Почти с первого же дня работы ему удалось организовать ячейку профсоюза работников литейной промышленности. Хотя к его работе было невозможно придраться, он восстановил против себя управленцев тем, что сплотил вокруг себя недовольных.
В конце концов Айверсон пригрозил устроить забастовку, если не будут улучшены условия труда и меры безопасности, как того требует законодательство.
Угроза забастовки всполошила преданных Хойлам или запуганных ими рабочих. Многие из них не приветствовали создание профсоюза и не вступали в него. Мнения разделились, начались споры, и из-за этого снизилась выработка.
Хафф, желая избежать огласки, вмешательства правительственных чиновников и профсоюзов, назначил встречу между Айверсоном и представителями администрации, чтобы выяснить, нельзя ли добиться соглашения, которое устроило бы всех.
Во время встречи Айверсон разоблачил все мелкие уступки, которые предлагал Хафф. Он заявил, что его не купить крошечной прибавкой к зарплате и пустыми обещаниями об улучшении. Он объявил, что будет продолжать работать до тех пор, пока все работники предприятия не станут членами профсоюза.
Айверсон ушел с этой встречи, и больше его не видели.
– После того как Айверсон вылетел из зала заседаний, мой брат сказал, что агитатора пора заткнуть, – напомнила Сэйри шерифу.
На суде это подтвердили люди, находившиеся на той встрече. На перекрестном допросе, который вел Макгроу, они показали, что это была шутка. – Ред Харпер криво усмехнулся. – Также было отмечено, что, если человек хочет кого-то убить, едва ли он объявит об этом перед целой толпой.
– Хойлу позволено все.
Шериф Харпер устало взглянул на Сэйри. Она нажала еще:
– Айверсон попытался заставить мою семью ответить за все несчастные случаи на производстве, произошедшие на нашем литейном заводе.
– О них было доложено, провели проверку.
Теперь настала очередь Сэйри устало смотреть на шерифа.
– Если Хойлов хватают за руку, когда они нарушают технику безопасности и это приводит к несчастному случаю – а я помню как минимум две смерти, – то они платят отступные и считают это издержками производства. Они с инспекторами крепко жмут друг другу руки и расстаются друзьями до следующего несчастного случая. Как только на горизонте появляются инспекторы, Хойлы наводят временный порядок, а после их отъезда все возвращается на круги своя. Литейный завод – это угроза для жизни, и вы знаете об этом, Ред Харпер.
Согласна, Айверсон был подстрекателем, – продолжала Сэйри. – Он мог быть самым неприятным субъектом на планете – Я его не знала, и вполне вероятно, он бы мне не понравился, если бы мы познакомились, но я восхищаюсь тем, что он пытался сделать. А Хафф и Крис относятся к этому иначе.
– Сотням рабочим не нравилось то, чем занимался Айверсон, Сэйри. Он стал угрозой для их существования. Если они не работают, их семьям нечего есть. Возможно, Айверсон мог бы пережить забастовку, а они не могли. Так что многим из них хотелось отправить его на тот свет.
– Но его никто не видел мертвым. Поэтому-то Крису все и сошло с рук.
– Криса оправдали присяжные.
– Только половина из них.
Отличный выстрел, но он не пробил доспехи шерифа. Правда, Сэйри это и не ждала. Она могла просидеть в этом кабинете целый день, играя в словесный пинг-понг, и все равно это было бы пустой тратой времени. Ред Харпер до могилы будет прикрывать Хойлов, потому что принадлежал ям душой и телом.
Сэйри сомневалась, что его безукоризненная преданность основана на приязни, убеждениях или даже на жадности, потому что он ежемесячно получал от Хаффа вознаграждение. Скорее это стало привычкой, от которой шериф не мог избавиться. Он напоминал человека, который курит сигареты одну за другой и даже не замечает, как прикуривает следующую. Ред Харпер лгал ради Хойлов столько времени, что уже делал это автоматически. Это был условный рефлекс, а не сознательный выбор.
И вполне вероятно, на этот раз шериф не прикрывал Криса. Его и в самом деле могли несправедливо обвинить, он мог стать объектом охоты для честолюбивого прокурора, решившего сделать карьеру на осуждении известного и богатого человека. Именно об этом говорилось в передовице, которую Сэйри читала в библиотеке утром. Ее брат мог стать козлом отпущения, а тайна так и осталась нераскрытой.
Если Крис был не виноват в том, в чем его обвиняли, то Сэйри не должна была бы все еще подозревать его. Это было несправедливо. И даже если ему сошло с рук убийство, то Ред Харпер в этом не признается.
Сэйри взяла сумочку и встала.
– Спасибо, что приняли меня без предварительной договоренности.
– Я рад видеть тебя в любое время, Сэйри. – Харпер вышел из-за стола и проводил ее до двери. – Ты надолго останешься в городе?
– Уеду после обеда.
– Береги себя. Как я слышал, в Сан-Франциско полно извращенцев. – Губы шерифа растянулись в подобии улыбки. – У помощника шерифа Скотта есть номера всех твоих телефонов. Думаю, самое позднее завтра он закончит свое расследование. Я прослежу, чтобы он позвонил тебе, когда будет готово официальное определение.
– Буду признательна.
Сэйри собралась уходить и вдруг вспомнила про Джессику Дебланс, и это заставило ее замедлиться на пороге. Тайная помолвка Дэнни – это важный факт. Но Харперу платит Хафф. Все, что она скажет шерифу, сразу же станет известно Хойлу-старшему. А Джессика говорила, что ей не хотелось бы, чтобы Хафф узнал об их намерении пожениться. Сэйри сомневалась, что может поделиться этой информацией с Уэйном Скоттом. Молодой детектив сочтет себя обязанным проинформировать своего шефа. Сэйри решила никому ничего не говорить, не обсудив это предварительно с Джессикой.
Ее беспокоило что-то еще, но она никак не могла понять причину тревоги. И только у выхода из участка она сообразила, что это.
– Шериф Харпер!
К этому моменту он уже вернулся в свой кабинет, но высунул голову и вопросительно посмотрел на нее.
– Вы говорили мне, что мысль о самоубийстве пришла к Дэнни после рыбалки.
– Это мое предположение.
– Я не могу это принять.
– Мы это уже выяснили, Сэйри.
– Я говорю не о самоубийстве, а о рыбной ловле. Дэнни ненавидел рыбалку.
Как только Бек вошел в кабинет Хаффа, он сразу понял, что старик расстроен. Мерчент не успел даже поздороваться, как Хойл выхватил карточку, напоминающую те, которые вкладывают в букеты или подарки, из стопки подобных и помахал ею перед носом Бека.
– Это выводит меня из себя.
Кому-то наверняка показалось бы невероятным, что отец и сын Хойлы приступили к работе на следующий же день после похорон Дэнни. Правила хорошего тона наверняка предписывали бы им неделю уединения. Но Хафф никогда не придерживался этикета и считал, что каждый день рабочий. В его ежедневнике никто бы не нашел таких слов, как „отпуск“ или „выходные“.
– Что это такое?
Хафф протянул карточку Беку. Он присел на небольшой диванчик, стоявший около письменного стола. Дальняя стена кабинета состояла из высоких окон, откуда открывался вид на заводской цех. Им мог бы любоваться лишь поклонник мрачного уродства литейного производства. Это был вид с высоты птичьего полета на ад. Темнота. Грохот. Жара.
У Мерчента, Криса и Дэнни были такие же кабинеты чуть дальше по коридору. Крис появился на работе немногим раньше Бека. Дверь в кабинет Дэнни оставалась закрытой.
Бек взглянул на карточку, которую передал ему Хафф.
– „С глубоким сочувствием, Чарльз Нильсон“, – прочитал он. Потом, покосившись на Хаффа, коротко хохотнул: – Он что, прислал цветы на похороны Дэнни?
– Ты можешь поверить в наглость этого сукина сына? Сэлли собиралась послать благодарственные письма от моего имени, – начал рассказывать Хафф, упоминая свою секретаршу, – и я решил просмотреть карточки, прежде чем вернуть их ей. И наткнулся на эту. Не могу поверить, что он использовал смерть моего сына, чтобы насолить мне.
– У мужика железные нервы. У вас было время просмотреть папку, которую я вам оставил?
– Я прочел достаточно, чтобы понять, что Нильсон просто пытается сделать себе имя. Все эти газетные статьи напоминают составленные им пресс-релизы.
– Должен с вами согласиться, – сказал Бек, – но они были напечатаны. Нильсон всего лишь работает на публику, пыжится, но люди читают и обращают на это внимание. Раньше его целью были лишь небольшие заводы, но ему все равно удавалось привести на них профсоюзы или добиться невероятных уступок от руководства. Теперь он надулся от гордости. Я боюсь, что он ищет более серьезную цель, чтобы попасть в средства массовой информации.
– И ты полагаешь, что „Хойл Энтерпрайсиз“ может стать этой целью?
– Это было бы естественно, Хафф. Мы предприятие, не имеющее выхода на рынок. Наше литье – это наша продукция. Мы не делаем литье для других производителей. Так что, если хотя бы один аспект плавильного или литейного процесса будет затронут…
– …производство упадет, мы не сможем выполнить заказы, и наш бизнес рухнет.
– Я уверен, что Нильсон это понимает. И, к несчастью, у нас были случаи травматизма и смерти на производстве.
Хафф встал с кресла и от души выругался. Он подошел к окну и остановился возле него. Глядя вниз, он сердито спросил:
– Ты знаешь, сколько человек проработали здесь и ни разу не были травмированы, а? – Он обернулся к Беку и ответил сам: – Сотни. Об этом кто-нибудь написал? Разве эти подстрекатели из профсоюза напишут на своих плакатах цифры статистики? Нет, черт побери. Но стоит одному рабочему поцарапаться, как это сразу становится новостью.
Едва ли можно было назвать „царапиной“ серьезную потерю крови, когда рабочему раздробило ногу упавшими с неогражденного конвейера трубами, или потерю пальца, попавшего в машину, которую нельзя остановить, или ожоги, от которых мясо буквально сгорало до кости. Но Бек промолчал. Хафф был слишком сердит, чтобы с ним спорить.
– Новость на всех каналах, – продолжал бурчать он. – Словно в Нью-Йорке или Вашингтоне знают, чем мы тут занимаемся. Куча либералов, коммунистические любители сенсационных разоблачений, – ухмыльнулся он. – Один несчастный случай в цехе, и я в окружении государственных инспекторов. Они шастают всюду, везде суют свой нос, выслушивают всех и записывают любое нытье. – Хафф махнул рукой, показывая, что он говорит о рабочих. – Знаешь ли ты, что, когда я был ребенком, я был бы счастлив получить такую работу? Знаешь ли ты, как счастлив был бы мой отец, если бы регулярно получал зарплату?
– Я с вами согласен, Хафф, – негромко сказал Бек. – Успокойтесь, не то вас хватит удар.
– Дерьмо все это, – пробормотал Хафф, возвращаясь к своему столу. Он покраснел и тяжело дышал.
– Вы принимаете лекарство от давления?
– Нет. Если буду их принимать, у меня всегда будет полшестого.
Все в городе знали, что один раз в неделю Хафф бывает у женщины, живущей в пригороде. Насколько знал Бек. Хойл-старший оставался ее единственным клиентом, и, вероятно, она неплохо получала, чтобы это положение не менялось.
– Если выбирать между высоким давлением и импотенцией, то я выбираю давление, – резюмировал Хафф.
– Слушайте, слушайте! – воскликнул Крис, переступая через порог.
Как всегда, он был одет с иголочки и безукоризненно причесан. Не выбивался ни один волосок. Бек часто гадал, как Крису это удается, когда температура еще до полудня поднимается до девяноста градусов.
– Судя по всему, я пропустил очень интересный разговор – Что затеваете?
Пока Хафф наливал себе воды из графина на столе, Бек вкратце пересказал суть их дискуссии о Чарльзе Нильсоне. Крис отмахнулся от угрозы, которую тот представлял.
– Нам знаком такой тип людей. Эти провокаторы начинают с силовых методов, а потом тают, как снег на солнце. Нам просто надо подождать, пока он начнет действовать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
В конце концов Айверсон пригрозил устроить забастовку, если не будут улучшены условия труда и меры безопасности, как того требует законодательство.
Угроза забастовки всполошила преданных Хойлам или запуганных ими рабочих. Многие из них не приветствовали создание профсоюза и не вступали в него. Мнения разделились, начались споры, и из-за этого снизилась выработка.
Хафф, желая избежать огласки, вмешательства правительственных чиновников и профсоюзов, назначил встречу между Айверсоном и представителями администрации, чтобы выяснить, нельзя ли добиться соглашения, которое устроило бы всех.
Во время встречи Айверсон разоблачил все мелкие уступки, которые предлагал Хафф. Он заявил, что его не купить крошечной прибавкой к зарплате и пустыми обещаниями об улучшении. Он объявил, что будет продолжать работать до тех пор, пока все работники предприятия не станут членами профсоюза.
Айверсон ушел с этой встречи, и больше его не видели.
– После того как Айверсон вылетел из зала заседаний, мой брат сказал, что агитатора пора заткнуть, – напомнила Сэйри шерифу.
На суде это подтвердили люди, находившиеся на той встрече. На перекрестном допросе, который вел Макгроу, они показали, что это была шутка. – Ред Харпер криво усмехнулся. – Также было отмечено, что, если человек хочет кого-то убить, едва ли он объявит об этом перед целой толпой.
– Хойлу позволено все.
Шериф Харпер устало взглянул на Сэйри. Она нажала еще:
– Айверсон попытался заставить мою семью ответить за все несчастные случаи на производстве, произошедшие на нашем литейном заводе.
– О них было доложено, провели проверку.
Теперь настала очередь Сэйри устало смотреть на шерифа.
– Если Хойлов хватают за руку, когда они нарушают технику безопасности и это приводит к несчастному случаю – а я помню как минимум две смерти, – то они платят отступные и считают это издержками производства. Они с инспекторами крепко жмут друг другу руки и расстаются друзьями до следующего несчастного случая. Как только на горизонте появляются инспекторы, Хойлы наводят временный порядок, а после их отъезда все возвращается на круги своя. Литейный завод – это угроза для жизни, и вы знаете об этом, Ред Харпер.
Согласна, Айверсон был подстрекателем, – продолжала Сэйри. – Он мог быть самым неприятным субъектом на планете – Я его не знала, и вполне вероятно, он бы мне не понравился, если бы мы познакомились, но я восхищаюсь тем, что он пытался сделать. А Хафф и Крис относятся к этому иначе.
– Сотням рабочим не нравилось то, чем занимался Айверсон, Сэйри. Он стал угрозой для их существования. Если они не работают, их семьям нечего есть. Возможно, Айверсон мог бы пережить забастовку, а они не могли. Так что многим из них хотелось отправить его на тот свет.
– Но его никто не видел мертвым. Поэтому-то Крису все и сошло с рук.
– Криса оправдали присяжные.
– Только половина из них.
Отличный выстрел, но он не пробил доспехи шерифа. Правда, Сэйри это и не ждала. Она могла просидеть в этом кабинете целый день, играя в словесный пинг-понг, и все равно это было бы пустой тратой времени. Ред Харпер до могилы будет прикрывать Хойлов, потому что принадлежал ям душой и телом.
Сэйри сомневалась, что его безукоризненная преданность основана на приязни, убеждениях или даже на жадности, потому что он ежемесячно получал от Хаффа вознаграждение. Скорее это стало привычкой, от которой шериф не мог избавиться. Он напоминал человека, который курит сигареты одну за другой и даже не замечает, как прикуривает следующую. Ред Харпер лгал ради Хойлов столько времени, что уже делал это автоматически. Это был условный рефлекс, а не сознательный выбор.
И вполне вероятно, на этот раз шериф не прикрывал Криса. Его и в самом деле могли несправедливо обвинить, он мог стать объектом охоты для честолюбивого прокурора, решившего сделать карьеру на осуждении известного и богатого человека. Именно об этом говорилось в передовице, которую Сэйри читала в библиотеке утром. Ее брат мог стать козлом отпущения, а тайна так и осталась нераскрытой.
Если Крис был не виноват в том, в чем его обвиняли, то Сэйри не должна была бы все еще подозревать его. Это было несправедливо. И даже если ему сошло с рук убийство, то Ред Харпер в этом не признается.
Сэйри взяла сумочку и встала.
– Спасибо, что приняли меня без предварительной договоренности.
– Я рад видеть тебя в любое время, Сэйри. – Харпер вышел из-за стола и проводил ее до двери. – Ты надолго останешься в городе?
– Уеду после обеда.
– Береги себя. Как я слышал, в Сан-Франциско полно извращенцев. – Губы шерифа растянулись в подобии улыбки. – У помощника шерифа Скотта есть номера всех твоих телефонов. Думаю, самое позднее завтра он закончит свое расследование. Я прослежу, чтобы он позвонил тебе, когда будет готово официальное определение.
– Буду признательна.
Сэйри собралась уходить и вдруг вспомнила про Джессику Дебланс, и это заставило ее замедлиться на пороге. Тайная помолвка Дэнни – это важный факт. Но Харперу платит Хафф. Все, что она скажет шерифу, сразу же станет известно Хойлу-старшему. А Джессика говорила, что ей не хотелось бы, чтобы Хафф узнал об их намерении пожениться. Сэйри сомневалась, что может поделиться этой информацией с Уэйном Скоттом. Молодой детектив сочтет себя обязанным проинформировать своего шефа. Сэйри решила никому ничего не говорить, не обсудив это предварительно с Джессикой.
Ее беспокоило что-то еще, но она никак не могла понять причину тревоги. И только у выхода из участка она сообразила, что это.
– Шериф Харпер!
К этому моменту он уже вернулся в свой кабинет, но высунул голову и вопросительно посмотрел на нее.
– Вы говорили мне, что мысль о самоубийстве пришла к Дэнни после рыбалки.
– Это мое предположение.
– Я не могу это принять.
– Мы это уже выяснили, Сэйри.
– Я говорю не о самоубийстве, а о рыбной ловле. Дэнни ненавидел рыбалку.
Как только Бек вошел в кабинет Хаффа, он сразу понял, что старик расстроен. Мерчент не успел даже поздороваться, как Хойл выхватил карточку, напоминающую те, которые вкладывают в букеты или подарки, из стопки подобных и помахал ею перед носом Бека.
– Это выводит меня из себя.
Кому-то наверняка показалось бы невероятным, что отец и сын Хойлы приступили к работе на следующий же день после похорон Дэнни. Правила хорошего тона наверняка предписывали бы им неделю уединения. Но Хафф никогда не придерживался этикета и считал, что каждый день рабочий. В его ежедневнике никто бы не нашел таких слов, как „отпуск“ или „выходные“.
– Что это такое?
Хафф протянул карточку Беку. Он присел на небольшой диванчик, стоявший около письменного стола. Дальняя стена кабинета состояла из высоких окон, откуда открывался вид на заводской цех. Им мог бы любоваться лишь поклонник мрачного уродства литейного производства. Это был вид с высоты птичьего полета на ад. Темнота. Грохот. Жара.
У Мерчента, Криса и Дэнни были такие же кабинеты чуть дальше по коридору. Крис появился на работе немногим раньше Бека. Дверь в кабинет Дэнни оставалась закрытой.
Бек взглянул на карточку, которую передал ему Хафф.
– „С глубоким сочувствием, Чарльз Нильсон“, – прочитал он. Потом, покосившись на Хаффа, коротко хохотнул: – Он что, прислал цветы на похороны Дэнни?
– Ты можешь поверить в наглость этого сукина сына? Сэлли собиралась послать благодарственные письма от моего имени, – начал рассказывать Хафф, упоминая свою секретаршу, – и я решил просмотреть карточки, прежде чем вернуть их ей. И наткнулся на эту. Не могу поверить, что он использовал смерть моего сына, чтобы насолить мне.
– У мужика железные нервы. У вас было время просмотреть папку, которую я вам оставил?
– Я прочел достаточно, чтобы понять, что Нильсон просто пытается сделать себе имя. Все эти газетные статьи напоминают составленные им пресс-релизы.
– Должен с вами согласиться, – сказал Бек, – но они были напечатаны. Нильсон всего лишь работает на публику, пыжится, но люди читают и обращают на это внимание. Раньше его целью были лишь небольшие заводы, но ему все равно удавалось привести на них профсоюзы или добиться невероятных уступок от руководства. Теперь он надулся от гордости. Я боюсь, что он ищет более серьезную цель, чтобы попасть в средства массовой информации.
– И ты полагаешь, что „Хойл Энтерпрайсиз“ может стать этой целью?
– Это было бы естественно, Хафф. Мы предприятие, не имеющее выхода на рынок. Наше литье – это наша продукция. Мы не делаем литье для других производителей. Так что, если хотя бы один аспект плавильного или литейного процесса будет затронут…
– …производство упадет, мы не сможем выполнить заказы, и наш бизнес рухнет.
– Я уверен, что Нильсон это понимает. И, к несчастью, у нас были случаи травматизма и смерти на производстве.
Хафф встал с кресла и от души выругался. Он подошел к окну и остановился возле него. Глядя вниз, он сердито спросил:
– Ты знаешь, сколько человек проработали здесь и ни разу не были травмированы, а? – Он обернулся к Беку и ответил сам: – Сотни. Об этом кто-нибудь написал? Разве эти подстрекатели из профсоюза напишут на своих плакатах цифры статистики? Нет, черт побери. Но стоит одному рабочему поцарапаться, как это сразу становится новостью.
Едва ли можно было назвать „царапиной“ серьезную потерю крови, когда рабочему раздробило ногу упавшими с неогражденного конвейера трубами, или потерю пальца, попавшего в машину, которую нельзя остановить, или ожоги, от которых мясо буквально сгорало до кости. Но Бек промолчал. Хафф был слишком сердит, чтобы с ним спорить.
– Новость на всех каналах, – продолжал бурчать он. – Словно в Нью-Йорке или Вашингтоне знают, чем мы тут занимаемся. Куча либералов, коммунистические любители сенсационных разоблачений, – ухмыльнулся он. – Один несчастный случай в цехе, и я в окружении государственных инспекторов. Они шастают всюду, везде суют свой нос, выслушивают всех и записывают любое нытье. – Хафф махнул рукой, показывая, что он говорит о рабочих. – Знаешь ли ты, что, когда я был ребенком, я был бы счастлив получить такую работу? Знаешь ли ты, как счастлив был бы мой отец, если бы регулярно получал зарплату?
– Я с вами согласен, Хафф, – негромко сказал Бек. – Успокойтесь, не то вас хватит удар.
– Дерьмо все это, – пробормотал Хафф, возвращаясь к своему столу. Он покраснел и тяжело дышал.
– Вы принимаете лекарство от давления?
– Нет. Если буду их принимать, у меня всегда будет полшестого.
Все в городе знали, что один раз в неделю Хафф бывает у женщины, живущей в пригороде. Насколько знал Бек. Хойл-старший оставался ее единственным клиентом, и, вероятно, она неплохо получала, чтобы это положение не менялось.
– Если выбирать между высоким давлением и импотенцией, то я выбираю давление, – резюмировал Хафф.
– Слушайте, слушайте! – воскликнул Крис, переступая через порог.
Как всегда, он был одет с иголочки и безукоризненно причесан. Не выбивался ни один волосок. Бек часто гадал, как Крису это удается, когда температура еще до полудня поднимается до девяноста градусов.
– Судя по всему, я пропустил очень интересный разговор – Что затеваете?
Пока Хафф наливал себе воды из графина на столе, Бек вкратце пересказал суть их дискуссии о Чарльзе Нильсоне. Крис отмахнулся от угрозы, которую тот представлял.
– Нам знаком такой тип людей. Эти провокаторы начинают с силовых методов, а потом тают, как снег на солнце. Нам просто надо подождать, пока он начнет действовать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63