Он спас нашу лучшую лошадь. За это что ни отдай — все мало будет».
— О Боже, — повторил я.
— Мистер Кропоткин говорит всем, что лошадь неожиданно метнулась прямо под колеса тягача. Водитель не мог даже затормозить, но вы спасли лошадь.
— А Миша тоже так думает? — поинтересовался я. Миша понял мой вопрос.
— Нет, — ответил он. — Водитель хотел... Бах! — Он недвусмысленно стукнул кулаком по ладони.
— Вы узнали водителя? — спросил я.
— Нет. Не разглядел.
Миша объяснил, что в этом самом фургоне его гнедой и еще одна лошадь должны завтра ехать в Ростов. Когда он привел коня на конюшню, фургон стоял на своем обычном месте. Кропоткин потрогал капот, чтобы убедиться, что они видели эту самую машину. Действительно, капот оказался теплым. Водителя найти не удалось. Мистер Кропоткин считает, что водителю стало стыдно своей неловкости. К тому же он наверняка боялся, что его накажут.
— Ну что ж. — Стивен поднялся. — Спасибо за то, что вы рассказали.
Миша вскочил со стола и что-то настойчиво сказал, указывая на стул.
— Он просил нас прийти не только из-за этого, — перевел Стивен.
— Конечно, — подтвердил я. — Ведь он дал вам свой телефон еще до того, как все это безобразие случилось.
— Похоже, вы никогда не упускаете случая ошарашить окружающих, заявил Стивен.
— Я и не думал об этом, — возразил я.
— Но так получается.
— Я разговаривал с немцем, — прервал нас Миша.
— Что? — Я с новым интересом уставился на молодого конюха. — Вы говорили с Гансом Крамером?
К сожалению, нет. Миша рассказал, что он сдружился с парнем, который ухаживал за лошадью Крамера. Утром он не мог нам этого сказать, так как им категорически запрещалось общаться с иностранцами.
— Понятно, — покорно сказал я. — Продолжайте.
Выяснилось, что у молодых людей вошло в привычку курить и трепаться на пустом сеновале. Курить в конюшнях тоже не разрешалось, и Миша наслаждался нарушением сразу двух строжайших запретов.
Мишины голубые глаза светились от восхищения собственной смелостью.
Они глядели живо и совершенно бесхитростно.
— И о чем вы говорили? — поинтересовался я. — Конечно, о лошадях.
И о Гансе Крамере. Немецкий конюх его терпеть не мог. Он называл его...
Стивен кратко перевел эпитет, который употребил Миша, как «ублюдок».
— А в чем же было дело?
— Крамер очень хорошо обращался с лошадьми, но обожал устраивать всякие гадости людям.
— Да, мне говорили об этом, — подтвердил я, вспомнив о Джонни и мальчике-девочке с розовым боа. — Продолжайте, пожалуйста.
— Он был еще и вором.
Я недоверчиво взглянул на рассказчика. Миша подтвердил свои слова энергичным кивком.
— Миша говорит, — продолжал Стивен, — что Крамер украл чемоданчик из машины ветеринара. Тот приезжал осматривать лошадей английской команды перед началом соревнований.
— В чемоданчике были наркотики? — уточнил я.
— Да, наркотики, — коротко подтвердил Миша.
— У докторов и ветеринаров то и дело крадут чемоданчики, — сказал я. — Им следовало бы приковывать их цепями, как велосипеды на стоянках, или, по крайней мере, не оставлять в автомобилях... Ладно... Так вы считаете, что Крамер был наркоманом?
Лично я сомневался в этом. Наркоман просто не был бы в состоянии постоянно участвовать в соревнованиях и показывать результаты мирового класса.
Но Миша не знал об этом ничего определенного. Немец-конюх всего лишь рассказал ему, какая поднялась паника, когда ветеринар обнаружил пропажу. Естественно, чемоданчик Крамер спрятал.
— А откуда конюх узнал об этом?
— Он обнаружил его в конюшне, среди вещей Крамера. А через четыре дня, когда Крамер умер, парень притащил чемоданчик на чердак, и они с Мишей разделили содержимое между собой.
— О Боже! — воскликнул я.
— Получилось так, — сказал Стивен, выслушав довольно длинный монолог. — Немец забрал себе чемодан и все, что можно продать, вроде барбитуратов, а Мише отдал всякую ерунду. Ничего удивительного. Наш Миша по большому счету невинный младенец.
— И что Миша сделал со своей долей?
— Привез в Москву вместе с другими мелочами... Просто как сувениры.
На память о дружеских беседах на пустом сеновале.
Я рассеянно смотрел в окно с двойной рамой, но видел перед собой не черный квадрат без штор, а старинный английский коттедж.
Джонни Фаррингфорд, думал я, не хотел, чтобы его хоть в чем-то связывали с Крамером. Он не хотел, чтобы я искал и нашел Алешу. Он хотел, чтобы заглохли слухи, и отрицал наличие скандала. Предположим, холодно думал я, что случай с Алешей был сам по себе незначительным, а то, что Джонни пытался скрыть, было связано не с половыми извращениями, а с наркотиками.
— У Миши сохранились сувениры из Англии? — спросил я.
— Да.
— Вы позволите мне взглянуть на них?
Миша не возражал, но сказал, что они находятся не здесь. Он сходит за ними утром.
— Это важно? — осведомился Стивен.
— Только для очистки совести, — вздохнул я. — Чемоданчик находился у Крамера четыре дня. Конечно, он мог вынуть из него все нужное. А потом к чемоданчику приложил руку немецкий конюх... Так что Мише досталось только то, что не потребовалось Крамеру. Вот то, что ему не досталось, могло бы что-то прояснить... Ветеринары носят с собой не только барбитураты. Например, лидол. Это болеутоляющее, но думаю, что оно вызывает эффект привыкания, и, несколько раз попробовав, можно серьезно пристраститься к нему. Или бутадион... стероиды...
— Да будет вам, — прервал меня Стивен и обратился к Мише. Они довольно долго переговаривались и, очевидно, пришли к соглашению.
— Миша говорит, что все эти сувениры в квартире его матери, а у него самого есть комната при конюшне. Там живут и другие конюхи. Он должен вскоре вернуться туда, а завтра утром уедет. К матери попасть он не успеет. Там живет его сестра — та самая, которой предстоит переехать сюда. Завтра утром он позвонит ей по телефону и попросит принести вам все, что нужно. Но она не сможет прийти в гостиницу, чтобы не заметили, что она встречается с иностранцами. Поэтому вы встретитесь у главного входа в ГУМ. На ней будут красная вязаная шапочка с белым помпоном и длинный красный шарф. Миша на прошлой неделе подарил их ей на день рождения. Она учила английский в школе и может на нем немного разговаривать.
— Отлично, — сказал я. — А она может прийти туда пораньше? В десять я должен встретиться с Шулицким у гостиницы «Националь».
Миша считал, что она вполне сможет подъехать туда к половине десятого. На том мы и порешили.
Я поблагодарил Мишу за предоставленные сведения и искренне пожал ему руку. Он выглядел довольным.
— Все в порядке, — сказал он. — Вы спасли лошадь. Николай Александрович велел помочь. Вот я и помогаю.
К ресторану «Арагви» мы прибыли с десятиминутным опозданием. Такси на окраине не было, автобусы ходили редко. Конечная станция метро оказалась в трех милях от Мишиного дома. Миша вместе с нами доехал до центра города, но держался в стороне и не заговаривал с нами. Добравшись до нужной ему станции, он вышел, не взглянув на нас. Его лицо было таким же бесстрастным, как и у всех остальных.
— Не говорите Малкольму Херрику о том, что Миша только что рассказал нам, — предупредил я Стивена, пока мы торопливо шли последнюю сотню ярдов.
— Он газетчик. А я должен сохранить все в тайне и ни в коем случае не допустить, чтобы вся эта история была напечатана в «Уотч». Если это появится в печати, то у Миши будет куча неприятностей.
— Буду нем как могила, — пообещал Стивен таким тоном, каким старушка ответила бы нахалу, пытающемуся обучить ее жарить яичницу.
«Арагви» оказался всего в полумиле от гостиницы «Интурист»: вверх по улице Горького, второй перекресток справа. Малкольм и Йен поджидали недалеко от входа. Малкольм ворчал, что ему пришлось торчать на холоде. Впрочем, журналист говорил негромко, что было совершенно не в его духе.
У входа в ресторан стояла короткая очередь из дрожащих людей.
— Идите за мной и не раскрывайте рта, пока не окажемся внутри, скомандовал Малкольм.
Он обошел очередь и распахнул плотно закрытую дверь. После коротких переговоров швейцар неохотно впустил нас.
— Я уже заказал, — сообщил Малкольм, пока вся компания снимала пальто. — Я частенько здесь бываю. А вам, наверно, это и в голову не приходило?
Ресторан был полон, откуда-то доносилась музыка. Нас провели к свободному столику, и через пять секунд на нем возникла бутылка водки.
— В Москве всего два приличных ресторана, — заявил Малкольм, — но мне больше нравится этот.
— Два? — переспросил я.
— Именно так. Что вы будете есть? — Он глянул в большое меню. Это грузинский ресторан, и кухня здесь грузинская. Да и большинство посетителей из Грузии.
— Грузия в Советском Союзе то же самое, что Техас в США, — пояснил Йен.
Меню было написано по-русски, поэтому пока трое моих спутников выбирали блюда, я рассматривал посетителей. За соседним столиком сидели три человека, а рядом с ними, спиной к стене, еще двое. Женщин было очень мало. Я заметил, что лица у большинства присутствующих были живые и яркие. Двое сидевших у стены, например, были совершенно не похожи на москвичей: у них была смугло-желтоватая кожа, выразительные темные глаза и черные курчавые волосы. Они были полностью поглощены едой.
А трое за ближайшим к нам столиком всецело отдавались истреблению спиртного. Стол был так уставлен полными и пустыми бутылками и бокалами, что не было видно скатерти. Люди, один огромный, другой среднего роста и третий маленький, то и дело опустошали большие бокалы с шампанским, формой напоминавшие тюльпаны.
— Грузины, — сказал Малкольм, проследив за моим взглядом. — Они пьют, как бездонные бочки.
Я с восхищением смотрел, как троица соседей хлебала золотистое вино так, словно это было пиво. У маленького уже остекленели глаза. Огромный же казался совершенно трезвым. Йен, Малкольм и Стивен, как знатоки, быстро сделали заказ. Я попросил Стивена заказать мне то же самое, что и себе.
Еда оказалась странноватой, непривычно острой на вкус и отличалась от серого месива, которое подавали за два квартала отсюда, как небо от земли.
Огромный грузин за соседним столиком громко кричал, подзывая официанта, который уже бежал к нему с очередной бутылкой вина.
— Ну, что, парень, как идут дела? — поинтересовался Малкольм, отправляя в рот кусок сациви.
— Маленький все-таки сломался, — ответил я.
— Что? — Малкольм изумленно посмотрел на троицу за соседним столом.
— Нет, я имею в виду твои шерлокхолмсовские дела. Далеко удалось продвинуться?
— Немец, скончавшийся в Бергли во время соревнований, умирая, назвал имя «Алеша», — сказал я. — И это, пожалуй, все.
— К тому же вы и так знали об этом, — вмешался Стивен.
Я пнул его под столом. Он вопросительно глянул на меня, но потом, очевидно, сообразил, что узнать об этом мы могли только от Миши во время посещения ипподрома. Однако ни Малкольм, ни Йен ничего не сказали. Мы все задумчиво погрузились в еду.
— И что ты обо всем этом думаешь? — наконец спросил Малкольм.
— Алеша, должно быть, существует. — Я вздохнул. — И мне придется продолжить розыски.
— И что вы собираетесь теперь делать? — Этот вопрос задал уже Янг.
— Э-э... — протянул я. Сняв очки, я посмотрел сквозь них на свет и принялся носовым платком стирать несуществующую пылинку.
— Ты что, действительно плохо видишь, парень? — прервал меня Малкольм Херрик. — Покажи-ка твои стеклышки.
Я мог бы помешать ему, только уронив очки и раздавив их ногой. Он решительно забрал их из моей руки и нацепил на нос.
Для меня и он сам, и остальные посетители ресторана тут же превратились в размытые пятна. По цвету я мог приблизительно отгадать, где волосы, где глаза, а где одежда, но все очертания исчезли.
— Боже! — воскликнул Малкольм. — Пожалуй, слепой и то видит лучше, чем я в твоих очках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
— О Боже, — повторил я.
— Мистер Кропоткин говорит всем, что лошадь неожиданно метнулась прямо под колеса тягача. Водитель не мог даже затормозить, но вы спасли лошадь.
— А Миша тоже так думает? — поинтересовался я. Миша понял мой вопрос.
— Нет, — ответил он. — Водитель хотел... Бах! — Он недвусмысленно стукнул кулаком по ладони.
— Вы узнали водителя? — спросил я.
— Нет. Не разглядел.
Миша объяснил, что в этом самом фургоне его гнедой и еще одна лошадь должны завтра ехать в Ростов. Когда он привел коня на конюшню, фургон стоял на своем обычном месте. Кропоткин потрогал капот, чтобы убедиться, что они видели эту самую машину. Действительно, капот оказался теплым. Водителя найти не удалось. Мистер Кропоткин считает, что водителю стало стыдно своей неловкости. К тому же он наверняка боялся, что его накажут.
— Ну что ж. — Стивен поднялся. — Спасибо за то, что вы рассказали.
Миша вскочил со стола и что-то настойчиво сказал, указывая на стул.
— Он просил нас прийти не только из-за этого, — перевел Стивен.
— Конечно, — подтвердил я. — Ведь он дал вам свой телефон еще до того, как все это безобразие случилось.
— Похоже, вы никогда не упускаете случая ошарашить окружающих, заявил Стивен.
— Я и не думал об этом, — возразил я.
— Но так получается.
— Я разговаривал с немцем, — прервал нас Миша.
— Что? — Я с новым интересом уставился на молодого конюха. — Вы говорили с Гансом Крамером?
К сожалению, нет. Миша рассказал, что он сдружился с парнем, который ухаживал за лошадью Крамера. Утром он не мог нам этого сказать, так как им категорически запрещалось общаться с иностранцами.
— Понятно, — покорно сказал я. — Продолжайте.
Выяснилось, что у молодых людей вошло в привычку курить и трепаться на пустом сеновале. Курить в конюшнях тоже не разрешалось, и Миша наслаждался нарушением сразу двух строжайших запретов.
Мишины голубые глаза светились от восхищения собственной смелостью.
Они глядели живо и совершенно бесхитростно.
— И о чем вы говорили? — поинтересовался я. — Конечно, о лошадях.
И о Гансе Крамере. Немецкий конюх его терпеть не мог. Он называл его...
Стивен кратко перевел эпитет, который употребил Миша, как «ублюдок».
— А в чем же было дело?
— Крамер очень хорошо обращался с лошадьми, но обожал устраивать всякие гадости людям.
— Да, мне говорили об этом, — подтвердил я, вспомнив о Джонни и мальчике-девочке с розовым боа. — Продолжайте, пожалуйста.
— Он был еще и вором.
Я недоверчиво взглянул на рассказчика. Миша подтвердил свои слова энергичным кивком.
— Миша говорит, — продолжал Стивен, — что Крамер украл чемоданчик из машины ветеринара. Тот приезжал осматривать лошадей английской команды перед началом соревнований.
— В чемоданчике были наркотики? — уточнил я.
— Да, наркотики, — коротко подтвердил Миша.
— У докторов и ветеринаров то и дело крадут чемоданчики, — сказал я. — Им следовало бы приковывать их цепями, как велосипеды на стоянках, или, по крайней мере, не оставлять в автомобилях... Ладно... Так вы считаете, что Крамер был наркоманом?
Лично я сомневался в этом. Наркоман просто не был бы в состоянии постоянно участвовать в соревнованиях и показывать результаты мирового класса.
Но Миша не знал об этом ничего определенного. Немец-конюх всего лишь рассказал ему, какая поднялась паника, когда ветеринар обнаружил пропажу. Естественно, чемоданчик Крамер спрятал.
— А откуда конюх узнал об этом?
— Он обнаружил его в конюшне, среди вещей Крамера. А через четыре дня, когда Крамер умер, парень притащил чемоданчик на чердак, и они с Мишей разделили содержимое между собой.
— О Боже! — воскликнул я.
— Получилось так, — сказал Стивен, выслушав довольно длинный монолог. — Немец забрал себе чемодан и все, что можно продать, вроде барбитуратов, а Мише отдал всякую ерунду. Ничего удивительного. Наш Миша по большому счету невинный младенец.
— И что Миша сделал со своей долей?
— Привез в Москву вместе с другими мелочами... Просто как сувениры.
На память о дружеских беседах на пустом сеновале.
Я рассеянно смотрел в окно с двойной рамой, но видел перед собой не черный квадрат без штор, а старинный английский коттедж.
Джонни Фаррингфорд, думал я, не хотел, чтобы его хоть в чем-то связывали с Крамером. Он не хотел, чтобы я искал и нашел Алешу. Он хотел, чтобы заглохли слухи, и отрицал наличие скандала. Предположим, холодно думал я, что случай с Алешей был сам по себе незначительным, а то, что Джонни пытался скрыть, было связано не с половыми извращениями, а с наркотиками.
— У Миши сохранились сувениры из Англии? — спросил я.
— Да.
— Вы позволите мне взглянуть на них?
Миша не возражал, но сказал, что они находятся не здесь. Он сходит за ними утром.
— Это важно? — осведомился Стивен.
— Только для очистки совести, — вздохнул я. — Чемоданчик находился у Крамера четыре дня. Конечно, он мог вынуть из него все нужное. А потом к чемоданчику приложил руку немецкий конюх... Так что Мише досталось только то, что не потребовалось Крамеру. Вот то, что ему не досталось, могло бы что-то прояснить... Ветеринары носят с собой не только барбитураты. Например, лидол. Это болеутоляющее, но думаю, что оно вызывает эффект привыкания, и, несколько раз попробовав, можно серьезно пристраститься к нему. Или бутадион... стероиды...
— Да будет вам, — прервал меня Стивен и обратился к Мише. Они довольно долго переговаривались и, очевидно, пришли к соглашению.
— Миша говорит, что все эти сувениры в квартире его матери, а у него самого есть комната при конюшне. Там живут и другие конюхи. Он должен вскоре вернуться туда, а завтра утром уедет. К матери попасть он не успеет. Там живет его сестра — та самая, которой предстоит переехать сюда. Завтра утром он позвонит ей по телефону и попросит принести вам все, что нужно. Но она не сможет прийти в гостиницу, чтобы не заметили, что она встречается с иностранцами. Поэтому вы встретитесь у главного входа в ГУМ. На ней будут красная вязаная шапочка с белым помпоном и длинный красный шарф. Миша на прошлой неделе подарил их ей на день рождения. Она учила английский в школе и может на нем немного разговаривать.
— Отлично, — сказал я. — А она может прийти туда пораньше? В десять я должен встретиться с Шулицким у гостиницы «Националь».
Миша считал, что она вполне сможет подъехать туда к половине десятого. На том мы и порешили.
Я поблагодарил Мишу за предоставленные сведения и искренне пожал ему руку. Он выглядел довольным.
— Все в порядке, — сказал он. — Вы спасли лошадь. Николай Александрович велел помочь. Вот я и помогаю.
К ресторану «Арагви» мы прибыли с десятиминутным опозданием. Такси на окраине не было, автобусы ходили редко. Конечная станция метро оказалась в трех милях от Мишиного дома. Миша вместе с нами доехал до центра города, но держался в стороне и не заговаривал с нами. Добравшись до нужной ему станции, он вышел, не взглянув на нас. Его лицо было таким же бесстрастным, как и у всех остальных.
— Не говорите Малкольму Херрику о том, что Миша только что рассказал нам, — предупредил я Стивена, пока мы торопливо шли последнюю сотню ярдов.
— Он газетчик. А я должен сохранить все в тайне и ни в коем случае не допустить, чтобы вся эта история была напечатана в «Уотч». Если это появится в печати, то у Миши будет куча неприятностей.
— Буду нем как могила, — пообещал Стивен таким тоном, каким старушка ответила бы нахалу, пытающемуся обучить ее жарить яичницу.
«Арагви» оказался всего в полумиле от гостиницы «Интурист»: вверх по улице Горького, второй перекресток справа. Малкольм и Йен поджидали недалеко от входа. Малкольм ворчал, что ему пришлось торчать на холоде. Впрочем, журналист говорил негромко, что было совершенно не в его духе.
У входа в ресторан стояла короткая очередь из дрожащих людей.
— Идите за мной и не раскрывайте рта, пока не окажемся внутри, скомандовал Малкольм.
Он обошел очередь и распахнул плотно закрытую дверь. После коротких переговоров швейцар неохотно впустил нас.
— Я уже заказал, — сообщил Малкольм, пока вся компания снимала пальто. — Я частенько здесь бываю. А вам, наверно, это и в голову не приходило?
Ресторан был полон, откуда-то доносилась музыка. Нас провели к свободному столику, и через пять секунд на нем возникла бутылка водки.
— В Москве всего два приличных ресторана, — заявил Малкольм, — но мне больше нравится этот.
— Два? — переспросил я.
— Именно так. Что вы будете есть? — Он глянул в большое меню. Это грузинский ресторан, и кухня здесь грузинская. Да и большинство посетителей из Грузии.
— Грузия в Советском Союзе то же самое, что Техас в США, — пояснил Йен.
Меню было написано по-русски, поэтому пока трое моих спутников выбирали блюда, я рассматривал посетителей. За соседним столиком сидели три человека, а рядом с ними, спиной к стене, еще двое. Женщин было очень мало. Я заметил, что лица у большинства присутствующих были живые и яркие. Двое сидевших у стены, например, были совершенно не похожи на москвичей: у них была смугло-желтоватая кожа, выразительные темные глаза и черные курчавые волосы. Они были полностью поглощены едой.
А трое за ближайшим к нам столиком всецело отдавались истреблению спиртного. Стол был так уставлен полными и пустыми бутылками и бокалами, что не было видно скатерти. Люди, один огромный, другой среднего роста и третий маленький, то и дело опустошали большие бокалы с шампанским, формой напоминавшие тюльпаны.
— Грузины, — сказал Малкольм, проследив за моим взглядом. — Они пьют, как бездонные бочки.
Я с восхищением смотрел, как троица соседей хлебала золотистое вино так, словно это было пиво. У маленького уже остекленели глаза. Огромный же казался совершенно трезвым. Йен, Малкольм и Стивен, как знатоки, быстро сделали заказ. Я попросил Стивена заказать мне то же самое, что и себе.
Еда оказалась странноватой, непривычно острой на вкус и отличалась от серого месива, которое подавали за два квартала отсюда, как небо от земли.
Огромный грузин за соседним столиком громко кричал, подзывая официанта, который уже бежал к нему с очередной бутылкой вина.
— Ну, что, парень, как идут дела? — поинтересовался Малкольм, отправляя в рот кусок сациви.
— Маленький все-таки сломался, — ответил я.
— Что? — Малкольм изумленно посмотрел на троицу за соседним столом.
— Нет, я имею в виду твои шерлокхолмсовские дела. Далеко удалось продвинуться?
— Немец, скончавшийся в Бергли во время соревнований, умирая, назвал имя «Алеша», — сказал я. — И это, пожалуй, все.
— К тому же вы и так знали об этом, — вмешался Стивен.
Я пнул его под столом. Он вопросительно глянул на меня, но потом, очевидно, сообразил, что узнать об этом мы могли только от Миши во время посещения ипподрома. Однако ни Малкольм, ни Йен ничего не сказали. Мы все задумчиво погрузились в еду.
— И что ты обо всем этом думаешь? — наконец спросил Малкольм.
— Алеша, должно быть, существует. — Я вздохнул. — И мне придется продолжить розыски.
— И что вы собираетесь теперь делать? — Этот вопрос задал уже Янг.
— Э-э... — протянул я. Сняв очки, я посмотрел сквозь них на свет и принялся носовым платком стирать несуществующую пылинку.
— Ты что, действительно плохо видишь, парень? — прервал меня Малкольм Херрик. — Покажи-ка твои стеклышки.
Я мог бы помешать ему, только уронив очки и раздавив их ногой. Он решительно забрал их из моей руки и нацепил на нос.
Для меня и он сам, и остальные посетители ресторана тут же превратились в размытые пятна. По цвету я мог приблизительно отгадать, где волосы, где глаза, а где одежда, но все очертания исчезли.
— Боже! — воскликнул Малкольм. — Пожалуй, слепой и то видит лучше, чем я в твоих очках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36