— Наверное, она хотела просто сообщить приятную новость своим подругам и сразу после этого отправиться в путешествие. Давайте говорить прямо. Уж она-то прекрасно знала, что произошло с Расселом Лэнди.
— Вы хотите мне сказать, что они были бы до сих пор живы, если бы я не настоял на том, чтобы она пришла сюда в понедельник? — резко спросил Джош.
— Не знаю, сэр. Мне кажется, что нам потребуется более точная информация относительно того, где они провели понедельник, прежде чем можно будет сделать какие-либо выводы. Я просто говорю, что именно под вашим давлением их поездка была отложена на некоторое время. — Фрейзер внимательно посмотрел на собеседника, а потом добавил: — И пока что я могу только поверить вам на слово в том, что она так и не зашла сюда в понедельник вместе с Лео.
Глава девятнадцатая
29 июня, среда.
Лэнсинг-роуд, 53, Солсбери, Уилтшир.
Полдень.
Флосси Хейл внимательно рассматривала вырезку из газеты с изображением эмблемы компании «Франчайз Холдингз».
— Ну да! — воскликнула проститутка. — Без сомнений, у него был точно такой же брелок для ключей. — Затем она перевела взгляд на ксерокопию фотографии Майлза и Фергуса Кингсли в окружении членов клуба в Аскоте и после некоторого колебания пальцем указала на выбранное ею лицо. — Вот этот похож на него, но снимок не слишком хороший, верно ведь, любовь моя? Я не помню, чтобы у него были настолько темные волосы. А вот пиджак, кажется, именно такого покроя.
— А что ты скажешь о том мужчине, что стоит рядом?
Флосси отодвинула фотографию подальше и прищурилась, словно разглядывала полотно импрессиониста:
— Вся беда в том, что во время работы как-то не принято рассматривать и запоминать лица клиентов. Особенно, когда они начинают избивать тебя. Становится страшно. Да, — с неожиданной решимостью вдруг громко произнесла она и снова указала на лицо Майлза. — Это и есть он. Маленький ублюдок. Я же говорила, что с виду он — порядочный человек, и воду не замутит. И кто же он такой?
— Его зовут Майлз Кингсли. — С этими словами сотрудница полиции Блейк забрала у Флосси снимок и уложила его себе в сумку. Саманта Гаррисон тоже остановила свой выбор на Майлзе. И хотя ни одна из женщин не была уверена на все сто процентов, что правильно определила своего истязателя, Блейк сочла, что здесь винить нужно только плохое качество фотографии. Ей и в голову не пришло устроить повторное опознание, прежде чем выступить с обвинениями. Если бы Флосси оказалась более сговорчивой в самом начале расследования и позволила бы взять отпечатки пальцев со своего тела, а также мазки, тогда у них было бы больше рабочего материала.
— И все же я никак не могу взять в толк, — удивлялась проститутка, — каким образом то, что я тебе рассказала, вдруг вылилось в фотографию человека с совершенно другими инициалами «М.К.»?
— Мне просто повезло, Флосси. Этот мальчик настоящий повеса. Кстати, фотография нам предоставлена журналом, который занимается новостями светской жизни. Между прочим, это сынок одного мультимиллионера.
Флосси покачала головой:
— Страшно даже подумать о том, куда катится наш мир. Зачем же ему понадобилось шарить по Солсбери в поисках такой дешевки, как я, если он может себе позволить самый высший класс в Лондоне?
Но на этот вопрос Блейк не смогла ей ответить.
Фотостудия, Памлико, Лондон.
1 час дня.
Дин Джарретт был полон энтузиазма и энергии, стараясь во всем помочь сержанту.
— Ну, конечно же, дорогуша, — сладким голосом произнес он, источая невероятное радушие и одновременно недоверчиво поглядывая на Фрейзера уголком глаза. Оглядев посетителя, он определил, что этот полицейский, как видно, спокойно относится к гомосексуалистам, а его дружелюбная улыбка говорила о том, что он так же снисходительно оценивает и антураж студии, которую обставляли, без сомнения, весьма эксцентричные люди. Фрейзер спокойно отнесся к ярко-розовым волосам Анжелики, и никак не отреагировал на бурный флирт со стороны самого Дина:
— Я могу дать подробнейший отчет о каждом шаге Джинкс, начиная со вторника тридцать первого мая и вплоть до пятницы, третьего июня. Но вот после этого, боюсь, что ничегошеньки не смогу сказать. Она же была у родителей в Холле всю неделю, и от нее не было ни ответа ни привета. Конечно, мы ничего и не ожидали услышать. Она там отдыхала. Но вот затем, как фокусница, вдруг взяла и испарилась. Анжелика ей названивала в понедельник домой: там она и должна была находиться по всем данным, но каждый раз мы натыкались на автоответчик.
— Вы говорите уже о понедельнике тринадцатого июня?
— Совершенно верно. И вот во вторник до нас доходят страшные новости: наша крошка лежит в больнице, причем без сознания. Я полагаю, вы были у нее? Ну, и как она себя чувствует?
Его лицо мгновенно изменилось, теперь это было само сочувствие и сопереживание. Фрейзер поспешил успокоить Дина, хотя и сомневался, что такая забота была искренней:
— Похоже, ей уже намного лучше. Она пока еще не все помнит из того, что происходило до аварии, но во всем остальном, пожалуй, чувствует себя превосходно.
— Ну, не поразительно ли это! — воскликнул Дин. — Этой дамой нельзя не восхищаться!
— Тем не менее, вы почему-то не сочли нужным навестить ее в больнице, — бесстрастно произнес Фрейзер. — По крайней мере, я об этом не слышал. На то у вас, наверное, имеются свои причины?
Страдание тут же покинуло лицо Дина:
— Да, в отличие от всевозможных Хеннесси и Саймонов Харрисов, которые все же успели навязать свое общество, я предпочитаю подождать, когда меня пригласят персонально. Представьте себе, что вы едва живы и чувствуете себя преотвратно, а к вам без всякого спроса ломятся ваши доброжелатели. Джинкс очень скрытный человек. Мне кажется, она даже и не подозревает, насколько мы обожаем ее. И поэтому мне частенько хочется просто закрыться в своей скорлупе, чтобы только не тревожить ее и не надоедать ей. — Он вздохнул. — В любом случае, мы долго не могли узнать, где она находится. А ее отец, грубый и жестокий человек, разумеется, ничего нам не говорил.
— И все же мне кажется странным, что ее не беспокоила судьба студии. Неужели она сама не интересовалась, как идут дела и продолжают ли поступать заказы?
Дин застонал:
— Как вы жестоки и несправедливы к ней, сержант. Неужели вам непонятно, что в то время у бедняжки были более насущные заботы. К тому же, она оставила свой бизнес в надежных руках друга и второго по значимости фотографа во всем Лондоне.
Фрейзер скривил губы:
— Ну, а какого вы были мнения о Лео?
— Это был ужасный, омерзительный человек. Воплощенный кошмар! Настоящая пиявка и кровосос. Вот только Джинкс никак не хотела этого замечать. Понимаете, когда дело доходит до симпатичной мордашки, у Джинкс как будто шоры на глаза опускаются. Она уже больше ничего не замечает. Она забывает, что самое важное это не внешность, а то, что за ней скрывается. Во всем виноват ее отец. Он напоминает мне старого стервятника. Всегда держится в стороне от нее, а Джинкс наивно полагает, что симпатичное личико обязательно означает такую же симпатичную внутреннюю сущность. — Он закатил глаза к потолку. — Мне очень неприятно все это говорить, потому что он достаточно грубый человек, но мне кажется, что Адам Кингсли стоит десятка Лео Уолладеров. Если по количеству звонков сюда можно о чем-либо судить, то он заботится о ней больше, чем она говорит. Господи, если бы мы здесь с Анжеликой хоть что-то упустили из виду или хоть в каком-нибудь месте прокололись — а этого не произошло и произойти не может — то он давно бы уже прибыл сюда и вывернул нам все кишки наизнанку.
Фрейзер усмехнулся:
— Так вы с ним встречались?
— Меня представили ему, когда он впервые приехал сюда, — передернувшись, вспомнил Дин, — как и Энжи. Но дело в том, что я голубой, а она — чернокожая, поэтому наше знакомство никак нельзя было назвать событием века. Он на всякий случай потом два раза вымыл руки с мылом, чтобы не подхватить от нас какой-нибудь заразы. Позже, когда он заявлялся сюда в очередной раз, то бурчал себе под нос что-то невнятное при виде нас, и тут же направлялся к Джинкс и беседовал с нею с глазу на глаз, без посторонних. Ужас какой-то.
— Почему же его посещения казались вам такими ужасными?
— Потому что каждый раз он приезжал сюда со своей ручной гориллой. — Дин снова закатил глаза. — Говорит, что это его личный шофер, только я еще не видел шоферов с объемом груди в сорок четыре дюйма. Этот громила способен сделать фарш из каждого, кто осмелится хоть слово сказать против его босса.
— Ну, в наши дни это не такое уж редкое явление. Шофер часто совмещает свое ремесло с должностью личного телохранителя. Большинство миллионеров имеют таких. Вы говорите, что мистер Кингсли держится от Джинкс на расстоянии, но можете ли вы сказать, что он в то же время и любит ее?
— Да, но как-то уж очень своеобразно. Он до нее даже не дотрагивается, просто садится рядом и любуется ею, как будто перед ним музейный экспонат дрезденского фарфора. У меня сложилось такое впечатление, будто он и поверить боится, что это его дочь. То есть, он-то сам простой, как куча навоза, а она — настоящая леди. Его сыновья по сравнению с ней — первосортные задницы, и больше ничего. — Он на секунду задумался. — «Любит» — не то слово. По-моему, он даже боготворит ее.
— Ну, а как она сама к этому относится?
— Крайне отрицательно. Но вы должны понять, что он боготворит не саму Джинкс, а ту личность, за которую он ее принимает. Я хочу сказать, что надо быть не совсем духовно развитым, чтобы воспринимать Джинкс, как фарфоровое чудо. Я бы скорее сравнил ее с добротной стаффордширской керамикой, которая отскакивает от пола, если вы ее роняете, и при этом способна служить много лет, как новая.
— Почему же Джинкс не поставит его на место?
— Она пыталась, дорогуша, но он настолько слеп, что ничего не видит вокруг. Возьмем, к примеру, тот факт, что она собиралась выйти замуж за Лео Уолладера. Боже мой! Ну какие еще нужны доказательства неправильного суждения о человеке? Отец конечно ничего не заметил. Ведь у Лео в венах течет голубая кровь, значит, он уже стоит на голову выше всех остальных.
Фрейзер улыбнулся:
— Ну, хорошо. Расскажите мне, что происходило во вторник тридцать первого мая, — предложил он.
— День выдался суетный. Утром у нас была молодежная рок-группа. Эти малолетки считали себя кумирами. Их записывающая компания попросила нас сделать несколько рекламных кадров. Это было равносильно выжиманию воды из камня. Они жеманно улыбались в камеру, и более ничего. — Он на секунду задумался. — Ну, днем мы выехали на натурные съемки в район Черинг-кросс. Там был заказ от телевизионной компании. Им нужна была натура для какой-то документалки о бездомных. Около шести вечера мы закончили работу, потому что Джинкс торопилась домой.
— Она объяснила вам, почему?
Он отрицательно помотал серебристой шевелюрой:
— Нет, но весь день она пребывала в прекрасном расположении духа. Тогда я спросил, уж не Лео ли виноват в том, что у нее такое хорошее настроение. И она ответила: «В каком-то смысле да». Тогда я подумал, что у них все наладилось, но она сказала, что это было бы невозможно. Я еще подумал тогда, что вот, наконец-то, у нее начинают открываться глаза, но, конечно, я был настолько тактичен, что просто промолчал.
Фрейзер снова улыбнулся.
— Среда, первое июня, — подсказал он.
— Дайте подумать. Ага. Все утро я посвятил проявке пленок, потом делал пробные фотографии. Оставалась кое-какая работа с предыдущей недели и все то, что мы наснимали за вторник. Джинкс занималась бумажной работой. Ей надо было все расчистить перед тем, как отправиться на неделю в Холл. В среду мы обычно занимаемся портретами, а в тот день, как мне помнится, у нас было пять или шесть заказов на семейные фото.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
— Вы хотите мне сказать, что они были бы до сих пор живы, если бы я не настоял на том, чтобы она пришла сюда в понедельник? — резко спросил Джош.
— Не знаю, сэр. Мне кажется, что нам потребуется более точная информация относительно того, где они провели понедельник, прежде чем можно будет сделать какие-либо выводы. Я просто говорю, что именно под вашим давлением их поездка была отложена на некоторое время. — Фрейзер внимательно посмотрел на собеседника, а потом добавил: — И пока что я могу только поверить вам на слово в том, что она так и не зашла сюда в понедельник вместе с Лео.
Глава девятнадцатая
29 июня, среда.
Лэнсинг-роуд, 53, Солсбери, Уилтшир.
Полдень.
Флосси Хейл внимательно рассматривала вырезку из газеты с изображением эмблемы компании «Франчайз Холдингз».
— Ну да! — воскликнула проститутка. — Без сомнений, у него был точно такой же брелок для ключей. — Затем она перевела взгляд на ксерокопию фотографии Майлза и Фергуса Кингсли в окружении членов клуба в Аскоте и после некоторого колебания пальцем указала на выбранное ею лицо. — Вот этот похож на него, но снимок не слишком хороший, верно ведь, любовь моя? Я не помню, чтобы у него были настолько темные волосы. А вот пиджак, кажется, именно такого покроя.
— А что ты скажешь о том мужчине, что стоит рядом?
Флосси отодвинула фотографию подальше и прищурилась, словно разглядывала полотно импрессиониста:
— Вся беда в том, что во время работы как-то не принято рассматривать и запоминать лица клиентов. Особенно, когда они начинают избивать тебя. Становится страшно. Да, — с неожиданной решимостью вдруг громко произнесла она и снова указала на лицо Майлза. — Это и есть он. Маленький ублюдок. Я же говорила, что с виду он — порядочный человек, и воду не замутит. И кто же он такой?
— Его зовут Майлз Кингсли. — С этими словами сотрудница полиции Блейк забрала у Флосси снимок и уложила его себе в сумку. Саманта Гаррисон тоже остановила свой выбор на Майлзе. И хотя ни одна из женщин не была уверена на все сто процентов, что правильно определила своего истязателя, Блейк сочла, что здесь винить нужно только плохое качество фотографии. Ей и в голову не пришло устроить повторное опознание, прежде чем выступить с обвинениями. Если бы Флосси оказалась более сговорчивой в самом начале расследования и позволила бы взять отпечатки пальцев со своего тела, а также мазки, тогда у них было бы больше рабочего материала.
— И все же я никак не могу взять в толк, — удивлялась проститутка, — каким образом то, что я тебе рассказала, вдруг вылилось в фотографию человека с совершенно другими инициалами «М.К.»?
— Мне просто повезло, Флосси. Этот мальчик настоящий повеса. Кстати, фотография нам предоставлена журналом, который занимается новостями светской жизни. Между прочим, это сынок одного мультимиллионера.
Флосси покачала головой:
— Страшно даже подумать о том, куда катится наш мир. Зачем же ему понадобилось шарить по Солсбери в поисках такой дешевки, как я, если он может себе позволить самый высший класс в Лондоне?
Но на этот вопрос Блейк не смогла ей ответить.
Фотостудия, Памлико, Лондон.
1 час дня.
Дин Джарретт был полон энтузиазма и энергии, стараясь во всем помочь сержанту.
— Ну, конечно же, дорогуша, — сладким голосом произнес он, источая невероятное радушие и одновременно недоверчиво поглядывая на Фрейзера уголком глаза. Оглядев посетителя, он определил, что этот полицейский, как видно, спокойно относится к гомосексуалистам, а его дружелюбная улыбка говорила о том, что он так же снисходительно оценивает и антураж студии, которую обставляли, без сомнения, весьма эксцентричные люди. Фрейзер спокойно отнесся к ярко-розовым волосам Анжелики, и никак не отреагировал на бурный флирт со стороны самого Дина:
— Я могу дать подробнейший отчет о каждом шаге Джинкс, начиная со вторника тридцать первого мая и вплоть до пятницы, третьего июня. Но вот после этого, боюсь, что ничегошеньки не смогу сказать. Она же была у родителей в Холле всю неделю, и от нее не было ни ответа ни привета. Конечно, мы ничего и не ожидали услышать. Она там отдыхала. Но вот затем, как фокусница, вдруг взяла и испарилась. Анжелика ей названивала в понедельник домой: там она и должна была находиться по всем данным, но каждый раз мы натыкались на автоответчик.
— Вы говорите уже о понедельнике тринадцатого июня?
— Совершенно верно. И вот во вторник до нас доходят страшные новости: наша крошка лежит в больнице, причем без сознания. Я полагаю, вы были у нее? Ну, и как она себя чувствует?
Его лицо мгновенно изменилось, теперь это было само сочувствие и сопереживание. Фрейзер поспешил успокоить Дина, хотя и сомневался, что такая забота была искренней:
— Похоже, ей уже намного лучше. Она пока еще не все помнит из того, что происходило до аварии, но во всем остальном, пожалуй, чувствует себя превосходно.
— Ну, не поразительно ли это! — воскликнул Дин. — Этой дамой нельзя не восхищаться!
— Тем не менее, вы почему-то не сочли нужным навестить ее в больнице, — бесстрастно произнес Фрейзер. — По крайней мере, я об этом не слышал. На то у вас, наверное, имеются свои причины?
Страдание тут же покинуло лицо Дина:
— Да, в отличие от всевозможных Хеннесси и Саймонов Харрисов, которые все же успели навязать свое общество, я предпочитаю подождать, когда меня пригласят персонально. Представьте себе, что вы едва живы и чувствуете себя преотвратно, а к вам без всякого спроса ломятся ваши доброжелатели. Джинкс очень скрытный человек. Мне кажется, она даже и не подозревает, насколько мы обожаем ее. И поэтому мне частенько хочется просто закрыться в своей скорлупе, чтобы только не тревожить ее и не надоедать ей. — Он вздохнул. — В любом случае, мы долго не могли узнать, где она находится. А ее отец, грубый и жестокий человек, разумеется, ничего нам не говорил.
— И все же мне кажется странным, что ее не беспокоила судьба студии. Неужели она сама не интересовалась, как идут дела и продолжают ли поступать заказы?
Дин застонал:
— Как вы жестоки и несправедливы к ней, сержант. Неужели вам непонятно, что в то время у бедняжки были более насущные заботы. К тому же, она оставила свой бизнес в надежных руках друга и второго по значимости фотографа во всем Лондоне.
Фрейзер скривил губы:
— Ну, а какого вы были мнения о Лео?
— Это был ужасный, омерзительный человек. Воплощенный кошмар! Настоящая пиявка и кровосос. Вот только Джинкс никак не хотела этого замечать. Понимаете, когда дело доходит до симпатичной мордашки, у Джинкс как будто шоры на глаза опускаются. Она уже больше ничего не замечает. Она забывает, что самое важное это не внешность, а то, что за ней скрывается. Во всем виноват ее отец. Он напоминает мне старого стервятника. Всегда держится в стороне от нее, а Джинкс наивно полагает, что симпатичное личико обязательно означает такую же симпатичную внутреннюю сущность. — Он закатил глаза к потолку. — Мне очень неприятно все это говорить, потому что он достаточно грубый человек, но мне кажется, что Адам Кингсли стоит десятка Лео Уолладеров. Если по количеству звонков сюда можно о чем-либо судить, то он заботится о ней больше, чем она говорит. Господи, если бы мы здесь с Анжеликой хоть что-то упустили из виду или хоть в каком-нибудь месте прокололись — а этого не произошло и произойти не может — то он давно бы уже прибыл сюда и вывернул нам все кишки наизнанку.
Фрейзер усмехнулся:
— Так вы с ним встречались?
— Меня представили ему, когда он впервые приехал сюда, — передернувшись, вспомнил Дин, — как и Энжи. Но дело в том, что я голубой, а она — чернокожая, поэтому наше знакомство никак нельзя было назвать событием века. Он на всякий случай потом два раза вымыл руки с мылом, чтобы не подхватить от нас какой-нибудь заразы. Позже, когда он заявлялся сюда в очередной раз, то бурчал себе под нос что-то невнятное при виде нас, и тут же направлялся к Джинкс и беседовал с нею с глазу на глаз, без посторонних. Ужас какой-то.
— Почему же его посещения казались вам такими ужасными?
— Потому что каждый раз он приезжал сюда со своей ручной гориллой. — Дин снова закатил глаза. — Говорит, что это его личный шофер, только я еще не видел шоферов с объемом груди в сорок четыре дюйма. Этот громила способен сделать фарш из каждого, кто осмелится хоть слово сказать против его босса.
— Ну, в наши дни это не такое уж редкое явление. Шофер часто совмещает свое ремесло с должностью личного телохранителя. Большинство миллионеров имеют таких. Вы говорите, что мистер Кингсли держится от Джинкс на расстоянии, но можете ли вы сказать, что он в то же время и любит ее?
— Да, но как-то уж очень своеобразно. Он до нее даже не дотрагивается, просто садится рядом и любуется ею, как будто перед ним музейный экспонат дрезденского фарфора. У меня сложилось такое впечатление, будто он и поверить боится, что это его дочь. То есть, он-то сам простой, как куча навоза, а она — настоящая леди. Его сыновья по сравнению с ней — первосортные задницы, и больше ничего. — Он на секунду задумался. — «Любит» — не то слово. По-моему, он даже боготворит ее.
— Ну, а как она сама к этому относится?
— Крайне отрицательно. Но вы должны понять, что он боготворит не саму Джинкс, а ту личность, за которую он ее принимает. Я хочу сказать, что надо быть не совсем духовно развитым, чтобы воспринимать Джинкс, как фарфоровое чудо. Я бы скорее сравнил ее с добротной стаффордширской керамикой, которая отскакивает от пола, если вы ее роняете, и при этом способна служить много лет, как новая.
— Почему же Джинкс не поставит его на место?
— Она пыталась, дорогуша, но он настолько слеп, что ничего не видит вокруг. Возьмем, к примеру, тот факт, что она собиралась выйти замуж за Лео Уолладера. Боже мой! Ну какие еще нужны доказательства неправильного суждения о человеке? Отец конечно ничего не заметил. Ведь у Лео в венах течет голубая кровь, значит, он уже стоит на голову выше всех остальных.
Фрейзер улыбнулся:
— Ну, хорошо. Расскажите мне, что происходило во вторник тридцать первого мая, — предложил он.
— День выдался суетный. Утром у нас была молодежная рок-группа. Эти малолетки считали себя кумирами. Их записывающая компания попросила нас сделать несколько рекламных кадров. Это было равносильно выжиманию воды из камня. Они жеманно улыбались в камеру, и более ничего. — Он на секунду задумался. — Ну, днем мы выехали на натурные съемки в район Черинг-кросс. Там был заказ от телевизионной компании. Им нужна была натура для какой-то документалки о бездомных. Около шести вечера мы закончили работу, потому что Джинкс торопилась домой.
— Она объяснила вам, почему?
Он отрицательно помотал серебристой шевелюрой:
— Нет, но весь день она пребывала в прекрасном расположении духа. Тогда я спросил, уж не Лео ли виноват в том, что у нее такое хорошее настроение. И она ответила: «В каком-то смысле да». Тогда я подумал, что у них все наладилось, но она сказала, что это было бы невозможно. Я еще подумал тогда, что вот, наконец-то, у нее начинают открываться глаза, но, конечно, я был настолько тактичен, что просто промолчал.
Фрейзер снова улыбнулся.
— Среда, первое июня, — подсказал он.
— Дайте подумать. Ага. Все утро я посвятил проявке пленок, потом делал пробные фотографии. Оставалась кое-какая работа с предыдущей недели и все то, что мы наснимали за вторник. Джинкс занималась бумажной работой. Ей надо было все расчистить перед тем, как отправиться на неделю в Холл. В среду мы обычно занимаемся портретами, а в тот день, как мне помнится, у нас было пять или шесть заказов на семейные фото.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72