– Вы не против рассказать мне, какого рода дело это было и когда оно имело место?
Саломан рассудительно улыбнулся, правильно оценив тон Атертона, подразумевавший, что это был не вопрос. Он даже сделал движение, означавшее что-то вроде пожатия плечами.
– Не против ли я? Почему это я не должен быть против? Кто меня спрашивает? Молодой человек, вы еще не сказали мне, кто вы.
Оба они знали, что это своего рода игра, тем более что Атертон прекрасно знал, что он похож именно на полицейского. Он вручил Саломану свою карточку, и тот начал изучать ее столь придирчиво и долго, что можно было подумать, будто ои в уме перекладывает ее на музыку. Наконец он возвратил карточку.
– Итак – молодая леди?
– Да. Вы сказали, что она обращалась к вам.
– Значит, так. Как-то она принесла мне скрипку, а на следующий день – два смычка. Я сделал их оценку, а она предложила мне купить их. Я и купил, а потом продал их с прибылью. Так поддерживается любой бизнес, и мой тоже – я надеюсь, это пока еще не является преступлением? А теперь не могли бы вы мне сказать, почему вас это интересует? Что, молодая леди наконец-то попала в затруднительное положение?
– Почему вы так думаете?
Саломан мягко улыбнулся.
– Потому, что она была очень хорошенькая и очень молоденькая. В конечном счете, жизнь часто наказывает молодость и красоту, иначе как тогда старые и уродливые перенесли бы несправедливость? И что же натворила эта девушка?
– Ничего противозаконного, уверяю вас, – заявил Атертон, улыбаясь. – Вы можете вспомнить, когда совершили эту сделку?
– Вспомнить? – Саломан пожал плечами. – Нет, вспомнить не могу.
– Но, возможно, вы делаете записи о покупках и продажах?
– Конечно, делаю. Я же бизнесмен. Я плачу все налоги. Что вы себе думаете?
Атертон, совсем сбитый с толку, задал следующий вопрос, тщательно подбирая слова.
– Не могли бы вы быть столь любезны заглянуть в свои записи и сказать мне, когда имела место сделка?
Саломан улыбнулся улыбкой тигра, получившего обильный завтрак, извлек из-под прилавка большую книгу и начал медленно просматривать ее от конца к началу. Атертону ничего больше не оставалось, как молча терпеть навязанную ему роль. Его выучка, сказал он себе, должна быть, по меньшей мере, такой же хорошей, как у Саломана.
Ждать пришлось долго. Полностью просмотрев книгу, Саломан убрал ее под прилавок и, достав оттуда вторую такую же, начал всю процедуру сначала. Атертон стиснул зубы. Где-то через полчаса Саломан наконец резко захлопнул книгу, подняв при этом невообразимое облако пыли.
– В октябре восемьдесят седьмого она продала мне инструмент работы Гварнери. В марте восемьдесят восьмого – скрипичные смычки, один работы Пеккатте, второй, оправленный золотом, – Турта. Итак, это то, что вы хотели узнать?
– Она назвала вам свое имя?
– Да, оно есть в книге – мисс А. Остин.
– Когда она пришла к вам со скрипкой, в восемьдесят седьмом, она знала, что это за инструмент и сколько он стоит?
– Если бы она знала такие вещи, зачем ей надо было обращаться ко мне за оценкой?
– Как она реагировала, когда вы назвали цену?
– Кто сейчас вспомнит? – пожал плечами Саломан. – Некоторые радуются, некоторые огорчаются. Нет, не помню.
– Но ее-то вы помните!
– Она была молодая хорошенькая женщина с ценной скрипкой.
– Насколько ценной? Сколько вы ей дали за нее?
Саломан опять уткнулся в книгу, хотя должен был видеть цифру раньше и помнить ее.
– Триста тысяч фунтов.
– А за смычки?
– Сто тысяч за оба.
– И потом вы продали их с прибылью?
– Естественно. Это и есть мой бизнес.
– А она никогда не приносила вам скрипку Страдивари? – Атертон поглядел прямо в глаза Саломану. Неужели в них что-то мелькнуло? Или ему показалось? Он не был уверен.
– Нет.
– Вы уверены?
– Я уверен.
– Вы не спрашивали, откуда у нее Гварнери и смычки?
– Нет.
– Вы не поинтересовались? Вам не нужно было подтверждения на ее право владения?
Теперь Саломан укоризненно вздохнул.
– Люди владеют какими-то вещами. Почему они должны доказывать свое право на них? Возможно, это фамильные ценности. Скрипка – это вам не часы «Роллекс», дорогой мой молодой человек1. Полиция дает мне списки украденных музыкальных инструментов, и я всегда с ними сверяюсь, всегда – и в том случае тоже. А чего нет в списках, то я могу свободно покупать и продавать, разве не так?
Он сочувственно склонил голову, разглядывая Атертона, который отлично понимал, что над ним посмеялись. Коричневые пальцы, вцепившиеся в край прилавка, казалось, тоже ехидно ухмылялись. У тебя ничего на нас нет, приговаривали они. Что, съел? Руки коротки!
– Вы оказали очень большую помощь, – наконец проговорил Атертон.
– Всегда счастлив помочь полиции.
– Еще одно – не могли бы вы одолжить мне эти книги на время?
– Мой бизнес нуждается в них ежедневно, – запротестовал Саломан, впрочем, без особого нажима.
– Я верну их вам завтра. Уверен, один день вы сможете обойтись без них.
Саломан склонил голову на другой бок в знак согласия и толкнул к нему книги через прилавок, но коричневые пальцы держались за корешки до последней секунды.
– Очень вам благодарен. – И Атертон направился к двери, чувствуя странное нежелание оставлять Саломана у себя за спиной.
Когда он выбрался наружу, Бонд-Стрит показалась ему светлой и оживленной как никогда раньше. Теперь до конца дня ему надо было покопаться в этих чертовых книгах и отыскать хоть что-нибудь для зацепки, но что бы он ни нашел, это будет не доказательство, а в лучшем случае лишь повод для новых предположений – в этом он был уверен. Саломан – стреляная птица, это было совершенно ясно. Он даже избежал ошибки, отрицая знакомство с Анн-Мари, и именно это окончательно убедило Атертона в том, что он только что имел дело с тертым калачом.
Глава 14
Кого Боги хотят погубить, тому они дают богатство
Менеджером по кадрам Бирмингемского муниципального оркестра – та должность, которую музыканты на своем жаргоне называют сводней, как уже знал Слайдер – была крепкая, красивая женщина с рыжими, как у лисы, волосами, румяными щеками и прозрачно-серыми острыми глазами по имени Рут Чизхолм. Она дала Слайдеру тот самый ответ, который он со все большей уверенностью ожидал получить по поводу Анн-Мари Остин от любого, кого он о ней спрашивал.
– Не могу сказать, чтобы я хорошо ее знала. И не думаю, чтобы кто-нибудь ее хорошо знал. Она, как бы вам сказать, была вся в себе и для себя. Фактически... – она заколебалась на секунду, – ... я не думаю, что ее любили коллеги.
– Почему так? – спросила Норма.
– Ну, начать хотя бы с того, что о ней говорили, будто она попала к нам с некоторым нарушением обычного порядка приема – кто-то поговорил с высоким начальством, чтобы ее взяли без препятствий. Не знаю, правда это или нет, но она не проходила обязательного прослушивания, что очень важно для скрипача, и из-за этого многие отвернули от нее нос. – Она неожиданно улыбнулась. – Музыканты – смешной народ, знаете. Сами цепляются за любой шанс пристроить своих друзей, но когда это делает кто-то другой, они готовы сожрать его, как пираньи. В теории им должны нравиться люди, которые продвигаются только благодаря своим способностям, но на деле так не бывает, и они ведь это хорошо знают.
– Так она не была хороша в своем деле? – уточнила Норма.
– О, она была хорошей скрипачкой, с этим все в порядке, более того, она хорошо играла именно в группе – а это достаточно редкая способность. Нынче все хотят быть солистами, а это не даст ничего хорошего, когда шестнадцать человек звучат, как один. Анн-Мари как раз вписывалась в ансамбль – в музыкальном смысле, я имею ввиду.
– Но не в социальном?
– Ну... я приведу вам пример. У нее была квартира в центре города, и это могло бы сделать ее весьма популярной. Иногда людям хочется зайти к кому-нибудь поблизости в промежутках между репетицией и концертом. Но она никогда и никого не приглашала к себе. Это – одна из тех вещей, которые люди говорили о ней. Что она, видимо, прижимистая. И еще высокомерная.
– Она была богата?
– Кто, музыкант? Вы смеетесь!
– А я думал, что она из богатой семьи.
Рут покачала головой в знак того, что ничего об этом не знает.
– Вам известно что-нибудь о ее близких друзьях? – задала Норма следующий вопрос. – С кем она встречалась?
Прежде чем Рут успела ответить, в разговор вмешался пожилой мужчина в униформе портье, тихо подошедший сбоку и конспиративно кашлянувший в кулак.
– Простите, сэр, не вы ли инспектор Слайдер? Вас просят подойти к телефону. Если вы пожелаете пройти вот сюда, я проведу вас прямо в телефонную кабину. – Он понизил голос еще больше и таинственно подмигнул. – Таким образом будет более удобно, сэр, понимаете?
Слайдер поглядел на Норму и кивнул, давая понять, что она может продолжать без него, и пошел за портье. Моментом позже он, превозмогая тошноту, стоял в кабине, где кто-то только что выкурил сигару – одно из тех деяний, которые, по мнению Слайдера, заслуживали чуть ли не смертной казни. Телефон тоненько звякнул, он снял трубку – на линии был Николлс.
– Привет, Билл. У меня для тебя срочное сообщение от... хм-м, твоей пташки.
– А-а, ты имеешь в виду мисс Маршалл? – переспросил Слайдер начальственным тоном, и Николлс хихикнул.
– Ну, если ее личико так же прекрасно, как ее голос, ты счастливчик! В общем, так: сегодня она работала с парнем по имени Мартин Каттс – говорит тебе это что-нибудь? – Слайдер ощутил знакомый приступ ревности и беспокойно пошевелился. Один день, подумать только, всего один день!.. – Они говорили об этой девчонке Остин, и он вроде бы вспомнил, куда та часто ездила в Бирмингеме. Для тебя в этом есть какой-нибудь смысл?
– Да, да, продолжай.
– О'кей. Ну, вроде Остин как-то попросила его, чтобы он подвез ее, когда у нее сломалась машина, и попросила высадить ее в конце Тутман-Стрит.
– Тутман, – повторил Слайдер, записывая информацию.
– Ага. И Каттс сказал, что стоял у обочины, ожидая разрыва между машинами, и видел ее в зеркало заднего вида, и она шла по улице уверенно, как будто точно знала, куда идет.
– Это все?
– Ага, это все. Есть польза?
– Может быть. Это лучше всего того, что у нас здесь набралось на этот момент, а набралось ровным счетом ничего, чтоб мне провалиться.
– Ах ты, старомодная штучка, – засмеялся Николлс, – так сейчас уже почти никто не выражается. Что-нибудь передать твоей женщине?
– Она что, рядом? – нетерпеливо спросил Слайдер, ощущая, как сердце проваливается куда-то в область желудка, как у мальчишки.
– Нет, на работе. Она позвонила во время перерыва, сразу, как только добралась до телефона, чтобы мы могли передать тебе, пока ты еще на месте. Толковая женщина, а?
– Чудесная, вот она какая. Ладно, Натти, спасибо. Попозже я позвоню ей сам и поблагодарю как следует.
– Еще бы, конечно. Я скажу ей, если она еще позвонит.
– Не пугай ее. Кстати, как твоя мама?
– Намного лучше, спасибо. Завтра выписывается из больницы, слава Богу. Меня уже тошнит присматривать за Онаном – он воняет.
– Онан? – переспросил Слайдер.
– Ее барашек. Счастливо, Билл. Хорошей охоты. И передай мою любовь Норме.
Слайдер выбрался из будки в коридор и пошел обратно к Норме, которая уже совершенно по-дружески болтала с Рут Чизхолм. Ее техника сближения с женщинами была превосходной, как он не раз имел случай убедиться. Когда он подошел к ним, она предупредительно подняла бровь и переключила разговор на него.
– Анн-Мари дружила с Мартином Каттсом, когда работала здесь? – спросил он у Рут.
– Дружила? – Рут скорчила гримаску. – Ну, я бы это назвала не так. Они ходили вместе какое-то время, пока Мартин не переехал в Лондон. Но тут не было ничего серьезного. Он меняет женщин каждые несколько недель.
Из этого Слайдер сделал вывод, что и Рут не миновала этой участи и до сих пор таила обиду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51