На экране вспыхнул значок, сообщивший Джеку, что Патрон пересылает ему файл. Подождав, пока загрузка закончится, он открыл "посылку".
Заполнившее экран изображение было репродукцией картины, написанной маслом. На земле бесформенной кучей лежала едва угадываемая человеческая фигура Над человеком парили ангелы с искаженными, злобными лицами; в руках – пики с насаженными на них окровавленными сердцами. Верхнюю часть картины занимало гигантское белобородое лицо, с плотоядной жестокостью взирающее вниз. В оскаленном рту – два ряда заостренных клыков: Бог в образе людоеда.
Джек рассматривал картину сощуренными глазами. Что-то в стиле художника показалось ему знакомым...
ПАТРОН: Вот что вдохновило автора на создание этой новой интерпретации веры.
Еще один файл. На этот раз фотография. Пожилая женщина, обнаженная, если не считать нелепой шляпки на голове, распята в дверном косяке. Запястья приколочены по обе стороны проема.
Джек сидел, оглядывая этот кошмар широко распахнутыми глазами.
– Наконец-то, – прошептал, он.
Он уже знал, пусть единственной подсказкой ему служили эта фотография и ноющее ощущение в животе.
Он нашел убийцу своей семьи.
Глава 4
Три года тому назад
Снежное Рождество в Ванкувере было такой редкостью, что местный ювелир пообещал сполна вернуть стоимость всех проданных в декабре обручальных колец, если двадцать пятого пойдет снег. Такое же обещание он делал и в прошлые годы, но пока что за деньгами никто не являлся.
"Должно быть, сейчас он здорово нервничает, – думал Джек, лежа в кровати и еще не успев толком проснуться. – Если бы я не был уже женат, сам пошел бы за кольцами". Снег шел и двадцать второго, и двадцать третьего, причем не просто едва припорошил землю тонким влажным слоем, как это бывает на Западном побережье; время от времени в Ванкувере шел настоящий снег, непрерывным потоком, который все не кончался и не кончался. Снег летел большими, тяжелыми белыми хлопьями, похожими на комочки ваты; они летели к земле плотным, звуконепроницаемым занавесом. Двадцать второго Джеку почти не удалось поработать; весь день он провел, глядя в окно своей студии на Ист-сайде, наблюдая, как падает снег.
К двадцать третьему его мнение переменилось, совпав с взглядами большинства ванкуверцев. Снег достал. Красиво, конечно, но город не в состоянии с ним справиться: снегоуборочной техники не хватает, а большая часть автомобилистов непривычна к такой погоде. Городской монорельсовой дороге снег тоже не пришелся по вкусу; она забарахлила и была закрыта. Автобусы ходили с опозданием на час, а то и на все три. Заказать такси по телефону можно было только в аварийных ситуациях; от всех прочих поездок операторы отказывались.
Двадцать четвертого Джек последовал примеру большинства остальных горожан: он опустил руки и остался дома.
– Дже-ек! – донесся снизу голос Джанин. – Спускайся, соня. Твои предки будут здесь уже через час.
Джек со стоном зарылся под покрывало. И практически успел уснуть вновь, когда с его головы сдернули одеяло.
– Ох! Дай же мне поспать, – простонал он, ныряя под подушку лицом вниз.
Вздохнув, жена уселась рядышком на кровати.
– Так и быть. Скажу им – ты решил впасть в зимнюю спячку.
– Угу.
– А подарки пусть достанутся нищим и бездомным.
Выпростав из-под покрывала руку, он обнял жену за талию.
– Ты ничего им не скажешь, потому что мы ляжем в зимнюю спячку вместе. Мне же нужно будет чем-то согреваться... Я слыхал, что высокие женщины с короткими прическами греют как печки.
Джанин рассмеялась. Она всегда предпочитала короткие стрижки, а сейчас ее голову покрывал светлый волнистый ежик.
– Да неужто? А как быть с Сэмом? Кто о нем позаботится?
– Он у нас умный. Протянет на подножном корму – будет питаться орехами да ягодами.
Джанин сорвала с его головы подушку и обрушила ее на Джека.
– Поверить не могу, что ты говоришь такое о собственном сыне, – заявила она, изображая негодование.
– А мне не верится, что я женился на женщине, способной заниматься логическими умопостроениями до девяти часов утра.
– Спорим, в детстве ты вел себя иначе, – сказала Джанин, вытягиваясь рядом. Джек подсунул руку ей под голову.
– Ну, уж точно не в Рождество, – хохотнул он. – Я, скорее, напоминал Сэма: не мог уснуть накануне и вскакивал в половине шестого. Настолько заряженный энергией, что, клянусь, просто вибрировал.
– И что же случилось потом?
– Я открыл для себя мастурбацию. И заметно успокоился.
– Ну, Сэму только шесть... Думаю, в запасе у него еще несколько энергетически насыщенных лет. – Усевшись, Джанин спустила ноги с кровати. – Пойдем Кофе уже готов.
– Кофеин? Что ж ты сразу не сказала?..
Встав, Джек наскоро принял душ. Втирая в волосы шампунь, насвистывал старую песню группы "Дэво". Закончив, надел на себя белую футболку и черные спортивные брюки и босиком поспешил вниз.
– Пап! Еще только один последний сон! – воззвал из гостиной сынишка. У Сэма было узкое личико и курносый нос матери, зато курчавыми каштановыми волосами он был весь в отца Последние две недели он самым тщательным образом вел обратный отсчет дней.
– Он твой, Сэм, – пообещал Джек, направляясь на кухню. Сынишка помчался за ним, размахивая зажатыми в руке комиксами.
– Смотри! Маршалл подарил мне на Рождество первый выпуск "Спауна"! Знаешь почему?
– Ну... потому что он купил семь экземпляров? – Джек плеснул себе кофе в черную кружку с рисунком – зеленый эллипс головы и вытаращенные глаза пришельца.
– Вот и нет! – протянул Сэм с напускной обидой. – Потому что я его лучший друг.
– Интересно, а я тогда кто? – полюбопытствовал Джек, доставая сливки из холодильника. Тот был увешан магнитными нашлепками, которые Джанин покупала повсюду в лавках для туристов. Каждый день, хватаясь за ручку холодильника, Джек утыкался взглядом в один такой сувенир, напоминание о заброшенном городке в Аризоне: ухмыляющийся череп в ковбойской шляпе с подписью снизу: "Йа-хуу, мой верный мустанг!"
– Йа-хуу, – сказал Джек, упирая в череп вытянутый палец и пуская воображаемую пулю.
– Пап?
– Чего тебе, приятель? – Джек уселся за кухонный стол.
– Зачем ты всегда стреляешь в холодильник?
Джек рассмеялся.
– Я люблю это делать, когда у меня хорошее настроение. Что-то вроде ритуала, наверное.
– А что такое ритый ал?
– Узнаешь, когда сюда доберутся бабушка с дедушкой.
– А, ладно. – Сын Джека улыбнулся особенной, доверчивой и всепрощающей улыбкой маленького мальчика и умчался обратно в гостиную. Покачав головой, Джек улыбнулся тоже; он не мог припомнить, чтобы когда-либо так вот был уверен в собственном отце. Это было и приятно, и немного пугало.
Джанин вошла в кухню и присела за столом рядом с Джеком.
– Вот и все, гостевая комната готова. Не хватает только твоих родителей.
За окном дважды прогудел автомобиль – обычное приветствие, каким отец Джека всегда оглашал окрестности, оповещая о своем приезде.
– А вот и они, – ответил жене Джек.
Мистер и миссис Сэлтер вошли в прихожую, нагруженные свертками в праздничной обертке.
– Счастливого Рождества! – провозгласила мать Джека Она была высокой женщиной с курчавыми волосами, которые неизменно красила в вопиюще алый оттенок. – Смотрите-ка, что Санта выронил с саней рядом с нашим домом!
– Ого! – крикнул Сэм, подбегая к бабушке, чтобы обхватить ее руками. – А для меня там что-нибудь есть?
– Ну, я думаю, может и найтись кое-что, – успокоил его отец Джека, невысокий коренастый мужчина с квадратной челюстью и сединой, которую стриг машинкой. – Ага, вот и моя близняшка! – со смехом проговорил он, заключая в объятия Джанин.
– С Рождеством! – сказал Джек, принимая весь груз свертков, пока Джанин помогала его родителям повесить пальто. – Уф-ф. В этом году вы опять решили скупить весь ассортимент магазина игрушек?
– Чился-молся, – насупился отец. – Антася, понял меня?
– Что? – удивился Сэм.
– Не бери в голову, – посоветовал Джек. – Дедушка то и дело вспоминает один старый шведский диалект.
Джек препроводил их в гостиную. В одном из углов возвышалась статная двухметровая с гаком ель, украшенная щедро, хотя и несколько эклектично: на ветвях сражались солдатики из коллекции Сэма, оспаривая, видимо, судьбу младенца Иисуса, лежащего тут же, в яслях. Всю сцену подсвечивали мерцающие стручковые перцы – мексиканские светильники, собранные цепочкой, на манер рождественских огней. Самодельные игрушки, изготовленные Джеком, делали убранство еще сюрреалистичней. Все они были собраны из разрозненных предметов, в основном столовых приборов; Джек давно обнаружил, что вполне приличный ангелочек может получиться из двух вилок, одной ложки и моточка проволоки, особенно если зубцы вилок растопырить на манер крыльев.
– Святый Боже, – произнес его отец, оглядывая ель. – Хорошо, хоть дерево настоящее.
– Я уж думал, вы опоздаете, – сказал Джек, раскладывая подарки под елкой. – Если учесть, что творится на дороге...
– Ну, ты ведь знаешь своего отца, – вздохнула мать, усаживаясь в кресло. – Решил, что мы обязательно должны выехать на час раньше, просто на всякий случай.
– И оказался прав, – самодовольно добавил мистер Сэлтер. – Главные улицы еще в порядке, а вот на боковых мы пару раз чуть не застряли. Еле добрались, точно вам говорю.
– Что ж, говорят, к завтрашнему утру снег растает, – сказала Джанин.
– Да, и тогда все мы утонем в слякоти, – проворчал мистер Сэлтер.
– Кто-нибудь хочет выпить? – спросил Джек.
– Я бы не отказалась от горячего шоколада, – откликнулась миссис Сэлтер. – Хочу прогнать холод из костей.
– А ты что скажешь, папа?
– Не откажусь.
– И я тоже! – выбрался из-под елки Сэм. Он копался там в коробках, высматривая собственное имя и повторяя "Ух!" всякий раз, когда его находил.
– Приготовлю каждому по чашечке, – сказала Джанин.
* * *
ПОЦЕЛУЙ СМЕРТИ: Эта картина мне знакома.
ПАТРОН: Надо думать, речь идет о полотне, а не о фотографии.
ПОЦЕЛУЙ СМЕРТИ: Да. Его автор – художник по имени Сальваторе Ториньо, не так ли?
ПАТРОН: В точку. Да, Ториньо – один из моих успехов.
ПОЦЕЛУЙ СМЕРТИ: Я и не знал, что он умер.
ПАТРОН: Нет, он жив и здоров. Чего не скажешь о его обожаемой матушке – ты видел ее на фото. Старушка посетила свою последнюю пасхальную мессу.
* * *
Звонок раздался ближе к вечеру. Джанин вместе с матерью Джека были на кухне, готовили праздничный ужин, а его отец вел крайне серьезный спор с внуком: "Нет, Сэмми. Едва ли Бэтмен поколотит Супермена. Не в честном бою, во всяком случае..."
Джек поднял трубку беспроволочного аппарата на втором гудке.
– Алло?
– Джек? – немецкий акцент в голосе был тяжелым и плотным, как коврижки в пироге "Блэквуд". Джек сразу его узнал.
– Мистер Либенстраум... Счастливого Рождества! – спохватился он.
– Я, я,и вам тоже счастливого. Простите, что беспокою дома, Джек, но я, похоже, не смогу вернуться сразу после праздников. Очень много дел накопилось.
– Жаль это слышать.
Либенстраум был богатеем из Германии, собирателем произведений искусства, купившим через посредника одну из работ Джека Очевидно, она произвела на него впечатление, поскольку он связался с Джеком лично и заговорил о европейской выставке, а может, даже и о целом турне. Подобная возможность – из тех, что способны послужить трамплином для взлета карьеры художника.
Джек ни разу не встречался с коллекционером лицом к лицу. Немец уже две недели провел в городе, но дважды отменял назначенные было встречи, ссылаясь на занятость. В последний раз он заявил, что не успеет развязаться с делами до самого Рождества, которое проведет дома... но непременно вернется вскоре после Нового года.
– Мне самому очень обидно, Джек, – с сожалением сказал Либенстраум. – Я так хотел взглянуть на вашу студию, на работы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48