Олстон, согнувшись, подбирал их.
Барбара залезала в кабину вместе с матерью.
— Где находится Найроби? — Флетч протянул Олстону намокшее письмо.
— Найроби? Восточная Африка? Кения? — читая письмо, Олстон старался прикрыть его от дождя и ветра своим телом. — Флетч! Твой отец!
Машины одна за другой выруливали на дорогу и уезжали. Жозефины Флетчер нигде не было видно. Уехали даже пикапы с выпивкой и закуской.
— Флетч, письмо от твоего отца! Ты всегда говорил, что он умер.
— Он всегда считался умершим.
Вместе они смотрели на расплывшиеся чернила на мокром листке.
— Впрочем, какая разница. В шесть вечера ты улетаешь в Денвер.
Флетч заглянул в конверт.
— Тут билеты на лондонский рейс, вылет в половине восьмого.
На площадке осталось лишь несколько машин.
— Олстон, где остановилась моя мать?
— В «Хэнли мотор корт». В Колдуэлле, прямо у шоссе.
— Ты думаешь, она поехала туда?
— Естественно. Мы же вымокли до нитки.
Флетч взял у Олстона мокрое письмо и засунул в конверт.
Струи воды бежали по лицам друзей.
Флетч побежал к машине. Поскользнулся на мокрой траве. Упал, приземлившись на конверт.
Глава 3
— Твой отец умер при родах.
— Чьих?
— Твоих.
Они стояли у двери в номере Жозефины Флетчер в «Хэнли мотор корт». Она переоделась в слаксы, блузку и пуловер. С Флетча капала вода.
В руке он сжимал грязный конверт.
— Ты всегда так говорила.
— Тебе надо принять горячий душ.
— И это тоже.
— Тебе я всегда рекомендовала холодный душ, — Жози открыла дверь в ванную, зажгла свет. — Ты весь в грязи, мокрый, взъерошенный и, сынок, ты выглядишь более уставшим, чем Хилари на вершине Эвереста. Что ты с собой делаешь?
— Работаю. Женился. Ничего особенного.
— Ни то ни другое тебе не на пользу. Впрочем, для этой свадьбы ты оделся, как надо. Знай я, что меня ждет, я бы пришла в купальнике.
— Твое шелковое платье промокло насквозь.
Жози подошла к нему. Протянула руку к конверту.
— Ты думаешь, что получил письмо от своего отца? В день свадьбы?
— Да, я так думаю, — он положил грязный конверт на комод.
— Как интересно. Волнующе. Для нас обоих. Но прежде позволь спросить: твоя свадьба закончилась?
— Свадьба — да, а семейная жизнь — нет.
— Значит, вся эта толкотня на обрыве под дождем и называлась свадьбой?
— Мы не предусмотрели запасного варианта. На случай плохой погоды.
— Лишь час тому назад ты женился на очаровательной девушке по имени Барбара. Ты получил, или думаешь, что получил, письмо с того света. Однако, какой бы волнующей ни казалась тебе весточка от отца, не считаешь ли ты, что в этот особенный миг твоей жизни ты должен находиться рядом с женой?
— Она поймет.
— Напрасно ты так уверен, сынок, — Жози погрустнела. Повернулась к окну, по которому стекали струйки дождя. — Любовь и понимание никоим образом не соотносятся друг с другом. Я любила твоего отца. Я его не понимала. Почему? Потому что в нем было слишком много мужского, а во мне — женского? Возможно, сейчас так много разводов именно потому, что современный тезис: «Мужчины и женщины могут понять друг друга» в корне неверен? Как женщина, однако, я могу заверить тебя, что в некоторых случаях присутствие мужчины рядом с женщиной для нее крайне важно, — она вновь повернулась к Флетчу. — К примеру, в день свадьбы. И при других значительных событиях.
Флетч указал на конверт.
— Насколько я понимаю, это письмо от отца. Ты же всегда отделывалась от меня одной глупой фразой: «Твой отец умер при родах». И не говорила ничего больше, какие бы вопросы я тебе ни задавал. Раньше меня этот ответ удовлетворял. Сейчас — нет.
— Тебе любопытно?
Флетч глубоко вздохнул.
— В определенной степени.
— Так вот что я тебе скажу. Получив это письмо, вроде бы от него, ты поступаешь точно так же, как поступил он в аналогичной ситуации.
— В каком смысле?
— Оставил свою невесту одну в день свадьбы.
— По отношению к тебе он вел себя точно так же?
— Как только мы расписались, он удалился в противоположный конец аэродромного ангара, чтобы снять, починить и поставить на место двигатель самолета, на котором мы собирались улететь в свадебное путешествие.
— Вы поженились в аэродромном ангаре?
— Теперь ты знаешь, как на крутом обрыве над океаном ветер и дождь уносят те нежные слова, которые так жаждет слышать женщина. И подумай, что можно услышать в алюминиевом ангаре аэродрома, с тридцатисекундными интервалами между взлетами и посадками.
Флетч улыбнулся.
— Ты уверена, что вышла замуж?
— А ты уверен, что женился?
— Он хотел убедиться в безотказности мотора перед тем, как пригласить невесту на борт самолета.
— Тогда я тоже вроде бы так думала, потому что любила и старалась понять.
— А теперь ты думаешь иначе?
— К самолету он ушел с одной целью — избежать поздравлений, похлопываний по плечу, шуток, вопросов о нашем будущем, на которые ему пришлось бы отвечать со всей серьезностью, — она прищурилась. — А что делаешь ты?
— Мой редактор, Френк Джефф, говорит, что я — мастер журналистского расследования.
— Сегодня у тебя свадьба.
Флетч пожал плечами.
— Обычный рабочий день.
— Почему мужчины считают делом чести увиливать от самых волнительных моментов в жизни, с головой уходя в работу?
— Бытует мнение, что стремление мужчины к работе адекватно его половому потенциалу.
Жози улыбнулась.
— Давно я уже не слышала подобных изречений.
— Я прочел об этом буквально на днях.
— А почему бы тебе не сказать, что работа для мужчины не более чем способ избежать эмоциональной ответственности?
— Хорошо. Согласен. Тебе виднее. Но больше тебе не удастся избежать ответа на мой вопрос.
Жозефина Флетчер покраснела.
— Твое любопытство, тайна твоего отца не стоят и двух минут в день твоей свадьбы.
Флетч дрожал всем телом.
— Я в этом не уверен.
— Иди в душ, — распорядилась Жозефина. — Барбаре не понравится, если весь медовый месяц ты будешь чихать. Хоть это и мотель, здесь есть сушилка для одежды. Только непонятно, зачем она людям, привыкшим жить за ветровым стеклом. Полотенца в ванной.
— Ты знаешь, меня тоже разбирает любопытство, — сказала Жози, когда он передавал ей одежду. — Покажи мне, пожалуйста, что ты получил, как ты думаешь, от своего отца?
Завернувшись в полотенце, Флетч прошел к комоду.
— Билеты до Найроби, это в Кении, деньги и письмо.
— Понятно, — кивнула Жози. — Будь он жив, он, скорее всего, поселился бы в Африке. Так я, во всяком случае, думала. Могу я взглянуть на письмо?
Флетч вытащил из конверта мокрый, посиневший листок и протянул матери.
Жози взяла его обеими руками. Посмотрела на смытые дождем буквы, губы ее дрогнули.
— О, Ирвин. Разве ты не видишь? Тут же ничего не написано.
Глава 4
— Грустно все это, знаешь ли. Проводить день свадьбы с матерью, — Жози покачала головой.
Они сидели за маленьким круглым столиком. Ленч им принесли в номер после звонка Жози в бюро обслуживания. За окном по-прежнему лил дождь.
— Так и хочется сказать: «Видишь, что натворил твой отец?» Первая весточка от него, и ты реагируешь неестественным, но столь типичным для него поступком.
— Это я уже слышал.
Флетч впился зубами в сандвич, и капелька майонеза упала на полотенце, обернутое вокруг его талии.
— Неужели ты не можешь хотя бы позвонить Барбаре?
— Не знаю, где ее искать.
— Ты только что сказал мне, что твой конек — журналистское расследование. Уж ее-то найти ты сможешь, я в этом не сомневаюсь.
— Я попросил Олстона, моего шафера, передать ей, что мы встретимся в аэропорту.
— И что все это означает? — Жози откусила от сандвича такой крохотный кусочек, что у майонеза просто не было возможности пролететь мимо рта.
— Мне нужно подумать.
Ее глаза широко раскрылись.
— Неужели ты действительно собрался в Найроби?
Флетч пожал плечами.
— Другой возможности не представится.
— О, Ирвин! Этот человек не замечал тебя всю твою жизнь. Мы думали, что он мертв. А стоило ему щелкнуть пальцами, как ты готов забыть про свое свадебное путешествие и лететь на другой конец света, чтобы повидаться с ним.
— Это и будет нашим свадебным путешествием. Возможно, Африка понравится Барбаре.
Флетч помнил, что никогда не был «пупом земли» для Жозефины Флетчер. На первом месте всегда стояли ее детективные романы. Он называл их дефективными. Продавались они ни шатко ни валко, а потому ей приходилось писать их один за другим. Над ее романами часто подшучивали. Говорили, что все ее книги — один и тот же многократно переписанный роман. Добавляли, что издатель заставляет раз за разом переписывать его, пока она не принесет удобоваримый вариант. Выдуманные Жози убийства и прочие ужасы оседали в многочисленных библиотеках страны, но обеспечивали вполне сносное существование, крышу над головой и кусок хлеба. За это Флетч не испытывал к матери ничего, кроме благодарности.
Жози Флетчер жила в мире, где вымышленные персонажи обретали реальность, а настоящие люди забывались, расплываясь в туманной дымке. Герои ее романов редко завтракали, обедали и ужинали в один день, не знали, что такое ссадина на локте, «фонарь» под глазом или сломанные пальцы. Они никогда не ходили в магазины, чтобы купить брюки взамен порванных.
В детстве и юности самостоятельности Флетчу хватало с лихвой. Иной раз он мог бы и поступиться немалой ее частью.
И тем не менее в день свадьбы он сидел в номере мотеля со своей матерью, ел сандвич и выслушивал ее удивленные восклицания, вызванные тем, что письмо отца разожгло его любопытство. Никогда ранее она ничего не говорила ему об отце.
Так что интересовали его и сам отец, и их с матерью, отношения. Причем не только в данный момент, но всю сознательную жизнь.
— Почему?
— Что, почему?
— Почему ты никогда не рассказывала мне об отце, о вашей совместной жизни?
— Причиной тому страх и чувство справедливости.
— Страх?
— И твое мужское начало, сынок, с которым я никак не могла свыкнуться. Матери все знают. Ты рвал брюки на заборах с тех пор, как тебе исполнилось девять лет.
Флетч покраснел.
— Мужчины не рождаются девственницами, знаешь ли.
— Ты не родился, это точно.
— Мужчине нечего отдать, кроме своей энергии, — рассмеялся Флетч.
— О, Господи.
— Что же поделаешь, если энергия бьет из меня ключом.
— Вот, значит, как теперь это называется.
— Могу я съесть твою картошку?
— Конечно. Энергию надо подпитывать.
— Я съел пиццу в три часа утра. То ли поужинал, то ли позавтракал.
— Что бы я ни писала в последних главах, не все загадки имеют решения. Как матери объяснить сыну, что она не понимает мужа, отца? Что она попала в непонятную для нее ситуацию?
— Может, начать с первой главы?
— И мне хотелось, чтобы все было по справедливости. Я могла выложить тебе все, что думаю о твоем отце, мое замешательство, боль, изумление, но его-то рядом не было, он не мог высказаться в свою защиту, изложить свою точку зрения на происшедшее. Знаешь, я любила его.
— Ты могла бы сказать, что он бросил тебя, а не умер.
— Я этого не знала, клянусь тебе, — Жози побледнела. — И сегодня ты показал мне всего лишь чистый лист бумаги…
Флетч наблюдал, как пальцы матери разминают остаток сандвича.
— Ты знаешь, что нам пришлось объявить твоего отца умершим по прошествии семи лет с его исчезновения. Иначе я бы никогда не вышла замуж за Чарлза.
— Я его помню.
— Он пробыл с нами недолго, не так ли? Как и Тед.
— Ты оставила себе фамилию Флетчер.
— Я и печаталась под этой фамилией, ее носишь и ты. Ни Чарлз, ни Тед, ни… Никто из них не шел ни в какое сравнение с твоим отцом, — она вытерла глаза бумажным полотенцем. — Именно немыслимость твоего отца я и любила. Если этот чистый листок что-то да значит, если он действительно куда-то уехал, я с радостью уехала бы вместе с ним.
— Но ты говоришь, что не понимала его.
— Да кто может кого понять?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Барбара залезала в кабину вместе с матерью.
— Где находится Найроби? — Флетч протянул Олстону намокшее письмо.
— Найроби? Восточная Африка? Кения? — читая письмо, Олстон старался прикрыть его от дождя и ветра своим телом. — Флетч! Твой отец!
Машины одна за другой выруливали на дорогу и уезжали. Жозефины Флетчер нигде не было видно. Уехали даже пикапы с выпивкой и закуской.
— Флетч, письмо от твоего отца! Ты всегда говорил, что он умер.
— Он всегда считался умершим.
Вместе они смотрели на расплывшиеся чернила на мокром листке.
— Впрочем, какая разница. В шесть вечера ты улетаешь в Денвер.
Флетч заглянул в конверт.
— Тут билеты на лондонский рейс, вылет в половине восьмого.
На площадке осталось лишь несколько машин.
— Олстон, где остановилась моя мать?
— В «Хэнли мотор корт». В Колдуэлле, прямо у шоссе.
— Ты думаешь, она поехала туда?
— Естественно. Мы же вымокли до нитки.
Флетч взял у Олстона мокрое письмо и засунул в конверт.
Струи воды бежали по лицам друзей.
Флетч побежал к машине. Поскользнулся на мокрой траве. Упал, приземлившись на конверт.
Глава 3
— Твой отец умер при родах.
— Чьих?
— Твоих.
Они стояли у двери в номере Жозефины Флетчер в «Хэнли мотор корт». Она переоделась в слаксы, блузку и пуловер. С Флетча капала вода.
В руке он сжимал грязный конверт.
— Ты всегда так говорила.
— Тебе надо принять горячий душ.
— И это тоже.
— Тебе я всегда рекомендовала холодный душ, — Жози открыла дверь в ванную, зажгла свет. — Ты весь в грязи, мокрый, взъерошенный и, сынок, ты выглядишь более уставшим, чем Хилари на вершине Эвереста. Что ты с собой делаешь?
— Работаю. Женился. Ничего особенного.
— Ни то ни другое тебе не на пользу. Впрочем, для этой свадьбы ты оделся, как надо. Знай я, что меня ждет, я бы пришла в купальнике.
— Твое шелковое платье промокло насквозь.
Жози подошла к нему. Протянула руку к конверту.
— Ты думаешь, что получил письмо от своего отца? В день свадьбы?
— Да, я так думаю, — он положил грязный конверт на комод.
— Как интересно. Волнующе. Для нас обоих. Но прежде позволь спросить: твоя свадьба закончилась?
— Свадьба — да, а семейная жизнь — нет.
— Значит, вся эта толкотня на обрыве под дождем и называлась свадьбой?
— Мы не предусмотрели запасного варианта. На случай плохой погоды.
— Лишь час тому назад ты женился на очаровательной девушке по имени Барбара. Ты получил, или думаешь, что получил, письмо с того света. Однако, какой бы волнующей ни казалась тебе весточка от отца, не считаешь ли ты, что в этот особенный миг твоей жизни ты должен находиться рядом с женой?
— Она поймет.
— Напрасно ты так уверен, сынок, — Жози погрустнела. Повернулась к окну, по которому стекали струйки дождя. — Любовь и понимание никоим образом не соотносятся друг с другом. Я любила твоего отца. Я его не понимала. Почему? Потому что в нем было слишком много мужского, а во мне — женского? Возможно, сейчас так много разводов именно потому, что современный тезис: «Мужчины и женщины могут понять друг друга» в корне неверен? Как женщина, однако, я могу заверить тебя, что в некоторых случаях присутствие мужчины рядом с женщиной для нее крайне важно, — она вновь повернулась к Флетчу. — К примеру, в день свадьбы. И при других значительных событиях.
Флетч указал на конверт.
— Насколько я понимаю, это письмо от отца. Ты же всегда отделывалась от меня одной глупой фразой: «Твой отец умер при родах». И не говорила ничего больше, какие бы вопросы я тебе ни задавал. Раньше меня этот ответ удовлетворял. Сейчас — нет.
— Тебе любопытно?
Флетч глубоко вздохнул.
— В определенной степени.
— Так вот что я тебе скажу. Получив это письмо, вроде бы от него, ты поступаешь точно так же, как поступил он в аналогичной ситуации.
— В каком смысле?
— Оставил свою невесту одну в день свадьбы.
— По отношению к тебе он вел себя точно так же?
— Как только мы расписались, он удалился в противоположный конец аэродромного ангара, чтобы снять, починить и поставить на место двигатель самолета, на котором мы собирались улететь в свадебное путешествие.
— Вы поженились в аэродромном ангаре?
— Теперь ты знаешь, как на крутом обрыве над океаном ветер и дождь уносят те нежные слова, которые так жаждет слышать женщина. И подумай, что можно услышать в алюминиевом ангаре аэродрома, с тридцатисекундными интервалами между взлетами и посадками.
Флетч улыбнулся.
— Ты уверена, что вышла замуж?
— А ты уверен, что женился?
— Он хотел убедиться в безотказности мотора перед тем, как пригласить невесту на борт самолета.
— Тогда я тоже вроде бы так думала, потому что любила и старалась понять.
— А теперь ты думаешь иначе?
— К самолету он ушел с одной целью — избежать поздравлений, похлопываний по плечу, шуток, вопросов о нашем будущем, на которые ему пришлось бы отвечать со всей серьезностью, — она прищурилась. — А что делаешь ты?
— Мой редактор, Френк Джефф, говорит, что я — мастер журналистского расследования.
— Сегодня у тебя свадьба.
Флетч пожал плечами.
— Обычный рабочий день.
— Почему мужчины считают делом чести увиливать от самых волнительных моментов в жизни, с головой уходя в работу?
— Бытует мнение, что стремление мужчины к работе адекватно его половому потенциалу.
Жози улыбнулась.
— Давно я уже не слышала подобных изречений.
— Я прочел об этом буквально на днях.
— А почему бы тебе не сказать, что работа для мужчины не более чем способ избежать эмоциональной ответственности?
— Хорошо. Согласен. Тебе виднее. Но больше тебе не удастся избежать ответа на мой вопрос.
Жозефина Флетчер покраснела.
— Твое любопытство, тайна твоего отца не стоят и двух минут в день твоей свадьбы.
Флетч дрожал всем телом.
— Я в этом не уверен.
— Иди в душ, — распорядилась Жозефина. — Барбаре не понравится, если весь медовый месяц ты будешь чихать. Хоть это и мотель, здесь есть сушилка для одежды. Только непонятно, зачем она людям, привыкшим жить за ветровым стеклом. Полотенца в ванной.
— Ты знаешь, меня тоже разбирает любопытство, — сказала Жози, когда он передавал ей одежду. — Покажи мне, пожалуйста, что ты получил, как ты думаешь, от своего отца?
Завернувшись в полотенце, Флетч прошел к комоду.
— Билеты до Найроби, это в Кении, деньги и письмо.
— Понятно, — кивнула Жози. — Будь он жив, он, скорее всего, поселился бы в Африке. Так я, во всяком случае, думала. Могу я взглянуть на письмо?
Флетч вытащил из конверта мокрый, посиневший листок и протянул матери.
Жози взяла его обеими руками. Посмотрела на смытые дождем буквы, губы ее дрогнули.
— О, Ирвин. Разве ты не видишь? Тут же ничего не написано.
Глава 4
— Грустно все это, знаешь ли. Проводить день свадьбы с матерью, — Жози покачала головой.
Они сидели за маленьким круглым столиком. Ленч им принесли в номер после звонка Жози в бюро обслуживания. За окном по-прежнему лил дождь.
— Так и хочется сказать: «Видишь, что натворил твой отец?» Первая весточка от него, и ты реагируешь неестественным, но столь типичным для него поступком.
— Это я уже слышал.
Флетч впился зубами в сандвич, и капелька майонеза упала на полотенце, обернутое вокруг его талии.
— Неужели ты не можешь хотя бы позвонить Барбаре?
— Не знаю, где ее искать.
— Ты только что сказал мне, что твой конек — журналистское расследование. Уж ее-то найти ты сможешь, я в этом не сомневаюсь.
— Я попросил Олстона, моего шафера, передать ей, что мы встретимся в аэропорту.
— И что все это означает? — Жози откусила от сандвича такой крохотный кусочек, что у майонеза просто не было возможности пролететь мимо рта.
— Мне нужно подумать.
Ее глаза широко раскрылись.
— Неужели ты действительно собрался в Найроби?
Флетч пожал плечами.
— Другой возможности не представится.
— О, Ирвин! Этот человек не замечал тебя всю твою жизнь. Мы думали, что он мертв. А стоило ему щелкнуть пальцами, как ты готов забыть про свое свадебное путешествие и лететь на другой конец света, чтобы повидаться с ним.
— Это и будет нашим свадебным путешествием. Возможно, Африка понравится Барбаре.
Флетч помнил, что никогда не был «пупом земли» для Жозефины Флетчер. На первом месте всегда стояли ее детективные романы. Он называл их дефективными. Продавались они ни шатко ни валко, а потому ей приходилось писать их один за другим. Над ее романами часто подшучивали. Говорили, что все ее книги — один и тот же многократно переписанный роман. Добавляли, что издатель заставляет раз за разом переписывать его, пока она не принесет удобоваримый вариант. Выдуманные Жози убийства и прочие ужасы оседали в многочисленных библиотеках страны, но обеспечивали вполне сносное существование, крышу над головой и кусок хлеба. За это Флетч не испытывал к матери ничего, кроме благодарности.
Жози Флетчер жила в мире, где вымышленные персонажи обретали реальность, а настоящие люди забывались, расплываясь в туманной дымке. Герои ее романов редко завтракали, обедали и ужинали в один день, не знали, что такое ссадина на локте, «фонарь» под глазом или сломанные пальцы. Они никогда не ходили в магазины, чтобы купить брюки взамен порванных.
В детстве и юности самостоятельности Флетчу хватало с лихвой. Иной раз он мог бы и поступиться немалой ее частью.
И тем не менее в день свадьбы он сидел в номере мотеля со своей матерью, ел сандвич и выслушивал ее удивленные восклицания, вызванные тем, что письмо отца разожгло его любопытство. Никогда ранее она ничего не говорила ему об отце.
Так что интересовали его и сам отец, и их с матерью, отношения. Причем не только в данный момент, но всю сознательную жизнь.
— Почему?
— Что, почему?
— Почему ты никогда не рассказывала мне об отце, о вашей совместной жизни?
— Причиной тому страх и чувство справедливости.
— Страх?
— И твое мужское начало, сынок, с которым я никак не могла свыкнуться. Матери все знают. Ты рвал брюки на заборах с тех пор, как тебе исполнилось девять лет.
Флетч покраснел.
— Мужчины не рождаются девственницами, знаешь ли.
— Ты не родился, это точно.
— Мужчине нечего отдать, кроме своей энергии, — рассмеялся Флетч.
— О, Господи.
— Что же поделаешь, если энергия бьет из меня ключом.
— Вот, значит, как теперь это называется.
— Могу я съесть твою картошку?
— Конечно. Энергию надо подпитывать.
— Я съел пиццу в три часа утра. То ли поужинал, то ли позавтракал.
— Что бы я ни писала в последних главах, не все загадки имеют решения. Как матери объяснить сыну, что она не понимает мужа, отца? Что она попала в непонятную для нее ситуацию?
— Может, начать с первой главы?
— И мне хотелось, чтобы все было по справедливости. Я могла выложить тебе все, что думаю о твоем отце, мое замешательство, боль, изумление, но его-то рядом не было, он не мог высказаться в свою защиту, изложить свою точку зрения на происшедшее. Знаешь, я любила его.
— Ты могла бы сказать, что он бросил тебя, а не умер.
— Я этого не знала, клянусь тебе, — Жози побледнела. — И сегодня ты показал мне всего лишь чистый лист бумаги…
Флетч наблюдал, как пальцы матери разминают остаток сандвича.
— Ты знаешь, что нам пришлось объявить твоего отца умершим по прошествии семи лет с его исчезновения. Иначе я бы никогда не вышла замуж за Чарлза.
— Я его помню.
— Он пробыл с нами недолго, не так ли? Как и Тед.
— Ты оставила себе фамилию Флетчер.
— Я и печаталась под этой фамилией, ее носишь и ты. Ни Чарлз, ни Тед, ни… Никто из них не шел ни в какое сравнение с твоим отцом, — она вытерла глаза бумажным полотенцем. — Именно немыслимость твоего отца я и любила. Если этот чистый листок что-то да значит, если он действительно куда-то уехал, я с радостью уехала бы вместе с ним.
— Но ты говоришь, что не понимала его.
— Да кто может кого понять?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25