженкинс.
— Я включил телевизор.
— Вы...
— Я решил, что надо подождать, пока улицы опустеют. Так, чтобы можно было незаметно положить тело в машину. Веревка уже была в багажнике, я еще утром ее туда положил.
— И как долго вы смотрели телевизор?
— Примерно до двух ночи.
— И далее...
— Я отнес ее в машину. Сначала осмотрел улицу, у меня гостиная окнами выходит на улицу. Вокруг никого не было видно, и я отнес ее вниз и устроил на переднем сиденье. Казалось, она просто спит. Ну, я имею в виду, спит в машине.
— А дальше что было?
— Я привез ее сюда.
— Куда именно — сюда?
— В этот район.
— А почему именно в этот?
— Специально я не выбирал. Я искал какое-нибудь пустынное место и нашел это строительство. Там из домов все жильцы выехали. Я решил, что это подходящее место.
— Подходящее для чего?
— Для того, чтобы повесить ее.
— А зачем вы ее повесили, мистер Лайтел?
— Мне казалось, что так надо.
— Так надо?
— Да.
— Надо для чего?
— Просто надо.
— Мистер Лайтел, а молодую женщину по имени Нэнси Аннунциато вы тоже убили?
— Да, сэр.
— Нельзя ли немного подробнее?
— Все было так же, как и в первый раз. Я сказал, что представляю журнал «Спортс ЮЭсЭй», пригласил поужинать.
— А это когда было, мистер Лайтел?
— Вечером тринадцатого октября. Мы встретились у «Марино», очень славный ресторан в центре города. Жила она далеко, в Калмз Пойнт, но согласилась приехать. Мы встретились в восемь. Я заранее заказал столик на этот час. В основном мы покончили с интервью в ресторане, а затем пошли ко мне, точно, как в первый раз. Немного поболтали, она любила поговорить, эта Нэнси. Ну, а потом я... словом, вы уже знаете.
— Вы убили ее.
— Да. Опять двойной нельсон.
— В котором часу это было?
— В половине одиннадцатого, может, в одиннадцать.
— Лейтенант Бернс, это сходится с заключением эксперта?
— Да, сэр.
— Что было потом, мистер Лайтел? — вернулся к допросу Дженкинс.
— Все, как в первый раз. Я перенес ее в машину и принялся разъезжать по городу в поисках тихого места где бы можно было ее повесить. Сюда я возвращаться не хотел. Я уже и так пытался помочь здешним полицейским.
— Помочь?
— Да. Я отправил почтой ее сумочку. Правда, предварительно я вынул и выбросил ключи от ее квартиры.
— Зачем вам все это понадобилось?
— Хотел помочь.
— Помочь в чем?
— Просто помочь.
— По-вашему, это помощь — выбросить ключи?
— Да нет же, ключи я выбросил, чтобы все-таки не так уж было легко. Я говорю о сумочке. Я послал ее, чтобы можно было узнать имя девушки, понятно?
— А зачем вам надо было помогать полиции?
— Ну, просто хотелось. Но полицейские, прошу извинить меня, джентльмены, как-то слишком медленно шевелились. Поэтому я решил выбрать для Нэнси, территорию другого участка.
— Лейтенант Бернс, где обнаружили вторую жертву?
— В западной части Риверхеда, сэр. Это Сто первый участок, — пояснил Бернс.
— Вы туда отвезли Нэнси Аннунциато, мистер Лайтел?
— По-моему, да. То есть номера участка я не знал. Но верно, это было в Риверхеде, где стоят старые дома. В этой части Риверхеда.
— В западном Риверхеде?
— Да, кажется, это так называется.
— Мистер Лайтел, вы повесили Нэнси Аннунциато на фонарном столбе в западном Риверхеде?
— Да.
— В котором часу?
— Ночью.
— Точнее не можете сказать?
— Кажется, часа в три ночи.
— Лейтенант Бернс, когда в Сто первый поступило сообщение?
— Стив?... — обратился Бернс за помощью к Карелле.
— Детектив Броган отметил время: шесть ноль четыре утра, — подхватил Карелла.
— Под фонарем я оставил бумажник, — продолжал Лайтел.
— Зачем?
— Чтобы помочь. Я надеялся, что, может, полицейские этого участка немного, прошу прощения, порасторопнее.
— А почему вам хотелось, чтобы полицейские были порасторопнее?
— Ну, это вы и сами понимаете.
— Нет, не понимаю. Может, поясните?
— Хотел помочь, понимаете ли.
— Чему вы улыбаетесь, мистер Лайтел?
— Не знаю.
— Но ведь вы улыбаетесь?
— Да, наверное, улыбаюсь.
— Теперь — Дарси Уэллс. Вы ведь и ее убили?
— Да.
— Когда это произошло?
— В среду вечером.
— Девятнадцатого октября?
— По-моему, да.
— Вот, взгляните на календарь. Итак, девятнадцатого октября?
— Да.
— Как это произошло?
— Слушайте, так ведь можно до бесконечности, а на самом деле важно то...
— Да, что именно важно, мистер Лайтел?
— Я убил ее так же, как и остальных. Точно так же. Ресторан, интервью... Нет, кое-что было иначе. Я не приглашал Дарси к себе домой. Мне стало страшно, я боялся, что кто-нибудь увидит нас с ней...
— Но ведь вы говорите, что хотели помочь полицейским...
— Да. Но мне совсем не хотелось, чтобы соседи подумали, что я пристаю к молодым девушкам и всякое такое. Поэтому я повел ее в парк.
— И там убили ее?
— Да.
— Опять двойной нельсон?
— Да.
— А потом вы куда ее повезли, мистер Лайтел?
— В Даймондбек. Должен признаться, там мне было по-настоящему страшно. Кругом одни черные. Но все получилось, как надо. Я повесил ее на столбе.
— В котором часу это было, мистер Лайтел?
— Право, точно не помню. Без двадцати или без четверти одиннадцать.
— Мистер Лайтел, вы пытались вчера вечером убить девушку по имени Луэлла Скотт?
— Да, сэр. Я хотел убить ее.
— Если бы вам удалось это сделать, вы тоже повесили бы ее на фонарном столбе?
— Да, сэр, таков был мой замысел.
— Но почему?
— Не понял вопроса.
— Я спрашиваю, почему вы вешали всех этих девушек? Какой в этом смысл?
— Чтобы их можно было увидеть.
— Увидеть?
— Да, чтобы их заметили.
— А зачем вам нужно, чтобы их заметили?
— Но это же понятно.
— Мне не понятно.
— Так, чтобы все поняли.
— Поняли что?
— Поняли, что с ними произошло.
— Как это?
— Поняли, что их убил один и тот же человек.
— То есть вы?
— Да.
— Вы хотели, чтобы все знали, что это вы убили их?
— Нет, нет.
— Так чего же вы хотели?
— Да не знаю я, черт подери, чего хотел!
— Мистер Лайтел, я стараюсь понять.
— Ну чего, чего вы не понимаете? Я ведь уже сказал вам...
— Да, но вешая этих девушек...
— Таков был замысел.
— В чем его суть?
— Боже мой, я не знаю, как еще объяснить вам...
— Вы сказали, что вешали их, чтобы все заметили.
— Да.
— ...чтобы все поняли, что их убил один и тот же человек.
— Да.
— Но зачем вам это, мистер Лайтел?
— Это все? Потому что, если все...
— Мистер Лайтел, вам уже разъяснили, что вы имеете право оборвать допрос в любой момент. Вам надо только заявить, что не желаете отвечать на дальнейшие вопросы.
— Я готов отвечать на вопросы. Просто вы все время задаете не те вопросы.
— А на какие вопросы вы бы желали ответить, мистер Лайтел?
— Как насчет золота, вон того золота, что на столе лежит? Оно вас совсем не интересует?
— Под золотом вы имеете в виду медали, которые детективы Уикс и Карелла обнаружили у вас дома?
— Олимпийские золотые медали. Не бронзовые, заметьте, мистер, а золотые.
— Вы выиграли эти медали, мистер Лайтел?
— Бросьте разыгрывать меня. Вы что, с Марса прилетели?
— Это вы к чему?
— Сколько вам лет-то?
— Тридцать семь, сэр.
— Так сколько, выходит, вам было пятнадцать лет назад — двадцать два, не так ли? Телевизор вы когда-нибудь смотрели? О том, что происходило в мире, имеете представление?
— То есть, вы хотите сказать, что выиграли эти медали пятнадцать лет назад?
— Нет, вы только посмотрите! Три золотые медали, а ему хоть бы что!
— Я не болельщик, мистер Лайтел. Может быть, вы немного расскажете об этом?
— С удовольствием. Вот в этом все и дело, черт побери! Три золотые медали! Меня, между прочим, снимал сам Джонни Карсон. Молния Лайтел, вот как он представил меня публике. Да, все меня так называли. Все журналисты, освещающие игры. Моя фотография была на обложке любого мало-мальски приличного спортивного журнала в этой стране. Меня на каждом углу останавливали: «Эй, Молния, привет!», «Как делишки, Молния?» я был знаменит!
Однажды мы с Джонни придумали сценку, вроде забег был, короткий такой забег через съемочную площадку, и он снял свой знаменитый кадр, знаете его? Он еще даже не услышал выстрела стартового пистолета, а я уже пробежал половину дистанции. Реакция на выстрел это, знаете ли, великое дело. У Джесси Оуэнса была замечательная реакция. Он переднюю колодку ставил в двадцати сантиметрах от линии старта, а заднюю в тридцати. Ну, тут каждый подбирает, как ему удобнее. Бобби Морроу — он выиграл три золотые медали в Мельбурне в 1956 году — так он переднюю ставил в полуметре, а заднюю еще на двадцать пять сантиметров дальше. Это у каждого по-своему. Армин Хари первым пробежал сотню за десять секунд. Он расставлял их иначе. Тебя словно взрывом выбрасывает. «Взрыв» — бегуны всегда так выражаются. Если ты просто быстро срываешься с места, победы не видать. Надо взрываться как ракета.
Когда я выиграл свои три золотые, мне было только двадцать четыре года, и я летал, как молния. Отсюда и прозвище. Молния. Да, да, сэр, даже не взрыв. Гром и молния, и никому меня не догнать. Э, да что там говорить, три золотые! Сотня, двести и эстафета. Я бежал на последнем этапе. На передаче палочки мы бежали третьими, а итальянцы были на пять метров впереди. Джимми хорошо бежал, вот он все ближе и ближе, а я уже был готов взорваться, едва он передаст мне палочку. И я пробежал сотню за восемь и шесть. С ума сойти! Я вытянул эту безнадежно проигранную эстафету. Э, чего я только не выигрывал в свое время. Что угодно возьмите: школьные соревнования, университетские, первенство штата, первенство страны, показательные выступления, олимпийский отбор. Да, чего только не было!
А знаете, что это такое — быть победителем? Что это такое быть первым, лучшим в своем деле? Хоть какое-нибудь представление имеете? Да вы хоть отдаленно понимаете, каково это — чистая радость победного бега? Выходя на старт, вы хотите не просто победить соперника, вы убить его хотите, ясно? Вы в землю его хотите втоптать, вы хотите, чтобы он там, за вашей спиной, свалился, чтобы его всего вывернуло наизнанку, чтобы он понял, что сегодня он налетел на того, кто сильнее, и сдался, и проиграл! Вы выходите из раздевалки, приближаетесь к линии старта, и беговая дорожка тогда это целый мир. И вы уже, хоть и не начался еще бег, промчались по ней, вы уже пролетели по ней, словно молния. Вот вы пританцовываете в своих шиповках, топ-топ-топ, и дорожка податливо откликается, а потом свисток стартера, а вы по-прежнему переминаетесь с ноги на ногу и заглатываете воздух, и все внутри вас кипит и готово взорваться. Слышится команда: «На старт!», и вы прилаживаетесь к колодкам, и сейчас полетите, пусть только выстрел раздастся. А впереди — золото.
И все забыто. Меня забыли. А разные коммерческие клипы — Боже мой, какие деньги, какие деньги! Все хотели, чтобы я рекламировал их продукцию. Черт, меня сам Уильям Моррис отметил! Вы хоть знаете, кто такой Уильям Моррис? Это такое агентство, у них отделения в Нью-Йорке, в Лос-Анджелесе, да вообще во всем мире. Они ищут таланты, и из меня хотели сделать кинозвезду!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
— В котором часу вы привели ее к себе?
— Примерно в половине восьмого.
— Дальше?
— Она... она, по-моему, рассматривала картину у меня в гостиной, на ней изображен бегун; я подошел сзади и захватил ее двойным нельсоном. Когда-то, еще до бега, я увлекался борьбой. Но разве борьбу сравнишь с бегом? Борьба это единоборство, к тому же пыхтишь, потеешь, а бег...
— Вы убили ее, применив двойной нельсон?
— Да. Я сломал ей шею.
— В котором часу это было, мистер Лайтел?
— По-моему, около восьми.
— Лейтенант Бернс, если не ошибаюсь, эксперт определил, что убийство произошло примерно в семь вечера?
— Да, сэр, — отрапортовал Бернс.
— Что было потом, мистер Лайтел? — продолжал Дженкинс.
— Я включил телевизор.
— Вы...
— Я решил, что надо подождать, пока улицы опустеют. Так, чтобы можно было незаметно положить тело в машину. Веревка уже была в багажнике, я еще утром ее туда положил.
— И как долго вы смотрели телевизор?
— Примерно до двух ночи.
— И далее...
— Я отнес ее в машину. Сначала осмотрел улицу, у меня гостиная окнами выходит на улицу. Вокруг никого не было видно, и я отнес ее вниз и устроил на переднем сиденье. Казалось, она просто спит. Ну, я имею в виду, спит в машине.
— А дальше что было?
— Я привез ее сюда.
— Куда именно — сюда?
— В этот район.
— А почему именно в этот?
— Специально я не выбирал. Я искал какое-нибудь пустынное место и нашел это строительство. Там из домов все жильцы выехали. Я решил, что это подходящее место.
— Подходящее для чего?
— Для того, чтобы повесить ее.
— А зачем вы ее повесили, мистер Лайтел?
— Мне казалось, что так надо.
— Так надо?
— Да.
— Надо для чего?
— Просто надо.
— Мистер Лайтел, а молодую женщину по имени Нэнси Аннунциато вы тоже убили?
— Да, сэр.
— Нельзя ли немного подробнее?
— Все было так же, как и в первый раз. Я сказал, что представляю журнал «Спортс ЮЭсЭй», пригласил поужинать.
— А это когда было, мистер Лайтел?
— Вечером тринадцатого октября. Мы встретились у «Марино», очень славный ресторан в центре города. Жила она далеко, в Калмз Пойнт, но согласилась приехать. Мы встретились в восемь. Я заранее заказал столик на этот час. В основном мы покончили с интервью в ресторане, а затем пошли ко мне, точно, как в первый раз. Немного поболтали, она любила поговорить, эта Нэнси. Ну, а потом я... словом, вы уже знаете.
— Вы убили ее.
— Да. Опять двойной нельсон.
— В котором часу это было?
— В половине одиннадцатого, может, в одиннадцать.
— Лейтенант Бернс, это сходится с заключением эксперта?
— Да, сэр.
— Что было потом, мистер Лайтел? — вернулся к допросу Дженкинс.
— Все, как в первый раз. Я перенес ее в машину и принялся разъезжать по городу в поисках тихого места где бы можно было ее повесить. Сюда я возвращаться не хотел. Я уже и так пытался помочь здешним полицейским.
— Помочь?
— Да. Я отправил почтой ее сумочку. Правда, предварительно я вынул и выбросил ключи от ее квартиры.
— Зачем вам все это понадобилось?
— Хотел помочь.
— Помочь в чем?
— Просто помочь.
— По-вашему, это помощь — выбросить ключи?
— Да нет же, ключи я выбросил, чтобы все-таки не так уж было легко. Я говорю о сумочке. Я послал ее, чтобы можно было узнать имя девушки, понятно?
— А зачем вам надо было помогать полиции?
— Ну, просто хотелось. Но полицейские, прошу извинить меня, джентльмены, как-то слишком медленно шевелились. Поэтому я решил выбрать для Нэнси, территорию другого участка.
— Лейтенант Бернс, где обнаружили вторую жертву?
— В западной части Риверхеда, сэр. Это Сто первый участок, — пояснил Бернс.
— Вы туда отвезли Нэнси Аннунциато, мистер Лайтел?
— По-моему, да. То есть номера участка я не знал. Но верно, это было в Риверхеде, где стоят старые дома. В этой части Риверхеда.
— В западном Риверхеде?
— Да, кажется, это так называется.
— Мистер Лайтел, вы повесили Нэнси Аннунциато на фонарном столбе в западном Риверхеде?
— Да.
— В котором часу?
— Ночью.
— Точнее не можете сказать?
— Кажется, часа в три ночи.
— Лейтенант Бернс, когда в Сто первый поступило сообщение?
— Стив?... — обратился Бернс за помощью к Карелле.
— Детектив Броган отметил время: шесть ноль четыре утра, — подхватил Карелла.
— Под фонарем я оставил бумажник, — продолжал Лайтел.
— Зачем?
— Чтобы помочь. Я надеялся, что, может, полицейские этого участка немного, прошу прощения, порасторопнее.
— А почему вам хотелось, чтобы полицейские были порасторопнее?
— Ну, это вы и сами понимаете.
— Нет, не понимаю. Может, поясните?
— Хотел помочь, понимаете ли.
— Чему вы улыбаетесь, мистер Лайтел?
— Не знаю.
— Но ведь вы улыбаетесь?
— Да, наверное, улыбаюсь.
— Теперь — Дарси Уэллс. Вы ведь и ее убили?
— Да.
— Когда это произошло?
— В среду вечером.
— Девятнадцатого октября?
— По-моему, да.
— Вот, взгляните на календарь. Итак, девятнадцатого октября?
— Да.
— Как это произошло?
— Слушайте, так ведь можно до бесконечности, а на самом деле важно то...
— Да, что именно важно, мистер Лайтел?
— Я убил ее так же, как и остальных. Точно так же. Ресторан, интервью... Нет, кое-что было иначе. Я не приглашал Дарси к себе домой. Мне стало страшно, я боялся, что кто-нибудь увидит нас с ней...
— Но ведь вы говорите, что хотели помочь полицейским...
— Да. Но мне совсем не хотелось, чтобы соседи подумали, что я пристаю к молодым девушкам и всякое такое. Поэтому я повел ее в парк.
— И там убили ее?
— Да.
— Опять двойной нельсон?
— Да.
— А потом вы куда ее повезли, мистер Лайтел?
— В Даймондбек. Должен признаться, там мне было по-настоящему страшно. Кругом одни черные. Но все получилось, как надо. Я повесил ее на столбе.
— В котором часу это было, мистер Лайтел?
— Право, точно не помню. Без двадцати или без четверти одиннадцать.
— Мистер Лайтел, вы пытались вчера вечером убить девушку по имени Луэлла Скотт?
— Да, сэр. Я хотел убить ее.
— Если бы вам удалось это сделать, вы тоже повесили бы ее на фонарном столбе?
— Да, сэр, таков был мой замысел.
— Но почему?
— Не понял вопроса.
— Я спрашиваю, почему вы вешали всех этих девушек? Какой в этом смысл?
— Чтобы их можно было увидеть.
— Увидеть?
— Да, чтобы их заметили.
— А зачем вам нужно, чтобы их заметили?
— Но это же понятно.
— Мне не понятно.
— Так, чтобы все поняли.
— Поняли что?
— Поняли, что с ними произошло.
— Как это?
— Поняли, что их убил один и тот же человек.
— То есть вы?
— Да.
— Вы хотели, чтобы все знали, что это вы убили их?
— Нет, нет.
— Так чего же вы хотели?
— Да не знаю я, черт подери, чего хотел!
— Мистер Лайтел, я стараюсь понять.
— Ну чего, чего вы не понимаете? Я ведь уже сказал вам...
— Да, но вешая этих девушек...
— Таков был замысел.
— В чем его суть?
— Боже мой, я не знаю, как еще объяснить вам...
— Вы сказали, что вешали их, чтобы все заметили.
— Да.
— ...чтобы все поняли, что их убил один и тот же человек.
— Да.
— Но зачем вам это, мистер Лайтел?
— Это все? Потому что, если все...
— Мистер Лайтел, вам уже разъяснили, что вы имеете право оборвать допрос в любой момент. Вам надо только заявить, что не желаете отвечать на дальнейшие вопросы.
— Я готов отвечать на вопросы. Просто вы все время задаете не те вопросы.
— А на какие вопросы вы бы желали ответить, мистер Лайтел?
— Как насчет золота, вон того золота, что на столе лежит? Оно вас совсем не интересует?
— Под золотом вы имеете в виду медали, которые детективы Уикс и Карелла обнаружили у вас дома?
— Олимпийские золотые медали. Не бронзовые, заметьте, мистер, а золотые.
— Вы выиграли эти медали, мистер Лайтел?
— Бросьте разыгрывать меня. Вы что, с Марса прилетели?
— Это вы к чему?
— Сколько вам лет-то?
— Тридцать семь, сэр.
— Так сколько, выходит, вам было пятнадцать лет назад — двадцать два, не так ли? Телевизор вы когда-нибудь смотрели? О том, что происходило в мире, имеете представление?
— То есть, вы хотите сказать, что выиграли эти медали пятнадцать лет назад?
— Нет, вы только посмотрите! Три золотые медали, а ему хоть бы что!
— Я не болельщик, мистер Лайтел. Может быть, вы немного расскажете об этом?
— С удовольствием. Вот в этом все и дело, черт побери! Три золотые медали! Меня, между прочим, снимал сам Джонни Карсон. Молния Лайтел, вот как он представил меня публике. Да, все меня так называли. Все журналисты, освещающие игры. Моя фотография была на обложке любого мало-мальски приличного спортивного журнала в этой стране. Меня на каждом углу останавливали: «Эй, Молния, привет!», «Как делишки, Молния?» я был знаменит!
Однажды мы с Джонни придумали сценку, вроде забег был, короткий такой забег через съемочную площадку, и он снял свой знаменитый кадр, знаете его? Он еще даже не услышал выстрела стартового пистолета, а я уже пробежал половину дистанции. Реакция на выстрел это, знаете ли, великое дело. У Джесси Оуэнса была замечательная реакция. Он переднюю колодку ставил в двадцати сантиметрах от линии старта, а заднюю в тридцати. Ну, тут каждый подбирает, как ему удобнее. Бобби Морроу — он выиграл три золотые медали в Мельбурне в 1956 году — так он переднюю ставил в полуметре, а заднюю еще на двадцать пять сантиметров дальше. Это у каждого по-своему. Армин Хари первым пробежал сотню за десять секунд. Он расставлял их иначе. Тебя словно взрывом выбрасывает. «Взрыв» — бегуны всегда так выражаются. Если ты просто быстро срываешься с места, победы не видать. Надо взрываться как ракета.
Когда я выиграл свои три золотые, мне было только двадцать четыре года, и я летал, как молния. Отсюда и прозвище. Молния. Да, да, сэр, даже не взрыв. Гром и молния, и никому меня не догнать. Э, да что там говорить, три золотые! Сотня, двести и эстафета. Я бежал на последнем этапе. На передаче палочки мы бежали третьими, а итальянцы были на пять метров впереди. Джимми хорошо бежал, вот он все ближе и ближе, а я уже был готов взорваться, едва он передаст мне палочку. И я пробежал сотню за восемь и шесть. С ума сойти! Я вытянул эту безнадежно проигранную эстафету. Э, чего я только не выигрывал в свое время. Что угодно возьмите: школьные соревнования, университетские, первенство штата, первенство страны, показательные выступления, олимпийский отбор. Да, чего только не было!
А знаете, что это такое — быть победителем? Что это такое быть первым, лучшим в своем деле? Хоть какое-нибудь представление имеете? Да вы хоть отдаленно понимаете, каково это — чистая радость победного бега? Выходя на старт, вы хотите не просто победить соперника, вы убить его хотите, ясно? Вы в землю его хотите втоптать, вы хотите, чтобы он там, за вашей спиной, свалился, чтобы его всего вывернуло наизнанку, чтобы он понял, что сегодня он налетел на того, кто сильнее, и сдался, и проиграл! Вы выходите из раздевалки, приближаетесь к линии старта, и беговая дорожка тогда это целый мир. И вы уже, хоть и не начался еще бег, промчались по ней, вы уже пролетели по ней, словно молния. Вот вы пританцовываете в своих шиповках, топ-топ-топ, и дорожка податливо откликается, а потом свисток стартера, а вы по-прежнему переминаетесь с ноги на ногу и заглатываете воздух, и все внутри вас кипит и готово взорваться. Слышится команда: «На старт!», и вы прилаживаетесь к колодкам, и сейчас полетите, пусть только выстрел раздастся. А впереди — золото.
И все забыто. Меня забыли. А разные коммерческие клипы — Боже мой, какие деньги, какие деньги! Все хотели, чтобы я рекламировал их продукцию. Черт, меня сам Уильям Моррис отметил! Вы хоть знаете, кто такой Уильям Моррис? Это такое агентство, у них отделения в Нью-Йорке, в Лос-Анджелесе, да вообще во всем мире. Они ищут таланты, и из меня хотели сделать кинозвезду!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37