Без всяких предисловий он прямо спросил ее, как ей нравится сэр Николас. Одному Богу известно, что бедный джентльмен хотел услышать в ответ.
— Совсем не нравится, сеньор, — ответила дочь.
— Боюсь, — сказал дон Мануэль, пристально наблюдая за ней, — что вы слишком нравитесь ему, дитя мое.
Доминика поняла, что это была проверка, и презрительно рассмеялась:
— Несчастный! Но какова наглость!
Дон Мануэль был совершенно удовлетворен. Однако Боваллет так понравился ему самому, что он не мог не жалеть о том, что его дочь испытывает к этому человеку столь пламенную неприязнь.
— Жаль, что он англичанин, — сказал он. — Мне нравятся люди его склада.
— Хвастун, — произнесла Доминика с нежным презрением.
— Можно сказать и так. Но до того, как мы отправились в это путешествие, Доминика, мне казалось, что вам он представлялся героем. Вы подолгу были готовы слушать россказни о его подвигах.
— Тогда я еще не встречала его, сеньор, — чопорно возразила Доминика.
Дон Мануэль улыбнулся.
— Да, он неистовый человек. Я рад, что у вас хватает здравого смысла увидеть это. Но будьте с ним повежливее, дитя мое, мы многим обязаны ему. Он клянется, что высадит нас в Испании, и — madre dios! Я верю, что он выполнит свое обещание, хотя и не знаю, как…
После этого разговора Доминике очень захотелось узнать, как Боваллет хочет осуществить свое намерение. В тот же вечер, играя в кают-компании в карты, она решительно взялась за Дэнджерфилда, но в ответ на ее требование рассказать о планах его начальника, он притворился, что ничего не знает. Доминика не поверила ему.
— Как! — сказала леди недоверчиво. — Не хотите же вы мне сказать, что не вы являетесь его доверенным лицом. В самом деле, сеньор, можете тогда вообще ничего не говорить мне.
— Клянусь вам, сеньора, это не так! — заверял ее Дэнджерфилд. — Сэр Николас всегда держит свои планы в строгом секрете. Задайте этот вопрос ему самому, и я уверен, что он ответит вам.
— О, я ни о чем не желаю говорить с ним, — ответила леди и снова занялась картами.
Скоро она услышала то, что так надеялась услышать — громкий голос, быстрые шаги и смех, отдававшихся эхом в коридоре. Дверь распахнулась, вошел Боваллет, договаривая через плечо какое-то приказание.
— Да хранит вас Бог, леди! — приветствовал он ее. — Диккон, неотложные дела поджидают вас. Дайте-ка мне ваши карты, и я попытаю счастья.
Дэнджерфилд тут же поднялся. Как всегда, девушка ничего не могла возразить Боваллету. По правде говоря, она была рада, что вместо Дэнджерфилда с ней будет играть именно он, но почему бы ему хотя бы не спросить прежде ее разрешения? Боваллет сел на место Дэнджерфилда, а лейтенант помедлил, положив ладонь на ручку двери. Он улыбался.
— Вот увидите, сэр, удача сегодня на стороне доньи Доминики!
— Понимаю, Диккон, понимаю. Но я попробую изменить это положение. Вы свободны. — Он бросил карту и улыбнулся Доминике, глядя на нее через стол. — Это будет бой до победы, леди!
Доминика играла молча. В конце концов, он выиграл эту игру. Девушка прикусила губу, но улыбнулась.
— Да, сеньор, вы выиграли. — Она наблюдала за тем, как он тасует карты, а затем сложила руки на коленях. — Я не буду больше соперничать с вашим искусством.
Сэр Николас отложил колоду.
— Тогда давайте немного поболтаем, — предложил он. — Это мне нравится куда больше. Как чувствует себя дон Мануэль?
Тень скользнула по ее лицу.
— Думаю, что он очень болен, сеньор. Я должна поблагодарить вас, что вы прислали к нему вашего врача.
— Не надо благодарить меня…
— Отец говорил, что вы поклялись высадить нас на берег Испании, — сказала Доминика. — Объясните, прошу вас, как вы собираетесь сделать это?
— Очень просто, — ответил сэр Николас. Он опять взялся за свой ароматический шарик, его глаза заблестели.
— Да, сеньор, как же? — нетерпеливо поинтересовалась она. — У нее нет желания становиться свидетельницей еще одного морского сражения.
— Можете не волноваться, моя дорогая. Неужели вы полагаете, что Ник Боваллет подвергнет вас такому же риску, как и Нарваэс? Как вы только можете так думать!
— Сеньор, только безумный может верить, что ему удастся войти в испанский порт без единого выстрела…
— Вовсе нет, дитя. Если бы я решился на такой поступок, мне пришлось бы привыкать к мысли о целой буре выстрелов, что загремят над моей головой. — Он положил ногу на ногу.
— Я вижу, сеньор, вы не желаете рассказать мне о своих планах, — натянуто улыбнулась Доминика.
Он пожал плечами.
— Разве до сих пор я не отвечал на все ваши вопросы? Вам бы следовало знать меня получше. Спросите как полагается, о моя леди Надменность, и я отвечу вам! — Боваллет опустил глаза, а Доминика решила изменить направление атаки, чтобы посмотреть, что из этого выйдет.
— У вас действительно есть основания, чтобы насмехаться надо мной, сеньор. Я прекрасно понимаю, что обязана вам. И все же, мне кажется, вы могли бы обращаться со мной более вежливо.
Николас выпустил свой шарик.
— Вот-те раз! — воскликнул он, пораженный. — Это еще что такое? — Он протянул через стол руку. — Между нами больше не должно быть таких разговоров, дитя. Вы ничем на обязаны мне. Все, что я делаю, я делаю потому, что это мне нравится! Просите перемирия! — Во взгляде его появилась улыбка. — Ну, разве я насмехаюсь над вами? А я-то думал, что этим занимаетесь вы!
— Я в ваших руках, я бессильна, сеньор, — траурным тоном проговорила Доминика. — Если вам нравится издеваться надо мной, никто не сможет вам помешать.
Однако эти ее слова произвели совсем обратный эффект.
— Девочка, еще немного, и мне придется посадить тебя на колени и поцеловать, — заметил Боваллет.
— Я бессильна, — произнесла она, упорно не поднимая глаз.
Мужчина нахмурился, встал со стула и опустился на колени подле нее.
— Что все это значит, Доминика? Неужели это вы, такая смиренная, такая напуганная? — Он увидел, как горят ее глаза, и расхохотался. — Ах, обманщица! — мягко сказал он. — Посмей я только прикоснуться к вам, вы сразу дадите мне отпор!
Губы девушки вздрагивали от смеха, она смотрела на него сквозь ресницы. Николас поцеловал ее руку.
— Ну, так что же вы хотите, чтобы я вам рассказал? — спросил он.
— Пожалуйста, — протянула она жалобно, скажите, где вы собираетесь высадить нас?
— Всего в нескольких милях к западу от Сантандера, любимая. Там есть одна маленькая деревушка контрабандистов, которая радушно примет нас.
— Контрабандисты! — она взглянула на него. — О, так вот вы еще кто! Мне следовало догадаться об этом раньше!
— Нет, нет, не обвиняйте меня, — улыбнулся он. — Направьте свои укоризненные взгляды на моего толстого боцмана. Это, скорее, по его части. Он уже много лет занимается таким ремеслом, и я полагаю, ему известен каждый контрабандистский порт в Европе. Под покровом темноты мы быстро подойдем к берегу, высадим вас и отплывем до рассвета.
Наступило молчание. Доминика посмотрела на герб на стене и тихо сказала:
— Вот и кончается приключение. Сэр Николас снова поднялся на ноги.
— Вы и в самом деле так думаете? Она была серьезна.
— Именно так я и думаю, сеньор. Я окажусь в Испании и я буду свободна… свободна от вас!
Он упер одну руку в бедро, другая начала теребить бородку. Ей следовало насторожиться, но она еще не знала, что значат эти грозные признаки.
— Леди, — сказал Боваллет, и она вздрогнула, услышав непреклонную настойчивость в его голосе, — основатель моего рода имел немного другой девиз, — он поднял руку, показывая на свиток с девизом за его спиной. — Из хроник, написанных неким Аланом, ставшим впоследствии эрлом Монтлисским, мы узнаем, что Симон, первый из баронов Боваллетов, взял своим девизом следующие слова: «Еще не обладаю, но уже держу». — Голос Николаса зазвенел и замер.
— И что же, сеньор? — нерешительно спросила Доминика.
— Я еще не обладаю вами, но будьте уверены, что уже держу вас, — ответил Боваллет.
В душе девушки шла борьба.
— Вы безумец, сеньор.
— Это сладкое безумие.
— Я не верю, что вы посмеете приехать за мной в Испанию.
— Клянусь смертью Господней, не верите? А что, если бы я посмел?
Она опустила взгляд на сложенные руки.
— Говорите же! Если я посмею! Если я проберусь в Испанию и найду вас там? Что бы вы ответили мне?
Лицо ее пылало, грудь быстро поднималась и опадала.
— О, если бы нашелся человек, способный совершить такое ради любви!..
— Он перед вами. Что бы вы отдали ему? Она поднялась, прижимая руку к груди.
— Если бы только он осмелился, я бы отдала ему… себя, сеньор.
— Запомните ваше обещание! — предупредил он ее. — Не пройдет и года, как вам придется его выполнить.
Девушка со страхом посмотрела на него.
— Но как? Как?
— Сердце мое, — откровенно признался Боваллет, — я еще не знаю как, но я обязательно найду способ.
— О, это все пустое хвастовство! — воскликнула она, и быстро направилась к двери. Его восклицание заставило ее остановиться и оглянуться через плечо. — Что еще, сеньор?
— Мое обещание, — ответил Боваллет и снял с пальца кольцо. — Храните кольцо Боваллета, пока он сам не придет за ним. — Доминика приняла кольцо и задумчиво посмотрела на Боваллета. — Просто так, если хотите, на память. Храните его хорошенько.
На тяжелом золотом кольце искусной работы был изображен герб Боваллета.
— Я всегда буду хранить его, — сказал она, — на память о… таком безумце.
Он улыбнулся.
— Нет, любимая, не всегда! Иногда даже безумец сдерживает свое обещание.
— Только не такое, — со вздохом ответила девушка и вышла.
Все последующие дни ей казалось, что Испания приближается слишком быстро. Погода стояла отличная, попутный ветер нес корабль к родным берегам. Они уже миновали Канарские острова, и Доминика понимала, что приключение заканчивалось. Она стала вежливей со своим пылким кавалером, но все еще не могла поверить ему и потому держалась несколько настороженно. Она позволила ему учить ее английским словам, и смешно лепетала их, повторяя за своим учителем. Она больше не ставила хитрых ловушек бедному Дэнджерфилду, слишком мало у нее оставалось времени и слишком сладок был самообман. Если бы не присутствие отца, возможно, она была бы рада быть увезенной в Англию в качестве приза победителю, но… теперь она уже не сомневалась в намерениях Боваллета. Было совершенно ясно, что он собирался высадить их с отцом в Испании. Об этом она думала со вздохом и улыбкой, признавая, что он поступает честно. В остальном она очень сильно запуталась. Николас казался ей настоящим героем, который ничуть не сомневается в собственном могуществе. Немудрено, что он вынудил бедную девушку верить ему едва ли меньше, чем самому Господу Богу. Хотя, может быть, ему просто нравилось рисоваться и слыть дерзким хвастуном. Конечно, он забудет о ней, как только снова окажется в Англии.
Донья Доминика была вынуждена признать, что атака на ее сердце велась всерьез и по всем правилам. Его мягкая улыбка преследовала теперь ее грезы и сны, и ей никак не удавалось избавиться от нее. Да, он был дерзок и отважен. Она не могла понять, что заставляло ее постоянно думать о нем, ведь он не прибегал к тончайшим приемам ухаживания, не пользовался придворными тонкостями этикета. Боваллет решительно обхватывал талию девушки, срывал поцелуй и снова уносился прочь к своим приключениям, раньше, чем она могла опомниться. О, это был веселый разбойник! Он действовал чересчур напрямик, думала наша леди, был слишком стремителен, не признавал науку нежного ухаживания. Ей нравилось думать, что он похож на сильный ветер, свежий, звенящий от морской соли. Казалось, он не знал отдыха, мог оказаться одновременно и здесь, и там, неутомимый, исполненный искрящейся силы жизни. Вот, например, его блестящие глаза, их откровенный взгляд из-под полуопущенных век.
Стыд и позор!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
— Совсем не нравится, сеньор, — ответила дочь.
— Боюсь, — сказал дон Мануэль, пристально наблюдая за ней, — что вы слишком нравитесь ему, дитя мое.
Доминика поняла, что это была проверка, и презрительно рассмеялась:
— Несчастный! Но какова наглость!
Дон Мануэль был совершенно удовлетворен. Однако Боваллет так понравился ему самому, что он не мог не жалеть о том, что его дочь испытывает к этому человеку столь пламенную неприязнь.
— Жаль, что он англичанин, — сказал он. — Мне нравятся люди его склада.
— Хвастун, — произнесла Доминика с нежным презрением.
— Можно сказать и так. Но до того, как мы отправились в это путешествие, Доминика, мне казалось, что вам он представлялся героем. Вы подолгу были готовы слушать россказни о его подвигах.
— Тогда я еще не встречала его, сеньор, — чопорно возразила Доминика.
Дон Мануэль улыбнулся.
— Да, он неистовый человек. Я рад, что у вас хватает здравого смысла увидеть это. Но будьте с ним повежливее, дитя мое, мы многим обязаны ему. Он клянется, что высадит нас в Испании, и — madre dios! Я верю, что он выполнит свое обещание, хотя и не знаю, как…
После этого разговора Доминике очень захотелось узнать, как Боваллет хочет осуществить свое намерение. В тот же вечер, играя в кают-компании в карты, она решительно взялась за Дэнджерфилда, но в ответ на ее требование рассказать о планах его начальника, он притворился, что ничего не знает. Доминика не поверила ему.
— Как! — сказала леди недоверчиво. — Не хотите же вы мне сказать, что не вы являетесь его доверенным лицом. В самом деле, сеньор, можете тогда вообще ничего не говорить мне.
— Клянусь вам, сеньора, это не так! — заверял ее Дэнджерфилд. — Сэр Николас всегда держит свои планы в строгом секрете. Задайте этот вопрос ему самому, и я уверен, что он ответит вам.
— О, я ни о чем не желаю говорить с ним, — ответила леди и снова занялась картами.
Скоро она услышала то, что так надеялась услышать — громкий голос, быстрые шаги и смех, отдававшихся эхом в коридоре. Дверь распахнулась, вошел Боваллет, договаривая через плечо какое-то приказание.
— Да хранит вас Бог, леди! — приветствовал он ее. — Диккон, неотложные дела поджидают вас. Дайте-ка мне ваши карты, и я попытаю счастья.
Дэнджерфилд тут же поднялся. Как всегда, девушка ничего не могла возразить Боваллету. По правде говоря, она была рада, что вместо Дэнджерфилда с ней будет играть именно он, но почему бы ему хотя бы не спросить прежде ее разрешения? Боваллет сел на место Дэнджерфилда, а лейтенант помедлил, положив ладонь на ручку двери. Он улыбался.
— Вот увидите, сэр, удача сегодня на стороне доньи Доминики!
— Понимаю, Диккон, понимаю. Но я попробую изменить это положение. Вы свободны. — Он бросил карту и улыбнулся Доминике, глядя на нее через стол. — Это будет бой до победы, леди!
Доминика играла молча. В конце концов, он выиграл эту игру. Девушка прикусила губу, но улыбнулась.
— Да, сеньор, вы выиграли. — Она наблюдала за тем, как он тасует карты, а затем сложила руки на коленях. — Я не буду больше соперничать с вашим искусством.
Сэр Николас отложил колоду.
— Тогда давайте немного поболтаем, — предложил он. — Это мне нравится куда больше. Как чувствует себя дон Мануэль?
Тень скользнула по ее лицу.
— Думаю, что он очень болен, сеньор. Я должна поблагодарить вас, что вы прислали к нему вашего врача.
— Не надо благодарить меня…
— Отец говорил, что вы поклялись высадить нас на берег Испании, — сказала Доминика. — Объясните, прошу вас, как вы собираетесь сделать это?
— Очень просто, — ответил сэр Николас. Он опять взялся за свой ароматический шарик, его глаза заблестели.
— Да, сеньор, как же? — нетерпеливо поинтересовалась она. — У нее нет желания становиться свидетельницей еще одного морского сражения.
— Можете не волноваться, моя дорогая. Неужели вы полагаете, что Ник Боваллет подвергнет вас такому же риску, как и Нарваэс? Как вы только можете так думать!
— Сеньор, только безумный может верить, что ему удастся войти в испанский порт без единого выстрела…
— Вовсе нет, дитя. Если бы я решился на такой поступок, мне пришлось бы привыкать к мысли о целой буре выстрелов, что загремят над моей головой. — Он положил ногу на ногу.
— Я вижу, сеньор, вы не желаете рассказать мне о своих планах, — натянуто улыбнулась Доминика.
Он пожал плечами.
— Разве до сих пор я не отвечал на все ваши вопросы? Вам бы следовало знать меня получше. Спросите как полагается, о моя леди Надменность, и я отвечу вам! — Боваллет опустил глаза, а Доминика решила изменить направление атаки, чтобы посмотреть, что из этого выйдет.
— У вас действительно есть основания, чтобы насмехаться надо мной, сеньор. Я прекрасно понимаю, что обязана вам. И все же, мне кажется, вы могли бы обращаться со мной более вежливо.
Николас выпустил свой шарик.
— Вот-те раз! — воскликнул он, пораженный. — Это еще что такое? — Он протянул через стол руку. — Между нами больше не должно быть таких разговоров, дитя. Вы ничем на обязаны мне. Все, что я делаю, я делаю потому, что это мне нравится! Просите перемирия! — Во взгляде его появилась улыбка. — Ну, разве я насмехаюсь над вами? А я-то думал, что этим занимаетесь вы!
— Я в ваших руках, я бессильна, сеньор, — траурным тоном проговорила Доминика. — Если вам нравится издеваться надо мной, никто не сможет вам помешать.
Однако эти ее слова произвели совсем обратный эффект.
— Девочка, еще немного, и мне придется посадить тебя на колени и поцеловать, — заметил Боваллет.
— Я бессильна, — произнесла она, упорно не поднимая глаз.
Мужчина нахмурился, встал со стула и опустился на колени подле нее.
— Что все это значит, Доминика? Неужели это вы, такая смиренная, такая напуганная? — Он увидел, как горят ее глаза, и расхохотался. — Ах, обманщица! — мягко сказал он. — Посмей я только прикоснуться к вам, вы сразу дадите мне отпор!
Губы девушки вздрагивали от смеха, она смотрела на него сквозь ресницы. Николас поцеловал ее руку.
— Ну, так что же вы хотите, чтобы я вам рассказал? — спросил он.
— Пожалуйста, — протянула она жалобно, скажите, где вы собираетесь высадить нас?
— Всего в нескольких милях к западу от Сантандера, любимая. Там есть одна маленькая деревушка контрабандистов, которая радушно примет нас.
— Контрабандисты! — она взглянула на него. — О, так вот вы еще кто! Мне следовало догадаться об этом раньше!
— Нет, нет, не обвиняйте меня, — улыбнулся он. — Направьте свои укоризненные взгляды на моего толстого боцмана. Это, скорее, по его части. Он уже много лет занимается таким ремеслом, и я полагаю, ему известен каждый контрабандистский порт в Европе. Под покровом темноты мы быстро подойдем к берегу, высадим вас и отплывем до рассвета.
Наступило молчание. Доминика посмотрела на герб на стене и тихо сказала:
— Вот и кончается приключение. Сэр Николас снова поднялся на ноги.
— Вы и в самом деле так думаете? Она была серьезна.
— Именно так я и думаю, сеньор. Я окажусь в Испании и я буду свободна… свободна от вас!
Он упер одну руку в бедро, другая начала теребить бородку. Ей следовало насторожиться, но она еще не знала, что значат эти грозные признаки.
— Леди, — сказал Боваллет, и она вздрогнула, услышав непреклонную настойчивость в его голосе, — основатель моего рода имел немного другой девиз, — он поднял руку, показывая на свиток с девизом за его спиной. — Из хроник, написанных неким Аланом, ставшим впоследствии эрлом Монтлисским, мы узнаем, что Симон, первый из баронов Боваллетов, взял своим девизом следующие слова: «Еще не обладаю, но уже держу». — Голос Николаса зазвенел и замер.
— И что же, сеньор? — нерешительно спросила Доминика.
— Я еще не обладаю вами, но будьте уверены, что уже держу вас, — ответил Боваллет.
В душе девушки шла борьба.
— Вы безумец, сеньор.
— Это сладкое безумие.
— Я не верю, что вы посмеете приехать за мной в Испанию.
— Клянусь смертью Господней, не верите? А что, если бы я посмел?
Она опустила взгляд на сложенные руки.
— Говорите же! Если я посмею! Если я проберусь в Испанию и найду вас там? Что бы вы ответили мне?
Лицо ее пылало, грудь быстро поднималась и опадала.
— О, если бы нашелся человек, способный совершить такое ради любви!..
— Он перед вами. Что бы вы отдали ему? Она поднялась, прижимая руку к груди.
— Если бы только он осмелился, я бы отдала ему… себя, сеньор.
— Запомните ваше обещание! — предупредил он ее. — Не пройдет и года, как вам придется его выполнить.
Девушка со страхом посмотрела на него.
— Но как? Как?
— Сердце мое, — откровенно признался Боваллет, — я еще не знаю как, но я обязательно найду способ.
— О, это все пустое хвастовство! — воскликнула она, и быстро направилась к двери. Его восклицание заставило ее остановиться и оглянуться через плечо. — Что еще, сеньор?
— Мое обещание, — ответил Боваллет и снял с пальца кольцо. — Храните кольцо Боваллета, пока он сам не придет за ним. — Доминика приняла кольцо и задумчиво посмотрела на Боваллета. — Просто так, если хотите, на память. Храните его хорошенько.
На тяжелом золотом кольце искусной работы был изображен герб Боваллета.
— Я всегда буду хранить его, — сказал она, — на память о… таком безумце.
Он улыбнулся.
— Нет, любимая, не всегда! Иногда даже безумец сдерживает свое обещание.
— Только не такое, — со вздохом ответила девушка и вышла.
Все последующие дни ей казалось, что Испания приближается слишком быстро. Погода стояла отличная, попутный ветер нес корабль к родным берегам. Они уже миновали Канарские острова, и Доминика понимала, что приключение заканчивалось. Она стала вежливей со своим пылким кавалером, но все еще не могла поверить ему и потому держалась несколько настороженно. Она позволила ему учить ее английским словам, и смешно лепетала их, повторяя за своим учителем. Она больше не ставила хитрых ловушек бедному Дэнджерфилду, слишком мало у нее оставалось времени и слишком сладок был самообман. Если бы не присутствие отца, возможно, она была бы рада быть увезенной в Англию в качестве приза победителю, но… теперь она уже не сомневалась в намерениях Боваллета. Было совершенно ясно, что он собирался высадить их с отцом в Испании. Об этом она думала со вздохом и улыбкой, признавая, что он поступает честно. В остальном она очень сильно запуталась. Николас казался ей настоящим героем, который ничуть не сомневается в собственном могуществе. Немудрено, что он вынудил бедную девушку верить ему едва ли меньше, чем самому Господу Богу. Хотя, может быть, ему просто нравилось рисоваться и слыть дерзким хвастуном. Конечно, он забудет о ней, как только снова окажется в Англии.
Донья Доминика была вынуждена признать, что атака на ее сердце велась всерьез и по всем правилам. Его мягкая улыбка преследовала теперь ее грезы и сны, и ей никак не удавалось избавиться от нее. Да, он был дерзок и отважен. Она не могла понять, что заставляло ее постоянно думать о нем, ведь он не прибегал к тончайшим приемам ухаживания, не пользовался придворными тонкостями этикета. Боваллет решительно обхватывал талию девушки, срывал поцелуй и снова уносился прочь к своим приключениям, раньше, чем она могла опомниться. О, это был веселый разбойник! Он действовал чересчур напрямик, думала наша леди, был слишком стремителен, не признавал науку нежного ухаживания. Ей нравилось думать, что он похож на сильный ветер, свежий, звенящий от морской соли. Казалось, он не знал отдыха, мог оказаться одновременно и здесь, и там, неутомимый, исполненный искрящейся силы жизни. Вот, например, его блестящие глаза, их откровенный взгляд из-под полуопущенных век.
Стыд и позор!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41