Но Жан-Батист не стает заканчивать земную жизнь таким образом. Сейчас он полон ожиданий и надежд. Он с радостью покидает пределы камеры, и его душа переносится в будущее, он представляет, как сидит за пуленепробиваемым стеклом, наблюдает за доктором Скарпеттой и с жадностью поглощает все ее существо, освобождает ее великолепие, проникает в ее чудесный замок и поднимает молоток, чтобы размозжить ей голову. Она лишила себя восторга, лишила Жан-Батиста своей крови. Теперь, осознав какую глупость совершила, Скарпетта придет к нему униженная и любящая. Она лишила себя радости, искалечила его, сожгла ему глаза формалином, веществом мертвых. Скарпетта вылила это ему в лицо, ядовитая жидкость моментально лишила его магнетизма и заставила его тело испытать адскую боль.
Мадам Скарпетта теперь будет вечно поклоняться его духу. Его высшее существо распространит свое превосходство на всех людей во вселенной, как писал под псевдонимом Джентльмен из Филадельфии Эдгар По. На самом деле, автором является Эдгар По. Невидимый посланник, дух По, явился Жан-Батисту, когда тот лежал в бреду в госпитале Ричмонда. Именно в Ричмонде вырос По, его душа осталась там.
Он сказал Жан-Батисту: «Прочти мои вдохновенные работы, и ты отринешь разум, друг мой. Ты будешь движим силой, никакая боль и внутренние переживания не помешают тебе».
Страница пятьдесят шесть и пятьдесят семь. Конец ограниченного развития логики. Нет больше болезней и всевозможных жалоб. Только внутренний голос и чудесное свечение.
— Кто здесь?
Волосатая рука Жан-Батиста начинает двигаться быстрее под одеялом. От обильного потоотделения вонь становится нестерпимой, он кричит от ярости и обиды.
11
Берген садится напротив на диван, Люси снова достает из кармана сложенный листок бумаги.
— Полицейские отчеты и отчет о вскрытии, — говорит Люси.
Взяв компьютерные распечатки, Берген быстро, но тщательно их просматривает.
— Состоятельный американский адвокат, часто бывал в Щецине по делам и останавливался в гостинице «Рэдиссон». Выстрелил себе в голову, в правый висок, из мелкокалиберного пистолета. Одет, на ковре найдены испражнения, уровень алкоголя в крови 2,6 промилле, — она смотрит на Люси.
— Для такого алкоголика, как он, — говорит Люси, — это, наверное, ничто.
Берген читает дальше. Отчеты составлены очень детально, упоминается пустая бутылка из-под шампанского, полупустая бутылка водки, испачканные испражнениями трусы, штаны, полотенца.
— Похоже, ему стало плохо. Так, — продолжает Берген. — Две с половиной тысячи долларов наличными в носке в нижнем ящике комода. Золотые часы, золотое кольцо, золотая цепочка. Никаких следов ограбления. Никто не слышал выстрел, или, по крайней мере, никто о нем не докладывал.
— Обслуживание номеров. Стейк, запеченный картофель, салат из креветок, шоколадный торт, водка. Кто-то, не могу произнести имя, из персонала на кухне говорит, что Рокко заказал ужин примерно в восемь часов вечером двадцать шестого, но он не уверен. Происхождение шампанского неизвестно, но такой сорт в гостинице есть. На бутылке никаких отпечатков, кроме отпечатков самого Рокко... Комнату тоже проверили, обнаружили пистолет и магазин с патронами, все отпечатки принадлежат Рокко. На руках обнаружены остатки пороха, бла-бла-бла. С отчетом они постарались на славу, — она поднимает глаза на Люси, — я еще даже половину не прочитала.
— Как насчет свидетелей? — спрашивает Люси. — Есть что-нибудь подозрительное?
— Нет, — Берген листает страницы. — Отчет о вскрытии... ого, заболевание сердца и печени, почему это меня не удивляет? Атеросклероз и так далее... Смертельная рана от выстрела с рваными краями. Смертельная рана — твоя тетя была бы вне себя. Ты знаешь, она не выносит, когда говорят, что человек умер моментально. Никто не умирает моментально, да, Люси? — Берген смотрит на Люси поверх очков. — Как ты думаешь, Рокко умер за секунду, минуту, или, может, за час?
Люси не отвечает.
— Его тело нашли в девять пятнадцать утра двадцать восьмого апреля... — Берген озадаченно смотрит на Люси. — К тому времени он пролежал там менее сорока часов. Даже двух дней не прошло, — она хмурится. — Тело найдено... сотрудником ремонтной службы, каким-то... Не могу выговорить имя.
Высокая степень разложения... Обилие личинок, — она перестает читать. — Это слишком высокая степень разложения для тела, пролежавшего в относительно прохладной комнате всего сорок часов.
— Прохладной? Там указана температура? — Люси наклоняется, чтобы заглянуть в распечатанный отчет, который она не смогла перевести.
— Здесь говорится, что окно было приоткрыто, температура в комнате 19 градусов, регулятор температуры стоял на 22, но погода была прохладная, днем всего 15, а ночью где-то 12. Дождь... — Берген хмурится. — Начинаю забывать французский, так... Никаких других версий, кроме самоубийства. Ничего необычного в отеле не происходило в день, когда Рокко заказал ужин, если тот парень из ресторанного обслуживания правильно вспомнил число, так... — она пробегает глазами отчет. — Проститутка устроила сцену в фойе. Есть описание. Очень интересно. Хотела бы я допросить ее.
Берген снова смотрит на Люси.
— Ну что ж, — произносит она тоном, от которого Люси становится не по себе, — мы все знаем, что время смерти может ввести в заблуждение кого угодно. Получается, что полиция не уверена ни в точной дате, ни, тем более, времени, когда Рокко заказал ужин. Очевидно, они не регистрируют заказы в компьютере.
Берген наклоняется вперед, Люси знаком этот взгляд, и она начинает нервничать.
— Может, позвонить твоей тете, пусть попробует определить время смерти. Или позвонить нашему другу, детективу Марино, спросить, что он думает по поводу этой проститутки в фойе? Описание похоже на тебя. Только та была иностранкой, возможно, русской.
Поднявшись с дивана, Берген подходит к окну и выглядывает на улицу. Она качает головой и проводит рукой по волосам. Когда Берген поворачивается, ее взгляд кажется непроницаемым, словно его защищает невидимая пленка, которой она прикрывается каждый день и каждый час в своей жизни.
Допрос начался.
78
Точно так же Люси могла находиться в зале заседаний на четвертом этаже офиса окружного прокурора, могла так же смотреть в пыльные окна на старые обшарпанные дома внизу. А Берген попивала бы черный кофе из пластикового стаканчика, как делала всегда, на всех допросах, которые видела Люси.
А она видела немало, по разным причинам. Люси знает, когда этот механизм в Берген начинает закипать, как изменяется, усиливается или уменьшается его сила, пока она, словно охотник, преследует, настигает и, наконец, набрасывается на обвиняемого или свидетеля, дающего ложные показания. Сейчас весь этот механизм направлен на Люси, и она испытывает ужас и облегчение одновременно.
— Ты только что вернулась из Берлина, где брала напрокат черный «мерседес», — говорит Берген. — Обратно в Нью-Йорк с тобой летел Руди, по крайней мере, я полагаю, что Фредерик Муллинз, предположительно, твой муж, был никто иной, как Руди. Он летел с тобой «Люфтганзой», а потом «Британскими авиалиниями». Вы хотите спросить, как я все это узнала, миссис Муллинз?
— Отвратительное прикрытие, наверное, самое худшее из всех, что у меня были, — сдается Люси. — Я имела в виду имя. То есть... — она начинает смеяться.
— Отвечай на вопрос. Расскажи мне об этой миссис Муллинз. Зачем она ездила в Берлин? — лицо Берген непроницаемо, словно железная маска, а страх, который сначала читался в глазах, уступил место гневу. — У меня есть ощущение, что мне не понравится то, что я услышу.
Люси смотрит на свой запотевший стакан, на поверхности в пузырьках плавает кусочек лайма.
— Обратный билет и квитанция на аренду машины были в твоей сумке, которая, как всегда, открытая, лежала на столе, — говорит Берген.
Люси молчит. Она отлично знает, что Берген ничего не упускает из виду, даже если это ее не касается.
— Может, ты хотела, чтобы я их увидела?
— Не знаю. Я не думала об этом, — тихо отвечает Люси.
Берген наблюдает за тем, как по реке буксир тянет какой-то лайнер.
Люси нервно опускает с дивана ноги.
— Итак, Рокко Каджиано совершил самоубийство. Полагаю, вы с ним нигде случайно не столкнулись, пока ты была в Европе? Не могу утверждать, что вы были именно в Щецине, хотя знаю, что многие кто едет именно в эту часть северной Польши, точно так же, как вы с Руди, летят сначала в Берлин.
— У тебя блестящее будущее в прокуратуре, — произносит Люси, не поднимая глаз. — Я бы в жизни не смогла выдержать твой допрос.
— Господи, даже не хочу себе этого представлять. Итак, мистер Каджиано, бывший адвокат мистера Жан-Батиста мертв, с пулей в голове. Полагаю, ты рада.
— Он собирался убить Марино.
— Кто тебе сказал? Рокко или Марино?
— Рокко, — признается Люси.
Она зашла слишком далеко, но теперь уже поздно, ей нужно выговориться.
— В гостиничном номере, — добавляет она.
— Боже мой.
— Так было нужно, Хайме. Это то же самое что... Что солдаты делали в Ираке, понятно?
— Нет, непонятно, — качает головой Берген. — Как ты могла пойти на такое?
— Он хотел умереть.
79
Люси рассматривает самый красивый персидский ковер, который она когда-либо видела. Она часто приходила сюда, давно, в прошлом, когда у них с Берген были совсем другие отношения.
Они стоят друг напротив друга в разных концах гостиной.
— Трудно представить тебя одетой, как проститутка, и спорящей с каким-то пьяным мужиком, — продолжает Берген. — Плохая работа, Люси.
— Я совершила ошибку.
— Да уж.
— Мне нужно было вернуться за полицейской дубинкой, — говорит Люси.
— Кто из вас нажал на курок?
Этот вопрос приводит Люси в ужас. Она не хочет вспоминать.
— Рокко хотел убить Марино, собственного отца, — снова повторяет Люси. — Собирался прикончить его, когда Марино поедет на рыбалку. Рокко хотел умереть. Он сам себя убил, что-то вроде того.
Берген выглядывает в окно, стискивает руки.
— Он сам убил себя, что-то вроде того. Вы что-то вроде убили его. Что-то вроде мертв. Что-то вроде лжесвидетельства.
— Так было нужно.
Берген не хочет об этом слышать, но у нее нет выбора.
— Правда, нужно.
Берген молчит.
— Он был в розыске. Он был уже приговорен к смерти. Шандонне нашли бы его, и ему бы не поздоровилось.
— О да, убийство из милосердия, — наконец произносит Берген.
— Это то же самое, что наши солдаты делали в Ираке.
— Убийство ради мира во всем мире, ура!
— Дни Рокко были сочтены.
— Конечно, какая разница, он уже был мертв, Люси.
— Пожалуйста, перестань издеваться.
— Мне что, тебя поздравить? — продолжает Берген. — Ты еще и меня в это втянула, потому что теперь я все знаю. Я. Все. Знаю, — повторяет она, выделяя каждое слово. — С ума сойти! Господи, я сидела тут, — она поворачивается лицом к Люси, — и как дура переводила тебе эти чертовы отчеты. С таким же успехом ты могла заявиться ко мне в офис и признаться в убийстве, а я бы ответила: «Не беспокойся, Люси. Мы все совершаем ошибки», или «Это произошло в Польше, там не моя юрисдикция, поэтому все в порядке», или «Расскажи мне все, если тебе станет от этого легче». Видишь, я с тобой даже не могу быть настоящим окружным прокурором. Когда мы одни, в моей квартире — это не работа, Люси.
80
— Жидкость, белая, словно свет, искрящаяся. Страница сорок семь! Кто здесь!
— Господи боже! — в окошке, словно вспышка, появляются глаза, на этот раз другие.
Жан-Батист чувствует тепло взгляда, но это тепло слабое, тепло тлеющего угля.
— Шандонне, черт возьми, заткнись! Уже достал своими номерами страниц, меня тошнит от тебя. Ты что, книгу прячешь? — взгляд быстро, словно искра, скользит по камере. — И вынь, наконец, руку из штанов, Мини-член!
— Мини-член, Мини-член, — раздается, словно из ада, зловещий смех Зверя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55