Типичная квартира молодой деловой женщины, которая редко бывает дома.
— В следующий вторник, — сказала она.
— Ты о чем?
— Будем снимать выход «Сикоракс» в море.
— Не раньше?
Очевидно, она услышала нотки разочарования в моем голосе.
— Не раньше. — Она сидела перед зеркалом у туалетного столика и снимала с лица косметику. — Потому что понедельник уйдет на переезд съемочной группы.
— А почему они не могут приехать в воскресенье?
— Тогда им придется платить втройне. Потерпи до вторника. Хорошо?
— Высокий прилив начинается в десять часов сорок восемь минут утра, — сказал я по памяти. — Да, высокий прилив.
— Это важно?
— Это хорошо. Мы быстро дойдем до моря.
Прилипнув к зеркалу, она делала что-то особенно сложное с глазами.
— Но есть еще одна причина, почему именно вторник, — добавила она, и я почувствовал напряженность в ее голосе.
— Говори.
— Хочет приехать Тони. — Произнося эти слова, она избегала смотреть на меня. — Его присутствие очень важно. Я имею в виду, что фильм-то частично и о том, как он помог тебе, ведь так? И он хочет увидеть, как «Сикоракс» выйдет в море.
— И быть на борту?
— Может быть.
Я лежал в ее постели и, как дурак, ревновал. Я чувствовал себя так, словно удачно начавшийся праздник неожиданно приобрел какое-то скверное течение, а между тем все было вполне естественно. Я знал, что Анжела в первую очередь думает о Беннистере, но все же меня это раздражало. Последние две недели я прожил как во сне, а теперь пришла пора проснуться. Мое счастье было иллюзией, а возвращение Беннистера безжалостно напоминало, что нас с Анжелой связывает только постель.
Анжела повернулась ко мне. Она знала, о чем я думал.
— Прости меня.
— Не надо.
— Просто... — Она пожала плечами, не зная, что сказать.
— У него пальма первенства?
— Наверное, да.
— А у тебя нет выбора? — спросил я и тут же пожалел об этом, потому что тем самым проявил свою ревность.
— У меня всегда есть выбор, — ответила она с вызовом.
— Тогда почему же мы не можем уплыть на «Сикоракс» в воскресенье? В воскресенье Беннистер будет еще во Франции, хотя «Уайлдтрек» отправился домой три недели назад. Ты поплывешь со мной, — продолжал я. — Через несколько дней мы будем на Азорах, а там решим, что делать. Может, ты хочешь еще раз побывать в Австралии? Или мечтаешь побороздить Карибское море?
Анжела скрутила волосы и уложила их вокруг головы.
— Я страдаю морской болезнью.
— Через три дня все пройдет.
— Я этого не переживу. — Она смотрела в зеркало и вставляла в волосы шпильки. — Я не гожусь для моря.
— Все с этим справляются, — заметил я, — через какое-то время. Поверь мне, это не надолго.
— Ну, Ник!
Я давил на нее слишком сильно.
— Прости.
Она внимательно разглядывала свое отражение.
— Неужели ты думаешь, что мне не хочется бросить все это? Я сыта по горло этой неуверенностью Тони, этой завистью на работе, возней с графиками и киноинвентарем, суетой и вечными поисками идей для следующей программы! Но я не могу решиться на такое, не могу. Будь мне двадцать лет — другое дело. В этом возрасте весь мир состоит из любви — надо только немного в это верить. Но мне уже двадцать шесть.
— Двадцать шесть — это еще не возраст.
— Я чересчур стара, чтобы быть хиппи.
— Но я же не хиппи.
— А кто же ты, черт побери? — Она вытряхнула из пачки сигарету и закурила. — Ты собираешься шляться по миру как цыган. А где ты возьмешь деньги? Что будешь делать, если откажут ноги? А когда ты состаришься? Для тебя это нормально, тебя это особенно не заботит. Ты уверен, что все получится. Но я не такая, как ты...
— Ты хочешь быть в безопасности.
— А разве это плохо? — спросила она воинственно.
— Нет, просто я люблю тебя и не хочу потерять.
Она внимательно посмотрела на меня.
— Найди работу, поселись в Девоне. С твоей медалью это легко.
— Может быть.
Ее лицо исказилось, и она загасила сигарету, даже не сделав первой затяжки. Она встала, обошла кровать и сбросила купальный халат на пол. Она стояла передо мной совсем голая и смотрела на меня.
— Послушай, давай сначала закончим фильм, а потом уже будет думать о будущем.
Я откинул для нее одеяло.
— Хорошо, босс.
Анжела улеглась рядом со мной.
— Ты останешься до завтра?
Завтра была пятница.
— А как насчет уик-энда?
— Ты же знаешь, я не могу.
Беннистер хотел, чтобы Анжела прилетела к нему во Францию на уик-энд. После нескольких удачных гонок он переехал на Ривьеру для участия в жюри телевизионного фестиваля. Теперь работа была закончена, и он хотел, чтобы Анжела прилетела на закрытие. Предполагалось, что она будет в Ницце в пятницу вечером, а в понедельник утром они вернутся обратно и сразу же поедут в Девон. Мы оба понимали, что сегодня — наша последняя ночь украденной свободы, так как с возвращением Беннистера возникнут всем известные трудности.
Утром Анжела ушла пораньше — ей надо было побывать в нескольких студиях, где делали предварительный монтаж отснятого материала. Я сам себе сварил кофе в маленькой кухоньке, принял душ в ее миниатюрной ванной комнате, затем сел и составил список карт, которые мне понадобятся. Список получился длинным, а денег как всегда было в обрез, и, поразмыслив, я сократил его, оставив лишь Азоры и Карибское море. Каждая поездка в Лондон означала, что придется вычеркнуть из списка еще несколько карт, но я полагал, что «Сикоракс» не будет на меня в обиде. Я окинул взглядом немногочисленные вещи, принадлежащие Анжеле: разбросанные бумаги, оставшиеся от прошлых программ, приятная акварель на стене да потертый плюшевый мишка, единственное напоминание о детстве в родном доме.
Зазвонил телефон. Я не двинулся с места. Аппарат был с автоответчиком, и я, хотя и находился в квартире, оставил его включенным. Если это Анжела, то, услышав ее голос, я подниму трубку и отключу автомат. Я ненавидел этот механизм, он напоминал мне типичную уловку при изменах, но предосторожность была необходима. Иногда звонил Беннистер, и я слушал его властный голос, дающий четкие указания, и во мне закипала ревность.
Вежливый голос Анжелы, записанный на пленку, приносил извинения, что она не может лично поговорить по телефону. Пожалуйста, оставьте сообщение после гудка, говорила она, и послышался сигнал. Потом наступила тишина, и я уже было подумал, что звонивший повесил трубку, как вдруг раздался знакомый голос: «Привет. Вы меня не знаете. Меня зовут Джилл-Бет Киров. Мы встречались на банкете у Энтони Беннистера. Может, помните? Я разыскиваю Ника Сендмена и поскольку знаю, что вы делаете фильм о нем, то подумала, что, может, вы передадите ему о моем звонке. Мой номер...»
Голос прервался, так как я отключил автомат и поднял трубку:
— Джилл-Бет?
— Ник! Привет!
Я был рассержен.
— Откуда, черт побери, ты знаешь, что я здесь?
— Что с тобой, Ник? — опешила она. — Я просто разыскиваю тебя. Я не знала, где ты, и собиралась зажечь маяки везде, где только можно. Нам надо поговорить. Идет?
На мгновение я забыл о договоренности с Мики Хардингом.
— Думаю, нам нечего сказать друг другу.
Она помолчала.
— Ты хочешь играть по-жесткому или по-мягкому?
— Что это значит? — не понял я.
Она вздохнула.
— Однажды мне пришлось собирать сведения о парне, похожем на тебя, Ник. Правда, у него был ялик, совершенно прелестный. На носу у ялика была фигура русалки с лицом его жены. Парень очень гордился своим судном. Но оно сгорело. Это была трагедия. Понимаешь, человек вложил в этот ялик всю свою душу, а одна-единственная сигарета устроила фейерверк, как салют на Четвертое июля.
— Ты мне угрожаешь?
— Ник! — в ее голосе слышалась обида. — Я просто хочу поговорить с тобой, хорошо? Что здесь такого?
Я вспомнил Мики и его обещание, что газета поможет мне выйти сухим из воды.
— Хорошо, — осторожно ответил я.
Она предложила встретиться прямо сегодня, за завтраком, но я не знал, смогу ли я так быстро связаться с Мики. Я вообще не был уверен, что разыщу его в выходные дни.
— Мы сможем встретиться не раньше понедельника, — сказал я, — это в лучшем случае, и я буду в Девоне.
— Хорошо, Ник.
Она назвала кафе, которое я знал, и назначила время.
Я положил трубку. Оказалось, Кассули и не думал прекращать преследование. Псы были спущены и уже бежали по следу, и мне предстояло вывести их на свет, где они будут ослеплены и смущены гласностью. Я позвонил в газету и нашел Мики в отделе новостей. Я объяснил, где и когда мы встречаемся с Джилл-Бет.
— Ты сможешь? — спросил я.
— Я все сделаю. — Он оживился и, наверное, уже представлял себе заголовки: «Магнаты замышляют пиратство!», «Янки-миллиардер угрожает рабочим местам в Великобритании» или более вероятный в его газете: «Отпор Кассули».
Анжела вернулась в плохом настроении: редактор фильма заболел, а помощник, по ее словам, — просто мясник. Поговорив с Джилл-Бет, я перемотал кассету, и на наш разговор наложились приглашение на завтрак, информация о расписании самолетов в Ниццу и звонок от подруги детства, которой хотелось просто поболтать с Анжелой.
— На самом деле ей нужна работа, — съязвила Анжела. — А ты как провел день?
— Купил две карты и видел кучу вещей, которые не могу себе позволить.
— Бедный Ник. — И она дотронулась до моей щеки своей холодной худой рукой. — Один знакомый предложил мне свой коттедж в Норфолке на уик-энд. Телефона там нет, а на реке стоит лодка. Лодка Ферона?.. Это что-то значит?
— Ферон много чего значит! — Я радовался как дитя, но все же решил уточнить: — А Ницца?
— К черту Ниццу! Я скажу Тони, что слишком занята.
Итак, Анжела послала Ниццу к черту, а я не сказал ей о звонке Джилл-Бет. Я не хотел ничего скрывать, но не знал, как объяснить причину нашего свидания, а рассказывать о Мики и газете было опасно. Анжела рассердится, потому что наша деятельность может повредить карьере Беннистера. Да и вообще, сказал я сам себе, я иду на это, чтобы положить конец вмешательству Кассули, и прекрасно справлюсь сам, так что помощь Анжелы мне не требуется. Я даже испытал некоторую гордость и совершенно не чувствовал себя виноватым. После всех необходимых приготовлений вечером в понедельник с Яссиром Кассули будет покончено, впрочем как и с Ниццей.
Мики и я выехали в Девон в понедельник днем. Я нервничал.
— Мики, ты отдаешь себе отчет, с кем мы связались? Они угрожали сжечь мою яхту.
— Ах, — саркастически произнес Мики. — Ник, мы выведем этого ублюдка на чистую воду. — Я сидел как на иголках и все время оглядывался. — Ты думаешь, за нами следят?
— Нет. — На самом деле я искал «порше» Анжелы. Она поехала в Хитроу встречать Беннистера, и если прямо оттуда они отправятся в Девон, то легко нагонят нас. Мне не хотелось видеть их вместе. Я ревновал. Все выходные я был неудержимо счастлив. Со мной была Анжела и небольшая парусная лодка. И вот сейчас реальный мир наваливался на меня с жутким скрежетом судна, садящегося на мель.
Мики закурил.
— Ты что-то нервничаешь, старина. Я бы мог написать об этом: герой войны, а ведет себя как размазня.
— Я к такому не привык.
— И поэтому вызвал подкрепление?
— Точно.
«Подкрепление» ждало нас в кафетерии, где сержант Терри Фебровер поглощал остатки вареных яиц и кусочки белого хлеба с коричневым соусом. Я не знаю никого, кто ел бы столько. Не человек, а ходячая фабрика по переработке холестерина. Утром, днем и вечером он не переставая жевал и при этом совершенно не поправлялся. Единственная вещь, которая раздражала его на Фолклендах, — это непостоянство времени приема пищи. А однажды я собственными глазами видел, как он пробирался по минному полю аргентинцев за ранцем противника по одной простой причине — а вдруг там окажется банка говяжьей тушенки. При нашем приближении его усталое лицо не выразило никаких эмоций.
— Черт побери, — приветствовал он Мики Хардинга, — да ведь это Маус!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
— В следующий вторник, — сказала она.
— Ты о чем?
— Будем снимать выход «Сикоракс» в море.
— Не раньше?
Очевидно, она услышала нотки разочарования в моем голосе.
— Не раньше. — Она сидела перед зеркалом у туалетного столика и снимала с лица косметику. — Потому что понедельник уйдет на переезд съемочной группы.
— А почему они не могут приехать в воскресенье?
— Тогда им придется платить втройне. Потерпи до вторника. Хорошо?
— Высокий прилив начинается в десять часов сорок восемь минут утра, — сказал я по памяти. — Да, высокий прилив.
— Это важно?
— Это хорошо. Мы быстро дойдем до моря.
Прилипнув к зеркалу, она делала что-то особенно сложное с глазами.
— Но есть еще одна причина, почему именно вторник, — добавила она, и я почувствовал напряженность в ее голосе.
— Говори.
— Хочет приехать Тони. — Произнося эти слова, она избегала смотреть на меня. — Его присутствие очень важно. Я имею в виду, что фильм-то частично и о том, как он помог тебе, ведь так? И он хочет увидеть, как «Сикоракс» выйдет в море.
— И быть на борту?
— Может быть.
Я лежал в ее постели и, как дурак, ревновал. Я чувствовал себя так, словно удачно начавшийся праздник неожиданно приобрел какое-то скверное течение, а между тем все было вполне естественно. Я знал, что Анжела в первую очередь думает о Беннистере, но все же меня это раздражало. Последние две недели я прожил как во сне, а теперь пришла пора проснуться. Мое счастье было иллюзией, а возвращение Беннистера безжалостно напоминало, что нас с Анжелой связывает только постель.
Анжела повернулась ко мне. Она знала, о чем я думал.
— Прости меня.
— Не надо.
— Просто... — Она пожала плечами, не зная, что сказать.
— У него пальма первенства?
— Наверное, да.
— А у тебя нет выбора? — спросил я и тут же пожалел об этом, потому что тем самым проявил свою ревность.
— У меня всегда есть выбор, — ответила она с вызовом.
— Тогда почему же мы не можем уплыть на «Сикоракс» в воскресенье? В воскресенье Беннистер будет еще во Франции, хотя «Уайлдтрек» отправился домой три недели назад. Ты поплывешь со мной, — продолжал я. — Через несколько дней мы будем на Азорах, а там решим, что делать. Может, ты хочешь еще раз побывать в Австралии? Или мечтаешь побороздить Карибское море?
Анжела скрутила волосы и уложила их вокруг головы.
— Я страдаю морской болезнью.
— Через три дня все пройдет.
— Я этого не переживу. — Она смотрела в зеркало и вставляла в волосы шпильки. — Я не гожусь для моря.
— Все с этим справляются, — заметил я, — через какое-то время. Поверь мне, это не надолго.
— Ну, Ник!
Я давил на нее слишком сильно.
— Прости.
Она внимательно разглядывала свое отражение.
— Неужели ты думаешь, что мне не хочется бросить все это? Я сыта по горло этой неуверенностью Тони, этой завистью на работе, возней с графиками и киноинвентарем, суетой и вечными поисками идей для следующей программы! Но я не могу решиться на такое, не могу. Будь мне двадцать лет — другое дело. В этом возрасте весь мир состоит из любви — надо только немного в это верить. Но мне уже двадцать шесть.
— Двадцать шесть — это еще не возраст.
— Я чересчур стара, чтобы быть хиппи.
— Но я же не хиппи.
— А кто же ты, черт побери? — Она вытряхнула из пачки сигарету и закурила. — Ты собираешься шляться по миру как цыган. А где ты возьмешь деньги? Что будешь делать, если откажут ноги? А когда ты состаришься? Для тебя это нормально, тебя это особенно не заботит. Ты уверен, что все получится. Но я не такая, как ты...
— Ты хочешь быть в безопасности.
— А разве это плохо? — спросила она воинственно.
— Нет, просто я люблю тебя и не хочу потерять.
Она внимательно посмотрела на меня.
— Найди работу, поселись в Девоне. С твоей медалью это легко.
— Может быть.
Ее лицо исказилось, и она загасила сигарету, даже не сделав первой затяжки. Она встала, обошла кровать и сбросила купальный халат на пол. Она стояла передо мной совсем голая и смотрела на меня.
— Послушай, давай сначала закончим фильм, а потом уже будет думать о будущем.
Я откинул для нее одеяло.
— Хорошо, босс.
Анжела улеглась рядом со мной.
— Ты останешься до завтра?
Завтра была пятница.
— А как насчет уик-энда?
— Ты же знаешь, я не могу.
Беннистер хотел, чтобы Анжела прилетела к нему во Францию на уик-энд. После нескольких удачных гонок он переехал на Ривьеру для участия в жюри телевизионного фестиваля. Теперь работа была закончена, и он хотел, чтобы Анжела прилетела на закрытие. Предполагалось, что она будет в Ницце в пятницу вечером, а в понедельник утром они вернутся обратно и сразу же поедут в Девон. Мы оба понимали, что сегодня — наша последняя ночь украденной свободы, так как с возвращением Беннистера возникнут всем известные трудности.
Утром Анжела ушла пораньше — ей надо было побывать в нескольких студиях, где делали предварительный монтаж отснятого материала. Я сам себе сварил кофе в маленькой кухоньке, принял душ в ее миниатюрной ванной комнате, затем сел и составил список карт, которые мне понадобятся. Список получился длинным, а денег как всегда было в обрез, и, поразмыслив, я сократил его, оставив лишь Азоры и Карибское море. Каждая поездка в Лондон означала, что придется вычеркнуть из списка еще несколько карт, но я полагал, что «Сикоракс» не будет на меня в обиде. Я окинул взглядом немногочисленные вещи, принадлежащие Анжеле: разбросанные бумаги, оставшиеся от прошлых программ, приятная акварель на стене да потертый плюшевый мишка, единственное напоминание о детстве в родном доме.
Зазвонил телефон. Я не двинулся с места. Аппарат был с автоответчиком, и я, хотя и находился в квартире, оставил его включенным. Если это Анжела, то, услышав ее голос, я подниму трубку и отключу автомат. Я ненавидел этот механизм, он напоминал мне типичную уловку при изменах, но предосторожность была необходима. Иногда звонил Беннистер, и я слушал его властный голос, дающий четкие указания, и во мне закипала ревность.
Вежливый голос Анжелы, записанный на пленку, приносил извинения, что она не может лично поговорить по телефону. Пожалуйста, оставьте сообщение после гудка, говорила она, и послышался сигнал. Потом наступила тишина, и я уже было подумал, что звонивший повесил трубку, как вдруг раздался знакомый голос: «Привет. Вы меня не знаете. Меня зовут Джилл-Бет Киров. Мы встречались на банкете у Энтони Беннистера. Может, помните? Я разыскиваю Ника Сендмена и поскольку знаю, что вы делаете фильм о нем, то подумала, что, может, вы передадите ему о моем звонке. Мой номер...»
Голос прервался, так как я отключил автомат и поднял трубку:
— Джилл-Бет?
— Ник! Привет!
Я был рассержен.
— Откуда, черт побери, ты знаешь, что я здесь?
— Что с тобой, Ник? — опешила она. — Я просто разыскиваю тебя. Я не знала, где ты, и собиралась зажечь маяки везде, где только можно. Нам надо поговорить. Идет?
На мгновение я забыл о договоренности с Мики Хардингом.
— Думаю, нам нечего сказать друг другу.
Она помолчала.
— Ты хочешь играть по-жесткому или по-мягкому?
— Что это значит? — не понял я.
Она вздохнула.
— Однажды мне пришлось собирать сведения о парне, похожем на тебя, Ник. Правда, у него был ялик, совершенно прелестный. На носу у ялика была фигура русалки с лицом его жены. Парень очень гордился своим судном. Но оно сгорело. Это была трагедия. Понимаешь, человек вложил в этот ялик всю свою душу, а одна-единственная сигарета устроила фейерверк, как салют на Четвертое июля.
— Ты мне угрожаешь?
— Ник! — в ее голосе слышалась обида. — Я просто хочу поговорить с тобой, хорошо? Что здесь такого?
Я вспомнил Мики и его обещание, что газета поможет мне выйти сухим из воды.
— Хорошо, — осторожно ответил я.
Она предложила встретиться прямо сегодня, за завтраком, но я не знал, смогу ли я так быстро связаться с Мики. Я вообще не был уверен, что разыщу его в выходные дни.
— Мы сможем встретиться не раньше понедельника, — сказал я, — это в лучшем случае, и я буду в Девоне.
— Хорошо, Ник.
Она назвала кафе, которое я знал, и назначила время.
Я положил трубку. Оказалось, Кассули и не думал прекращать преследование. Псы были спущены и уже бежали по следу, и мне предстояло вывести их на свет, где они будут ослеплены и смущены гласностью. Я позвонил в газету и нашел Мики в отделе новостей. Я объяснил, где и когда мы встречаемся с Джилл-Бет.
— Ты сможешь? — спросил я.
— Я все сделаю. — Он оживился и, наверное, уже представлял себе заголовки: «Магнаты замышляют пиратство!», «Янки-миллиардер угрожает рабочим местам в Великобритании» или более вероятный в его газете: «Отпор Кассули».
Анжела вернулась в плохом настроении: редактор фильма заболел, а помощник, по ее словам, — просто мясник. Поговорив с Джилл-Бет, я перемотал кассету, и на наш разговор наложились приглашение на завтрак, информация о расписании самолетов в Ниццу и звонок от подруги детства, которой хотелось просто поболтать с Анжелой.
— На самом деле ей нужна работа, — съязвила Анжела. — А ты как провел день?
— Купил две карты и видел кучу вещей, которые не могу себе позволить.
— Бедный Ник. — И она дотронулась до моей щеки своей холодной худой рукой. — Один знакомый предложил мне свой коттедж в Норфолке на уик-энд. Телефона там нет, а на реке стоит лодка. Лодка Ферона?.. Это что-то значит?
— Ферон много чего значит! — Я радовался как дитя, но все же решил уточнить: — А Ницца?
— К черту Ниццу! Я скажу Тони, что слишком занята.
Итак, Анжела послала Ниццу к черту, а я не сказал ей о звонке Джилл-Бет. Я не хотел ничего скрывать, но не знал, как объяснить причину нашего свидания, а рассказывать о Мики и газете было опасно. Анжела рассердится, потому что наша деятельность может повредить карьере Беннистера. Да и вообще, сказал я сам себе, я иду на это, чтобы положить конец вмешательству Кассули, и прекрасно справлюсь сам, так что помощь Анжелы мне не требуется. Я даже испытал некоторую гордость и совершенно не чувствовал себя виноватым. После всех необходимых приготовлений вечером в понедельник с Яссиром Кассули будет покончено, впрочем как и с Ниццей.
Мики и я выехали в Девон в понедельник днем. Я нервничал.
— Мики, ты отдаешь себе отчет, с кем мы связались? Они угрожали сжечь мою яхту.
— Ах, — саркастически произнес Мики. — Ник, мы выведем этого ублюдка на чистую воду. — Я сидел как на иголках и все время оглядывался. — Ты думаешь, за нами следят?
— Нет. — На самом деле я искал «порше» Анжелы. Она поехала в Хитроу встречать Беннистера, и если прямо оттуда они отправятся в Девон, то легко нагонят нас. Мне не хотелось видеть их вместе. Я ревновал. Все выходные я был неудержимо счастлив. Со мной была Анжела и небольшая парусная лодка. И вот сейчас реальный мир наваливался на меня с жутким скрежетом судна, садящегося на мель.
Мики закурил.
— Ты что-то нервничаешь, старина. Я бы мог написать об этом: герой войны, а ведет себя как размазня.
— Я к такому не привык.
— И поэтому вызвал подкрепление?
— Точно.
«Подкрепление» ждало нас в кафетерии, где сержант Терри Фебровер поглощал остатки вареных яиц и кусочки белого хлеба с коричневым соусом. Я не знаю никого, кто ел бы столько. Не человек, а ходячая фабрика по переработке холестерина. Утром, днем и вечером он не переставая жевал и при этом совершенно не поправлялся. Единственная вещь, которая раздражала его на Фолклендах, — это непостоянство времени приема пищи. А однажды я собственными глазами видел, как он пробирался по минному полю аргентинцев за ранцем противника по одной простой причине — а вдруг там окажется банка говяжьей тушенки. При нашем приближении его усталое лицо не выразило никаких эмоций.
— Черт побери, — приветствовал он Мики Хардинга, — да ведь это Маус!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54