— Для этого нет никаких юридических оснований. Повторное расследование проводят, если обнаружились новые обстоятельства, а таковые отсутствовали.
— Но ходят слухи, — продолжал я, — что на следствии кое-кто солгал. Я слышал, что в момент гибели Надежны на палубе был Беннистер, а не Мульдер.
— Как ты сам говоришь, — осторожно заметил Джон, — это всего лишь слухи. Их недостаточно, чтобы начать новые процессуальные действия.
— Но этот вопрос хотя бы рассматривался? — настаивал я.
— Честно говоря, не знаю.
Следовательно, правительство несерьезно отнеслось к идее возобновления следствия и устранилось от ответственности по причине недостаточности доказательств.
— Так Кассули угрожал вам? — обвиняюще спросил я.
Джон слегка улыбнулся, но улыбка была ледяная.
— Никто не в состоянии угрожать правительству.
— Он сказал мне, что заберет из Британии все свои контракты и капиталы, а после этого убедит своих знакомых предпринимателей последовать его примеру. Это не очень хорошо отразится на безработице.
Достопочтенный Джон сосредоточенно жевал, однако решил, что пришло время и ему немного приоткрыть карты.
— Ник, ты не первый, кто приносит нам это известие. Кассули объявит экономическую блокаду Британии? — Нахмурившись, он извлек из мяса длинную жилу и торопливо уложил ее на край тарелки. — Ник, я могу надеяться, что ты не передашь наш разговор репортерам? Правительству это не понравится.
Я пропустил его замечание мимо ушей.
— Может ли Кассули действительно причинить нам вред?
Достопочтенный Джон откинулся на спинку стула и в течение нескольких секунд рассматривал крашеный потолок. Затем наклонился вперед:
— Может. Но не настолько серьезный, как он думает. Да, он способен вызвать в стране трудности. Может подорвать доверие к нам как раз в тот момент, когда мы делаем все возможное, чтобы привлечь в экономику иностранный капитал, но не более того.
— А каковы будут последствия?
— Мы переживем это, — произнес он без особого энтузиазма. — Безработица — это хуже. Если все контракты Кассули перейдут к Германии, Ирландии или Испании, мы их больше не увидим, а ведь большинство из них должны были бы оживить промышленность, к чему мы и стремимся.
— Значит, он все-таки может навредить нам, — настаивал я.
— Скорее, слегка смутить, — упорствовал он.
— Так что мне делать?
Достопочтенный Джон, как и многие политики, не выносил вопросов в лоб, потому что они требовали столь же прямых ответов.
— Я не могу тебе ничего посоветовать, — натянуто проговорил он. — Я рядовой член парламента, понимаешь?
— Ради Бога, Джон! Ведь ты уже все обговорил! Как только я позвонил тебе, ты наверняка тут же побежал в министерство промышленности или куда-то там еще и передал им наш разговор!
— Возможно, я упомянул о нем постоянному секретарю, — осторожно ответил он, а правда заключалась в том, что правительство забегало, как ошпаренная кошка, отчасти потому, что боялось Кассули, но еще больше опасаясь, как бы я не выложил всю эту банку с гнилыми червями на Флит-стрит.
— Что же мне делать? — повторил я свой вопрос.
С благоразумным видом Джон Макинз крутил в руках стакан с белым вином.
— А сам ты как считаешь, Ник?
— Если б я знал, что делать, я бы у тебя не спрашивал. Я узнаю, что какой-то псих угрожает Британии экономической войной, если я не помогу ему превратить Энтони Беннистера в пищу для рыб. Не кажется ли тебе, что это в большей степени дело правительства, нежели мое?
— В пищу для рыб?
Я знал, что в случае необходимости достопочтенный Джон может быть потрясающе тупым.
— От меня требуется убрать его, Джон. Пришить этого ублюдка.
Мои слова явно причинили ему боль.
— И Кассули это сказал?
— Не совсем так, но, с другой стороны, чего он еще может хотеть? Я должен привести катер «Лолли-поп» в пункт "х", обозначенный на карте. И что, по-твоему, нас там ожидает? Русалки?
— Но я должен заметить, что не слышал ни о каком убийстве. Насколько мне известно, Кассули хочет только помешать Беннистеру выиграть в Сен-Пьере.
— Не говори красиво, Джон. Этот ублюдок не замышляет ничего хорошего. Может, мне пойти и рассказать обо всем на Флит-стрит? Кто-нибудь да обязательно заинтересуется, а мой кусок бронзы этому поможет.
— Я боюсь, они с жадностью набросятся на твою историю. Ничто так не возбуждает прессу, как возможность навредить нашим отношениям с Соединенными Штатами. — Он беспомощно воззрился на меня.
— Но тогда, Бога ради, поддержи меня! Скажи мне, что правительство занимается этой проблемой. Разве у тебя нет друзей в Вашингтоне, которые могли бы прочистить Кассули мозги?
— При его денежных вливаниях в конгресс это невозможно, — пожал он плечами. — Кроме того, ты забываешь, что в открытую Кассули никому не угрожал. Он, как бы это сказать получше, только намекал. В основном через посредников вроде тебя. Кассули, конечно, свои угрозы отрицает, но правительство вынуждено принимать их всерьез.
— Ну так проведите это чертово повторное расследование, почему вы так упрямитесь?
— Потому что, несмотря на визжание левой прессы, правительство не контролирует судебную власть. Новое расследование может быть проведено только при условии наличия свежих фактов. А их нет. Так что мы должны обратиться к тебе...
— Стоп! — сказал я. — Вот ты и проговорился. Я не собираюсь помогать Кассули, потому что меня не прельщает перспектива оказаться в тюряге, как мой папаша. А сделаю я вот что — вернусь в Девон, и если эта чертова любовница Беннистера еще не поперла мою яхту, я отбуксирую ее в какое-нибудь прелестное укромное место и там займусь ее оснасткой. Тем временем люди будут терять работу, но меня в этом не вините. Свой долг перед родиной я уже исполнил, и доказательство тому — моя спина. И пусть Мелисса не пытается меня искать, потому что я исчезну. В банке лежит распоряжение об оплате обучения детей, а других денег у меня нет, так что ее поиски в любом случае теряют смысл. Ты передашь ей это, Джон? Скажи ей, черт побери, что я банкрот!
— Ник, Ник, Ник! — Достопочтенный Джон протянул мне руку. — Конечно, мы не просим тебя брать на себя всю ответственность за сложившуюся ситуацию.
— Да что ты?
Он сделал знак официанту.
— Я повторяю: я не член правительства...
— Но все же...
— ...Но, как мне кажется, я смогу предположить, как рассуждает правительство. Честно говоря, Ник, нам бы не хотелось, чтобы Кассули угрожал нам. По-моему, это вполне справедливо и к тому же разумно. Но, как я уже говорил, угрозы эти в открытую не произносятся, а нам надо знать намного больше об их причинах. Твоя информация очень ценная, но нам необходимо больше. Например, реальна ли эта угроза? Ты понял меня?
— На твой первый вопрос я отвечаю «да», а на второй — «нет».
Он избегал смотреть на меня.
— Я хочу дать тебе понять, что правительство будет благодарно, очень благодарно тебе, если ты будешь и далее держать нас в курсе относительно намерений Кассули. Ничего больше. Только информировать.
— А какова будет благодарность правительства? — передразнил я его манеру выражаться.
Достопочтенный Джон усмехнулся.
— Не думаю, что тут имеется в виду денежное вознаграждение. Давай просто сойдемся на том, что мы будет молчаливо отмечать и одобрять твой патриотизм.
— Черт побери! — Я дождался, чтобы он взглянул на меня. — Вы хотите, чтобы я был с Кассули, так, что ли?
— Мы хотим, чтобы ты информировал нас. Через меня. Хотя, естественно, я буду отрицать, что такая просьба носит официальный характер. Все это сугубо в частном порядке.
— Но единственная возможность наблюдать за Кассули — это согласиться на его план, так? Я помогу ему, а правительство будет очень благодарно в весьма туманной форме. Так?
Достопочтенный Джон какое-то время обдумывал мои слова, а потом кивнул:
— Да, я думаю, именно так. Но ты ведь хочешь вернуть свою яхту? Это поможет тебе осуществить свою мечту.
Все было изложено крайне деликатно. Кассули оправдывал месть справедливым гневом. Достопочтенный Джон руководствовался целесообразностью. А я был инструментом.
— А почему бы мне просто не пойти в полицию? — спросил я.
Он скупо улыбнулся.
— Потому что ты увидишь, что этот вопрос вне их компетенции.
— Ты имеешь в виду указания правительства?
— Разумеется.
Я вспомнил о Гарри Эбботе. Он был внимателен ко мне и советовал держаться подальше от беды, то есть не соглашаться сопровождать судно, которое везет купца мимо минного поля. Неожиданно мне пришло в голову, что задачей Эббота и было направить Беннистера на мины.
— Ну ты и жук! — Я пристально посмотрел на Джона. — А ты веришь, что Беннистер убил свою жену?
— Я думаю, беспринципно делать какие-либо умозаключения.
— Если ты так жаждешь его смерти, — жестко проговорил я, — то почему же не используешь своих головорезов? Или, может, ты станешь убеждать меня, что те парни, которые исчезли из моего полка, ушли в монастырь?
— Наши головорезы, — ответил он с обидой в голосе, — не держат свои катера на лужайке у Беннистера и не имеют чести быть с ним знакомы.
— Ты можешь представить их, — с готовностью заметил я. — Мне показалось, Беннистер — твой приятель.
— Скорее, Мелиссы, — произнося эти слова, достопочтенный Джон потупил взгляд.
Бедняга, подумал я.
— Правда? А я и не знал.
Он сделал неудачную попытку скрыть облегчение.
— Не то чтобы они близко знакомы, но у нее больше времени на светские развлечения, чем у меня.
Он имел в виду, что у нее больше времени на то, чтобы проводить время в чужой постели. Мелисса сделала и меня, и достопочтенного Джона рогоносцами.
— Итак, правительство, — ушел я от этой скользкой темы, — будет очень признательно, если я помогу убить Тони, друга Мелиссы, и ты, самым окольным путем, пытаешься внушить мне, что полиция закроет на это глаза.
— Ты можешь трактовать мои слова, как тебе заблагорассудится, Ник, но повторяю, что я полностью отрицаю возможность вменить мне в вину заговор с целью убийства. Все, что я могу сказать тебе сейчас, и к тому же неофициально, так это то, что было бы желательно, чтобы ты оказал помощь крупному промышленнику, который мог бы дать Британии еще больше капиталов и рабочих мест.
— Так это пообещал вам Кассули? Рабочие места?
От этих слов его передернуло.
— Не будь смешным, Ник.
— Человек зол как шляпник. Он несет всякую чушь о неуспокоившихся душах. Возможно, он беседует со своей дочерью на спиритических сеансах!
— Разве сумасшествие — профессиональная болезнь шляпников? Что-то я не слышал. — Джон глянул на часы. — О Боже! Неужели уже столько времени! Итак, Ник?..
— Джон?
— Ни слова прессе, будь человеком.
Он заплатил и удалился. Я обратился к правительству за помощью, но был послан. И я сделал то, что они просили не делать ни в коем случае. Я позвонил на Флит-стрит.
* * *
В пабе дурно пахло, он был грязным и куда дороже, чем в Девоне. Зато находился рядом с редакциями — вот почему Мики Хардинг предложил встретиться именно здесь. Хардинг был репортером, одним из тех, что прошагали с моим батальоном все фолклендские дороги. Солдаты прозвали его «Маус».
Маус бухнул на стол четыре пинты эля, по паре на нос.
— Ник, ты выглядишь ужасно.
— Спасибо.
— Никогда не думал, что увижу тебя снова.
— Ты мог бы навестить меня в больнице.
— Не говори глупости. Кто, как не я, провел столько часов у тебя под дверью? Но ты же велел никого не пускать! В чем дело? Или мы не так пахнем? Твое здоровье! — Он выхлебал большую часть первой пинты. — Видел твою уродскую физиономию в газетах. Кто тебя так отделал?
— Приятель Энтони Беннистера. Южноафриканец.
— Ну-ну. — Он с интересом смотрел на меня, чуя, что здесь что-то есть.
— Но ты не должен об этом писать, — торопливо добавил я, — иначе я потеряю яхту.
Он закрыл глаза и негодующе прищелкнул пальцами, а затем победно взглянул на меня:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54