Он вместе с Мартином пробирался но узкой винтовой лестнице в старом здании посольства, похожем внутри на муравейник с потайными комнатками, винтовыми лестницами, отлогими переходами и извилистыми коридорчиками. Посольство переделали из жилого дома, построенного еще в сталинскую эпоху. Совершенно новенькое здание посольства с широкими и прямыми коридорами в американском духе стояло пустующее совсем рядом. Считалось, что его нельзя использовать по назначению, за исключением жилых апартаментов, из-за того, что оно сплошь начинено подслушивающими устройствами, и это знали все. В то же время никто не мог сказать точно, установлены ли «клопы» в старом здании, все только подозревали, что их полно и там.
Они пришли в кабинет помощника культурного атташе – небольшую каморку без окон. Книжные полки и шкафы в ней были забиты книгами под самый потолок – они стояли, лежали поверху стоящих книг, некоторые упали на пол. В большинстве своем книги были дешевыми изданиями, почти все – на русском языке.
– А нет у вас здесь чего-нибудь стоящего почитать? – спросил посол, с сомнением оглядывая книжные полки. – Про шпионов? Про бандитов?
– Есть «Война и мир», – ответил Мартин. – Очень интересный роман.
– Я его читал раньше, – отмахнулся посол. Он неплохо владел русским языком, говорил на нем без техасского акцента и прочел немало русских романов. – Неплохое произведение.
– Толстой был бы вам весьма благодарен за такую оценку.
– Возможно. Книга эта походит на «Даллас». Я имею в виду телевизионную постановку, а не город. Из «Войны и мира» можно было бы сварганить многосерийную «мыльную оперу». В одной части показать, как Наташа удирает с этим противным Курагиным. В другой – как граф Пьер сражается в Бородинской битве. Или как отец Курагина воспринял карточный долг сына. Показ по сериям раз в неделю.
– Хм… Такая мысль мне никогда в голову не приходила.
– Ну и что? Вот теперь и поразмыслите. Вам эта идея понравится.
– Искренне надеюсь, что нет.
Мартин сел за свой рабочий стол, а посол присел на стул напротив него и ногой захлопнул дверь.
– Думаете, они не исхитрились всадить «клопов» в эту комнату?
Мартин только пожал плечами:
– Их вычищают каждый год.
– Ну ладно. Их и следует вычищать до тех пор, пока не придумают лучшего способа избавиться от них.
Небольшая каморка прежде была закутком запасной секретной комнаты референтуры. Ее оборудовали после того, как обнаружилось, что в основную комнату референтуры, из которой поддерживалась связь с Вашингтоном, с помощью любвеобильных охранников из морской пехоты проникли женщины-агенты КГБ. Потом в конце концов выяснилось, что безопасность главной комнаты не пострадала, и референтура вновь перебралась в нее, и, когда посольству потребовались дополнительные помещения, а новое здание нельзя было заселять, запасную комнату референтуры разгородили на несколько клетушек. Мартину предоставили одну из них из-за отсутствия другого помещения. Теперь, поскольку его рабочее место по-прежнему считалось безопасным и очищенным от «клопов», сотрудники приходили к нему для конфиденциальных разговоров. Даже если агенты КГБ и исхитрились всадить новых «клопов» в разных кабинетах посольства, все равно – кто станет устанавливать их в комнатке какого-то мелкого специального помощника атташе по культуре?
– Вы знаете, где находится Хатчинс? – вполне серьезно спросил посол. – Говорю вам, что он ничем даже не намекал, что будет отсутствовать столь долго. И он, черт побери, никогда прежде не исчезал, чтобы не сказать хоть кому-то, куда уходит.
– Он сказал мне, что уйдет, а куда и зачем – не уточнил, – промолвил Мартин. – Но он не говорил, что будет отсутствовать столь долго. «Может, на ночку», сказал он.
– Как, по-вашему, а не завел ли он себе где-то на стороне подружку? – спросил посол.
– Он не тот человек.
– Он говорил, чем сейчас занимается?
– Мне не говорил. Я на его фирму не работаю. Его сотрудники секретов мне не раскрывают. Вы расспрашивали Дэнсона?
– Конечно же, Дэнсона я расспросил. Если бы он знал, то с вами я бы не разговаривал. Но вы же лучший друг Хатчинса – про вас даже говорят, что вы прямо пара неразлучников. Поэтому я и подумал, что он, может, что-то сказал вам такое, чего не скажет своим сотрудникам. Они все очень обеспокоены. Я после этого просто долбаный посол. Никто мне ничего не говорит.
– Может, он отмочил очередную шутку, – высказал предположение Мартин: Хатчинс был известен как заядлый шутник.
– 9 –
Четверг, 19 января 1989 года,
7 часов вечера,
Лубянка
Из окна своего кабинета в здании КГБ на площади Дзержинского полковник Соколов отчетливо видел огромную неоновую буку «М», светящуюся над входом в метро на противоположной стороне, за памятником основателю КГБ Феликсу Дзержинскому, стоящим посреди площади. Свет автомобильных фар пробивался сквозь падающий снег, освещая его белизну, тусклую и поэтому схожую с настроением Соколова в этот зимний вечер. Красный светящийся указатель входа в метро из-за плотной снежной пелены казался неясным, расплывчатым пятном. В толпе же непрерывно входящих и выходящих из метро пассажиров разглядеть кого-либо в отдельности было невозможно.
Соколов оторвался от окна и подошел к рабочему столу. Там его ожидал следователь капитан Чантурия, которого он надолго оставил наедине с его мыслями, вынудив изрядно понервничать, хотя полковник и не был уверен, что столько длительное раздумье пошатнет самоуверенность капитана. Ну что же, иногда и невозмутимое спокойствие помогает компенсировать недостаток здравого смысла. Но далеко не всегда.
Соколов взял со стола газету «Известия» и протянул ее капитану.
– Читали?
Чантурия разгладил газету и принялся внимательно изучать ее с таким видом, что Соколов счел это дерзостью. Он знал, что тот уже прочел газету. Да и все в этом здании успели прочесть ее.
– Да, товарищ полковник, я ее читал.
– И такое в газете! Подумать только: газеты пишут о наших нераскрытых делах! Напоминаю вам, товарищ капитан, что мы в долгу перед советским народом. Как это может быть, – задал вопрос Соколов, – что из двадцати трех человек, находившихся в кафе, никто не в состоянии описать пропавшую невесть куда женщину, к тому же, по общему мнению, броско красивую? Я уже не говорю о том, что никто из них не может дать зацепку, описывая налетчиков.
– Тут повлияли три причины, товарищ полковник. Внезапность нападения, поздний час и алкоголь. Причем не обязательно в такой последовательности. А также в некоторой степени и языковая проблема. Немец и один японец русского не знают, а двое других японцев знают его неважно.
Он тянул время, хорошо понимая, что полковнику нужно подавать факты, начиная с второстепенных.
– И выходит, что во всей нашей огромной конторе нет следователей, знающих японский или немецкий язык? – настаивал полковник.
– Есть, конечно же. Но ведь вести следствие через переводчика – это может только помешать делу.
– Я сказал – следователей, а не переводчиков. Чантурия закурил сигарету и медленно затянулся.
– Я считал, – начал он, – что кое-кто хочет предостеречь меня от того, чтобы я не пренебрег мелкими деталями, которые могут оказаться весьма значительными.
– И тем не менее оказывается, что даже и мелких деталей не обнаружено.
Чантурия выжидающе молчал.
– А как могло получиться, капитан, что иностранец без документов сидит и хлещет шампанское весь вечер напролет вместе с русской красавицей, а потом получает смертельную рану, и никто целых полтора дня не имеет никакого представления, кто же он такой? Что подумает ЦК партии о Комитете госбезопасности? Чем он там занимается? Спит, что ли?
Чантурия опять медленно затянулся. Когда тебя допрашивают с пристрастием, совсем не вредно покурить – и чем медленнее, тем лучше. Со своей стороны он делал все возможное и невозможное, чтобы люди, которых он допрашивал, не курили.
– Как вам известно, товарищ полковник, опознать личность без единого документа в кармане и без каких-либо зацепок чрезвычайно трудно, – прервал Чантурия затянувшееся молчание.
– У меня есть некоторый опыт в подобных вопросах, – резко ответил Соколов.
Тон, каким произнес он эти слова, напомнил Чантурия о необходимости знать меру при иронических высказываниях. Еще никто никогда не ценил иронию.
– Трудности не оправдывают неудачу, – продолжал полковник.
– Конечно, не оправдывают, товарищ полковник. И неудачи не будет. Головоломка трудна, но мы разгадаем ее, – твердо сказал Чантурия, а про себя с горечью подумал: «Вот занимайся всякой ерундой, чтобы ублажать начальство».
«Ради чего мы вынуждены разматывать всякую чепуху? В былые времена этот капитан выпустил бы из допрашиваемых немало крови», – в свою очередь подумал Соколов, а вслух произнес:
– Скажите, что вам известно об этом убитом господине Икс?
Чантурия стал докладывать, не заглядывая в свои записи:
– Рост сто восемьдесят один сантиметр, вес восемьдесят четыре килограмма, физическое развитие неплохое, возраст – примерно тридцать пять. Одежда из разных европейских стран, довольно дорогая. По сути дела – роскошная одежда капиталиста. Европейского происхождения, особых примет нет, прививки по европейскому и американскому методу – на плече. Лишь одна зубная пломба.
«Ну, стало быть, не русский», – подумали они оба.
Чантурия улыбнулся, угадав эту мысль по глазам полковника. Конечно же, и прививка против оспы тоже говорит о том, что она сделана не в Советском Союзе, – здесь прививку делают на предплечье.
– Он явно не славянского происхождения – скорее нордический тип, – продолжал Чантурия. – Кровь нулевой группы, резус положительный. Не курил – легкие чистые. Мы проверяем отпечатки пальцев – заключения пока нет. Он умер… – Чантурия открыл папку с официальным медицинским заключением, которую он принес не в качестве шпаргалки, а лишь чтобы показать, что бумажное дело заведено, – …от проникающего ножевого удара в сердце через грудь.
В медицинском заключении содержался результат вскрытия, на рисунке показаны контуры человеческого тела в двух положениях – прямо и сбоку. В заключении отмечена только одна рана, аккуратно нарисованная красным карандашом на теле во фронтальном положении. Поля рисунка испещрены заметками патологоанатома.
– Какие же ваши выводы? – спросил полковник.
– Пока они носят предварительный характер. Никто из свидетелей не заметил, как его ударили, но расположение раны говорит, что удар нанес левша.
Полковник только хмыкнул:
– Давайте дальше.
– Убитый, по всей видимости, недавно поездил по многим странам, так как у него найдены различные деньги. Хотя, конечно, – добавил Чантурия, – их могли и подкинуть, чтобы затруднить опознание, а не способствовать ему. Или же он мог получить их в виде сдачи в магазине, где торгуют на валюту. Как вам известно, кассиры там склонны считать валюту всех несоциалистических стран взаимообратимой.
– У него также неплохой вкус. Я имею в виду женщину, – заметил полковник.
– Это уж точно.
Чантурия не хотелось снова упоминать о женщине, хотя он и полагал, что говорить о ней все же придется.
– А эта женщина, что была с ним, – кем она, по-вашему, могла бы быть?
– Боюсь, вынужден буду доложить, что пока нам ничего не известно.
– Не говорите «нам», товарищ капитан. Следствие ведете вы, а не я и не кто-то другой. От меня нечего ждать каких-то сведений, пока вы мне их не доложите.
– Я еще не установил личность этой женщины.
– Она проститутка?
Об этом и спрашивать не надо было. Кто же еще будет общаться с иностранцами? Чантурия тоже легко догадался о такой мысли полковника.
– По всей видимости, нет. Ее описание не соответствует ни одному докладу наших агентов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56