- Опять они. Проклятый «Черный прилив»! - еле выдохнул Фингал.
Эмбер необъяснимо развеселилась. Он спросил, что, черт побери, смешного.
- Ничего смешного. Но это действительно великолепно.
- Рад, что ты так думаешь. Иисусе, что же с «Лотто»? - спросил он. - И что с моей машиной? Надеюсь, у тебя есть план Б.
- Поехали отсюда, - сказала Эмбер. Когда он замешкался, она понизила голос: - Поторапливайся. Пока «они» не вернулись.
Она заставила его вести - нарочно, чтобы отвлекся. Вскоре он заболтался и успокоился. В Хомстеде она приказала остановиться у дренажного канала. Подождала, пока проедет мусоровоз, и выкинула в воду Пухлов кольт-«питон». После этого Фингал молчал многие мили. Эмбер знала, что он думает о деньгах. Как и она.
- Этого не должно было случиться. Это неправильно, - сообщила она. - Как ни крути.
- Да, но четырнадцать миллионов баксов…
- Знаешь, почему я не расстраиваюсь? Потому что мы больше не на крючке. Теперь нам не нужно решать, как же быть. Кто-то решил за нас.
- Но билет до сих пор у тебя.
Эмбер покачала головой:
- Ненадолго. Кто бы ни приезжал за этой кассетой, он знает, кто на самом деле выиграл в лотерею. Они знают, ясно?
- Ага. - Фингал надулся.
- Меня пока не арестовывали. А тебя?
Фингал ничего не сказал.
- Ты вот про маму свою говорил, да? А я думала о папе, - добавила Эмбер. - О том, что сделал бы мой папа, если бы однажды вечером включил телевизор, а там его маленькая светловолосая принцесса в наручниках, арестована за попытку обналичить украденный лотерейный билет. Это его, наверное, убьет, моего папочку.
- Раввина?
Она тихо рассмеялась:
- Точно.
Фингал толком не знал, как вернуться в Коконат-Гроув, поэтому Эмбер (которой нужно было собрать вещи на день, пересечься с Тони и договориться с подружкой Глорией, чтобы та прикрыла ее смену в «Ухарях») велела ему держаться федеральной трассы номер один, хотя там была куча светофоров. Фингал не жаловался. Они стояли в пробке на развязке Бёрд-роуд, когда к машине подошел пожилой кубинец с розами на длинных стеблях. Фингал, повинуясь порыву, откопал в своем камуфляже пятидолларовую банкноту. Старик тепло улыбнулся. Фингал купил три розы и вручил их Эмбер, а та ответила прохладным быстрым поцелуем. Он впервые купил цветы женщине и впервые пообщался с настоящим майамским кубинцем.
Что за день, подумал он. И ведь еще не кончился.
От видеопленки у Моффита заболела голова. Типичная съемка для круглосуточного магазина: плохого качества черно-белая притормаживающая запись, размытые картинки дергались, как в пластилиновом мультфильме. Цифры дня-даты-времени мигали у нижнего края кадра. Моффит нетерпеливо перемотал вперед смазанную конгу водителей грузовиков, коммивояжеров, еле шевелящих ногами туристов и веселящихся подростков, чья нездоровая диета и никотиновая зависимость делали «Хвать и пошел» золотой жилой для владевшей им голландской холдинговой компании.
Наконец Моффит досмотрел до Джолейн Фортунс - она входила во вращающиеся стеклянные двери. На ней были джинсы, мешковатая спортивная фуфайка и большие круглые солнечные очки - возможно, те, с персиковым оттенком. Часы камеры показывали 17:15. Минутой позже Джолейн стояла у прилавка. Моффит хихикнул, заметив цилиндрик «Сертс» - несомненно, мятных. Джолейн порылась в кошельке и протянула деньги невысокому плотному кассиру-подростку. Он вручил ей сдачу монетами и один билет из автомата «Лотто». Она что-то сказала кассиру, улыбнулась и вышла за дверь в сияние дня.
Моффит отмотал пленку назад, чтобы еще раз взглянуть на улыбку. Она была настолько хороша, что ему стало больно.
Он покинул Пуэрто-Рико днем раньше, после того как кузены де ла Хойя мудро отреклись от своих первоначальных объяснений насчет трех сотен китайских автоматов, найденных в их пляжном домике в Ринконе (а именно: они, ничего не подозревая, сдали дом банде левых партизан, выдававших себя за американских серферов). Адвокаты де ла Хойя поняли, что дело плохо, заметив, как заухмылялись присяжные (а один даже подавил смешок) при оглашении серферского алиби во вступительной речи. Вслед за поспешным совещанием де ла Хойя решили быстренько согласиться на предложение властей заключить сделку о признании вины, тем самым избавив Моффита и полдюжины прочих агентов БАТО от нудной рутины свидетельских показаний. Когда дело завершилось, товарищи Моффита направились прямиком в Сан-Хуан в поисках тропических шлюшек, а сам Моффит полетел домой помогать Джолейн.
Которая, естественно, куда-то подевалась.
Моффит знал, что она не воспользуется его советом, не отступит и не станет ждать. Тут уж ничего не поделать - она упряма как осел. Всегда была такой.
Найти ее, если она до сих пор жива, означало найти лотерейных грабителей, которых она, без всякого сомнения, и выслеживала. За подсказками Моффит вернулся в квартиру Бодеана Джеймса Геззера, который, судя по всему, покинул ее в панике. Еда на кухне начала гнить, а кетчуповое послание на стенах засохло до липкой коричневой корки. Моффит еще раз как следует прошелся по комнатам и наткнулся на мятое уведомление о лишении в судебном порядке арендованного участка под трейлер в захолустье, в окрестностях Хомстеда. На обратной стороне листка кто-то карандашом нацарапал шесть чисел, совпадавшие с теми, что были в украденном билете Джолейн.
Моффит уже направился было к двери, когда зазвонил телефон. Моффит не смог устоять. Звонил помощник департамента шерифа округа Монро, спрашивал о пикапе «додж-рэм» 1996 года, который нашли «раздетым» около насыпи Индиан-Ки на Приморском шоссе. Помощник шерифа сказал, что грузовик зарегистрирован на Бодеана Дж. Геззера.
- Это вы? - спросил по телефону помощник.
- Мой сосед по квартире, - ответил Моффит.
- Короче, когда увидите его, - сказал помощник, - не попросите с нами состыковаться?
- Конечно, - заверил Моффит, думая: так значит, засранцы сбежали на Киз.
Он немедля принялся обзванивать яхтенные пристани к югу от Ки-Ларго и спрашивать (самым убедительным своим агентским тоном) о необычных арендах или кражах. Так он и узнал о пропавшем «Китобое» на Исламораде, взятом, по словам старого бедняги из проката, «дамочкой-негро с бойким язычком». Береговая охрана уже подняла вертолет; Моффит сделал еще один звонок и выяснил, что может отправиться за компанию. В Опа-Локе он дождался вертушку, прилетевшую на дозаправку.
Полтора часа спустя они ее заметили - Джолейн вместе с новым другом, Кроумом. Они беззаботно плыли на пропавшем ялике.
Как-то глупо настолько за нее переживать, глядя в бинокль, подумал Моффит. Ну а как не переживать, если ты в здравом уме?
Моффита высадили из вертолета, и он поехал в Хомстед искать дом на колесах, откуда выселяли человека, известного владельцу земли под именем «Пухл Смит». Мятый одноместный трейлер стоял у грунтовой дороги на выезде из сельскохозяйственных угодий. Внутри Моффит наткнулся на груды старых оружейных журналов, пустые коробки из-под патронов, футболку «Власть белых», трикотажную рубашку «О'Джея - на электрический стул!», вымпел «Боже, благослови Мардж Шотт » и (в спальне) кустарный печатный станок для фальшивых разрешений на парковочные места для инвалидов - качество которых, отметил Моффит, было весьма неплохим.
Почта оказалась скудной и ничего не проясняла - счета и флайеры из оружейных магазинов, адресованные «П. Смиту», или «П. Джонсу», или попросту «М-ру Пухлу». Ни один клочок бумаги не давал разгадки подлинной личности арендатора, но Моффит был уверен, что это и есть хвостатый компаньон Бодеана Джеймса Геззера. Комок грязных длинных волос в душевом стоке вроде бы подтверждал его теорию.
Рядом с трейлером был припаркован старый «шевроле-импала». Моффит записал номер, потом осмотрел багажник (где обнаружил брезентовый чехол для винтовки и пятифунтовую коробку вяленой говядины), заглянул под сиденья (два мундштука-защепки для коротких косяков и искромсанный журнал «Oui» ) и вскрыл бардачок (видеокассета, которую сейчас и проигрывал его магнитофон).
Моффит отключил видео и вскрыл пиво. Интересно, что произошло, пока его не было в Штатах, интересно, где же скрываются белые подонки-грабители. Интересно, что задумали Джолейн Фортунс и ее новый друг Том.
Он набрал ее номер в Грейндже и оставил на автоответчике сообщение: «Я вернулся. Позвони как можно скорее».
Потом отправился спать, раздумывая, что ему следует спросить и что ему на самом деле нужно знать.
Мэри Андреа Финли Кроум блистала как кинозвезда.
Так говорили в «Реджистере» все поголовно. Даже ответственный редактор признал, что она сногсшибательна.
Она осветлила свои короткие волосы и сделала маникюр, накрасила губы бледно-розовой помадой, надела крохотные сережки-кольца, тонкие чулки и невероятно короткую черную юбку. Последним смертельным ударом были четки, чувственно свисавшие с кончиков пальцев.
Когда Мэри Андреа вошла в отдел новостей, репортер криминальной хроники повернулся к ответреду:
- Том, похоже, с катушек съехал, если гулял от такой. Может быть, подумал ответственный редактор. А может, и нет.
Элегантная вдова подошла к нему и спросила:
- Ну и где они?
- В вестибюле.
- Я только что прошла через вестибюль. И не видела никаких камер.
- У нас еще десять минут, - ответил редактор. - Они здесь будут, не волнуйтесь.
Мэри Андреа осведомилась:
- Есть тут место, где я могла бы побыть одна? Ответственный редактор беспомощно оглядел отдел, где возможностей уединиться было не больше, чем на автобусной станции.
- Мой кабинет, - предложил он без особого энтузиазма и отправился вниз за плюшкой.
По возвращении его задержал помощник редактора отдела местных новостей:
- Угадайте, что там делает миссис Кроум.
- Безудержно рыдает?
- Нет, она…
- Корчится от горя?
- Я серьезно.
- Роется в моем столе. Ставлю на это.
- Нет, она репетирует, - сказал помощник редактора. - Репетирует свои реплики.
- Превосходно, - констатировал ответственный редактор.
Когда они вышли в вестибюль, там уже ожидали съемочные группы трех местных телестанций, включая обещанный филиал «Фокс». Прибыл и фотограф «Реджистера» (с унылым видом, соответствующим заданию), увеличив контингент прессы до четырех представителей.
- Тоже мне толпа, - проворчала Мэри Андреа.
Ответред холодно улыбнулся:
- Толпа - по нашим скромным меркам.
Вскоре комнату заполнили прочие редакторы, журналисты и клерки, большинство которых толком не знали Тома Кроума, но начальство заставило их прийти. Подтянулись даже группки из отдела распространения и рекламы - вычислить их было просто, потому что одевались они намного опрятнее шайки из новостей. К тому же среди аудитории попадались любопытные горожане, пришедшие в «Реджистер» разместить объявления, оставить содержательное письмо редактору или отказаться от подписки из-за бесстыжего левого или правого уклона газеты.
Единственным лицом, отсутствующим на церемонии награждения, был сам издатель, который не слишком расстроился от новости о вероятной кремации Тома Кроума. Тот однажды написал желчную статью о привилегированном загородном клубе, в котором состояли сам издатель и четверо его сыновей-гольфистов. После выхода материала члены клуба проголосовали пощадить сыновей, но исключить издателя за то, что не уволил Кроума, и заставить публично извиниться за то, что навлек на них всех презрение и насмешки (Кроум описал клуб как «ослепительно-белый и протестантский за исключением кэдди»).
В своей речи о Кроуме ответственный редактор с удовольствием использовал бы эту строчку (а также дюжину других остроумных цитат), но поостерегся. Он помнил о пенсии и праве на льготное приобретение акций компании. Так что, когда зажглись софиты телевизионщиков, он ограничился несколькими безобидными замечаниями, храбро пытаясь наделить первую премию «Амелии» значимостью и, возможно, даже престижем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60