Не знаю, как Сарториусу, а мне Гриша показался похожим на человека. Вовик и Славик были из той же серии, хотя когда-то имели честь сидеть с Суреном в одной зоне (146-я у Сурена и 206-вторая у юношей). Более скучное впечатление производили нынешние братаны Сурена, которых он брал в побег по принципу верности и преданности. Конечно, Гагик, Колун и Бобышка — так звали этих шестерок — хорошо знали, что сила солому ломит. Они понимали, что попали к серьезным людям и надо принимать правила игры, иначе свернут шею. К тому же Гагик здорово поморозил уши и ряд других выдающихся мест, а Колун с Бобышкой словили по пуле. Землячок пахана оттаял довольно быстро, хотя дня два беспокоился, не придется ли ему расстаться с первичными половыми признаками. Гагика можно было выгнать на улицу только под угрозой расстрела, поэтому опасаться, что он сбежит, не приходилось. Колуну продырявило левую икру, хоть не задев кости, но больно. Поэтому бегать он тоже был не в настроении. А крепче всех досталось Бобышке: перешибло лучевую кость на правой руке. Ваня, за неимением гипса, соорудил ему шину из двух дощечек и повесил руку на косынку.
Нет, пока не улеглась пурга, ждать от них неприятных сюрпризов не следовало. Да и после, пожалуй, до полной поправки. Я даже подумывал невольно: пусть бы пурга подольше не заканчивалась. Поскольку вместе с хорошей погодой могли вновь появиться разного рода сложности.
Я представил себе, чем сейчас загружены мозги Чуда-юда. Внутренние московские дела, куча всякой рутинной возни по России и СНГ, разные закордонные справы. Кубик-Рубик в Эмиратах, Таня с Ленкиной начинкой во Франции, Ленка с Таниной начинкой в Швейцарии, Перальта в Колумбии, Доминго Ибаньес на Хайди и масса всякого иного, о чем я понятия не имею и не должен иметь. ЦТМО с его хитрыми исследованиями, где тоже на Зинку все не взвалишь. Мишка с его плейбойскими замашками, Игорек Чебаков с банковскими делами. И наша экспедиция, от которой ни слуху ни духу. Если б на меня столько навалилось — я бы сдох сразу и с чувством глубокого удовлетворения.
На союз с Сорокиным он дал санкцию — не дурак, понимал, чем мне грозит отсутствие компромиссного решения. Потому что знал — не сможет прислать ко мне подмогу до начала пурги. Но что будет, когда пурга кончится? Может, его десант уже выгрузился в Нижнелыжье и ждет погоды. И Сарториус такую возможность подразумевает. Он же головастый, этот батин курсант! Наверняка
догадывается, что если Чудо-юдо пришлет сюда хотя бы десяток крепких молодцов из СБ ЦТМО, то расклад резко поменяется. Чем он ответит? Да самым простым — возьмет меня в заложники. И тут ему, кстати, запросто может помочь Середенко с боеспособными корешками. У меня Богдан и Глеб больше по технической части, а Валет с Ваней — биороботы. Не успеешь пикнуть, как Сарториус перехватит управление и они меня повяжут. Зинка рассказывала, как в прошлом году эти мальчики против нее работали. Лисов с сыном — нейтральные. Им лишь бы избу окончательно не разгрохали да белок с соболями не распугали. Ну и чтоб у Генки с Максимом все было нормально.
Не худо бы было перетянуть на свою сторону Гришу и его компашку. Но на это от Чуда-юда санкции не было. С Соловьевым-старшим, который за Гришей стоит, он не позволит корефаниться. Потому что Соловьев — это в конечном итоге «G & К». Они основные конкуренты, «джикеи» эти, с Бариновыми им на одной планете тесно.
К тому же где-то в тайге, если пурга не замела, гуляет Сурен с парашютистами. Конечно, много шансов, что их замело, но, может, и нет. У этих ничего конкретно, кроме Вани Соловьева, нет на уме. Все прочие — кандидаты в покойники, даже Середенко, потому что сдался нам. И остальные его люди, соответственно…
Нет, не хотелось мне, чтоб пурга кончилась хотя бы до того момента, пока я не придумаю, как крутиться.
Но она кончилась…
БЕСЕДА ПОСЛЕ ПУРГИ
Прекратилась пурга в одну прекрасную ночь. Дежурили Глеб и Фрол, все прочие дрыхли. Поэтому только они запомнили, как постепенно стихал ветер, как вихри и мельтешня колючего снега заменились плавным снегопадом, как затем и плавный снегопад закончился, как очистилось небо и засияли на нем звезды и яркая луна.
Еще загодя, предполагая прекращение пурги, мы договорились, что дежурные будут назначаться совместно от моей и сорокинской команд. Мера доверия, так сказать.
Кроме того, условились, что в случае окончания пурги меня и Сорокина сразу же разбудят.
Ребята честно выполнили обещание. Растормошили нас часа в три ночи.
— Все! Кончилась! — услышал я спросонья. — Пурга кончилась!
— Пошли глянем! — сказал Сарториус, натягивая ушанку.
Вылезли на крыльцо. Было на что поглядеть!
Высоко над сопками серебрилась огромная яркая луна. Сверкала она так, будто там, на этом спутнике Земли, ожидалась инспекторская проверка, и целая армия лунатиков в течение предыдущей недели скоблила и драила вверенное светило. Я бы на месте проверяющих поставил им «отлично». Звезд на здешнем, ничем не закопченном небе было куда больше, чем в Москве, где дай Бог увидеть летом Венеру, а зимой Юпитер. А тут — и два «ковша» Большой и Малой медведиц, и Орион с мечом на поясе, и Кассиопея в виде W, и еще чего-то, что я из школьной астрономии помнил, но со временем забыл. Клевое было небо! Прямо черный бархат с рассыпанными бриллиантами и платиновой монетой.
Но кроме неба была еще земля. То есть сопки, лес и снег. Конечно, снега — синего, голубого и серебристого — было больше всего. Его намело столько, что местами казалось, будто и двора-то никакого не было. Сугробы доходили до окон, а вот ступеньки крыльца полностью скрылись под снегом, несмотря на то, что до пурги торчали метра на полтора. Хорошо еще — дверь внутрь открывалась. А то бы, наверно, пришлось через окна вылезать. Но не иначе Лисовы дверь навешивали с учетом возможного завала.
Для того, чтоб хорошо отгрести снег и раскопать двор, четверых человек было мало. Но устраивать аврал мы не стали. Уж очень хотелось тихо, без галдежа и шума, полюбоваться небом и горами. Мы вчетвером наскоро раскидали сугроб, наметенный у двери, расчистили небольшую площадочку у крыльца. От работы разогрелись, даже вспотели малость. Потом несколько минут смотрели на звезды, на снег, расстилавшийся по поляне, где стояла заимка, на сопки, напоминавшие чьи-то подогнутые коленки, прикрытые одеялом.
— Что дальше делать будем, господа генералы? — спросил Фрол.
Про него я кое-что слышал от Чуда-юда. Например, знал, что он бывший офицер, майор-афганец, два года учился в академии, но потом нашел способ уволиться «по болезни» и подался в криминал. Фрол еще год назад возглавлял крупную группировку в одной из областей, где контролировал едва ли не четверть всего теневого бизнеса. Именно у него, на заводе по розливу суррогатной водки, сделанной из гидролизного спирта, Чудо-юдо с Зинаидой развернули установки по производству препаратов «Зомби-8» и «331». Сарториус разгромил эти установки. После этого была разгромлена лаборатория на оптовой базе торговой фирмы «Белая куропатка», где Зинаида испытывала «Зомби-8» и «331», а весь персонал, включая Зинку и тогда еще живого Васю Лопухина, как и подопытных Валета и Ваню, был захвачен. По некоторым данным, Фрола Сарториус перевербовал еще накануне. Сорокин довез похищенных до Нижнелыжья, но по дороге на свою базу, расположенную в старых заброшенных шахтах, потерял контроль над Таней-Викой, Ваней и Валеркой. В результате ими стала управлять Зинка, которая ценой двух сломанных ребер, потери Сесара Мендеса и Клары Леопольдовны сумела «свести матч в ничью». А Фрол ушел с Сарториусом. И теперь, судя по всему, был его правой рукой.
Вопрос, который он задал сейчас, был очень непростой. Наверно, ни Сарториус, ни тем более я сразу на него ответить не могли, хотя думали об этом не раз.
— Вероятно, для начала надо двор раскопать, — дипломатично произнес Глеб,
— там ведь, под снегом, мертвецы лежат. Боря и Жора — вон там, где бочка была. Мы их туда с Валеркой отнесли в тот же день, когда пурга началась, чтоб в комнатах не тлели. Да еще эти, суреновские… Сейчас-то они смерзлись, а будет оттепель — начнут гнить. Могут бациллы в колодец просочиться, трупный яд…
— Согласен, — кивнул Сарториус. — Это необходимое дело. Но вообще-то нам надо по более серьезным вещам определиться. Да, конечно, есть у нас сейчас понимание по ряду проблем, временный тактический союз. Так сказать, на время
боя с соловьевской командой и ожидания «у моря погоды». Но вот погодаустановилась. Что дальше? Будем считать переговоры открытыми?
— Сергей Николаевич, — сказал я, — погода-то установилась, но соловьевские парашютисты — еще нет. То есть мы еще не установили: замерзли они к хренам в тайге или еще оттаять могут? Не думаю, будто они такие простые, чтоб не подготовиться к погодным неприятностям.
— Резонно. — Сорокин, должно быть, не уловил в моих словах никаких подвохов. — Но все-таки надо подумать, как дальше работать и что мы, собственно, здесь делаем. Насколько я понимаю, тут через несколько часов может появиться большая группа ваших, бариновцев. Наверняка Сергей Сергеевич не очень рад нашему временному альянсу. Не любит он делиться. Ты со мной согласен, Коля?
— Я все-таки Дима, компаньеро Умберто. — Мне показалось своевременным это напоминание. — И Сергей Сергеевич Баринов — мой родной отец. Наверно, даже по морде видно.
— Видно. Но я смею надеяться, что ты и он — это два разных человека. Каждый со своей головой и со своим внутренним миром.
— У меня, Сергей Николаевич, нет внутреннего мира, — хмыкнул я. — Во всяком случае, ни от вас, ни от отца там секретов нет. Даже без всяких приборов.
— Это ты преувеличиваешь. Без приборов и я, и Сергей Сергеевич можем только считывать с поверхности. То, что ты уже сформулировал и намерен выдать в ближайшие минуты. Но суть, конечно, не в этом.
— А в чем?
— А в том, что ты, положа руку на сердце, не столько сыновний долг выполняешь, сколько боишься против бати слово сказать. Ты ведь внутренне осуждаешь его деятельность, это я точно знаю.
— «Да здравствует Павлик Морозов!»? Это уже было, Сергей Николаевич. Я два раза на один прикол не покупаюсь. Вообще, если вы рассчитываете, что в душе я готов за мировую революцию побороться, то и правда ни фига в моих мозгах не разбираетесь.
— Может быть. Хотя, знаешь ли, ты сам себя недооцениваешь. Я думаю, ты немного актер. Вжился в образ — и играешь. Циника, бандюгу, труса. А вот то, что ты в самолете нажал красную кнопку, показывает, что в тебе живет герой.
— Сергей Николаевич, моим военно-патриотическим воспитанием еще в детдоме занимались. И в школе, и в комсомоле, и в армии, и в институте… Не надо продолжения. Тем более по старой методике. То, на чем вас с моим отцом воспитывали, к нашему поколению уже не подходило. А к последующим — совсем другие ключи нужны.
— Знаешь, — вмешался Глеб, — по-моему, ты не прав.
— А я доказать могу. Я готов поверить — хотя и говорят, будто это сказки,
— что во время гражданской войны были романтики, готовые жрать суп из воблы, дохнуть от тифа и в конном строю ходить на проволоку и пулеметы, чтоб отдать землю крестьянам где-то в Гренаде. Я даже уверен, что такие были. И их было много. Иначе ни фига не получилось бы. А потом, год за годом, наше Отечество этот романтизм из горячих голов вышибало, причем иногда — вместе с мозгами. На его место приходил прагматизм. У вашего с отцом поколения романтизма оставалось процентов пятьдесят. У нашего — двадцать пять, а у моих ребятишек
— дай Бог, чтоб на десяток сохранилось. Поэтому, скажу откровенно, не верю я в то, что вы, Сергей Николаевич, сможете что-то развернуть. Да, народу хреново, но он знает: гражданская война — в два раза хреновей. Не обижайтесь!
— В этом что-то есть, — произнес Фрол, — хотя даже я с тобой не соглашусь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85