Воскресным утром Том проспал до десяти. Он заказал завтрак в номер и затем позвонил Фрэнку. Никто не подошел. Ушел на прогулку?
Том пожал плечами. Сделал ли он это намеренно — чтобы убедить себя, что судьба Фрэнка ему безразлична? Что, если на улице его остановил полицейский и теперь просит предъявить документы? Видимо, незаметно для самого себя Том успел сильно привязаться к этому мальчонке. Пора этому положить конец. Хотя в любом случае завтра это произойдет само собой, ведь завтра Фрэнк улетает в Нью-Йорк. Том раздраженно скомкал пустую пачку из-под сигарет, бросил ее издали в мусорную корзину, но промахнулся и должен был встать, чтобы поднять ее с пола.
В дверь постучали — легко, одними кончиками пальцев, так, как обычно стучал он сам. Том открыл дверь. Держа в руках пластиковый пакет с фруктами, на пороге стоял Фрэнк.
— Я прогулялся немного. Внизу узнал, что вы заказали завтрак. Я их спрашивал по-немецки. Правда, здорово?
Полдень их застал в районе Кройцберга. В скоростном вагончике, двигавшемся в направлении Ванзее, они пили пиво. Фрэнк закусывал «булеттой» — длинной большой котлетой, которую немцы обычно едят с пивом, макая в горчицу. Стоявший рядом с ними турок закусывал бутербродом. Он был голый до пояса, в коротких, словно порванных собаками шортах, из которых вываливалось волосатое пузо. На ногах были грязные сандалии.
Фрэнк оглядел его с ног до головы и глубокомысленно изрек:
— Берлин мне кажется очень большим, и народ здесь не толпится.
У Тома тут же возникла идея насчет второй половины дня — они съездят в знаменитый Грюнвальдский лес, но до этого завернут к Глайникер Брюкке.
— Я всегда буду помнить этот день, — проговорил вдруг Фрэнк. — Наш последний день вместе.
Тому странно было слышать такие слова от Фрэнка, скорее их могла бы произнести влюбленная женщина. Да-а, вряд ли родные Фрэнка, в особенности его мать, будут в восторге, если Тому вздумается навестить мальчика во время своего октябрьского визита в Штаты. Возможно, его мать даже слышала его имя в связи с подозрениями насчет подделок картин Дерватта. Этого нельзя исключить, поскольку Пирсон-старший мог говорить на эту тему в ее присутствии. Тому не хотелось сейчас думать о том, что у матери Фрэнка его имя может вызвать весьма негативную реакцию.
Обедали они на открытом воздухе в Ванзее, откуда открывался вид на остров Плаувен. Внизу тихо плескалась синяя вода озера, под ногами скрипела галька, над ними тихо шелестела листва, и обслуживавший их толстячок официант оказался на редкость дружелюбен. Им подали кислые щи с картофельными клецками, салат из красной капусты и, конечно, пиво.
Они находились в юго-восточной части Берлина.
— До чего ж тут замечательно! В Германии, я хочу сказать, — воскликнул Фрэнк.
— Лучше, чем во Франции?
— Здесь люди добрее.
Тому тоже так казалось, хотя было забавно говорить такое не где-нибудь, а именно в Берлине. Утром они снова довольно долго ехали вдоль Стены. Солдат не было видно, но высота ее оставалась такой же, как на Фридрихштрассе, и по ту сторону на скользящих поводках без устали носились овчарки, встречавшие шум мотора заливистым лаем. Шофер, довольный, что подцепил выгодных пассажиров, болтал без умолку.
— Это ж надо — такое придумать, — со смехом говорил он. — Позади собак — еще пятьдесят метров минного поля, дальше — противотанковый ров в девять футов глубиной. Но и этого им показалось мало: за рвом — еще пропаханная полоса для обнаружения следов!
— Да уж, постарались на славу! — отозвался Фрэнк, а Том заметил:
— Как странно! Те, кто называют себя революционерами, на деле оказываются наиболее отсталыми. Говорят, революция нужна любой стране, но я все равно не понимаю, почему до сих пор многие люди и партии поддерживают связи с Москвой.
Том произнес свою маленькую речь по-немецки, ему было интересно, что по этому поводу думает шофер.
— А что Москва? — заметил тот. — У Москвы теперь только армия — для того, чтобы запугивать когда и кого надо, а идеи? Нет уже никаких идей, — закончил он со вздохом.
У Глайникер Брюкке Том перевел Фрэнку надпись на немецком при въезде на мост:
«Те, которые назвали этот мост мостом Единения, возвели также и Стену; они обнесли ее колючей проволокой, создали ничейную полосу смерти и тем самым надругались над понятием „единение“».
Фрэнк захотел иметь эту надпись на немецком, и Том переписал для него текст. Шофер, которого звали Герман, так располагал к себе, что Том предложил ему вместе пообедать, а затем продолжить экскурсию. Герман не отказался, но тактично сел за другой столик.
— Ну, а теперь — в Грюнвальд, — сказал затем Том. — Довезете нас туда и уедете, а то мы хотим там немного погулять. Как — согласны?
— Безусловно! Поехали! — откликнулся шофер, поднимаясь со стула. За время обеда он, похоже, набрал еще пару лишних килограммов.
Ехать им предстояло около четырех миль. Том разложил на коленях карту, чтобы объяснять Фрэнку, по каким местам они проезжают. Они проехали через Ванзейский мост и повернули на север. По краям шоссе мелькали островки зелени, которые чередовались с маленькими деревушками. И вот наконец Грюнвальд — место, которое, как объяснил Фрэнку Том, французские, английские и американские военные избрали для своих игр в солдатики с применением пулеметов и танков.
— Высадите нас у Труммерберга, хорошо? — попросил Том.
— Будет сделано.
Такси одолело небольшой подъем, и перед ними возник Труммерберг — гора из руин военного времени, засыпанная кубометрами грунта. Том расплатился с Германом по тарифу и прибавил сверх того еще двадцать марок.
— Спасибо большое и всего вам доброго! — сказал шофер, и такси отъехало.
На полпути к вершине какой-то мальчик запустил в воздух самолет и ловко управлял им при помощи ручного пульта. По склону Труммерберга вилась трасса для спуска на лыжах и санях.
— Зимой здесь катаются на лыжах, — пояснил Том. — Это, наверное, очень здорово.
Сказать по правде, сам он плохо представлял себе такого рода спортивное развлечение, но он чувствовал себя отчего-то на редкость счастливым. По одну сторону открывался вид на огромный лесной массив, по другую — внизу, в туманной дымке раскинулся Берлин... Фантастическое зрелище!
В Грюнвальд, который выглядел как настоящий дикий лес, вели незаасфальтированные дороги. Судя по карте, он занимал не менее двенадцати квадратных миль. Как дар провидения расценивал Том то, что все это зеленое великолепие оказалось в пределах Западного Берлина, хотя и в несколько обрубленном, как и сам город, виде. По одной из нешироких дорог они двинулись в глубь леса, и вскоре верхушки деревьев сомкнулись над их головами, затеняя солнечный свет.
Они прошли мимо парочки, расположившейся на пикник неподалеку от дорожки, и Том поймал устремленный на нее мечтательный, немного завистливый взгляд Фрэнка. Он поднял сосновую шишку, дунул на нее и спрятал в карман.
— Посмотрите, какие красивые! Люблю березы! — воскликнул Фрэнк.
Березы, большие и маленькие, здесь были повсюду. Они росли вперемешку с соснами и реже рядом с дубками.
— Где-то здесь есть огороженный проволокой сектор, там проводятся военные маневры, — начал было Том, но осекся. Он понял, что Фрэнку не до разговоров, тот погрустнел. Наверное, вспомнил, что это его последний перед вылетом день.
Завтра в это время он будет уже на пути домой. Только что и кто его ждет там? Девушка, в чувствах которой он не уверен? Мать, которая спрашивала, не он ли убил своего отца, и вроде бы поверила, когда он сказал «нет»? Возможно и другое. Возможно, что в Америке ситуация изменилась и найдены некие доказательства вины Фрэнка. Может такое быть? Может, и вполне. Уже не в первый раз Тому пришло в голову, что убийство отца — это всего лишь плод больного воображения Фрэнка и что на самом деле Фрэнк его вовсе и не убивал. Быть может, оттого, что вокруг было так красиво и день был так изумительно хорош, Тому хотелось сейчас верить в его невиновность.
Слева от себя Том заметил большое упавшее дерево и сделал знак Фрэнку, чтобы тот свернул с дороги. Том сел и, уперев спину в ствол, закурил. Поглядел на часы — без тринадцати четыре. Пожалуй, стоит повернуть обратно к Труммербергу, там будет легче найти машину или поймать такси. Если углубляться в лес, то можно и заблудиться.
— Сигарету хочешь? — спросил он Фрэнка.
— Нет, спасибо. Извините, я отойду на минутку, надо отлить.
— Я буду ждать на дороге, — сказал Том.
Он стал думать о том, что, возможно, уже завтра во второй половине дня он будет в Париже, если только ему не вздумается навестить Эрика Ланца на его берлинской квартире. Занятно посмотреть, как он тут устроился и что поделывает. Заодно можно будет выбрать на Курфюрстендамм какой-нибудь милый презент для Элоизы — сумочку, например... Тому вдруг почудилось, что откуда-то справа до него долетел какой-то звук. Голоса?
— Бен! — позвал он; сделал несколько шагов в обратном направлении и снова крикнул: — Бен! Ты заблудился! Давай сюда.
Он уже прошел мимо поваленного дерева, но Фрэнк все не отзывался. Далеко впереди, в чаще, хрустнула ветка. Может, ветер? Или же Фрэнк играет в прятки, как это было однажды в Бель-Омбр, когда ему захотелось, чтобы Том его поискал?
Тома совсем не прельщала идея продираться сквозь подлесок с риском порвать брюки.
— Хватит дурака валять, Бен. Нам пора! — крикнул он, полагая, что Фрэнк не мог уйти далеко и наверняка должен его услышать.
Ни звука в ответ.
Внезапно ему стало трудно дышать. Том испугался, сам не понимая отчего. Он побежал. Сначала — налево, туда, где, как ему казалось, хрустнула ветка. Время от времени он выкрикивал «новое» имя Фрэнка, останавливался, прислушивался и бежал снова. Неожиданно слева от себя он заметил грязную наезженную дорогу. Том свернул на нее, размышляя на бегу, не лучше ли вернуться назад. «Еще ярдов тридцать — и хватит! — сказал он себе. — Буду искать в другом направлении». Может, парень снова решил пуститься в бега? Хотя вряд ли — без паспорта, который остался в отеле, ему далеко не убежать. Это было бы верхом глупости. Может, его уже арестовали?
Все его сомнения разрешились, когда впереди, на небольшой поляне, расположенной в лощине, он увидел большую темно-синюю машину. Обе ее передние дверцы были распахнуты настежь. У него на глазах водитель резко включил зажигание и захлопнул со своей стороны дверь. Второй человек выскочил из-за багажника и собирался занять место рядом с шофером, но при виде Тома замер. Одной рукой он держался за дверцу, другая быстро нырнула во внутренний карман пиджака.
Сомнений не оставалось: Фрэнк был у них.
— Какого черта вам надо?! — выкрикнул он и рванулся было вперед, но тут же остановился: на него глядело дуло черного пистолета, а от машины его отделяло всего ярдов пять.
Человек держал пистолет обеими руками, как на учебных стрельбах. Через минуту мужчина уже сидел рядом с водителем, и машина стала разворачиваться. Том успел заметить номер: B-RW-778. У шофера волосы были светлые; у того, кто прыгнул в машину на глазах Тома, были прямые черные волосы, усы и плотно сбитое, мускулистое тело. Тому стало ясно, что и они разглядели его.
Машина стала неспешно отъезжать. Том мог бы догнать ее в несколько прыжков, но спрашивается — зачем? Чтобы получить пулю в живот? Что значит смерть какого-то Тома Рипли по сравнению с несколькими миллионами долларов выкупа за мальчишку? Что они сделали с Фрэнком? Где он — в багажнике с кляпом во рту? Или его отключили ударом по голове и бросили на заднее сиденье? Так или иначе, Тому показалось, что позади шофера находился кто-то.
Все эти мысли мелькали у него в голове, пока машина (это была «ауди») не скрылась за поворотом.
Ручка у Тома была с собой, и за отсутствием бумаги он сорвал целлофан с пачки сигарет и записал на ней номер машины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53