А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Вы должны исчезнуть.
– Это значит, что кое-кому придется расстаться с ней? – встревожился Мартин.
– Прекрати разговорчики, я еще не исчезла, – потребовала Алина. – Я могу сама за себя решать, что мне делать. И никто не будет со мной расставаться ни на минуту. Спектакль в театре сейчас не идет. Никто меня не хватится несколько дней.
– А как с работой? С афишами для парка?
– Мы же живем и трудимся в Советском Союзе, Бенджамин. Кого интересует, пришли рабочие на работу или нет? Некоторые вообще не появляются, только числятся в платежной ведомости, а начальство прикарманивает их зарплату. Но я не знаю, где мне спрятаться. Если они знали Юрия, то смогут вычислить и моих друзей. Я не могу подвергать опасности кого-то еще.
Чантурия задумался на минуту-другую, а потом сказал:
– Есть одно место, где я могу вас спрятать.
Танина квартира находилась на восьмом этаже «сталинского» дома на улице Чкалова – части Садового кольца, опоясывающего центральную часть Москвы. По пути Чантурия предупредил ее по телефону-автомату, что придет с друзьями. О цели визита он говорить не стал.
Приехали они в два ночи, промчавшись с ветерком по Москве, чтобы оторваться от возможного преследования, хотя ничего подозрительного так и не заметили. Таня уже все подготовила для вечеринки. Чантурия был не такой человек, чтобы по пустякам заглядывать к ней глубокой ночью, поэтому, не зная причины его внезапного приезда, она расстаралась. Ради этого она надела серую юбку и черный свитер из мягкой ангорской шерсти. Волосы ее были столь искусно уложены, что Мартин даже подумал, а не от парикмахерши ли она вернулась в столь поздний час.
Алина, в противоположность Тане, надела потертые джинсы и старый мужской свитер, а сверху куртку из синтетики. Стресс, пережитый за последние два дня, отразился на ее лице, но даже сейчас она заставила бы мужчин в любом городе мира оборачиваться и смотреть ей вслед.
Мартин обрадовался, что Таня приоделась по случаю их прихода. Он подумал было, что большинство женщин почувствовали бы в Алине соперницу, так, может, изысканная одежда и прическа помогут Тане ощущать себя на равных с ней. Изощренная роскошь ее квартиры, удивительная для Москвы, представляла собой резкий контраст со скромной рабочей обстановкой в доме Алины. Мартин даже забеспокоился, согласится ли Таня помочь им, выслушав просьбу Чантурия. Но его опасения оказались напрасными.
Как и у большинства русских женщин, у Тани пробудился материнский инстинкт. Услышав, что от нее требуется, она уже через несколько минут знакомства стала называть Алину Алей, а та ее – Танечкой. В одной из комнат они устроили на диване постель, и Таня выгнала мужчин за дверь.
– Девушка собирается поспать. Да, мы знаем, что ей теперь появляться на улице не следует, а по телефону она будет отвечать только на знакомые голоса. А теперь проваливайте. Вам, Бенджамин, судя по вашему виду, тоже следует отоспаться.
Он и сам так думал.
– 45 –
Вторник, 6 июня 1989 года,
7 часов вечера,
Лубянка
В кабинет Чантурия тихонько вошел Белкин, прикрыв за собой дверь. Время было достаточно позднее – лишь немногие продолжали работать, но не настолько позднее, чтобы вызывать удивление – а что, дескать, они тут поделывают. Он поставил свой кейс около стола, за которым сидел Чантурия.
– Что-нибудь интересненькое? – поинтересовался Серго.
– Все, что вы желали узнать о грузовиках. За последнюю неделю января из Москвы в Румынию проследовало тринадцать машин. Десять из них принадлежат компании «ТИР» – «Транспортул интернационал Ромыния». Три – советские. Одиннадцать проезжали из Советского Союза в Румынию через Черновцы – это обычный маршрут в Бухарест. Два – они ехали вместе, советский и ТИР, – пересекли границу в Унгенах, в Молдавии. Пункт назначения – Извор. Советский грузовик возвратился в Союз спустя два дня один, через этот же погранпункт.
– Какой вывод можно сделать из всего этого?
– Только один – он, возможно, не доехал до Извора. Теоретически он мог доехать туда и сразу вернуться назад, но тогда нужно мчаться на всех скоростях.
– Насколько точны сведения о грузовиках?
– Пограничники ведут учет всех машин, пересекающих советскую границу.
– За исключением самолета Матиаса Руста, – заметил Чантурия.
– Они зарегистрировали и тот грузовик. Его государственный номер 4198 КГК.
– «К» – это казахстанские номера?
– Так точно. Отмечено, что он вез хлопок. Вернулся пустой. Этот же самый грузовик однажды уже пересекал границу – 25 июня 1987 года. И тоже вернулся через два дня.
– Кому принадлежит грузовик?
– Принадлежит государственной хлопкоочистительной фабрике под Алма-Атой, но год назад его сдали в аренду одному кооперативу.
Чантурия поплотнее уселся на стуле, будто в предвкушении выгодной сделки.
– Что-нибудь известно об этом кооперативе?
– Я только им и занимался последние тридцать часов, капитан.
– Хорошо работаете. Ну что там насчет моих двух друзей?
– Нового мало. Татарин докладывает: источник говорит, что два дня назад они были в Москве, а теперь их нет. Он не уверен, так ли это на самом деле. Вы дали мне указание много не расспрашивать. Нужно влезать поглубже?
– Нет, не нужно. Не надо, если хотим остаться в живых.
Позднее в тот же вечер Чантурия встретился на квартире Алины с Мартином. Место для встречи было ненадежным – там их могли засечь. Целыми часами они думали, где бы подыскать что-то получше, но так ничего и не нашли. В общественных местах нельзя укрыться от наблюдения, а о частных квартирах трудно договориться.
Когда пришел Чантурия, Мартин был уже там, расхаживая вдоль стены в маленькой комнате, где обычно рисовала Алина, и разглядывал развешанные картины.
– Она женщина с талантом, – сказал Чантурия.
– Я тоже начинаю так думать. Что там у вас в сумке?
– Ключ.
– Но сумка-то ведь большая.
– Да и ключ не маленький. Ключ – к расследуемому делу. Номер 4198 КГК.
И с этими словами Чантурия вынул из сумки докладную записку Белкина и показал ее Мартину.
– Хватит валять дурака – лучше объясните мне все это, – сказал Мартин.
Чантурия передал ему бумаги и, усевшись за обеденный стол, рассказал, что удалось разузнать Белкину.
– А что известно о кооперативе, арендующем этот грузовик? – спросил Мартин, выслушав его рассказ.
– Я занимаюсь им всего второй день и не могу бросить на распутывание этого дела целую команду – под рукой всего единственный еврей, занимающийся им в свободное от службы время.
– Работаете вы очень хорошо. Есть ли какие-нибудь сведения, в каких рейсах побывал грузовик 4198 КГК?
– Как вам известно, трайлерами компании «ТИР» обычно управляют сотрудники румынской госбезопасности. Логично предположить, что они могли послать одного из своих «мальчиков» сопровождать нашего водителя, наполовину турка, или же следить за ним. Я справлялся в нашем Первом главном управлении насчет того, чем могла бы заниматься румынская служба безопасности на дороге, ведущей к Извору.
– И что-нибудь выяснилось?
– ПГУ официально ничего не скажет. Но у меня есть друг, который служит там в отделе контактов с соцстранами. Так вот, он говорит, что секюритате содержит в лесу восточнее Мунтена специальный учебный лагерь. От него примерно три часа езды до Извора.
– А кто обучается в лагере?
– Обыкновенные курсанты. Террористы с Ближнего Востока.
– Иракцы?
– Возможно.
– Может ли на Ближнем Востоке открыться фронт с применением ядерного оружия?
– Вы же знаете, что фронт с применением чего угодно может открыться где угодно.
Мартин швырнул бумаги на стол и в раздумье покачал головой.
– Послушайте, Серго! Я должен доложить обо всем этом ЦРУ.
– Что?
– Мне эта проблема не по плечу. Я не в силах решить ее.
– Бенджамин, чертов сын, ты же обещал! Единственное, почему я доверился тебе, – потому что ты не из ЦРУ. Может, бюро ЦРУ в Москве такое чистенькое, что и плюнуть некуда, но шеф этого бюро просто обязан доложить выше, и кто-то еще прочитает его рапорт, а где-то кто-то из тех, кто читает такие доклады, окажется нашим парнем, и он сообщит об этом рапорте сюда, в Москву. А когда такое произойдет, тебе, мне и твоей нежной Але не жить и минуты – это я гарантирую.
Мартин сидел напротив, удрученно глядя на Серго.
– Подожди хоть, пока не получим доказательств, – напоследок предостерег Чантурия.
– Какие еще доказательства?
– Не знаю. Грузовик – скорее всего. Они переправляли плутоний на нем. Они же должны были как-то переоборудовать его, чтобы защитить водителя от облучения. Может, он все еще излучает радиоактивность – в общем, не знаю.
– Как же вы собираетесь разыскать один-единственный грузовик в Советском Союзе? Такая огромная страна!
– Мы знаем, кому он принадлежит. У них должны храниться путевые листы на каждую ездку машины. Не думаете ли вы, что мы позволяем водителям ездить где им вздумается и не отчитываться, а? Не волнуйтесь, мы разыщем путевой лист.
– А как скоро?
– Скоро. Верьте мне.
– 46 –
Среда, 7 июня 1989 года,
1 час 30 минут дня,
Лубянка
Около столика в кафетерии, за которым перекусывал Чантурия, остановился Белкин.
– Я недавно разговаривал с приятелем из Алма-Аты.
– Да?
Чантурия был один за столиком. Капитан Солодовник сидел подальше, через два столика, но в кафетерии было достаточно шумно, и можно было разговаривать, не боясь быть услышанными.
– Похоже, что у вас друзья по всему Советскому Союзу, Белкин. А что у вашего друга значится в пятом пункте анкеты?
В этом пункте всех анкет, заполняемых в Советском Союзе при приеме на работу, нужно указывать национальность.
– Звезда Давида – вас это настораживает? Мы одной национальности, о которой Советскому Союзу волноваться не приходится: у нас нет места, называемого родиной, ни малюсенькой территории, куда мы все можем съехаться и жить-поживать. Если нельзя уехать в Израиль, то мы неотделимы от Советского Союза. Вы это хотите услышать?
– Извините меня.
– Управление КГБ в Алма-Ате официально об этом и говорить не желает. Мой друг позвонил мне домой. Зарегистрированный владелец кооператива – группа водителей с хлопкоочистительной фабрики. Но мой друг считает, что всеми делами тайно заправляют люди, чьи имена слишком известны, чтобы светиться в регистрационном свидетельстве. Действительно важные персоны. От одних их имен голова кругом пойдет.
– Это не та ли фабрика, которой прежний секретарь компартии Казахстана пользовался как своей собственной?
– Прокурор обвиняет этого секретаря компартии в том, что он украл у государства товаров на пятьсот миллионов рублей.
– Неужто в самом деле? С большим размахом действовал, не так ли?
– Я бы так не сказал, – продолжал Белкин. – Чего тревожиться по поводу украденной у государства хлопковой фабрики, когда он был хозяином целой республики? Эти кооператоры намерены вообще приватизировать все государственные предприятия вполне законным путем.
– За исключением тех, которые фактически уже принадлежат им, но концы запрятаны в воду.
– В один прекрасный день все эти люди вылезут из своего подполья на свет божий, а народ будет опять лапу сосать.
– Ты настоящий коммунист, Сема.
– Русские евреи всегда были коммунистами. Спросите общество «Память». Спросите нашего полковника Соколова.
Чантурия сразу стал серьезным.
– А есть ли какие-то факты, что в этом кооперативе имеется местечко и для мафии? – спросил он.
– Фактов нет. Но предположить это можно. Закончив свои дела, Белкин опять заглянул к Чантурия. Не успел он и рта раскрыть, как Чантурия сказал:
– Извините меня за слова, сказанные в кафетерии за завтраком.
– Я против вас зла не держу, – ответил Белкин. – Вы человек неплохой, Серго Виссарионович. А то, что я сказал насчет «Памяти», остается в силе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56