Глава 21
Наш теневой министр иностранных дел" – так называл его Хейдон. Вахтеры звали его Белоснежкой за цвет волос. Тоби Эстерхейзи одевался как манекенщик, но когда он сутулился или сжимал свои крошечные кулачки, то тут же превращался в уличного бойца. Следуя за ним по коридору четвертого этажа, снова обратив внимание на кофеварку и услышав, как Лодер Стрикленд объясняет кому-то, что к нему сейчас нельзя, Гиллем подумал: «Господи, мы снова в Берне и снова мы в бегах».
Он уже готов был воскликнуть это вслух, обращаясь к Тоби, но решил, что сейчас такое сравнение прозвучит неуместно.
Когда бы он ни вспомнил о Тоби, ему все время приходило на ум одно и то же: Швейцария восемь лет назад, когда Тоби был еще простым наблюдателем и попутно начинал проявлять талант к тайному прослушиванию. Гиллем в то время томился в ожидании после Северной Африки, и Цирк отправил их обоих в Берн для проведения одноразовой операции: нужно было пощупать двух торговцев оружием из Бельгии, которые использовали швейцарцев для распространения своего товара там, куда немногие его доставляли. Они тогда сняли виллу рядом с домом – объектом своего интереса, и в тот же вечер Тоби вскрыл коммутационную коробку и псресоединил там что-то таким образом, что они могли подслушивать разговоры бельгийцев со своего телефона. Гиллем был назначен старшим и сам выполнял черновую работу: дважды в день он передавал пленки в резидентуру в Берне, используя автомобиль на стоянке в качестве почтового ящика. С подобной же легкостью Тоби подкупил местного почтальона, чтобы тот давал ему просматривать почту бельгийцев перед ее отправкой по назначению, а также приходящую уборщицу, чтобы та установила радиомикрофон в гостиной, где они обычно говорили о делах. В качестве развлечения они ходили в «Чикито». и там Тоби без устали танцевал с самыми молодыми девицами. По вечерам он иногда приводил какую-нибудь из них домой, но к утру они всегда уходили, и Тоби открывал окна, чтобы проветрить комнату.
Так они прожили три месяца, но и к концу этого срока Гиллем знал его не лучше, чем в первый день. Он даже не имел понятия, какая страна была его родиной. Тоби был большим снобом и знал, где нужно обедать и где можно показываться. Он сам стирал свою одежду, а на ночь надевал сеточку на свои белоснежные волосы. В тот день, когда к ним на виллу нагрянула полиция и Гиллему пришлось прыгать через ограду позади дома, он нашел Тоби в отеле «Бельвю» жующим пирожные и наслаждающимся зрелищем танцев. Он выслушал все, что сообщил ему Гиллем, оплатил счет, дал на чай сначала руководителю оркестра, затем старшему швейцару по имени Франц, потом повел Гиллема через длинную Цепь коридоров и лестниц в подземный гараж, где у него на случай побега были припрятаны автомобиль и паспорта. Здесь он тоже спокойно попросил счет..Если когда-нибудь придется спешно покидать Швейцарию, – подумал Гиллем, – сперва оплати все счета". Те коридоры были бесконечными, с зеркальными стенами и версальскими люстрами, так что Гиллему казалось, что он следует не за одним Эстерхейзи, а за целой делегацией, состоящей из множества белокурых Тоби.
Это видение и вспомнилось ему сейчас, хотя узкая деревянная лестница, ведущая в кабинеты Аллелайна, была выкрашена в грязно-зеленый цвет, а о люстрах мог напомнить лишь потрепанный пергаментный абажур.
– Повидаться с Шефом, – напыщенно объявил Тоби молоденькому вахтеру, который пропустил их пренебрежительным кивком.
В приемной за четырьмя серенькими печатными машинками сидели четыре седенькие «мамочки» в строгих костюмах и жемчугах. Они кивнули Гиллему и проигнорировали Тоби. Над дверью Аллелайна горела надпись «Занято». Рядом – новый несгораемый шкаф в человеческий рост высотой. Гиллем удивился, как вообще пол может выдерживать такую тяжесть. На шкафу стояли бутылки с южноафриканским хересом, стаканы, тарелки. "Сегодня вторник, – вспомнил он.
– В Лондонском Управлении – день неофициального совместного обеда.
– Передай, если будут звонить, я занят, – крикнул Аллелайн, когда Тоби открыл дверь.
– Уважаемые дамы, пожалуйста, если будут звонить, Шеф занят, – старательно повторил Тоби, придерживая для Гиллема дверь. – У нас заседание.
Одна из «мамочек» сказала:
– Мы слышали.
Это было что-то вроде военного совета.
Аллелайн сидел во главе стола в своем резном кресле, наводившем на мысль о мании величия, и читал какой-то документ на двух страницах. Когда Гиллем вошел, он даже не пошевелился. Он лишь прорычал:
Вон там сядь. Рядом с Полом. В конце стола – и продолжал читать, не отрываясь ни на секунду.
Стул справа от Аллелайна был пуст, и по подушечке, привязанной к его спинке тесемками, Гиллем понял, что это место Хейдона. Слева от Аллелайна сидел Рой Бланд и тоже читал, но, когда Гиллем проходил мимо, он оторвался и сказал: «Здорово, Питер», а затем проводил его долгим взглядом своих бесцветных, слегка выпученных глаз. По соседству с пустым стулом Билла сидела Моу Делавэр, женский символ Лондонского Управления; она носила короткую стрижку и коричневый твидовый костюм. Напротив нее – Фил Портес, главный администратор, подобострастный богач, который жил в большом доме в пригороде Лондона. Увидев Гиллема, он совсем перестал читать, демонстративно закрыл папку, положил на нее свои холеные руки и ухмыльнулся.
– В конце стола означает за Полом Скордено, – сказал Фил, продолжая ухмыляться.
– Спасибо, я и сам вижу.
Напротив Портеса сидели «русские» Билла, которых Гиллем недавно встретил в мужской уборной четвертого этажа, – Ник де Силски и его дружок Каспар. Они не отваживались улыбаться, и, как успел заметить Гиллем, им нечего было читать: перед ними не было никаких документов; собственно, только перед ними ничего не лежало на столе. Они сидели, положив свои массивные руки на стол, будто сзади кто-то навел на них пистолет, и смотрели на Гиллема своими карими глазами.
Еще дальше, рядом с Портесом, сидел Пол Скордено; в настоящее время, по слухам, он работал на Роя Бланда, руководя агентурой стран Восточной Европы, хотя другие говорили, что он «шестерка» Билла. Пол был жалким и худым сорокалетним мужчиной, с рябым смуглым лицом и длинными руками.
Гиллем как-то раз дрался с ним в паре на «курсах молодого бойца» в «яслях», и они тогда чуть не поубивали друг друга.
Питер отодвинул свой стул подальше от него и сел, Тоби примостился с другой стороны, будто второй телохранитель. «Какого черта они все от меня ждут? – подумал Гиллем. – Что я, сбегу?» Все смотрели, как Аллелайн набивал трубку, когда вдруг Билл Хейдон перещеголял его по части привлечения всеобщего внимания. Дверь открылась, долго никто не входил. Затем послышалось медленное пошаркивание, и появился Билл, обхватив обеими руками чашку кофе, сверху прикрытую блюдцем. Под мышкой у него была зажата папка с завязанными тесемками, а очки в этот раз сидели на носу, так что, должно быть, он читал эти таинственные документы где-то в другом месте. «Они все читали это, кроме меня, – подумал Гиллем, – а я даже не знаю, что это такое». Ему вдруг стало интересно, не тот ли это документ, который вчера просматривали Эстерхейзи с Роем, и без всяких на то оснований он решил, что так оно и есть, что этот документ попал к ним только вчера, что Тоби принес его Рою и что он, Гиллем, как раз потревожил их в момент первого волнения, если только это можно назвать волнением.
Аллелайн по-прежнему не поднимал головы. На противоположном конце стола Гиллем мог видеть лишь его густую черную шевелюру и пару широких твидовых плеч. Моу Делавэр, теребя челку, смотрела в бумаги. Перси был дважды женат, вспомнил Гиллем, когда мысль о Камилле снова промелькнула в его разгоряченном мозгу, и обе его жены оказались алкоголичками, что наводило на определенные размышления. Гиллем был знаком лишь с лондонским «экземпляром».
Когда Перси формировал группу «поддержки», он устроил пьянку в своей просторной квартире, обшитой деревянными панелями, в доме рядом с Букингсмским дворцом. Гиллем приехал поздно, и, когда он снимал в прихожей пальто, какая-то бледная блондинка нетвердо шагнула к нему с протянутыми руками. Он принял ее за служанку, спешащую помочь ему раздеться.
– Мне имя Джой – Радость! – сказала она театральным голосом, как «Мне имя Добродетель» или «Мне имя – Целомудрие». Ей нужно было не его пальто, но его поцелуй. Уступив ей, Гиллем вдохнул все прелести смеси ароматов " J e R e v i e n s " и дешевого хереса.
– Ну что, юный Питер Гиллем, – заговорил Аллелайн, – ты готов наконец к моему обществу или тебе нужно нанести еще пару визитов в мой дом? – Он слегка приподнял голову, и Гиллем заметил два крошечных мохнатых треугольника на его обветренных щеках. – Что замышляешь сейчас в своем захолустье (перевернув страницу) не считая того, что волочишься за местными девственницами, если такие еще остались в Брикстоне, в чем я крепко сомневаюсь – если вы простите мне эту вольность, Моу, – и тратишь деньги налогоплательщиков на дорогие обеды?
Это подтрунивание было одним из способов общения Аллелайна, оно могло носить дружеский или презрительный характер, укоризненный или одобрительный, но в конце концов это становилось похоже на постоянные удары по одному и тому же больному месту.
– Парочка арабских дел выглядит многообещающе. Сай Ванхофер, похоже, подобрал ключик к одному немецкому дипломату. Вот, пожалуй, и все.
– Арабы, – повторил Аллелайн, отодвигая в сторону папку и вытаскивая из кармана трубку грубой работы. – Любой лопух может «поджарить» араба, или я не прав, Билл? И даже за ломаный грош купить с потрохами все их поганое правительство, если только поставить себе это за цель. – Из другого кармана Аллелайн достал кисет с табаком и швырнул его на стол. – Я слышал, ты водишь дружбу с нашим безвременно ушедшим братцем Тарром. Как он поживает?
Целый сонм мыслей пронесся в голове у Гиллема, пока он не услышал собственный голос. Он успел подумать о том, что наблюдение за его квартирой не могло быть установлено раньше вчерашнего вечера, в этом он был уверен.
Что по крайней мере до прошлых выходных он оставался вне подозрений, если только Фон – сидящая взаперти «нянька» – не вел двойную игру, что, впрочем, сделать было крайне трудно. Что Рой Бланд очень похож на покойного Дилана Томаса; Рой все время кого-то ему напоминал, и вплоть до этого момента он, Гиллем, мучительно пытался понять, кого именно; и что Моу Делавэр, будучи женщиной, только потому прошла отбор, что было в ней что-то мужеподобное, что-то от девочки-скаута. Ему вдруг стало интересно вспомнить, были ли у Дилана Томаса такие же неестественно светлые голубые глаза, как у Роя. Что Тоби Эстерхейзи вытаскивает сигарету из своего золотого портсигара и что Аллелайн, как правило, не разрешает курить у себя сигареты, а только трубки, и поэтому Тоби сейчас надо вести себя поосторожнее. Что Билл Хейдон выглядит необычно молодо и что слухи насчет его интимной жизни могут, в конце концов, оказаться не такими уж смехотворными: поговаривали, будто он работает на два фронта. Что Пол Скордено положил на стол свою смуглую ладонь и большой палец слегка приподнял таким образом, что мышцы на внешней стороне руки напряглись. Еще он подумал о своем брезентовом саквояже: отправил ли его Алвин с «челноком»? Или ушел на обед, оставив в канцелярии, и, как нарочно, какой-нибудь из этих молодых вахтеров, распираемых мечтами о продвижении по службе, проверит, что там внутри? И еще Гиллем не в первый уже раз подумал: сколько времени Тоби пришлось околачиваться возле канцелярии, чтобы перехватить его? Он решил избрать шутливый тон:
– Вы правы, Шеф. Мы с Тарром каждый день встречаемся «У Фортнема», чтобы выпить по чашечке чаю.
Аллелайн посасывал незажженную трубку, проверяя, хорошо ли она набита.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66