Разве не видите, что подобная вещь – я имею в виду убийство – не для меня? Это же глупо! Вы заставили меня почувствовать себя плохо: у меня разболелась голова. Я хочу, чтобы вы ушли, – добавил он и шмыгнул носом.
– Возьмите себя в руки, сэр! И будьте добры сказать точно, куда вы направились на прогулку, указать хотя бы приблизительное время.
Наконец, правда не без труда, из него удалось вытянуть следующее. Сорн заверил, что снова вышел из дома где-то между одиннадцатью тридцатью и одиннадцатью сорока пятью. Отправился по Лонг-Акри и через железнодорожный мост в южный конец города, затем свернул направо вдоль Хонейкомб-парка и через Хонейкомб-Хилл вернулся в город. Он миновал ворота пивоварни, как полагал, где-то без двадцати час.
– Хотите сказать, что вы не заходили на пивоварню?
– Конечно, не заходил. Сколько раз повторять одно и то же? И если…
– И вы не видели, не слышали ничего подозрительного? Никакого света в помещениях?
– Нет. Если только вы не сочтете подозрительным человека на мотоцикле.
«О боже! – подумал Найджел. – Виновен он или не виновен, но этот молодой глупец сейчас пытается быть слишком сообразительным». С тяжеловесной и явно заметной попыткой казаться простодушным, как если бы он обратился к полуночному мотоциклисту со словами типа: «О, вы ехали со скоростью двадцать пять миль в час, не так ли?» – инспектор не замедлил ухватиться за заявление или оговорку Сорна.
– Мотоциклист, гм? И где же вам довелось его видеть?
– Когда я оказался… наверное, в пятидесяти ярдах от пивоварни, позади меня затарахтел мотоциклетный мотор. Затем мотоциклист уехал в противоположном направлении.
– И этот ваш мотоциклист вышел из двора пивоварни, не так ли?
– Он не мой мотоциклист. И я не знаю, откуда он вышел… даже не знаю, мужчина это или женщина. Было слишком темно. Возможно, он посещал один из домов напротив. Я знаю только одно, что он не проезжал мимо, когда я возвращался в город. Удивительно, – добавил Сорн с оттенком подозрительности, – что тот, кто видел меня у пивоварни, не заметил мотоциклиста.
– Весьма удивительно, сэр, не могу с вами не согласиться, очень и очень удивительно, – поддакнул инспектор с сарказмом.
– Но я говорю вам… – запричитал было Сорн.
– Ох, забудьте об этом! – нетерпеливо перебил его Найджел. – Это можно довольно легко проверить. Есть еще вопрос, который я хотел бы вам задать, Сорн.
– Валяйте! Нечего со мной церемониться! Только, пожалуйста, не спрашивайте меня снова, совершил ли я убийство. Я нахожу такой повтор утомительным, – произнес Сорн, становясь до некоторой степени вновь самим собой.
– Я хочу спросить о другом. Как давно вы знаете, что Юстас Баннет ваш отец?
Голова Габриэля Сорна дернулась назад, как от удара кулаком. Затем его лицо побагровело, и он неожиданно, но яростно прыгнул на Найджела. Инспектору пришлось повозиться, оттаскивая его и снова усаживая на стул. Однако вскоре глаза Сорна перестали пылать, он ухмыльнулся и вымученно произнес:
– Извините. Какая примитивная реакция: преданный сын защищает честь матери. Я изобью того хама, кто назовет мою мать э… ну да не важно…
– Итак, вы знали? – мягко поинтересовался Найджел.
– Не знал. Подозревал, если вам угодно. Некое несчастливое сходство в чертах начало слишком бросаться в глаза. На самом деле, меня это бесило. Я даже тревожился, как бы никто другой этого не заметил.
– Сходство очень слабое. Мне это даже и в голову не приходило – ну, кроме того, что вы лишь кого-то мне напоминаете, – пока я не услышал завещание. Полагаю, оно многое объясняет.
– Если вы насчет завещания, то – да. Но есть еще кое-что… нечто такое, чего я никак не могу объяснить, – пробормотал Сорн.
– И что же это?
Голос молодого человека стал почти неслышен, наверное, потому, что он сказал не столько им, сколько себе:
– Почему моя мать?.. Как она могла связаться с этим дьяволом Юстасом?
Глава 7
– Это было правилом поведения Фокси: наш высокочтимый отец, джентльмен…
– Всегда всех подозревал.
Ч. Диккенс. Лавка древностей
– Вот уж не думал, что вновь смогу проглотить хотя бы каплю пива! – признался сержант Толлворти. – Но никогда не знаешь наперед, пока не попробуешь, не так ли?
Герберт Каммисон и Найджел встретили аплодисментами столь хорошо сформулированное положение эмпирической философии; сержант же, сделав отменный глоток, стряхнул влагу с усов обратно в высокую пивную кружку.
Было девять часов того же самого вечера. Сержант, казалось, наслаждался кратким отдохновением от тяжких трудов, восседая с расстегнутым воротником и пинтой пива под рукой в самом удобном кресле Герберта Каммисона. София рано отправилась в постель – у нее разболелась голова.
– Предполагается, что я не вправе пользоваться вашим гостеприимством, раз уж нахожусь здесь, будучи при исполнении, доктор, – разоткровенничался сержант. – Но я никогда не придерживаюсь жестко правил – у нас в полиции их столько, что аж дух захватывает. – Он сделал еще, в сравнении с первым, умеренный глоток.
– А я думал, вам не дозволяется пить только с подозреваемыми, – сказал доктор Каммисон, поедая сержанта глазами. – Или я тоже попал в этот список, Джим?
– Если можно так выразиться, то да, сэр. Конечно, мы с вами знаем друг друга. Вам известно, что я исполняю свой долг, а я знаю, что вы в полном порядке, поэтому вот и говорю, а почему бы нам не выпить по-дружески? Ну, вроде как совместить дело с удовольствием?
– Весьма внушительное заявление, прочувствованное, хорошо выраженное и благородное по сути, – одобрил Найджел. – Ну, так в чем, собственно, деловая часть вашего визита?
– Видите ли, доктор, – пустился в объяснения Толлворти, – вот оно как складывается. Сам я ни за что не стал бы вас беспокоить, но этот Тайлер – сущее наказание. Правда. Никакого уважения к почтенным людям… Одним словом, видимо, до его ушей дошла кое-какая информация, вот он и послал меня сюда… Просто в порядке рутины, сэр, должен оговориться… Короче, он хочет знать, где вы были в ночь убийства… глупый чурбан!
Сержант Толлворти, который изрядно вспотел, пока выкладывал таким образом цель своего визита, наконец с облегчением вздохнул и, достав красно-белый носовой платок размером с небольшое банное полотенце, вытер лицо.
– В предыдущую ночь? – уточнил Каммисон. – У нас была вечеринка. Все гости ушли где-то к половине двенадцатого. Мы со Стрэнджвейсом выпили по последней и в четверть первого или около того отправились спать. Весь остаток ночи я провел в кровати. Правда, боюсь, свидетелей этому нет. Я сплю отдельно от жены в своей спальне, а служанка, предположительно, сладко посапывала на мансарде.
– Для меня этого вполне достаточно, – заверил сержант, вздымая руку как бы в салюте. – Вы были в постели – и на этом покончим… инспектор, там, не инспектор. Уверяю вас, сэр, я не хотел приходить сюда… как официальное лицо, я это имею в виду. А все Тайлер. До чего же он подозрителен! Брр, он чертовски подозрителен. Даже в зайце готов заподозрить скрытого Гитлера. Дать ему волю – и он заподозрит самого архиепископа Кантенебрийского.
– Это его работа, куда от нее денешься? – отозвался Герберт.
– Какая там к черту работа! Не вижу никакого смысла нагнетать обстановку. Но Тайлер подозрителен, знаете ли. Этот человек видит во всех лишь самое плохое.
– Как еще насчет пива?
– Благодарю вас, пожалуй, не откажусь… Ну, за ваше доброе здоровье, сэр, и за ваше, сэр!
– А что вы такое говорили о какой-то особой информации, вроде бы дошедшей до ушей Тайлера? – стал допытываться доктор Каммисон.
Сержант Толлворти, похоже, вконец смутился: затеребил воротник, задвигал ногами, тяжело вздохнул и наконец выпалил:
– Да это ублюдок Фетхер мутит воду.
– Фетхер?
– Ага. Тот самый, который работает на пивоварне. Явился нынче в участок и заявил, что у него есть кое-какая информация, и правда, малость того, с душком… Вы уж простите мне такое словечко, джентльмены. Если бы этот Фетхер подкатился ко мне с тем, что он подслушал под дверью, я бы его!.. То же мне информация! Тьфу!
– И что же он сообщил?
– Говорит, подслушал, как вы ссорились с мистером Баннетом в пивоварне год или два тому назад. Слышал, что вы обещали Баннету увидеть его мертвым еще до того, как он осмелится что-то там сделать. А теперь, когда мистера Банкета убили, этот Фетхер сложил два плюс два и с ответом явился к Тайлеру. Вот и вся сказка. Вы не представляете, с каким трудом я удержался, чтобы этому мерзкому лгуну не врезать!
– К несчастью, он прав… Я имею в виду насчет нашей ссоры. У нас, действительно, состоялся бурный разговор об условиях труда на пивоварне, и, несомненно, Баннет позаботился, чтобы этот его шпион подслушивал его из укромного места.
– Вон оно как выходит, сэр. Худо, не так ли? Боком для вас – вот что я хочу сказать. Конечно, кому, как не мне, знать, что вы не убивали. Но этот Тайлер такой подозрительный малый… Ох, да что толочь воду в ступе? Это еще не самое плохое. Тайлер спрашивает: «Для чего убийца поместил тело в давильный чан? Да затем, – отвечает, – чтобы уничтожить следы того, каким образом было совершено преступление. Это наводит на мысль, что если бы тело сохранилось, то можно было бы заподозрить и кто убийца. А кто, наиболее вероятно, может убить одним из специфичных способов, как не врач? Ну, там наркотики, яд или особо тонкая работа ножом…» Я прошу прощения, сэр. Но уж, что есть, то есть. Для Тайлера до такого додуматься – это здорово!
– Увы, – вмешался Найджел, – боюсь, творцом этой зловещей идеи, теперь втемяшившейся ему в голову, являюсь я. Все же есть и иные точки зрения по этому поводу. Ночной сторож, в соответствии со своим расписанием, должен был посетить платформу, где стоят чаны, приблизительно без десяти двенадцать. Убийца мог прикончить Баннета прямо там, затем, услышав, как подходит сторож, или зная, что он вот-вот придет, в спешке запихнул тело в чан, просто чтобы избавиться от трупа.
– Ты не в лучшей своей спортивной форме, Найджел, – возразил Герберт. – Я мог бы проткнуть эту версию местах в двенадцати или около того. Так, например, убийца, кто бы он ни был, должен был быть хорошо знакомым с работой и географией пивоварни, следовательно, вполне мог бы позаботиться о том, чтобы сделать свою грязную работу в таком месте, куда сторож наверняка не придет.
– Да, – рассеянно согласился Найджел. – Мне вот что не дает покоя – почему старого Баннета вообще поместили в чан? Было ли это частью плана убийцы, или он действовал под влиянием момента? Твой аргумент, Герберт, похоже, отклоняет второй вариант. Ну, тогда выходит, это часть плана убийцы.
– Акт справедливости в духе поэзии, – предположил Толлворти, – утопить его в собственном пиве.
– В духе поэзии? А что?.. Габриэль Сорн… Такая возможность не исключается.
– Приступ слепой ярости? – предположил Каммисон.
– Но тогда напрашивается вывод, что и все преступление было незапланированным, а анонимное письмо говорит прямо об обратном.
– Совсем не обязательно, – не согласился Каммисон. – Определенный индивидуум – в некоторой степени аморальный, чувственный, невротический тип, грубо говоря, – вполне мог бы ощутить, как глаза заволакивает красная пелена после первого же удара. Знаешь, типа парня, который случайно переехал кошку автомобилем, а потом вылез и начал топтать ее ногами. На самом деле это страх, точнее, страх, смешанный с садизмом.
– Да, в моей школе был подросток вроде этого. Робкий, обидчивый, необщительный. Однажды другой мальчишка довел его до белого каления, и тот набросился на него, сбил на землю удачным ударом, а затем чуть не выбил из него мозги, пока обидчик валялся на полу. Мы втроем еле оттащили его от жертвы, и целых две недели пострадавший после этого провалялся в постели. Но вот может ли такой тип замыслить убийство или хотя бы заставить себя первым нанести удар?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
– Возьмите себя в руки, сэр! И будьте добры сказать точно, куда вы направились на прогулку, указать хотя бы приблизительное время.
Наконец, правда не без труда, из него удалось вытянуть следующее. Сорн заверил, что снова вышел из дома где-то между одиннадцатью тридцатью и одиннадцатью сорока пятью. Отправился по Лонг-Акри и через железнодорожный мост в южный конец города, затем свернул направо вдоль Хонейкомб-парка и через Хонейкомб-Хилл вернулся в город. Он миновал ворота пивоварни, как полагал, где-то без двадцати час.
– Хотите сказать, что вы не заходили на пивоварню?
– Конечно, не заходил. Сколько раз повторять одно и то же? И если…
– И вы не видели, не слышали ничего подозрительного? Никакого света в помещениях?
– Нет. Если только вы не сочтете подозрительным человека на мотоцикле.
«О боже! – подумал Найджел. – Виновен он или не виновен, но этот молодой глупец сейчас пытается быть слишком сообразительным». С тяжеловесной и явно заметной попыткой казаться простодушным, как если бы он обратился к полуночному мотоциклисту со словами типа: «О, вы ехали со скоростью двадцать пять миль в час, не так ли?» – инспектор не замедлил ухватиться за заявление или оговорку Сорна.
– Мотоциклист, гм? И где же вам довелось его видеть?
– Когда я оказался… наверное, в пятидесяти ярдах от пивоварни, позади меня затарахтел мотоциклетный мотор. Затем мотоциклист уехал в противоположном направлении.
– И этот ваш мотоциклист вышел из двора пивоварни, не так ли?
– Он не мой мотоциклист. И я не знаю, откуда он вышел… даже не знаю, мужчина это или женщина. Было слишком темно. Возможно, он посещал один из домов напротив. Я знаю только одно, что он не проезжал мимо, когда я возвращался в город. Удивительно, – добавил Сорн с оттенком подозрительности, – что тот, кто видел меня у пивоварни, не заметил мотоциклиста.
– Весьма удивительно, сэр, не могу с вами не согласиться, очень и очень удивительно, – поддакнул инспектор с сарказмом.
– Но я говорю вам… – запричитал было Сорн.
– Ох, забудьте об этом! – нетерпеливо перебил его Найджел. – Это можно довольно легко проверить. Есть еще вопрос, который я хотел бы вам задать, Сорн.
– Валяйте! Нечего со мной церемониться! Только, пожалуйста, не спрашивайте меня снова, совершил ли я убийство. Я нахожу такой повтор утомительным, – произнес Сорн, становясь до некоторой степени вновь самим собой.
– Я хочу спросить о другом. Как давно вы знаете, что Юстас Баннет ваш отец?
Голова Габриэля Сорна дернулась назад, как от удара кулаком. Затем его лицо побагровело, и он неожиданно, но яростно прыгнул на Найджела. Инспектору пришлось повозиться, оттаскивая его и снова усаживая на стул. Однако вскоре глаза Сорна перестали пылать, он ухмыльнулся и вымученно произнес:
– Извините. Какая примитивная реакция: преданный сын защищает честь матери. Я изобью того хама, кто назовет мою мать э… ну да не важно…
– Итак, вы знали? – мягко поинтересовался Найджел.
– Не знал. Подозревал, если вам угодно. Некое несчастливое сходство в чертах начало слишком бросаться в глаза. На самом деле, меня это бесило. Я даже тревожился, как бы никто другой этого не заметил.
– Сходство очень слабое. Мне это даже и в голову не приходило – ну, кроме того, что вы лишь кого-то мне напоминаете, – пока я не услышал завещание. Полагаю, оно многое объясняет.
– Если вы насчет завещания, то – да. Но есть еще кое-что… нечто такое, чего я никак не могу объяснить, – пробормотал Сорн.
– И что же это?
Голос молодого человека стал почти неслышен, наверное, потому, что он сказал не столько им, сколько себе:
– Почему моя мать?.. Как она могла связаться с этим дьяволом Юстасом?
Глава 7
– Это было правилом поведения Фокси: наш высокочтимый отец, джентльмен…
– Всегда всех подозревал.
Ч. Диккенс. Лавка древностей
– Вот уж не думал, что вновь смогу проглотить хотя бы каплю пива! – признался сержант Толлворти. – Но никогда не знаешь наперед, пока не попробуешь, не так ли?
Герберт Каммисон и Найджел встретили аплодисментами столь хорошо сформулированное положение эмпирической философии; сержант же, сделав отменный глоток, стряхнул влагу с усов обратно в высокую пивную кружку.
Было девять часов того же самого вечера. Сержант, казалось, наслаждался кратким отдохновением от тяжких трудов, восседая с расстегнутым воротником и пинтой пива под рукой в самом удобном кресле Герберта Каммисона. София рано отправилась в постель – у нее разболелась голова.
– Предполагается, что я не вправе пользоваться вашим гостеприимством, раз уж нахожусь здесь, будучи при исполнении, доктор, – разоткровенничался сержант. – Но я никогда не придерживаюсь жестко правил – у нас в полиции их столько, что аж дух захватывает. – Он сделал еще, в сравнении с первым, умеренный глоток.
– А я думал, вам не дозволяется пить только с подозреваемыми, – сказал доктор Каммисон, поедая сержанта глазами. – Или я тоже попал в этот список, Джим?
– Если можно так выразиться, то да, сэр. Конечно, мы с вами знаем друг друга. Вам известно, что я исполняю свой долг, а я знаю, что вы в полном порядке, поэтому вот и говорю, а почему бы нам не выпить по-дружески? Ну, вроде как совместить дело с удовольствием?
– Весьма внушительное заявление, прочувствованное, хорошо выраженное и благородное по сути, – одобрил Найджел. – Ну, так в чем, собственно, деловая часть вашего визита?
– Видите ли, доктор, – пустился в объяснения Толлворти, – вот оно как складывается. Сам я ни за что не стал бы вас беспокоить, но этот Тайлер – сущее наказание. Правда. Никакого уважения к почтенным людям… Одним словом, видимо, до его ушей дошла кое-какая информация, вот он и послал меня сюда… Просто в порядке рутины, сэр, должен оговориться… Короче, он хочет знать, где вы были в ночь убийства… глупый чурбан!
Сержант Толлворти, который изрядно вспотел, пока выкладывал таким образом цель своего визита, наконец с облегчением вздохнул и, достав красно-белый носовой платок размером с небольшое банное полотенце, вытер лицо.
– В предыдущую ночь? – уточнил Каммисон. – У нас была вечеринка. Все гости ушли где-то к половине двенадцатого. Мы со Стрэнджвейсом выпили по последней и в четверть первого или около того отправились спать. Весь остаток ночи я провел в кровати. Правда, боюсь, свидетелей этому нет. Я сплю отдельно от жены в своей спальне, а служанка, предположительно, сладко посапывала на мансарде.
– Для меня этого вполне достаточно, – заверил сержант, вздымая руку как бы в салюте. – Вы были в постели – и на этом покончим… инспектор, там, не инспектор. Уверяю вас, сэр, я не хотел приходить сюда… как официальное лицо, я это имею в виду. А все Тайлер. До чего же он подозрителен! Брр, он чертовски подозрителен. Даже в зайце готов заподозрить скрытого Гитлера. Дать ему волю – и он заподозрит самого архиепископа Кантенебрийского.
– Это его работа, куда от нее денешься? – отозвался Герберт.
– Какая там к черту работа! Не вижу никакого смысла нагнетать обстановку. Но Тайлер подозрителен, знаете ли. Этот человек видит во всех лишь самое плохое.
– Как еще насчет пива?
– Благодарю вас, пожалуй, не откажусь… Ну, за ваше доброе здоровье, сэр, и за ваше, сэр!
– А что вы такое говорили о какой-то особой информации, вроде бы дошедшей до ушей Тайлера? – стал допытываться доктор Каммисон.
Сержант Толлворти, похоже, вконец смутился: затеребил воротник, задвигал ногами, тяжело вздохнул и наконец выпалил:
– Да это ублюдок Фетхер мутит воду.
– Фетхер?
– Ага. Тот самый, который работает на пивоварне. Явился нынче в участок и заявил, что у него есть кое-какая информация, и правда, малость того, с душком… Вы уж простите мне такое словечко, джентльмены. Если бы этот Фетхер подкатился ко мне с тем, что он подслушал под дверью, я бы его!.. То же мне информация! Тьфу!
– И что же он сообщил?
– Говорит, подслушал, как вы ссорились с мистером Баннетом в пивоварне год или два тому назад. Слышал, что вы обещали Баннету увидеть его мертвым еще до того, как он осмелится что-то там сделать. А теперь, когда мистера Банкета убили, этот Фетхер сложил два плюс два и с ответом явился к Тайлеру. Вот и вся сказка. Вы не представляете, с каким трудом я удержался, чтобы этому мерзкому лгуну не врезать!
– К несчастью, он прав… Я имею в виду насчет нашей ссоры. У нас, действительно, состоялся бурный разговор об условиях труда на пивоварне, и, несомненно, Баннет позаботился, чтобы этот его шпион подслушивал его из укромного места.
– Вон оно как выходит, сэр. Худо, не так ли? Боком для вас – вот что я хочу сказать. Конечно, кому, как не мне, знать, что вы не убивали. Но этот Тайлер такой подозрительный малый… Ох, да что толочь воду в ступе? Это еще не самое плохое. Тайлер спрашивает: «Для чего убийца поместил тело в давильный чан? Да затем, – отвечает, – чтобы уничтожить следы того, каким образом было совершено преступление. Это наводит на мысль, что если бы тело сохранилось, то можно было бы заподозрить и кто убийца. А кто, наиболее вероятно, может убить одним из специфичных способов, как не врач? Ну, там наркотики, яд или особо тонкая работа ножом…» Я прошу прощения, сэр. Но уж, что есть, то есть. Для Тайлера до такого додуматься – это здорово!
– Увы, – вмешался Найджел, – боюсь, творцом этой зловещей идеи, теперь втемяшившейся ему в голову, являюсь я. Все же есть и иные точки зрения по этому поводу. Ночной сторож, в соответствии со своим расписанием, должен был посетить платформу, где стоят чаны, приблизительно без десяти двенадцать. Убийца мог прикончить Баннета прямо там, затем, услышав, как подходит сторож, или зная, что он вот-вот придет, в спешке запихнул тело в чан, просто чтобы избавиться от трупа.
– Ты не в лучшей своей спортивной форме, Найджел, – возразил Герберт. – Я мог бы проткнуть эту версию местах в двенадцати или около того. Так, например, убийца, кто бы он ни был, должен был быть хорошо знакомым с работой и географией пивоварни, следовательно, вполне мог бы позаботиться о том, чтобы сделать свою грязную работу в таком месте, куда сторож наверняка не придет.
– Да, – рассеянно согласился Найджел. – Мне вот что не дает покоя – почему старого Баннета вообще поместили в чан? Было ли это частью плана убийцы, или он действовал под влиянием момента? Твой аргумент, Герберт, похоже, отклоняет второй вариант. Ну, тогда выходит, это часть плана убийцы.
– Акт справедливости в духе поэзии, – предположил Толлворти, – утопить его в собственном пиве.
– В духе поэзии? А что?.. Габриэль Сорн… Такая возможность не исключается.
– Приступ слепой ярости? – предположил Каммисон.
– Но тогда напрашивается вывод, что и все преступление было незапланированным, а анонимное письмо говорит прямо об обратном.
– Совсем не обязательно, – не согласился Каммисон. – Определенный индивидуум – в некоторой степени аморальный, чувственный, невротический тип, грубо говоря, – вполне мог бы ощутить, как глаза заволакивает красная пелена после первого же удара. Знаешь, типа парня, который случайно переехал кошку автомобилем, а потом вылез и начал топтать ее ногами. На самом деле это страх, точнее, страх, смешанный с садизмом.
– Да, в моей школе был подросток вроде этого. Робкий, обидчивый, необщительный. Однажды другой мальчишка довел его до белого каления, и тот набросился на него, сбил на землю удачным ударом, а затем чуть не выбил из него мозги, пока обидчик валялся на полу. Мы втроем еле оттащили его от жертвы, и целых две недели пострадавший после этого провалялся в постели. Но вот может ли такой тип замыслить убийство или хотя бы заставить себя первым нанести удар?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35