Ну так вот, есть похожее дельце».
Причем срочное.
Позвони ему прямо сейчас, чтобы ее пришили уже завтра утром, по пути в школу.
Сейчас же!
Ну, решайся!
Эндрю представлял его совсем другим.
Восемьдесят пять штук в год. Он ожидал увидеть жалкого неудачника.
Вообще-то довольно симпатичный парень. Сдерживал себя, Эндрю это заметил. Но руки дрожали. Наверняка ему хотелось убить меня. Неудивительно, я ведь трахал его жену...
Но я люблю ее.
Наплевать. Звони Сэлу.
Она должна умереть.
Потому что без нее дело развалится. Он сам признал, что не может использовать коннектикутскую пленку, если не призовет ее в качестве свидетеля. А если бы ему хватало остальных записей, он не пришел бы сюда предлагать сделку. Что бы у него там ни было, без коннектикутской пленки этого недостаточно, а без Сары он не сможет представить пленку в суде. На самом деле все очень просто. Если вдуматься, пустяковый вопрос...
Но я люблю ее.
Он смотрел в потолок и думал: как она могла так с ним поступить — прийти с магнитофоном, а потом сказать, что хочет выйти за него замуж. Ну хоть здесь-то она не врала? Знает ли она, как больно ему сейчас, в эту самую минуту, когда он думает, что и насчет замужества она тоже, возможно, наврала? Наврала только затем, чтобы он раскрылся, чтобы разговорить его?
Придется звонить Сэлу.
А кстати, сколько сейчас времени? Два часа, три? Сэл уже спит, ну ничего, можно отложить до утра. Перехватить ее, когда она будет выходить из школы, когда она...
Завтра — среда.
Она понадеется, что Билли будет ждать ее, как обычно, на Пятьдесят седьмой. Или муж предупредил ее, что собирается заключить сделку?
«Я приду поздно, дорогая. Надо проиграть пленку твоему дружку. Пока, киска, можешь ложиться, не дожидаясь меня».
Да нет, он вовсе не такой.
Высокий, симпатичный парень, в нем чувствуется... ну, не знаю... какая-то сила. Как он сидел здесь и глядел мне прямо в глаза. Только... когда он произносил имя Сары, у него начинали дрожать губы. Ничего странного, она его жена.
Но ведь я не хотел причинять вам зла, мистер. Правда. Честное слово, не хотел. Я даже не знал вас. Вы даже не были частью уравнения. Были мы с Сарой, и все. Вы к нам не имели никакого отношения. И вот...
Вы все знаете.
Надеюсь, вы не ожидали найти здесь какого-то... прощелыгу.
Дешевого...
Фраера.
Понимаете, я люблю ее.
О Господи, почему все так...
То есть...
Я хотел познакомить ее с Идой. Я хотел сказать: вот она. Вот женщина, о которой я рассказывал, ну разве она не прекрасна, Ида? Я люблю ее безумно, Ида, и мы собираемся пожениться.
Зачем она так поступила? Как она могла так обойтись со мной? С нами? Пришла с магнитофоном. Как она могла?
Дочь, ты же знаешь.
Если ты кого-то любишь, то делаешь все, чтобы защитить любимого. Если действительно любишь, любишь всем сердцем, то не можешь допустить, чтобы твоего любимого уничтожили. Просто не можешь, и все.
«А я-то думал, что вы ее любите».
Как трудно дались ему эти слова. Казалось, он едва ими не подавился.
«А я-то думал, что вы ее любите».
Да, вы правы, сэр, вы думали абсолютно верно. Я действительно люблю ее, сэр, но если вы думаете, что я пойду признаваться в убийстве...
«Я не думал, что вы захотите подвергать ее всему этому».
И сяду на двадцать пять лет или пожизненно только для того, чтобы вы не вызвали ее в качестве свидетеля и не огорчили тем самым свою чертову дочь...
«Я не думал, что вы захотите подвергать ее всему этому».
— Еще чего, — сказал он вслух.
«А я-то думал, что вы ее любите».
— Да, я люблю ее, — сказал он в темноту. Долго еще он лежал без сна, терзаемый противоречивыми мыслями и чувствами.
В конце концов он включил лампу, открыл ящик ночного столика, вытащил оттуда справочник и быстро набрал номер телефона.
* * *
Билли отвез ее в «Буона Сера», ресторанчик в Бруклине, где они впервые пообедали на людях...
— Неправда.
— Что — неправда?
— Мы обедали на людях в Сент-Барте. А еще пили кофе с круассанами в забегаловке на Второй авеню.
— Это все было раньше.
— Да. Раньше. Круассаны с шоколадом. В день, когда мы в первый раз поссорились.
— Мы тогда не ссорились. Я просто встала и ушла.
— Потому, что я поцеловал тебя.
— Да.
— Я собираюсь поцеловать тебя сейчас. Не уходи.
Он поцеловал ее сразу же, как только она села за стол.
— Ты прекрасно выглядишь, — сказал он.
— И ты тоже, — ответила она.
Сегодня она надела голубой костюм, белую блузку с галстуком и голубые туфли. Он пришел в синем костюме, белой рубашке, галстуке и черных туфлях.
— Мы подходим друг к другу по цвету, — заметил он.
— Абсолютно.
Он взял в руки ее ладони. Точно так же, как тогда, когда они впервые пришли сюда. Как она тогда боялась, что их увидят!
— Нам надо поговорить, — сказал он. — Но сперва закажем что-нибудь выпить.
— О чем ты хочешь поговорить?
— О будущем. О нашем будущем.
К столику, потирая руки и улыбаясь до ушей, подлетел велеречивый хозяин.
— Si, signor Faviola, — сказал он. — Mi dica.
Знакомый ритуал повторился еще раз.
«Нет у нас никакого будущего», — думала она.
Когда принесли заказ, Эндрю поднял бокал:
— За тебя.
— За тебя, — ответила она.
— За нас, — поправился Эндрю и чокнулся с ней.
Они выпили.
— Ух, — сказал он.
— Ух, — сказала она.
Он поставил бокал и снова взял ее руки в свои.
— Когда я позвонил тебе ночью...
— Я решила, что ты сошел с ума.
— Почему? Он же знает. Больше нечего бояться.
— Но звонить в четыре часа ночи?
— Ты все еще спишь с ним?
— Нет.
— Хорошо. Я позвонил, потому что хотел сказать тебе все по телефону. Но передумал...
— Что — все?
— Я слышал коннектикутскую пленку.
Она едва не вырвала свои руки из его ладоней. Но он удержал ее. Он не отпускал ее руки, не отводил глаз от ее лица.
«Он убьет меня, — подумала она. — Он привел меня сюда, чтобы кто-то убил меня».
— Кажется, я знаю, почему ты это сделала... — сказал он.
— Эндрю, ты должен понять...
— Мне очень неприятно, что ты так поступила, но я...
— Молли, — произнесла она.
— Знаю.
— Я была вынуждена.
— Знаю.
— Но... пленка? Ты слышал пленку?
— Твой муж приходил ко мне.
— Что? Когда?
— Вчера вечером. Он предложил мне сделку.
— Эндрю, что ты говоришь?
— Я являюсь с повинной, он меня сажает, и мы тебя в это дело не впутываем.
— Являешься с повинной?
— Да. По двум убийствам. Я отказался. Думаю, он согласится на одно. В таком случае я соглашусь.
— Что значит: вы меня не впутываете?
— Никто ничего не узнает. Никто вообще не услышит пленки.
Она кивнула.
Он по-прежнему держал ее руки в своих и не отводил от ее лица внимательных глаз. Она отвернулась.
— Я чувствую себя последним дерьмом, — призналась она. — Словно я сама, своими руками отправляю тебя за решетку.
— Нет. — Он покачал головой. — Сара, я по-прежнему хочу жениться на тебе.
Она посмотрела ему прямо в глаза.
— Я не знаю, сколько лет меня не будет, — сказал он.
Она крепко сжала его руку.
— Но у меня хорошие адвокаты, и, возможно, нам удастся нажать на кое-какие кнопки. Я надеюсь, что мне удастся выйти...
— Эндрю, — взмолилась она, — пожалуйста, не разрывай мне сердце.
— Я люблю тебя, Сара, — сказал он.
— Я тоже тебя люблю. О, мой родной, милый, хороший, я так тебя люблю.
— Тогда обещай мне, что...
* * *
Громилы Пети Бардо вошли в ресторан.
Они двигались как автоматы. У каждого правая рука скрыта под полой пиджака, пальцы сжимают «узи» калибра девять миллиметров. Несколько мягких, широких шагов — и они оказались уже посреди ресторана. «Простите, сэры, что вам...» — подскочил было к ним официант, но они отодвинули его в сторону и продолжили свое быстрое скольжение к столику в глубине ресторана. Сидевший за столиком мужчина заметил их и уже начал подниматься на ноги. Женщина тоже встала, ничего не понимая, все еще не выпуская его рук из своих, и повернулась, чтобы посмотреть, куда он так уставился. Мужчина оттолкнул ее от стола. Киллер, шедший впереди, четыре раза выстрелил мужчине в лицо. Тот упал навзничь, стукнувшись затылком о стену, его стул опрокинулся, а убийца посылал и посылал в него пулю за пулей. Женщина кричала. Даже когда он упал, она не выпускала его руку и все кричала, кричала, кричала.
Второй киллер всадил пять пуль ей в лицо и грудь. Выстрелами ее отбросило к залитой кровью стене, и она так и осталась лежать там, распластавшись, в то время как убийцы бегом пересекли зал, выскочили на кухню, а оттуда через заднюю дверь — на улицу.
5: 2 июня — 9 июня
Владелец ресторана «Буона Сера», семидесятитрехлетний Карло Джанетти, иммигрировал в Штаты из Пульи около пятидесяти лет назад, но по-прежнему говорил по-английски с заметным итальянским акцентом. Репортерам он сказал, что понятия не имеет о личности убитого. Узнав, что это известный гангстер по имени Эндрю Фавиола, он пожал плечами и заявил, что знать ничего не знает, но надеется, что кто-нибудь возместит его заведению причиненный ущерб.
Убитую женщину он тоже не знал и даже не представлял, вместе они пришли или нет. На предположение одного из репортеров, что дама, возможно, собиралась пообедать с убитым, Джанетти ответил, что он действительно подумал: «А не обедать ли они пришли, хотя пять пятнадцать и рановато для обеда». Обычно у него на кухне все бывает готово к шести. В любом случае ему очень неприятно, что все это произошло в его ресторане.
Кассирша сказала, что мужчина явился первым и ждал женщину. Она приехала на черном лимузине, но кассирша не запомнила номера. Ей кажется, что она их уже видела раньше, вроде бы они приходили сюда несколько месяцев назад, точно она не помнит, и сидели тогда за тем же самым столиком.
Прибывшие на место происшествия детективы обнаружили в сумочке убитой водительскую лицензию на имя Сары Уэллес. Судя по ламинированной идентификационной карточке с фотографией, Сара Фитц Уэллес работала преподавателем в Грир-Акэдеми в Манхэттене.
Только под вечер того же дня они выяснили, что она — жена заместителя окружного прокурора.
* * *
«Нью-Йорк пост» озаглавил заметку: УБИЙСТВЕННАЯ ИРОНИЯ.
Ее автор задал множество вопросов, но в окружной прокуратуре ответили далеко не на все. «Пока следствие ничего не может добавить», — процитировала газета слова начальника Отдела по борьбе с организованной преступностью Чарльза Сканлона. Бесспорно одно: Сара Фитц Уэллес являлась женой заместителя окружного прокурора, некоего Майкла Уэллеса, в свое время отправившего за решетку банду Ломбарди, некогда могущественную ветвь мафиозного семейства Фавиола, каковое и возглавлял убитый молодчик. Судя по всему, мистер и миссис Уэллес договорились встретиться в ресторане. Она приехала раньше мужа и, проходя мимо столика Фавиолы, случайно попала под смертоносный огонь киллеров.
Журналист из «Пост» не понимал, почему в ресторанной книге заказов нет фамилий мистера и миссис Уэллес. Он не понимал, почему один из официантов определенно утверждал, что за минуту до появления убийц их будущие жертвы сидели за одним столом, держась за руки и оживленно беседуя. Он не понимал, почему, по утверждению свидетелей, Фавиола пытался вытолкнуть женщину из-под огня. Еще он не понимал, почему в прокуратуре существует практика развозить жен сотрудников на лимузинах.
Два дня спустя, в репортаже с похорон Сары, «Таймс» опубликовала фотографию Лоретты Барнс. Девочка выходила из часовни, горько рыдая. Подпись под фотографией гласила: УЧЕНИЦА СКОРБИТ ПО УЧИТЕЛЬНИЦЕ.
Там, где жила Лоретта, «Таймс» никто не читал.
* * *
На следующий понедельник после роскошных похорон Эндрю Фавиолы Бобби Триани созвал собрание. Оно состоялось в месте, про которое было известно, что оно абсолютно точно не прослушивается. Называлось это место — клуб «Сорренто» на Элизабет-стрит, и «жучками» он кишел, как старый матрас блохами.
Два сидевших в наушниках детектива руководствовались судебным решением, продлившим срок действия предыдущего ордера еще на тридцать дней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Причем срочное.
Позвони ему прямо сейчас, чтобы ее пришили уже завтра утром, по пути в школу.
Сейчас же!
Ну, решайся!
Эндрю представлял его совсем другим.
Восемьдесят пять штук в год. Он ожидал увидеть жалкого неудачника.
Вообще-то довольно симпатичный парень. Сдерживал себя, Эндрю это заметил. Но руки дрожали. Наверняка ему хотелось убить меня. Неудивительно, я ведь трахал его жену...
Но я люблю ее.
Наплевать. Звони Сэлу.
Она должна умереть.
Потому что без нее дело развалится. Он сам признал, что не может использовать коннектикутскую пленку, если не призовет ее в качестве свидетеля. А если бы ему хватало остальных записей, он не пришел бы сюда предлагать сделку. Что бы у него там ни было, без коннектикутской пленки этого недостаточно, а без Сары он не сможет представить пленку в суде. На самом деле все очень просто. Если вдуматься, пустяковый вопрос...
Но я люблю ее.
Он смотрел в потолок и думал: как она могла так с ним поступить — прийти с магнитофоном, а потом сказать, что хочет выйти за него замуж. Ну хоть здесь-то она не врала? Знает ли она, как больно ему сейчас, в эту самую минуту, когда он думает, что и насчет замужества она тоже, возможно, наврала? Наврала только затем, чтобы он раскрылся, чтобы разговорить его?
Придется звонить Сэлу.
А кстати, сколько сейчас времени? Два часа, три? Сэл уже спит, ну ничего, можно отложить до утра. Перехватить ее, когда она будет выходить из школы, когда она...
Завтра — среда.
Она понадеется, что Билли будет ждать ее, как обычно, на Пятьдесят седьмой. Или муж предупредил ее, что собирается заключить сделку?
«Я приду поздно, дорогая. Надо проиграть пленку твоему дружку. Пока, киска, можешь ложиться, не дожидаясь меня».
Да нет, он вовсе не такой.
Высокий, симпатичный парень, в нем чувствуется... ну, не знаю... какая-то сила. Как он сидел здесь и глядел мне прямо в глаза. Только... когда он произносил имя Сары, у него начинали дрожать губы. Ничего странного, она его жена.
Но ведь я не хотел причинять вам зла, мистер. Правда. Честное слово, не хотел. Я даже не знал вас. Вы даже не были частью уравнения. Были мы с Сарой, и все. Вы к нам не имели никакого отношения. И вот...
Вы все знаете.
Надеюсь, вы не ожидали найти здесь какого-то... прощелыгу.
Дешевого...
Фраера.
Понимаете, я люблю ее.
О Господи, почему все так...
То есть...
Я хотел познакомить ее с Идой. Я хотел сказать: вот она. Вот женщина, о которой я рассказывал, ну разве она не прекрасна, Ида? Я люблю ее безумно, Ида, и мы собираемся пожениться.
Зачем она так поступила? Как она могла так обойтись со мной? С нами? Пришла с магнитофоном. Как она могла?
Дочь, ты же знаешь.
Если ты кого-то любишь, то делаешь все, чтобы защитить любимого. Если действительно любишь, любишь всем сердцем, то не можешь допустить, чтобы твоего любимого уничтожили. Просто не можешь, и все.
«А я-то думал, что вы ее любите».
Как трудно дались ему эти слова. Казалось, он едва ими не подавился.
«А я-то думал, что вы ее любите».
Да, вы правы, сэр, вы думали абсолютно верно. Я действительно люблю ее, сэр, но если вы думаете, что я пойду признаваться в убийстве...
«Я не думал, что вы захотите подвергать ее всему этому».
И сяду на двадцать пять лет или пожизненно только для того, чтобы вы не вызвали ее в качестве свидетеля и не огорчили тем самым свою чертову дочь...
«Я не думал, что вы захотите подвергать ее всему этому».
— Еще чего, — сказал он вслух.
«А я-то думал, что вы ее любите».
— Да, я люблю ее, — сказал он в темноту. Долго еще он лежал без сна, терзаемый противоречивыми мыслями и чувствами.
В конце концов он включил лампу, открыл ящик ночного столика, вытащил оттуда справочник и быстро набрал номер телефона.
* * *
Билли отвез ее в «Буона Сера», ресторанчик в Бруклине, где они впервые пообедали на людях...
— Неправда.
— Что — неправда?
— Мы обедали на людях в Сент-Барте. А еще пили кофе с круассанами в забегаловке на Второй авеню.
— Это все было раньше.
— Да. Раньше. Круассаны с шоколадом. В день, когда мы в первый раз поссорились.
— Мы тогда не ссорились. Я просто встала и ушла.
— Потому, что я поцеловал тебя.
— Да.
— Я собираюсь поцеловать тебя сейчас. Не уходи.
Он поцеловал ее сразу же, как только она села за стол.
— Ты прекрасно выглядишь, — сказал он.
— И ты тоже, — ответила она.
Сегодня она надела голубой костюм, белую блузку с галстуком и голубые туфли. Он пришел в синем костюме, белой рубашке, галстуке и черных туфлях.
— Мы подходим друг к другу по цвету, — заметил он.
— Абсолютно.
Он взял в руки ее ладони. Точно так же, как тогда, когда они впервые пришли сюда. Как она тогда боялась, что их увидят!
— Нам надо поговорить, — сказал он. — Но сперва закажем что-нибудь выпить.
— О чем ты хочешь поговорить?
— О будущем. О нашем будущем.
К столику, потирая руки и улыбаясь до ушей, подлетел велеречивый хозяин.
— Si, signor Faviola, — сказал он. — Mi dica.
Знакомый ритуал повторился еще раз.
«Нет у нас никакого будущего», — думала она.
Когда принесли заказ, Эндрю поднял бокал:
— За тебя.
— За тебя, — ответила она.
— За нас, — поправился Эндрю и чокнулся с ней.
Они выпили.
— Ух, — сказал он.
— Ух, — сказала она.
Он поставил бокал и снова взял ее руки в свои.
— Когда я позвонил тебе ночью...
— Я решила, что ты сошел с ума.
— Почему? Он же знает. Больше нечего бояться.
— Но звонить в четыре часа ночи?
— Ты все еще спишь с ним?
— Нет.
— Хорошо. Я позвонил, потому что хотел сказать тебе все по телефону. Но передумал...
— Что — все?
— Я слышал коннектикутскую пленку.
Она едва не вырвала свои руки из его ладоней. Но он удержал ее. Он не отпускал ее руки, не отводил глаз от ее лица.
«Он убьет меня, — подумала она. — Он привел меня сюда, чтобы кто-то убил меня».
— Кажется, я знаю, почему ты это сделала... — сказал он.
— Эндрю, ты должен понять...
— Мне очень неприятно, что ты так поступила, но я...
— Молли, — произнесла она.
— Знаю.
— Я была вынуждена.
— Знаю.
— Но... пленка? Ты слышал пленку?
— Твой муж приходил ко мне.
— Что? Когда?
— Вчера вечером. Он предложил мне сделку.
— Эндрю, что ты говоришь?
— Я являюсь с повинной, он меня сажает, и мы тебя в это дело не впутываем.
— Являешься с повинной?
— Да. По двум убийствам. Я отказался. Думаю, он согласится на одно. В таком случае я соглашусь.
— Что значит: вы меня не впутываете?
— Никто ничего не узнает. Никто вообще не услышит пленки.
Она кивнула.
Он по-прежнему держал ее руки в своих и не отводил от ее лица внимательных глаз. Она отвернулась.
— Я чувствую себя последним дерьмом, — призналась она. — Словно я сама, своими руками отправляю тебя за решетку.
— Нет. — Он покачал головой. — Сара, я по-прежнему хочу жениться на тебе.
Она посмотрела ему прямо в глаза.
— Я не знаю, сколько лет меня не будет, — сказал он.
Она крепко сжала его руку.
— Но у меня хорошие адвокаты, и, возможно, нам удастся нажать на кое-какие кнопки. Я надеюсь, что мне удастся выйти...
— Эндрю, — взмолилась она, — пожалуйста, не разрывай мне сердце.
— Я люблю тебя, Сара, — сказал он.
— Я тоже тебя люблю. О, мой родной, милый, хороший, я так тебя люблю.
— Тогда обещай мне, что...
* * *
Громилы Пети Бардо вошли в ресторан.
Они двигались как автоматы. У каждого правая рука скрыта под полой пиджака, пальцы сжимают «узи» калибра девять миллиметров. Несколько мягких, широких шагов — и они оказались уже посреди ресторана. «Простите, сэры, что вам...» — подскочил было к ним официант, но они отодвинули его в сторону и продолжили свое быстрое скольжение к столику в глубине ресторана. Сидевший за столиком мужчина заметил их и уже начал подниматься на ноги. Женщина тоже встала, ничего не понимая, все еще не выпуская его рук из своих, и повернулась, чтобы посмотреть, куда он так уставился. Мужчина оттолкнул ее от стола. Киллер, шедший впереди, четыре раза выстрелил мужчине в лицо. Тот упал навзничь, стукнувшись затылком о стену, его стул опрокинулся, а убийца посылал и посылал в него пулю за пулей. Женщина кричала. Даже когда он упал, она не выпускала его руку и все кричала, кричала, кричала.
Второй киллер всадил пять пуль ей в лицо и грудь. Выстрелами ее отбросило к залитой кровью стене, и она так и осталась лежать там, распластавшись, в то время как убийцы бегом пересекли зал, выскочили на кухню, а оттуда через заднюю дверь — на улицу.
5: 2 июня — 9 июня
Владелец ресторана «Буона Сера», семидесятитрехлетний Карло Джанетти, иммигрировал в Штаты из Пульи около пятидесяти лет назад, но по-прежнему говорил по-английски с заметным итальянским акцентом. Репортерам он сказал, что понятия не имеет о личности убитого. Узнав, что это известный гангстер по имени Эндрю Фавиола, он пожал плечами и заявил, что знать ничего не знает, но надеется, что кто-нибудь возместит его заведению причиненный ущерб.
Убитую женщину он тоже не знал и даже не представлял, вместе они пришли или нет. На предположение одного из репортеров, что дама, возможно, собиралась пообедать с убитым, Джанетти ответил, что он действительно подумал: «А не обедать ли они пришли, хотя пять пятнадцать и рановато для обеда». Обычно у него на кухне все бывает готово к шести. В любом случае ему очень неприятно, что все это произошло в его ресторане.
Кассирша сказала, что мужчина явился первым и ждал женщину. Она приехала на черном лимузине, но кассирша не запомнила номера. Ей кажется, что она их уже видела раньше, вроде бы они приходили сюда несколько месяцев назад, точно она не помнит, и сидели тогда за тем же самым столиком.
Прибывшие на место происшествия детективы обнаружили в сумочке убитой водительскую лицензию на имя Сары Уэллес. Судя по ламинированной идентификационной карточке с фотографией, Сара Фитц Уэллес работала преподавателем в Грир-Акэдеми в Манхэттене.
Только под вечер того же дня они выяснили, что она — жена заместителя окружного прокурора.
* * *
«Нью-Йорк пост» озаглавил заметку: УБИЙСТВЕННАЯ ИРОНИЯ.
Ее автор задал множество вопросов, но в окружной прокуратуре ответили далеко не на все. «Пока следствие ничего не может добавить», — процитировала газета слова начальника Отдела по борьбе с организованной преступностью Чарльза Сканлона. Бесспорно одно: Сара Фитц Уэллес являлась женой заместителя окружного прокурора, некоего Майкла Уэллеса, в свое время отправившего за решетку банду Ломбарди, некогда могущественную ветвь мафиозного семейства Фавиола, каковое и возглавлял убитый молодчик. Судя по всему, мистер и миссис Уэллес договорились встретиться в ресторане. Она приехала раньше мужа и, проходя мимо столика Фавиолы, случайно попала под смертоносный огонь киллеров.
Журналист из «Пост» не понимал, почему в ресторанной книге заказов нет фамилий мистера и миссис Уэллес. Он не понимал, почему один из официантов определенно утверждал, что за минуту до появления убийц их будущие жертвы сидели за одним столом, держась за руки и оживленно беседуя. Он не понимал, почему, по утверждению свидетелей, Фавиола пытался вытолкнуть женщину из-под огня. Еще он не понимал, почему в прокуратуре существует практика развозить жен сотрудников на лимузинах.
Два дня спустя, в репортаже с похорон Сары, «Таймс» опубликовала фотографию Лоретты Барнс. Девочка выходила из часовни, горько рыдая. Подпись под фотографией гласила: УЧЕНИЦА СКОРБИТ ПО УЧИТЕЛЬНИЦЕ.
Там, где жила Лоретта, «Таймс» никто не читал.
* * *
На следующий понедельник после роскошных похорон Эндрю Фавиолы Бобби Триани созвал собрание. Оно состоялось в месте, про которое было известно, что оно абсолютно точно не прослушивается. Называлось это место — клуб «Сорренто» на Элизабет-стрит, и «жучками» он кишел, как старый матрас блохами.
Два сидевших в наушниках детектива руководствовались судебным решением, продлившим срок действия предыдущего ордера еще на тридцать дней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52