Наконец мы доехали до пентхауса. Двери лифта автоматически раздвинулись, и мы попали в изысканно меблированный холл, устланный красным ковром. Сопровождающий провел нас под арку, за которой располагалась просторная продолговатая гостиная с огромными окнами.
Панораму, открывавшуюся оттуда, точнее всего было бы охарактеризовать как объемную. До самого горизонта простирался район Куинс, с котлованом на стройплощадке, где возводился новый небоскреб, с серым шрамом Лонг-Айлендского шоссе посередине и приземистыми домиками на одну-две семьи, сгрудившимися почти стена к стене и заполнявшими все обозримое пространство — и все выглядело как пародия на мечту Фауста. От сознания, что я тоже живу где-то там, хотя так далеко, что отсюда и не видно, я вдруг пришел в замешательство и почувствовал несвойственную мне ранее неловкость. Я торопливо отвернулся от окна и переключил внимание на человека, который всем этим владел.
Джозеф Лайдон, мужчина лет тридцати, невысокий, плотный, шикарно одетый, держал в одной руке высокий стакан с напитком и, что вызвало мое особое раздражение, смотрел на меня насмешливо-снисходительно. У него были толстые пухлые щечки и надутые губки человека, который начал жизнь капризным ребенком и до сих пор не нашел нужным повзрослеть. В его глазах мелькнуло злобное выражение, которое обычно бывает у нашкодивших школьников, за чье озорство наказывают их одноклассников.
— Эрни Рембек рассказал мне про вас, — соизволил он заговорить со мной. — Никогда прежде не видел уволенных полицейских. Это все равно что священник-расстрига, да? С Керриганом он даже не поздоровался и никому из нас не предложил выпить.
Я сел без приглашения, положил ногу на ногу и спросил:
— Когда вы в первый раз видели Риту Касл?
— Так, так, — ухмыльнулся он, — время зря не теряете? Сразу к делу, а?
— У меня не так много времени, чтобы растрачивать его попусту, — парировал я.
— Тогда поехали! — Он уселся напротив меня. — Повторите-ка свой вопрос!
— Когда вы в первый раз видели Риту Касл?
— Дайте подумать... — Лайдон наморщил лоб. — Недели три назад, — ответил он.
Я перевел взгляд на Керригана, а потом снова на Лай-дона.
— Три недели назад? А до этого вы не были знакомы?
— Ах, вы имеете в виду первый раз! Я подумал последний! Его оплошность, очевидно, показалась ему забавной, и он рассмеялся.
— Если вы будете меня внимательно слушать, Лайдон, — сказал я, — мы быстрее закончим.
— Вы, разумеется, правы, — согласился он, посерьезнев ровно настолько, чтобы продемонстрировать, что понял меня. Почему-то он меня сразу невзлюбил. — В первый раз я увидел Риту.., года полтора назад.
— Где?
— Здесь. Эрни привез ее ко мне в гости. Я посмотрел на Керригана:
— Он не был на той знаменитой вечеринке у Доннера? На мой вопрос со смехом ответил сам Лайдон:
— У Фрэнка Доннера? Ходить на те сборища, что он у себя устраивает? Нет уж, спасибо.
— Вас не пригласили или вы просто не пошли?
— Мы с Фрэнком Доннером редко видимся. У нас мало общего.
— Ну а в последний раз? Вы говорили, что видели Риту Касл три недели назад. Где это было?
— У нее дома. Давали шоу, иные из нас вложили деньги, знаете ли, и мы пошли на премьеру, а потом Эрни устроил небольшой закрытый прием у Риты в апартаментах.
— Кто еще там был? Он пожал плечами:
— Несколько завсегдатаев — Луис Хоган, Фриц Кенн, Джек Харпер, Юстас Кэнфилд. Может быть, еще человека два.
Кенн и Харпер — эти имена, так же как и имя Кэнфилда, адвоката, значились в списке по проверке алиби.
— Вы были с дамами? — спросил я.
— Вы еще спрашиваете? — саркастически рассмеялся Лайдон. — Я же сказал, мы ходили в театр, на премьеру. Это для женушек. Даже Луис притащил свое чудовище.
— Вы женаты, не так ли? Его улыбка стала жестокой.
— Что, у меня на лбу написано?
— Написано в рапорте, — объяснил я. — Там еще сказано, что ночь на четверг вы провели со своей любовницей. Холостяки обычно не называют подруг любовницами.
— Элементарно, Ватсон! — насмешливо воскликнул он и, обращаясь к Керригану, заметил:
— Ты погляди! Эрни нанял настоящего Шерлока Холмса!
— Ваша жена дома? — спросил я.
— Нет, — отрезал он. — Мне неизвестно, где она. Мне никогда это не бывает известно. Если хотите с ней поговорить, я оставлю ей записку. Только не могу ручаться, что она с вами свяжется.
— В этом нет необходимости, — сказал я. — По крайней мере пока. Какого вы были мнения о Рите Касл?
— О Рите? — Он пожал плечами. — Очередная телка. Знала, чего хочет, и другим не мешала. Мы с ней и десятком слов не обменялись.
— Она никогда.., не флиртовала с вами? Так, в шутку?
— Никогда, — ответил он. — Может быть, с другими, не знаю, но со мной — никогда.
— Как часто вы с ней встречались?
— Наверное.., раз в месяц.., может быть, реже. Только на вечеринках. Больше мы нигде не виделись.
— Ясно. Благодарю, что уделили нам время. — Я встал и направился к лифту, а следом за мной — Керриган.
Лайдон затрусил за нами, в некотором замешательстве повторяя:
— И это все? Вы больше ни о чем не хотите спросить?
— Возможно, как-нибудь в другой раз, — небрежно бросил я через плечо и, пройдя по красному ковру через холл, нажал кнопку вызова лифта.
— Вы так внезапно вскочили, — пробормотал Лайдон, нервно переминаясь с ноги на ногу. От его насмешливо-саркастического тона не осталось и следа. — Только пришли и уже уходите. Я даже не успел предложить вам выпить.
Появился лифт, мы вошли и нажали на кнопку нижнего этажа. Двери сомкнулись, скрыв от нас покрасневшее от смущения лицо Лайдона.
В кабине лифта Керриган заметил:
— По-моему, насчет Риты он лгал.
— Надо думать, — поддержал я его.
— Она строила глазки всем подряд, — продолжил он. — С какой стати ей было пропускать Джо Лайдона?
— Наверное, он солгал, потому что ответил на ее заигрывания, — предположил я.
— Вы думаете, он и есть “настоящий мужчина”?
— Понятия не имею. Судя по всему, роман не состоялся. Унижение и замешательство могут служить такой же причиной для лжи, как и виновность в убийстве.
— Однако пока что он более кого-либо подходит, — настаивал на своем Керриган.
— Возможно, — согласился я, не видя смысла добавлять, что он сам годится на роль тайной пассии Риты Касл гораздо больше, чем Джозеф Лайдон.
К тому же в ту минуту мое внимание было сосредоточено никак не на Лайдоне и не на деле Риты Касл, а на мне самом. Я с некоторым недоверием и даже удивлением заметил, что начинаю вести себя как старая пожарная лошадь, услышавшая колокол. Как бы помимо моей воли, мой интерес к расследованию все возрастал, и мне не терпелось увидеть остальных действующих лиц, услышать их голоса, заглянуть в их глаза, попасть в дома и покопаться в личной жизни.
И эта записка! Надо еще раз взглянуть на записку Риты Касл.
Глава 15
На сегодняшний вечер оставалась еще одна встреча, со служащим авиакомпании Полом Айнхорном. Нам надо было ехать обратно в Манхэттен, куда мы, снова взяв такси, понеслись по Лонг-Айлендскому шоссе.
Во время этого переезда Керриган, как всегда, снабдил меня информацией о человеке, с которым предстояло вести беседу. Айнхорн, как и Лайдон, принадлежал уже ко второму поколению мафии; непосредственно с рэкетом был связан его отец, в то время как сын имел к корпорации лишь косвенное отношение. Существенная разница между Айнхорном и Лайдоном заключалась в том, что Айнхорн был не женат, что его мафиози-отец и два мафиози-дяди были еще живы и что Айнхорн сам пробил себе дорогу в легальный бизнес, вместо того чтобы, как Лайдон, идти по пути, проложенному отцом.
— Пол вылез, что называется, из грязи в князи, — объяснил Керриган. — Он чист как стеклышко, работает в крупной авиакомпании, но через отца и его братьев вхож в корпорацию и, хотя делами с ней не связан, просто ловит кайф оттого, что имеет возможность проводить время в компании крупных воротил. — Последние слова он договорил с ноткой сарказма в голосе.
— И никакого “ты — мне, я — тебе”? — спросил я. — Как у Лайдона?
— Ничего подобного, — покачал головой Керриган. — Подождите — вот увидите его, поймете почему.
— Мне что-нибудь нужно знать о его отце?
— Не знаю. Когда-то Майкл Айнхорн с двумя братьями орудовал здесь, в городе.
— А теперь они где?
— Во Флориде.
— И продолжал принадлежать корпорации?
— Продолжают, — усмехнулся Керриган.
— А сын — нет?
— Я же сказал — вы его сейчас сами увидите.
— По-моему, — начал я, — чем больше людей я вижу, тем дальше отодвигаюсь от мафии. Рембек разве не водит дружбу с коллегами?
Керриган, пожав плечами, ответил:
— Ну скажем, со мной. И с Юстасом Кэнфилдом. И бухгалтера вы тоже видели, Пьетроджетти. В списке были еще и другие, но у всех есть алиби.
— Какое совпадение.
— Вряд ли это можно назвать совпадением, — возразил он. — У человека, состоящего в корпорации, появляется естественное стремление на всякий случай подстраховаться. Живешь так, словно завтра придется давать показания в суде.
— Вы хотите сказать, что алиби может быть сфабриковано?
— Нет, просто когда тебе постоянно докучает полиция, через какое-то время учишься запоминать, где и когда был и кто это может подтвердить.
Я чуть было не вспылил по привычке и не бросился доказывать, что полиция никому не докучает, однако вовремя остановился. В первую очередь потому, что Керриган говорил правду, известных профессиональных преступников иногда действительно беспокоят не по делу, поскольку это себя оправдывает. А потом, какая разница, что говорит Керриган и почему я должен защищать честь полицейского мундира?
Пол Айнхорн жил в Гринвич-Виллидже, районе, где за время последнего поколения изменилось все, кроме названия. Писатели, художники и прочие представители богемы, прославившие некогда это место, сейчас здесь не жили, на смену пришел средний класс — молодые клерки, которые считали престижным селиться в Гринвич-Виллидже, располагаясь в современных многоэтажках — таких же, как, скажем, в квартале Ямайки в Куинсе, возведенных на месте старых зданий. В одной из многоэтажек мы отыскали Пола Айнхорна.
Он уже успел основательно поднабраться и встретил нас в дверях с той глуповатой ухмылкой, которая обычно бывает на лицах правонарушителей, оправдывающих свои действия состоянием алкогольного опьянения.
— Не мог дождаться, — объявил он. — Пришлось начать без вас. Заходите и присоединяйтесь.
Он, пошатываясь, побрел прочь от двери, оставив ее открытой, и по дороге расплескал на паркетный пол все свое спиртное. Мы с Керриганом, войдя, закрыли дверь и последовали за ним в современную скромно меблированную гостиную, откуда открывался вид на площадь Шеридана.
Айнхорн стоял у передвижного бара. На нем были черные брюки, белая рубашка с черной бабочкой и белый смокинг, но ни носков, ни ботинок. Выглядел Айнхорн лет на двадцать пять, его тонкие волосы песочного цвета уже начинали редеть; он был высок и очень худ. На приятном, но несколько дряблом лице жалко вырисовывались маленькие усики в стиле Эррола Флинна.
Покачиваясь, он повернулся к нам спиной и крикнул через плечо:
— Что вам налить, джентльмены?
— Встяхните-ка его немного, — попросил я Керригана. Керриган ухмыльнулся и, кивнув, направился через гостиную к Айнхорну, который, раскачиваясь и опустив голову на грудь, гремел в баре бокалами и бутылками. Керриган обхватил Айнхорна за плечи, склонился к нему и стал что-то шептать ему на ухо. Тот замер, перестав бестолково шарить руками среди бокалов и бутылок и, казалось, либо напряженно слушал, либо стоя задремал.
Из стереопроигрывателя лился медленный джаз. Я подошел к окну и поглядел на площадь Шеридана, всегда, на удивление, темную, гораздо темнее, чем следовало бы быть такому большому и оживленному транспортному узлу. Поток автомобилей двигался на юг по Седьмой авеню, на Кристофер-стрит очень медленно свернул “фольксваген”, а перед рестораном Джека Делани такси подобрало какую-то молодую парочку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26