Понаехало прессы… А наших нету! Это, по-твоему, справедливо?
— Нет, не справедливо, — согласился Виноградов. — Надо кого-то послать!
— Некого! — простонал заместитель редактора.
— Ну уж… — Ехать в другой конец города не хотелось.
— И машины нет! — А это уже больше по ходило на предсмертный всхлип: — Выручишь?
Действительно, собеседник не врал — весь автотранспорт пресс-службы вчера откомандировали на операцию «Урожай», гоняться по полям области за расхитителями корнеплодов.
А Виноградов, как-никак, был на колесах…
— Ладно, еду.
— Давай, родной! Потом отзвонись, я вечером дома.
…По пути в международный аэропорт Пулково-2 машину Владимира Александровича дважды останавливали инспектора ГАИ — первый раз за дело, а второй просто так. И потерял бы он массу времени и еще больше денег, если бы не милицейская солидарность — даже среди самых свирепых ребят с полосатыми жезлами обижать «своих» считается дурным тоном. Вполне достаточно показать коллегам служебное удостоверение… Хорошо!
Впрочем, может быть, из-за этого ощущения безнаказанности сотрудники органов внутренних дел разбиваются в дорожно-транспортных происшествиях чаще и страшнее, чем законопослушные граждане — автолюбители.
Но, как бы то ни было, вскоре майор уже протискивался через толпу журналистов к двери с лаконичной надписью «Таможня»:
— Пропустите… Прошу прощения!
— Виноградов? И ты здесь?
— А, привет! Извините, девушка… Разреши?
— Не будь гадом Саныч! Поделись информацией-то?
— Ребята, потом… Сам только что приехал, видите же!
Майорское удостоверение подействовало безотказно — на всякий случай имелась и репортерская аккредитационная карточка, но ее лучше было приберечь для других случаев…
Оказавшись внутри, Виноградов почувствовал, что в переполненной людьми досмотровой комнате долгое время уже никем не произносилось ни слова. Напряженная тишина густо обволакивала присутствующих, почти одновременно повернувшихся к Владимиру Александровичу.
— Это кто? — процедил расположившийся у окна холеный бугай в серебристом костюме. Второй такой же подпирал могучей спиной противоположную стенку — и вид у обоих был до неприличия наглый.
— Кто надо! — огрызнулся из-за стола знакомый Виноградову капитан РУОПа. Впрочем, он вовсе не выглядел хозяином положения, так же как и склонившийся над заполненным бланком рапорта старший сержант в милицейской форме.
Пятым в комнате был красный от возбуждения и обиды дежурный инспектор таможни, а в дальнем углу нервно выстукивал пальцами по столу мелодию хачатуряновского «Танца с саблями» господин средних лет. Причем, глаза его выражали почти животный ужас и одновременно — некое тайное знание, что все образуется само собой.
— Здорово! — Владимир Александрович по очереди пожал руки оперативнику, милиционеру и хозяину. Остальных решил игнорировать: — Что стряслось-то?
Нельзя сказать, что отношения у Виноградова и части сыщиков из Регионального управления по оргпрестутшости сложились — скорее, наоборот. Майор называл РУОП «рабоче-крестьянским ФБР советского разлива», а кое-кто в этой почтенной организации считал его отъявленным коррупционером в погонах, который лишь по стечению обстоятельств еще находится на службе и вообще на свободе.
Однако сейчас было не до старых обид: оперу требовалось выпустить пар, вот он и заговорил — громко, с матерками, демонстративно не обращая внимания на злобную мимику замерших по сторонам бугаев:
— Понимаешь, какое дело…
Получалось, что буквально несколько часов назад «источник» РУОПа в одной из этнических кавказских преступных группировок сообщил, что их боевики готовятся совершить нападение на прибывающего из-за границы курьера. Якобы, тот должен привезти в Россию целый чемодан нелегальной валюты… Имелись только приметы и номер рейса.
Решили рискнуть. Приехали. Подключили таможню.
На всякий случай, пассажиров приземлившегося рейса досмотрели не там, где обычно, а у запасного выхода. Описанию соответствовал только один — с сумкой через плечо и тяжеленьким чемоданчиком. Предъявив депутатскую ксиву, этот господин попытался пройти без досмотра…
— Я, блин, как почувствовал! Думаю: «Эх, была не была…» И как только он декларацию «чистую» сдал, скомандован все-таки тормознуть.
— Депутата чего?
— Государственной думы.
— Это — круто! Молодец… — от души, уважительно присвистнул Виноградов. — И что?
— Обнаружили! — подал голос таможенник и потянулся было к лежащему перед ним кейсу.
т — Не трогать! — оглушительно рявкнул, подавшись вперед, тот, что стоял у окна.
Инспектор отдернул руки, но виноградовский собеседник только поморщился:
— Пош-шел ты…
К изумлению Владимира Александровича, бугай стерпел и только громко сглотнул слюну. Тем временем опер щелкнул кодовыми замками:
— Ну как?
— Да-а! — Бархатная утроба портфеля была плотно забита единообразными банковскими упаковками стодолларовых купюр США. — Впечатляет…
— Чистая контрабанда, — покосился на человека в серебристом костюме инспектор таможни.
— Поздравляю!
— Пока не с чем. У него, пидора, — руоповец кивнул в сторону холеного господина, — неприкосновенность и всякое такое… Понаехало сразу же всяких!
Красноречивый взгляд отпечатался на тех, кто расположился у стеночек, а потом ушел в сторону внутренней двери с табличкой «Начальник смены».
— А кто они такие-то? — вовсе невежливо игнорируя тех, о ком идет речь, поинтересовался майор.
— Эти? Щас… — Оперативник придвинул к себе черновой журнал и сделал вид, что освежает память: — Как же их… А-а, вот! Служба охраны, ГУО — оберегают покой Межпарламентской Ассамблеи.
— Столичные штучки?
— Да нет, это у нас, в Питере, — Таврический дворец.
— Понял. Развелось дармоедов…
— Резвитесь, ребята, резвитесь! — зловеще процедил один из «серебристых». — Потом сочтемся.
— Слышь, Саныч — это намек! На то, что когда я стану депутатом, он меня охранять не станет.
— Знаешь что, мент…
Еще секунда, и начали бы стрелять. Даже Виноградов заметил, что ладонь его незаметно и непроизвольно стискивает вспотевшую рукоятку «Макарова».
— Я, падла, таких, как ты!
Обошлось… Громко стукнула об стену распахнутая настежь дверь начальственного кабинета — и в комнате досмотра народу сразу прибавилось.
— Все в порядке, — не обращаясь ни к кому персонально констатировал возглавляющий процессию мужчина. В принципе, он представлял из себя всего лишь копию двух других «серебристых»: разве что, лет на десять постарше, да костюмчик сидит повальяжнее, чем на них.
— Иван Альбертович? — из-за плеча высокопоставленного сотрудника Главного управления охраны шагнул заместитель начальника питерского РУОПа.
— Да! — вскочил из угла виновник торжества.
— Вы свободны. — Глядя на старого сыщика, хотелось плакать и скрипеть зубами.
Депутатское удостоверение с гербом и заграничный паспорт перешли из рук в руки:
— Извините…
— Ничего, бывает! Понимаю — служба. — Торжествующий Иван Альбертович не сдержался: — Усердие, так сказать, не по разуму… Можно забрать вещи?
Старавшийся держаться в тени толстяк со знаками различия советника таможенной службы кивнул:
— Пожалуйста.
— Всего доброго! — И чемоданчик с валютой опять оказался в руках счастливого обладателя депутатской неприкосновенности.
Улыбнувшись всем вместе и каждому в отдельности, Иван Альбертович шагнул навстречу истомленному ожиданием морю пишущей и снимающей братии. За ним, с непроницаемыми физиономиями, проследовали сопровождающие в штатском…
— Блядь косая, — покачал головой представитель РУОПа, когда дверь за ними закрылась. — Надоело… Уйду, к ежкиной матери, на пенсию!
Таможенный советник развел руками и многообещающе посмотрел на своего подчиненного: с тобой, мол, потом разберемся! Тот переглянулся с опером, и оба почуяли неминуемые проблемы в ближайшем будущем.
— Товарищи, разрешите? — заерзал на стуле сержант и попросился выйти. Его сразу же отпустили за ненадобностью, а вслед отправился и сам Виноградов.
Владимир Александрович считал, что отношения начальников с подчиненными — штука интимная и всегда в той или иной степени напоминают половой акт. А он никогда не был любителем группового секса…
Машину Виноградов загнан на стоянку уже в темноте. Аккуратно втиснулся между соседями на свое место, выключил свет и повернул ключ в замке. Рука ощутила приятную тяжесть металла — брелок, купленный на остатки песет перед отъездом из Мадрида, заставил еще раз прокрутить в памяти события последней «командировки».
…Тогда, после жуткой попойки с Френкелем, он проснулся без всякого желания продолжать жизненный путь.
— Эй, Саныч! Вставай.
Но Виноградов только промычал что-то, залез с головой под вонючий плед и поджал колени.
— Вставай. Пора звонить… — Василий призывно щелкнул колечком пивной банки прямо над ухом майора.
Это подействовало. Владимир Александрович ухватился за холодный цилиндр и припал к нему губами.
— Куда звонить? — оторвавшись в конце концов от живительного источника приоткрыл он глаза.
— Ну ты даешь! Мы же договорились.
— Не помню, — честно признался Виноградов. — Но верю… Тебе — верю!
Вскоре он уже тупо разглядывал клавиатуру поданного Френкелем мобильного телефона:
— Все тот же?
— Да, спасибо француженке. Трубка хорошая, пусть еще нас разочек выручит, а то эту квартиру светить не хочется.
— Подожди, номер вспомню…
Наконец все цифры кода и абонента выстроились в мозгу в неустойчивое подобие шеренги.
— Слушаю вас, — ответила девушка.
— Будьте любезны, позовите пожалуйста…
После обмена условными фразами Виноградова соединили с Генералом:
— Слушаю.
— Это я, — представился Владимир Александрович.
— Где ты находишься? Что случилось? — Кажется, старик был не на шутку взволнован.
— Извините, я трубочку передам…
— Здравствуйте, говорит некто Френкель! — Василий перехватил мобильник, пока на том конце, линии не прервали разговор. — Припоминаете?
— Припоминаю, — прозвучало после не продолжительной, но напряженной паузы. — Что вам угодно?
Это было сказано тоном потомственного дворянина, впустившего в квартиру патруль матросов из ВЧК. Френкель даже смутился:
— Мы тут выручили из серьезных неприятностей вашего человека… — Разговор занял не меньше десяти минут, но в конце концов стороны пришли к следующему соглашению.
Василий продолжает укрывать у себя обложенного и гонимого со всех сторон Виноградова, переправляет его в указанное Генералом место и в дальнейшем продолжает выполнять достигнутые ранее договоренности относительно исхода «евро-долларовой» сделки. Те же, кого представляет собеседник, должны оказать в ответ небольшую услугу.
А именно: требовалось найти и доставить на встречу некоего бывшего советского гражданина, а ныне жителя Германии Эриха Юргенса. Причем — в целости и сохранности!
— Первый раз слышу, — пожал плечами на другом конце линии старик. Он уже записал надиктованные Френкелем установочные данные и теперь ждал продолжения.
— Вполне возможно… Но те, с кем я беседовал в гостинице «Дон Мануэль», говорят, что он уехал из Хихона к себе, во Франкфурт-на-Майне.
— Допустим.
— У меня нет возможности найти его быстро. А у вас — есть! Этот Юргенс — очень криминальный тип, такие должны состоять на специальных учетах. Ваша контора имеет свои доверительные источники и в немецкой полиции, и в среде выходцев из стран СНГ… Верно?
— Не стоит преувеличивать.
— Во всяком случае, мне этот господин нужен. — Зазвенел металлом в голосе Френкель. Сидящий рядом Владимир Александрович даже поежился. — И ваши шансы найти его — предпочтительнее.
— А зачем?
— Это мое дело, верно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
— Нет, не справедливо, — согласился Виноградов. — Надо кого-то послать!
— Некого! — простонал заместитель редактора.
— Ну уж… — Ехать в другой конец города не хотелось.
— И машины нет! — А это уже больше по ходило на предсмертный всхлип: — Выручишь?
Действительно, собеседник не врал — весь автотранспорт пресс-службы вчера откомандировали на операцию «Урожай», гоняться по полям области за расхитителями корнеплодов.
А Виноградов, как-никак, был на колесах…
— Ладно, еду.
— Давай, родной! Потом отзвонись, я вечером дома.
…По пути в международный аэропорт Пулково-2 машину Владимира Александровича дважды останавливали инспектора ГАИ — первый раз за дело, а второй просто так. И потерял бы он массу времени и еще больше денег, если бы не милицейская солидарность — даже среди самых свирепых ребят с полосатыми жезлами обижать «своих» считается дурным тоном. Вполне достаточно показать коллегам служебное удостоверение… Хорошо!
Впрочем, может быть, из-за этого ощущения безнаказанности сотрудники органов внутренних дел разбиваются в дорожно-транспортных происшествиях чаще и страшнее, чем законопослушные граждане — автолюбители.
Но, как бы то ни было, вскоре майор уже протискивался через толпу журналистов к двери с лаконичной надписью «Таможня»:
— Пропустите… Прошу прощения!
— Виноградов? И ты здесь?
— А, привет! Извините, девушка… Разреши?
— Не будь гадом Саныч! Поделись информацией-то?
— Ребята, потом… Сам только что приехал, видите же!
Майорское удостоверение подействовало безотказно — на всякий случай имелась и репортерская аккредитационная карточка, но ее лучше было приберечь для других случаев…
Оказавшись внутри, Виноградов почувствовал, что в переполненной людьми досмотровой комнате долгое время уже никем не произносилось ни слова. Напряженная тишина густо обволакивала присутствующих, почти одновременно повернувшихся к Владимиру Александровичу.
— Это кто? — процедил расположившийся у окна холеный бугай в серебристом костюме. Второй такой же подпирал могучей спиной противоположную стенку — и вид у обоих был до неприличия наглый.
— Кто надо! — огрызнулся из-за стола знакомый Виноградову капитан РУОПа. Впрочем, он вовсе не выглядел хозяином положения, так же как и склонившийся над заполненным бланком рапорта старший сержант в милицейской форме.
Пятым в комнате был красный от возбуждения и обиды дежурный инспектор таможни, а в дальнем углу нервно выстукивал пальцами по столу мелодию хачатуряновского «Танца с саблями» господин средних лет. Причем, глаза его выражали почти животный ужас и одновременно — некое тайное знание, что все образуется само собой.
— Здорово! — Владимир Александрович по очереди пожал руки оперативнику, милиционеру и хозяину. Остальных решил игнорировать: — Что стряслось-то?
Нельзя сказать, что отношения у Виноградова и части сыщиков из Регионального управления по оргпрестутшости сложились — скорее, наоборот. Майор называл РУОП «рабоче-крестьянским ФБР советского разлива», а кое-кто в этой почтенной организации считал его отъявленным коррупционером в погонах, который лишь по стечению обстоятельств еще находится на службе и вообще на свободе.
Однако сейчас было не до старых обид: оперу требовалось выпустить пар, вот он и заговорил — громко, с матерками, демонстративно не обращая внимания на злобную мимику замерших по сторонам бугаев:
— Понимаешь, какое дело…
Получалось, что буквально несколько часов назад «источник» РУОПа в одной из этнических кавказских преступных группировок сообщил, что их боевики готовятся совершить нападение на прибывающего из-за границы курьера. Якобы, тот должен привезти в Россию целый чемодан нелегальной валюты… Имелись только приметы и номер рейса.
Решили рискнуть. Приехали. Подключили таможню.
На всякий случай, пассажиров приземлившегося рейса досмотрели не там, где обычно, а у запасного выхода. Описанию соответствовал только один — с сумкой через плечо и тяжеленьким чемоданчиком. Предъявив депутатскую ксиву, этот господин попытался пройти без досмотра…
— Я, блин, как почувствовал! Думаю: «Эх, была не была…» И как только он декларацию «чистую» сдал, скомандован все-таки тормознуть.
— Депутата чего?
— Государственной думы.
— Это — круто! Молодец… — от души, уважительно присвистнул Виноградов. — И что?
— Обнаружили! — подал голос таможенник и потянулся было к лежащему перед ним кейсу.
т — Не трогать! — оглушительно рявкнул, подавшись вперед, тот, что стоял у окна.
Инспектор отдернул руки, но виноградовский собеседник только поморщился:
— Пош-шел ты…
К изумлению Владимира Александровича, бугай стерпел и только громко сглотнул слюну. Тем временем опер щелкнул кодовыми замками:
— Ну как?
— Да-а! — Бархатная утроба портфеля была плотно забита единообразными банковскими упаковками стодолларовых купюр США. — Впечатляет…
— Чистая контрабанда, — покосился на человека в серебристом костюме инспектор таможни.
— Поздравляю!
— Пока не с чем. У него, пидора, — руоповец кивнул в сторону холеного господина, — неприкосновенность и всякое такое… Понаехало сразу же всяких!
Красноречивый взгляд отпечатался на тех, кто расположился у стеночек, а потом ушел в сторону внутренней двери с табличкой «Начальник смены».
— А кто они такие-то? — вовсе невежливо игнорируя тех, о ком идет речь, поинтересовался майор.
— Эти? Щас… — Оперативник придвинул к себе черновой журнал и сделал вид, что освежает память: — Как же их… А-а, вот! Служба охраны, ГУО — оберегают покой Межпарламентской Ассамблеи.
— Столичные штучки?
— Да нет, это у нас, в Питере, — Таврический дворец.
— Понял. Развелось дармоедов…
— Резвитесь, ребята, резвитесь! — зловеще процедил один из «серебристых». — Потом сочтемся.
— Слышь, Саныч — это намек! На то, что когда я стану депутатом, он меня охранять не станет.
— Знаешь что, мент…
Еще секунда, и начали бы стрелять. Даже Виноградов заметил, что ладонь его незаметно и непроизвольно стискивает вспотевшую рукоятку «Макарова».
— Я, падла, таких, как ты!
Обошлось… Громко стукнула об стену распахнутая настежь дверь начальственного кабинета — и в комнате досмотра народу сразу прибавилось.
— Все в порядке, — не обращаясь ни к кому персонально констатировал возглавляющий процессию мужчина. В принципе, он представлял из себя всего лишь копию двух других «серебристых»: разве что, лет на десять постарше, да костюмчик сидит повальяжнее, чем на них.
— Иван Альбертович? — из-за плеча высокопоставленного сотрудника Главного управления охраны шагнул заместитель начальника питерского РУОПа.
— Да! — вскочил из угла виновник торжества.
— Вы свободны. — Глядя на старого сыщика, хотелось плакать и скрипеть зубами.
Депутатское удостоверение с гербом и заграничный паспорт перешли из рук в руки:
— Извините…
— Ничего, бывает! Понимаю — служба. — Торжествующий Иван Альбертович не сдержался: — Усердие, так сказать, не по разуму… Можно забрать вещи?
Старавшийся держаться в тени толстяк со знаками различия советника таможенной службы кивнул:
— Пожалуйста.
— Всего доброго! — И чемоданчик с валютой опять оказался в руках счастливого обладателя депутатской неприкосновенности.
Улыбнувшись всем вместе и каждому в отдельности, Иван Альбертович шагнул навстречу истомленному ожиданием морю пишущей и снимающей братии. За ним, с непроницаемыми физиономиями, проследовали сопровождающие в штатском…
— Блядь косая, — покачал головой представитель РУОПа, когда дверь за ними закрылась. — Надоело… Уйду, к ежкиной матери, на пенсию!
Таможенный советник развел руками и многообещающе посмотрел на своего подчиненного: с тобой, мол, потом разберемся! Тот переглянулся с опером, и оба почуяли неминуемые проблемы в ближайшем будущем.
— Товарищи, разрешите? — заерзал на стуле сержант и попросился выйти. Его сразу же отпустили за ненадобностью, а вслед отправился и сам Виноградов.
Владимир Александрович считал, что отношения начальников с подчиненными — штука интимная и всегда в той или иной степени напоминают половой акт. А он никогда не был любителем группового секса…
Машину Виноградов загнан на стоянку уже в темноте. Аккуратно втиснулся между соседями на свое место, выключил свет и повернул ключ в замке. Рука ощутила приятную тяжесть металла — брелок, купленный на остатки песет перед отъездом из Мадрида, заставил еще раз прокрутить в памяти события последней «командировки».
…Тогда, после жуткой попойки с Френкелем, он проснулся без всякого желания продолжать жизненный путь.
— Эй, Саныч! Вставай.
Но Виноградов только промычал что-то, залез с головой под вонючий плед и поджал колени.
— Вставай. Пора звонить… — Василий призывно щелкнул колечком пивной банки прямо над ухом майора.
Это подействовало. Владимир Александрович ухватился за холодный цилиндр и припал к нему губами.
— Куда звонить? — оторвавшись в конце концов от живительного источника приоткрыл он глаза.
— Ну ты даешь! Мы же договорились.
— Не помню, — честно признался Виноградов. — Но верю… Тебе — верю!
Вскоре он уже тупо разглядывал клавиатуру поданного Френкелем мобильного телефона:
— Все тот же?
— Да, спасибо француженке. Трубка хорошая, пусть еще нас разочек выручит, а то эту квартиру светить не хочется.
— Подожди, номер вспомню…
Наконец все цифры кода и абонента выстроились в мозгу в неустойчивое подобие шеренги.
— Слушаю вас, — ответила девушка.
— Будьте любезны, позовите пожалуйста…
После обмена условными фразами Виноградова соединили с Генералом:
— Слушаю.
— Это я, — представился Владимир Александрович.
— Где ты находишься? Что случилось? — Кажется, старик был не на шутку взволнован.
— Извините, я трубочку передам…
— Здравствуйте, говорит некто Френкель! — Василий перехватил мобильник, пока на том конце, линии не прервали разговор. — Припоминаете?
— Припоминаю, — прозвучало после не продолжительной, но напряженной паузы. — Что вам угодно?
Это было сказано тоном потомственного дворянина, впустившего в квартиру патруль матросов из ВЧК. Френкель даже смутился:
— Мы тут выручили из серьезных неприятностей вашего человека… — Разговор занял не меньше десяти минут, но в конце концов стороны пришли к следующему соглашению.
Василий продолжает укрывать у себя обложенного и гонимого со всех сторон Виноградова, переправляет его в указанное Генералом место и в дальнейшем продолжает выполнять достигнутые ранее договоренности относительно исхода «евро-долларовой» сделки. Те же, кого представляет собеседник, должны оказать в ответ небольшую услугу.
А именно: требовалось найти и доставить на встречу некоего бывшего советского гражданина, а ныне жителя Германии Эриха Юргенса. Причем — в целости и сохранности!
— Первый раз слышу, — пожал плечами на другом конце линии старик. Он уже записал надиктованные Френкелем установочные данные и теперь ждал продолжения.
— Вполне возможно… Но те, с кем я беседовал в гостинице «Дон Мануэль», говорят, что он уехал из Хихона к себе, во Франкфурт-на-Майне.
— Допустим.
— У меня нет возможности найти его быстро. А у вас — есть! Этот Юргенс — очень криминальный тип, такие должны состоять на специальных учетах. Ваша контора имеет свои доверительные источники и в немецкой полиции, и в среде выходцев из стран СНГ… Верно?
— Не стоит преувеличивать.
— Во всяком случае, мне этот господин нужен. — Зазвенел металлом в голосе Френкель. Сидящий рядом Владимир Александрович даже поежился. — И ваши шансы найти его — предпочтительнее.
— А зачем?
— Это мое дело, верно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50