– Температуру поднимали в среду вечером и вновь понижали в четверг утром.
– Значит, иней образовывался весь четверг?
– Совершенно верно, сэр.
– Что и требовалось доказать, – с триумфом заявил Найджел. – Если бы этот маленький предмет уронили здесь днем в четверг, то к утру пятницы он весь покрылся бы инеем. Но эта штуковина не была им покрыта. Из этого следует, что она попала сюда позже – или в течение ночи с четверга на пятницу, или в пятницу утром.
– Совсем необязательно это должно к чему-то привести. Возможно, кто-то из работников обронил осколок в пятницу, перед тем как вы сюда пришли.
– Прошу вас, еще раз взгляните – это кусочек, отколовшийся от чего-то. Вопрос – от чего?
Инспектор Тайлер поднес фрагмент к глазам и начал тщательно его рассматривать. На нем были четкие линии – часть какого-то узора, – вырезанные на плотной темно-зеленой поверхности. Инспектор с минуту попыхтел, затем объявил:
– Кажется, я понял. Это фрагмент кольца-печатки. Но…
Точно! И он мог отколоться при применении силы его владельца. Например, от удара кулаком по рефрижератору. Печатка треснула, и этот кусочек от нее упал поверх образовавшегося в бороздке инея…
– Но, будь я проклят, сэр, люди не заходят сюда, чтобы колотить кулаками по рефрижераторам.
– Это уж точно. Волтузить рефрижераторы – признак плохого тона. Это я так, к слову. Но во время драки, да еще в темноте, кто-то мог промахнуться, по ошибке врезать по холодильнику…
– Гм. Что-то в этом есть. Я займусь осколком. Хотя владелец кольца наверняка избавится от него, как только обнаружит, что камень раскололся. Во всяком случае, этот кусочек не от кольца мистера Юстаса Баннета – то целехонькое.
– Хочу подсказать, что в колледже Геральдики, возможно, окажутся в состоянии воссоздать по осколку монограмму в целом. А если она вам станет известна, то вы выйдете и на убийцу.
– Сначала мы глянем на осколок под микроскопом, сэр, – отозвался инспектор, пристально вглядываясь в стенку рефрижератора. – Вот небольшая зазубрина прямо над тем местом, где вы нашли этот кусочек. Выглядит совсем как свежая. Гм. Четыре фута, шесть дюймов от пола. Это приблизительно та высота, куда вы угодили бы кулаком, если бы метились в челюсть мужика ростом с Баннета.
Найджел отрешенно глядел себе под ноги.
– Я вот раздумываю над тем, почему планы убийцы пошли насмарку, – произнес он.
Глава 10
Губы, что прикасались к спиртному, никогда не коснутся моих губ.
Баллада о трезвости XIX века
Найджел все еще пребывал в состоянии абстракции, когда после ленча вернулся в полицейский участок. Это можно было приписать двум порциям ростбифа, трем кускам сливового торта, полной тарелке сыра и печенья, которые он съел у Каммисонов, пока те со всевозрастающим восхищением за ним наблюдали.
– Ты знаешь, – предостерег его Герберт, – недалеко и до беды, если будешь поглощать столько пищи. У меня был случай не так давно…
– Меня не это волнует, – перебила его София. – Меня тревожит наша кладовка. Перед следующим визитом Найджела придется сделать к ней пристройку.
– Гм. Какая вкуснятина этот сыр. Можно мне еще немного?
– Было бы интересно измерить твое кровяное давление на этой стадии, – заметил доктор.
– Боюсь, на ужин ничего не останется, – притворно посетовала София.
– Да что вы? Неужто в самом деле ничего? Послушайте, тогда позвольте мне пригласить вас в ресторан, – предложил Найджел в искреннем порыве.
София засмеялась:
– Нет, все в порядке! Что-нибудь все вместе наскребем. Знаете, вы такой смешной. Но милый.
– Спасибо!
– Ты специально так плотно подкрепился или просто из принципа? – поинтересовался доктор Каммисон.
– Ну, и то и другое сразу. Гениальные люди обычно славятся отменным аппетитом. А также я собираюсь взять интервью у мисс Меллорс. Что вы думаете о ней? – спросил он в лоб у Софии.
– Кто, я? – С очками в роговой оправе София выглядела величавой и чуть обеспокоенной, как сова, осаждаемая синицами. – Ну, она достаточно мила, хотя и резковата. Думаю, ей не чужда сентиментальность на старый манер, но она этого стыдится – отсюда и ее замашки майора. Я не удивилась бы, если бы узнала, что на сердце она таит скрытую печаль.
– Дорогая, тебе ли говорить о ней как о сентиментальной особе? – вставил Герберт.
– Я даже скажу больше. У нее очень доброе сердце, а у таких грубоватых с виду добрых душ всегда есть тайные печали – в книгах, во всяком случае.
– Ах, в книгах!
– Книги – вещь хорошая, – вмешался Найджел, – если не давать им власти над собой. Вы, случайно, не желаете проговориться, что Джо Баннет и есть та самая тайная печаль мисс Меллорс?
София рассмеялась:
– Джо? О боже! – И, немного помолчав, рассудительно добавила: – Джо, что ж, может быть, если вникнуть. Она смотрит на него преданно, как собака. И опекает его как мать: ходит в дом, прибирается там, топит перед его возвращением из плавания. Они ведь живут почти дверь в дверь.
– И сейчас живут?
– Послушай, Найджел, к чему ты клонишь? – не выдержал Герберт.
– Сам не знаю толком. Правда, не знаю. Жду озарения свыше. А носил ли Джо Баннет кольцо-печатку?
– Нет. По крайней мере, я никогда не видел. А ты, Софи?
– Нет.
Внимательно посмотрев на Найджела, доктор спросил:
– Ты, случайно, не подозреваешь Джо в убийстве его брата?
– Для него не все хорошо складывается.
София судорожно сглотнула.
– Найджел! Вы не можете… Джо не… вы никогда так не додумали бы, если бы его знали.
– Но он в круизе. Как это возможно…
– К несчастью, Герберт, он, похоже, не в круизе. Его лодка словно сгинула.
– Но тогда какая у него могла быть причина?
– То, что я сейчас вам скажу, пока большая тайна, – предупредил Найджел. – Пивоварня под угрозой закрытия. – И он поведал им о переговорах Юстаса с фирмой «Роксби». – Вот такие дела. С живым братцем Джо предстояло оказаться свидетелем, как завод Банкетов закроется и все его работники, у которых, по вашим словам, он пользовался популярностью, окажутся выброшенными на улицу. С мертвым Юстасом Джо унаследует контрольный пакет акций, прервет переговоры с «Роксби», модернизирует производство, как вы с ним того хотели.
– Да, в этом что-то есть, – признал Каммисон. – Но Джо очень хороший человек, не могу себе его представить совершающим убийство из-за столь альтруистического мотива. Кроме того, он слишком любит комфорт и прочие радости жизни, он вовсе не фанатик, для которого приемлемо убить одного во благо многих.
– Согласен. Но, предположим, у него был сильный личный мотив, чтобы избавиться от братца. По твоим словам, Юстас держал Джо под своим каблуком, и, очевидно, это не тот каблук, под которым находиться приятно? Ну, а когда всплыли еще и делишки с «Роксби», это придало личному мотиву дополнительный импульс, стало оправданием соответствующих действий.
– Да уж, Юстас сильно давил на брата. Дела с «Роксби», очень может быть, подбавили жару к тому котлу, в котором Джо кипел. Но, уверяю тебя, Юстас не всем распоряжался по своему усмотрению. Джо не мог противостоять ему в открытую, это так, но ему все равно удавалось добиваться своего окольными путями. Умело маневрируя, Юстаса всегда Можно было подвести к нужному месту, подпевая ему, давая ему исподволь почувствовать, что он чуть ли не бог, короче, не восставая против него открыто, а играя с ним в кошки-мышки. И Джо отлично это умел.
София, ошарашенная услышанным, возмутилась:
– Герберт, как ты можешь? Найджел – другое дело, он не знает Джо, как его знаем мы. Так разбирать человека по косточкам просто бессердечно. Лучше вспомни, как он не раз сидел на том самом месте, где сейчас сидит Найджел, и потешал нас забавными человечками из фруктов и спичек или притворялся, будто у него все зубы выпали прямо в суп. Это же…
– Диагностика должна предшествовать лечению, – несколько высокопарно перебил ее муж. – Мы же не собираемся помочь Джо, выставляя его иным, нежели он есть на самом деле…
Вернувшись после этого разговора в полицейский участок, Найджел застал инспектора за микроскопом. Тот был всецело поглощен этим занятием.
– Идите сюда, сэр, взгляните. Что на это скажете?
Кусочек от кольца-печатки лежал на предметном стекле микроскопа. Найджел вглядывался в него долго и пристально.
– Выглядит как часть тела животного, что-то наподобие хвоста… А что это за вертикальные линии по сторонам? Тропический ливень?
– Возможно, стебли цветов, злаков или что-то в этом роде.
– Гм, грифон на зеленом фоне. Или, может, собака? Хватит, в этом деле и так уже фигурирует одна собака. Две – уже многовато. И все равно наша находка хоть какая-то помощь. Между прочим, Каммисоны в один голос говорят, что никогда не видели, чтобы Джо Баннет носил на пальце кольцо-печатку.
– Они же его друзья.
– Ну и что?
– Это же очевидно.
– Гм. «Фокси… наш почтенный отец, джентльмен…»
– А это что значит?
– Ничего, вольная цитата из Чарльза Диккенса. Как насчет того, чтобы озадачиться немаловажной проблемой, которую я намерен вам предложить?
– Какая еще проблема?
– Почему наш убийца изменил свой план? Ведь очевидно, он все подстроил так, чтобы убийство выглядело как несчастный случай – вывел из строя звонок тревоги. Баннет должен был под каким-то предлогом войти в холодильную камеру, и затем дверь за ним оказалась бы захлопнутой. Он мог бы ломиться в нее, орать до хрипоты – ночной сторож все равно его не услышал бы: помещение звуконепроницаемое, поэтому там и установили специальный звонок. К утру Баннет превратился бы во льдышку – у него не было такого запаса жизненных сил, чтобы заставить себя всю ночь находиться в движении, как это сделал тот крепкий малый, который закрыл себя там в последний раз. Анонимное письмо было бы найдено позже, чтобы объяснить присутствие на пивоварне Баннета, а возможно, письмо вообще уничтожили бы… Да, для убийцы было бы безопаснее изъять это послание… В конце концов, Баннет постоянно рыскал по всей пивоварне, шпионя за работниками, так что никто не удивился бы, что он оказался там среди ночи. Звонок тревоги нашли бы сломанным. Таким образом, вряд ли представлялось бы возможным доказать, что это было убийство, а не несчастный случай. Почему же, вот так все продумав, убийца поместил свою жертву в чан?
– Легко догадаться почему, сэр. Должно быть, ему не удалось заполучить жертву в холодильную камеру без борьбы. Завязалась драка, убийце удалось вырубить Баннета, но таким образом, что на нем остались следы. А поэтому пришлось отказаться от первоначальной идеи – выдать произошедшее за несчастный случай. И я все еще склоняюсь к мысли, что Баннета поместили в давильный чан, чтобы оказалось невозможным идентифицировать убийцу по характеру нанесенных им травм.
– Да, это выглядит достаточно правдоподобно. Хотя, Уверяю вас, отметины, найденные на теле Баннета, легко могли быть приписаны тому, что он, замерзая, в исступлении бился в закрытую дверь морозильной камеры. Убийца не учел такой возможности, потому что был в шоке от крушения первоначального плана. Но каковыми же, по-вашему, могли быть столь красноречивые отметки на теле жертвы?
– Ну, сэр, убийца мог принести кислоту или, скажем, купорос, чтобы плеснуть на Банкета, на тот случай, если его план сорвется. Какого рода личность это предполагает?
– Женщину, скорее всего.
– Или врача? – спросил Тайлер с хитрым и опасным огоньком в глазах.
– Возможно.
– Тогда на лице могли остаться следы ожога кислотой. Или, предположим, убийца – левша? Медицинское освидетельствование, как правило, устанавливает, что удар был нанесен левшой. Чем не повод для устранения всех следов, гм?
– Толково. Я предпочитаю идею левши. Купорос из области мелодрамы. А в нашей труппе есть левши?
– Боюсь, пока я не обращал на это внимания. Сама идея возникла у меня лишь сейчас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35