Но в юности обязательно надо хоть на денек ощутить себя предназначенным не к выпадению в осадок, а для сказочного, вечного бытия. Что-то тут не так, думал Алеша, неотрывно следя за попутчицей, во что-то я влип, чего мне вовсе не надо. Чего-то я заторчал на этой сопливой воробьихе, на этой дочери греха. Как Алеша ни накачивал себя, некая суверенная часть его сознания откликалась, готова была подчиниться воле странной девушки. Алеша осторожно подвинул руку по спинке скамьи вплотную к ее интимно белеющей в разрезе воротника шейке. Настенька его руку заметила, хотя глядела в окошко. Скоро катер вернет их в Парк культуры им. Горького. К берегам подступали благообразные лики многоэтажек. Весенний вечер украсил их бока алыми шпорами. Сколько людей прячутся за этими окнами, Сколько страхов и улыбок гуляет по этажам. Настенька часто думала, что в Москве собралось на жительство слишком много народу и поэтому вряд ли кто-нибудь может быть в ней счастлив по отдельности. Настенька любила вспоминать об укромных уголках у реки и в лесу, куда попадала в детстве по пионерским разнарядкам. В свои семнадцать лет ей иногда казалось, что она зажилась на белом свете. Жить стоит тогда, когда можешь помочь своим близким, тем, кто любит тебя. В последний год, когда так быстро, непоправимо постарел Леонид Федорович, она почувствовала, что и ее силы уже на исходе. Бедный папа часами стоял возле дома с метлой в руке, опершись на нее, как на посох. Его держали в дворниках только из уважения к его победе над алкоголизмом. Он теперь плохо справлялся с уборкой двора, потому что к старости познал вкус праздных мечтаний. У него был заветный закуток возле квасной палатки, где он частенько поджидал дочурку из школы, сидя на ступеньке, примостя метлу меж колен, как зонтик. Опустошенно следил за медленным чередованием красок в природе. Но он не был идиотом, отнюдь. Он мечтал о несбывшемся, и мысли его были ясны. Он охотно делился ими с Настенькой, когда та была расположена слушать. А как она могла ему помочь? Как поможешь человеку, если он собрался умирать у тебя на глазах? Разве что поманить чем-нибудь таким, чего не будет на том свете. Там не будет ни весны, ни лета. И щебетание милых голосов смолкнет навеки. Леонид Федорович и сам это понимал, но особенно не тужил. Мечты его сводились к тому, чтобы Мария Филатовна, его дорогая жена, и Настенька, его дочь, были благополучны. На худой конец, говорил он, продадим инвентарь и завещаем для научных опытов его труп, зато купим в коммерческом магазине два зимних пальто, для Маши и Настеньки. Слушать его было больно. Минувшую зиму он пережил нескладно, недомогал легкими, по утрам харкал кровью, зяб, исхудал и с первым весенним теплом, немного оживя, начал сразу готовиться к будущим морозам. Он был в курсе всех событий в стране и с жаром втолковывал своим женщинам, что гражданская война обязательно начнется вместе с холодами. Народ способен терпеть глум над собой только до определенной черты, через которую нынешние правители, по его убеждению, давно переступили. Целый месяц, исходя прощальным кашлем, он кряхтел над дверными замками и снабдил квартиру таким устройством, которое они сами отпирали с напряжением всех сил. Леонид Федорович рассчитывал отсидеться дома, как в крепости. Квартиру повсеместно до потолка забил пакетами с крупой и консервными банками. В кладовке у него хранились два мешка сухарей, начавших подгнивать еще в декабре. Он с достоинством нес все заботы по выживанию семьи, но с Настенькой предпочитал беседовать не о бедах насущного дня, а о том времени, когда возродится народное благосостояние и воцарившаяся нечисть сгинет с глаз. Именно в тот праздничный день, после многолетнего воздержания Леонид Федорович собирался осушить чарку-другую белого вина. В суженые Настеньке он ожидал какого-то совершенно нездешнего, необыкновенного человека, то ли миллионера из Америки, то ли богатыря из былины. Настенька надеялась, что отец переможет хворобы и старость и будет жить дальше. Но она понимала, что это напрасные упования. Все в мире обман, кроме вечной разлуки. И с тем женихом, которого пылко насуливал отец, все равно рано или поздно придется расстаться. Это угнетало Настеньку. Необходимость умирать всем поодиночке казалась ей несправедливой. И совсем уж абсурдным было то, что родители покидают мир раньше детей. Порядок в этой черной последовательности был мнимый, разум Настеньки его отвергал. Она не принимала такого устройства жизни, при котором тех, кому обязана собственным дыханием, надо закопать в землю. Потом твои дети закопают тебя и тоже будут одиноки в страдании. Ее смущало, что так вообще заведено в природе: и среди жуков, и среди деревьев. Молодые побеги вытесняют старые и при этом полны цветущего торжества. Что за зловещая логика, угодная, может быть, какому-то вселенскому некрофилу? Леонид Федорович один раз уронил метлу и не смог ее поднять. Его перегнуло радикулитом посреди двора. Хорошо хоть Настенька была дома, услышала сердечный толчок, выскочила на улицу, кое-как дотащила, доволокла отца до квартиры, до постели. Вздымая из подушки багровое лицо, Леонид Федорович веселился, как юродивый. Он смаковал свою беспомощность и боль, это было жутко и странно. Настенька долго не могла понять, как это пожилой человек способен радоваться болезни. Потом все же уразумела: отца как раз вполне устраивал порядок вещей, который казался ей кощунственным. Он так и говорил, сияя детской улыбкой: скоро, скоро освобожу место, а то слишком тесно в доме. За эти слова Настенька готова была его возненавидеть. Она положила ему на поясницу раскаленный утюг и так надавила, что он взвыл. Мать ее подбадривала: жарь его, жарь симулянта! Мария Филатовна в пику состарившемуся мужу к пятидесяти пяти годам заново расцвела. Многолетние метаморфозы уродства воплотились в чарующий облик миниатюрной, хрупкой женщины-девочки с бледным лицом привидения. Ее горбик теперь напоминал рюкзачок, который она нацепила на спину, чтобы ни в чем не нуждаться на долгом пути. Очи пылали отвагой и умом. На улице на нее заглядывались одинокие мужчины, преждевременно потерявшие подруг. С тяжеленной почтарской сумкой она легко порхала из подъезда в подъезд. Везде ее ждали друзья и поклонники. Давным-давно ее никто не видел унылой. Мария Филатовна жила со спокойным ощущением чуда, которое произошло при ее участии. Она выполнила свое предназначение на земле и заслужила право побездельничать. Став беззаботной, она заплела себе две нарядные косички и украсила их голубыми бантами. Леонид Федорович скрипел зубами от ревности, видя, как день за днем она прибавляет в женской прелести. Он молил Бога, чтобы тот поскорее уравнял их в немощи. Каково ему было, обезножившему, с утюгом на спине, слушать вкрадчивый, задорный смех помолодевшей жены. На Марию Филатовну теперь, пожалуй, лишь угрюмый вурдалак не польстился бы. Она сознавала свою женскую силу и по ночам дразнила муженька-инвалида, кусая его острыми зубками за что попало. Он просил ее: угомонись! Дочь слышит, как ты куролесишь. Она терлась об него горбиком, мурлыкала: старый дуралей! О чем беспокоишься? Разве я могу тебя бросить? Ты же Настенькин отец. При упоминании о дочери Леонид Федорович блаженно жмурился. О, да! Неслыханная им выпала удача. У них есть Настенька. Об этой радости надо говорить шепотом, чтобы никто не сглазил. В любое время ночи, проснувшись, Настенька слышала, как родители шушукаются. За мать Настенька опасалась еще больше, чем за отца. Ее неожиданно грянувшие женские чары вопияли о скором несчастье. Так внезапно озаряется нежным светом осенняя роза в саду. Так глупый воробышек восторженно трепещет перед открытой кошачьей пастью. Мама исполнена счастья, пока блаженна. Стоит ей увидеть мир таким, каков он есть, падшим и нищим, как она сразу скукожится, и уже безвозвратно. От нее останутся рожки да ножки да милый горбик-рюкзачок. Те, кто приваживал ее, угощал кофе и конфетами, завтра лишь брезгливо поморщатся, наблюдая ее утиные нырки из подъезда в подъезд. Вожделеющие ее нынче мужчины постыдятся вспомнить о пряной забаве. Как облегчить ей переход из светлого дня в ледяной мрак? Настенька была не свободна в своих чувствах. Она надрывалась от жалости к близким, потому и заторопилась домой, увидя, как тянется к ней неумолимая клешня безумца, неизвестно зачем очутившегося на воле. Как могло статься, что она уломалась на эту нелепую прогулку? Этот гнусный обольститель всегда будет ей чужим. Для него такие люди, как ее родители, конечно, пыль под ногами, мусор на свалке жизни. Из его зрачков высверкивают кинжалы злодейства. Почему она поехала кататься с ним на катере? Настенька постаралась честно себе ответить, и ответила. Алеша ей понравился. Более того, он поразил ее воображение. Если не принимать во внимание его дьявольскую сущность, то в нем сошлись все ее мечты о верном, добром, надежном друге. В нем природа воплотила свой художественный талант, вылепя его с необыкновенной прилежностью. Она создала произведение искусства, которым доказала: могу и я. Это было все внятно Настеньке. Что скрывать, еще в первую встречу она испытала восхищение. Только во сне мог привидеться мужчина, который был бы так смел, гибок, умен, непобедим, неуязвим, великодушен и неутомим. Но быстрым взглядом скрестившись с ним, она тут же ужаснулась: какой матерый зверюга вымахнул на нее из чащи. Этот мужчина безжалостен, как паук. В его присутствии стыла в жилах кровь. Настенька толкнула его в грудь, чтобы избавиться от кошмара. В его дружелюбной, обманной повадке таилась угроза всему сущему. Настенька с одного взгляда разобралась в его двуличии и все-таки поехала с ним на катере. Что же происходит с ней? Что?
– Выполни мое желание, - сказала она на берегу.
– Какое?
– Не провожай меня, отвяжись. Одна доберусь.
Алеша прикурил на набережной. К вечеру апрель переменился на декабрь. Сыростью поддувало изо всех щелей. Редкие прохожие по-зимнему клонились набок.
– Дурью маешься? - спросил Алеша.
– Нет, не дурью. Хочу проверить. Если самый подлый человек уступает слабому, он еще не совсем пропащий.
– Ты-то слабая?.. - Алеша чуть было не затянул заново про то, как она пихнула его под машину и так далее, но вовремя спохватился. Пора было прикинуться овечкой, а уж после нагрянуть. Чем дальше отсрочка, тем гуще удовольствие. Она смотрела на него, не мигая. Она видела, как он обдумывает хитрость. У него в глазах застыл вселенский блуд. Огромное понадобилось ему усилие, чтобы напустить на себя доброту.
– Дай телефончик - и я испарюсь.
– Не дам, - сказала она.
– Что же, я опять три дня и три ночи буду тебя выслеживать?
– Не надо выслеживать. Я сама позвоню, если захочу.
– Ты обманешь.
– Я не умею обманывать.
Поразительную она сказала правду. Алеша нацарапал свой телефон ей в блокнотик. Он был смиренен.
– Учти, - сказал, глядя в кусты. - Без тебя мне крышка.
Крадучись за оградой, внимательно проследил, как она замешалась в человеческий ручеек, закрутившийся в жерло метро. Он поклялся, что оседлает ее не позднее четверга. А уже на дворе затевался вторник. Лишь бы позвонила, подумал он.

5
С непокорными Елизар Суренович обходился круто. Миновала пора, когда можно было пожалеть оступившегося человечка. Слишком большой куш стоял на кону. Елизар Суренович прикинул, что Горбачев продержится наверху еще не более двух лет. Другой бы и столько не сумел. Потом его сожрут. Кто придет на смену, неважно. Столь благоприятная ситуация не повторяется дважды. За это время Елизар Суренович должен был окончательно обустроить подпольную державу и перенять рычаги власти у потерявших ум и волю российских управителей. Задача была грандиозная, но в принципе осуществимая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70