— Если опять… — Если опять, то я немедленно подаю в отставку. И пошло оно все!
* * *
Окруженный маленькими перехватчиками, огромный «Руслан» покорно шел к земле.
Под ним проплывали горы, пустынные плато, редкие островки темной зелени, необозримые песчаные равнины с огоньками над бесчисленным множеством нефтяных вышек и огромных металлических емкостей нефтехранилищ.
На земле уже наступали сумерки. Самолет радиоэлектронной борьбы обогнал «Руслан» и отвалил в сторону. Меньше чем через минуту восстановилась работа локаторов, ожили радиостанции. Было девятнадцать пятьдесят три по московскому. В наушниках летчиков раздалась английская речь с заметным арабским акцентом:
«Народ и правительство благословенного Рашиджистана рады принять добрых гостей на нашей гостеприимной земле. Да будет славен Аллах, великий и всемогущий!»
— Парашютную подготовку имеете? — спросил Буянов.
— Трое, кроме одного, — крикнул Пастух.
— Ладно, — хрипло отозвался Буянов. — Пусть попробует. Первый раз никогда не забудешь!
Быть может, жить ему оставалось всего несколько минут… А он шугал.
— Прощай, Буян! — крикнул Пастух. — Приказ принят.
— Командир, Москва на связи! — что есть мочи завопил бортрадист Валентин.Прохождение хилое, но разобрать можно. Через спутник. Сорок восемь — двести двадцать семь на связи! Слышу, слышу вас! Повторите!.. Как?.. На борту?.. Что на борту?.. Пакет? Какой пакет?.. Повторите, Москва!.. Пакет?.. Ах, макет! Грузмакет! Понял, понял! Москва, Москва!.. Все, пропала связь… — Ясно! — закричал Пастух. — У нас там в грузовом — «кукла»! Не движок, а макет! Усек, Буянов? Не надо в гору, садись, куда ведут! Рашид-Шах утрется!
— А вы? — крикнул Буянов.
— Нам все равно прыгать. Так и так — крышка! Скажете им: террористы, мол, увидели перехват, ну и попрыгали со страху.
Буянов протянул Пастуху тот листок с координатами. Пастух и Док одновременно извлекли кассеты из видеокамер и сунули в карманы.
Под ними неслась синеющая вечерняя земля. Холмистые пространства, горы, редкие огоньки селений, алые точки на вершинах многих и многих нефтяных вышек.
— Ну прощайте! — крикнул Буянов. — Ни пуха! Бортинженер открыл дверь в грузовой отсек. Они торопливо спустились вниз по знакомой лестнице, прошли к хвосту мимо протянувшихся чуть не во всю длину самолета зачехленных блоков ракеты. У открытого напольного люка, за которым оглушительно грохотали двигатели и рвался бешеный ветер, уже стояли с тяжелыми парашютными ранцами на спине Трубач и Боцман — оба бледные, сосредоточенные, в десантных шлемах и защитных очках.
— Что, Митрич, — Пастух хлопнул по плечу Боцмана, — очко играет? Держись, морская пехота, надо ж когда-нибудь осваивать шестой океан!
— Боюсь, Серега, — судорожно мотнул головой Боцман. — Может, как-нибудь… это… обойдется?
— Обойдется. Система сама все сделает. При приземлении сожмись, как зародыш, подожми ноги… Ни фига, падать умеешь!
Имевшие каждый больше сорока прыжков, Пастух и Док торопливо натянули парашюты, закрепили подвесные системы, защелкнули пряжки и карабины. Бортинженер раздал типовые армейские контейнеры с сухим аварийным пайком, по две фляжки с пресной водой, короткие десантные «Калашниковы», карты района и две рации.
Пастух рассчитал по номерам:
— Ухов первый, Перегудов второй, Хохлов третий, я за разводящего.
На «Руслане» была оборудована система десантирования личного состава.
Бортинженер защелкнул карабины вытяжных фалов.
— Пошли!
Трубач махнул рукой и шагнул в свистящую ветром синюю бездну. Скорость была под четыреста километров. Его унесло, как пылинку.
Вторым прыгнул и исчез Перегудов. Хохлов, как всегда бывает с прыгающими впервые, невольно застыл над люком, с ужасом глядя в затягивающую синеву.
— Не могу, бля!
— Кто последний, я за вами! — крикнул Пастух и ногой вышиб его в люк. Крик Боцмана мгновенно унесло ветром.
— Давай, технарь! — крикнул Пастух и, не мешкая, сиганул вслед за ним.
Лицо Боцмана обожгло ледяной струей, на миг он будто потерял сознание, тело закрутило воздушным потоком… Страшный рывок привел его в себя. Вытяжной парашютик сорвал чехол, купол хлопнул и раскрылся.
Судорожно ухватившись за стропы, Дмитрий ничего не соображал — где верх, где низ… Но вот сориентировался, глянул в небо, на землю… Других парашютов не было видно, маленький силуэт «Руслана» в вышине был уже далеко. Свистел ветер, его уносило куда-то… Наконец в стороне, на фоне темной земли, он различил крохотный купол парашютика, еще дальше — второй… Их разносило в разные стороны, покачивая на тугих воздушных волнах. Хохлов закрыл глаза… «Будь что будет, — подумал он. — Только бы не разбиться о землю».
Уносило все дальше. Синие холмы внизу приближались, размытый горизонт уходил вверх. Он не знал, сколько еще продлится это скольжение. То один, то другой поток воздуха подхватывал, закручивал, швырял из стороны в сторону.
Сильное, тренированное тело рефлекторно приспосабливалось к изменению положения.
Боцман почувствовал, что может менять скорость спуска и угол сноса. Казалось, земля приближается все быстрей. Еще быстрей… Детали поверхности делались все отчетливей, и чем ближе становились эти скалы, темные валы почвы, тем страшней становилось. Над самой поверхностью вдруг резко подхватило и понесло вдоль земли, он поджал ноги, сгруппировался… Удар был сильным, но он сумел принять его корпусом, умудрившись не поломать и не вывихнуть ног. Купол протащил его метров пятьдесят по земле, он ухватился за камень, вцепился, что было мочи и остановился. Минуты полторы лежал неподвижно ничком, вжавшись в сухую глинистую почву, крепко зажмурив глаза.
Земля под ним часто и гулко стучала, будто мерно подбрасывала над собой. И он понял — это колотится его сердце. Но вот земля успокоилась, смирилась, снова они встретились с ней.
Он ощупал себя, проверил снаряжение. Все было цело.
Купол опал, но края его вздымало и раздувало ветром. Он вытащил десантный нож, перерезал несколько строп, отстегнул пряжки.
Уже было довольно сумрачно. Небо еще светилось по вечернему густо-синим, но быстро темнело, одна за другой выступали новые звезды, их становилось все больше. Над изломанной гористой линией горизонта уже висела луна. За минувшие шесть дней она пошла на ущерб, заметно отощала с одного боку и светила куда слабей, чем тогда, в подмосковном лесу.
Вокруг расстилалась вспученная холмами равнина. Дмитрий оглянулся — ему чертовски повезло. В нескольких сотнях метров из почвы выступали бесформенные глыбы скал — видно, ангел-хранитель махнул своим крылом и отвел в сторону белый купол. За причудливыми каменными нагромождениями начиналось скалистое предгорье, еще дальше — черные силуэты невысоких гор.
Он встал на ноги. Зашатало, потянуло снова лечь и распластаться, закрыв глаза, но он справился, одолел слабость и, покачиваясь, шагнул к куполу, который в свете поднимающейся луны предательски белел на темной земле. Но дойти не успел — донесло ветерком рокот вертолета. А вскоре показались его быстро приближающиеся навигационные огни.
«Ну вот и все, — подумалось невольно. — Отплавали мы, отлетали…»
Но повезло опять — вертолет, включив направленный на землю прожектор, прошел в стороне, Боцман торопливо разрезал купол на несколько полотнищ, оттащил к скалам, закидал глиной и песком, завалил камнями. Мысли разбегались, неслись в голове, расталкивая друг друга. Как приземлились остальные, целы ли, что с летчиками и «Русланом»?
Он нащупал глубокий внутренний кармашек на пуговке, извлек «зажигалку».
Лишь бы была цела, лишь бы не повредилась… Щелкнул, выпустил антеннку, нажал на донышке потайную кнопочку вызова. Если кто-нибудь из своих был в радиусе пяти километров, их «зажигалки» должны были ожить.
Никто не отозвался. Он был один на чужой черной земле под чужим синим небом. Пахло незнакомыми травами, нагретым за день каменистым песком. И только луна была своя… обычная… Вспомнилось, как меньше недели назад он грозил ей кулаком, как пищали вокруг родные русские комары, и все это показалось ему страшно далеким, будто прошло много лет.
Проклятый «форд», с которого все и началось, пылился на платной стоянке у «Полежаевской». Жена Катерина и пацаны сейчас что-то делали дома, в Калуге, наверное, смотрели в кухне «Вести» или «Санта-Барбару» и даже представить не могли, как далеко он от них… Он отогнал эти случайно набежавшие «гражданские» мысли. Им не было теперь места в этой раскаленной за день пустыне. На хрен! Надо было думать о другом и не расслабляться.
Никак не удавалось найти на небе Полярную звезду. Наконец он нашел ее, почти у горизонта, и, подчиняясь неведомому безошибочному чувству перелетных птиц, пошел в направлении гор, на север.
* * *
Трубач и Док приземлились почти одновременно.
Иван, которому столько раз приходилось десантироваться еще в Афгане и после землетрясения в Армении, с землей встретился привычно, мастерски спружинил при ударе, умело загасил купол и первым делом нащупал в застегнутом кармане видеокассету с записью воздушного нападения. Потом с оглядкой на будущее отсек штук восемь десятиметровых строп, связал — получилась прочная узловатая веревка.
Он смотал ее и сунул в большую сумку вместе с НАЗом <Носимый аварийный запас, включающий все необходимое для выживания экипажей воздушных судов, потерпевших бедствие в безлюдной местности, — пищу, оружие, системы связи и сигнализации, индивидуальные пакеты, сигнальную шашку, автомат и рожки к нему.>. Минут через десять он уже связался с Трубачом и узнал, что тому повезло меньше — спустился не совсем удачно, повредил колено. Световые сигналы подать друг Другу было нельзя, но, судя по качеству приема, они были совсем близко друг от друга, не дальше двух-трех километров.
Неожиданно издали послышался быстро нарастающий характерный треск и очень низко, не выше пятидесяти метров, сверкая алыми блестками на концах винтов и светя вниз мощным прожектором, пронесся маленький вертолет и исчез за холмами.
Док снова вызвал Трубача.
— Вертолет видел?
— Натурально, — отозвался Ухов. — И мне он очень не понравился… — Мне тоже. Где он прошел от тебя? Справа, слева?
— Почти надо мной. Но лучом не задел.
— Значит, ты слева от меня. Сиди и жди. Я иду в твоем направлении, — сказал Док. — Подойду ближе — вызову опять. Мы где-то рядом. До связи… Они не знали, как питаются эти «зажигалки». Может быть, им требовалась подзарядка. Надо было экономить.
Иван вскинул на спину набитый парашютный ранец и зашагал, сверяясь, как с ориентиром, с вершиной холма, за которой исчез поисково-разведывательный вертолет.
Звезды над ним, казалось, звенели в синеве, но все же какая-то тихая жизнь ощущалась вокруг, что-то шуршало, потрескивало в камнях, изредка то в одной стороне, то в другой негромко вскрикивала не то невидимая птичка, не то зверек.
Звездное небо, отрешенное и величественное, смотрело на него. Он шел, как будто вновь вернулся под Кандагар или Герат. Или… на страшные развалины Спитака… На душе было одновременно горько и прекрасно. Прекрасен был запах местами выжженной, местами зеленой полупустыни, прекрасно было небо и звезды и острое чувство своего временного присутствия в мире, а горечь, как песок глаза, разъедала душу — от понимания страшной хрупкости, эфемерности нити, связующей жизнь и смерть.
Он прошел километра два и снова взглянул на тот холм. Если Николай не ошибся, он должен был быть теперь гораздо ближе. Док вновь вызвал его по рации.
Голос Ухова стал много громче и четче.
— Слушай, — сказал Иван. — Сейчас я подам голос. Если услышишь, отзовись.
Будь на связи, считай секунды. Как только услышишь, сообщи. Я рассчитаю путь по скорости звука, а потом крикни ты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
* * *
Окруженный маленькими перехватчиками, огромный «Руслан» покорно шел к земле.
Под ним проплывали горы, пустынные плато, редкие островки темной зелени, необозримые песчаные равнины с огоньками над бесчисленным множеством нефтяных вышек и огромных металлических емкостей нефтехранилищ.
На земле уже наступали сумерки. Самолет радиоэлектронной борьбы обогнал «Руслан» и отвалил в сторону. Меньше чем через минуту восстановилась работа локаторов, ожили радиостанции. Было девятнадцать пятьдесят три по московскому. В наушниках летчиков раздалась английская речь с заметным арабским акцентом:
«Народ и правительство благословенного Рашиджистана рады принять добрых гостей на нашей гостеприимной земле. Да будет славен Аллах, великий и всемогущий!»
— Парашютную подготовку имеете? — спросил Буянов.
— Трое, кроме одного, — крикнул Пастух.
— Ладно, — хрипло отозвался Буянов. — Пусть попробует. Первый раз никогда не забудешь!
Быть может, жить ему оставалось всего несколько минут… А он шугал.
— Прощай, Буян! — крикнул Пастух. — Приказ принят.
— Командир, Москва на связи! — что есть мочи завопил бортрадист Валентин.Прохождение хилое, но разобрать можно. Через спутник. Сорок восемь — двести двадцать семь на связи! Слышу, слышу вас! Повторите!.. Как?.. На борту?.. Что на борту?.. Пакет? Какой пакет?.. Повторите, Москва!.. Пакет?.. Ах, макет! Грузмакет! Понял, понял! Москва, Москва!.. Все, пропала связь… — Ясно! — закричал Пастух. — У нас там в грузовом — «кукла»! Не движок, а макет! Усек, Буянов? Не надо в гору, садись, куда ведут! Рашид-Шах утрется!
— А вы? — крикнул Буянов.
— Нам все равно прыгать. Так и так — крышка! Скажете им: террористы, мол, увидели перехват, ну и попрыгали со страху.
Буянов протянул Пастуху тот листок с координатами. Пастух и Док одновременно извлекли кассеты из видеокамер и сунули в карманы.
Под ними неслась синеющая вечерняя земля. Холмистые пространства, горы, редкие огоньки селений, алые точки на вершинах многих и многих нефтяных вышек.
— Ну прощайте! — крикнул Буянов. — Ни пуха! Бортинженер открыл дверь в грузовой отсек. Они торопливо спустились вниз по знакомой лестнице, прошли к хвосту мимо протянувшихся чуть не во всю длину самолета зачехленных блоков ракеты. У открытого напольного люка, за которым оглушительно грохотали двигатели и рвался бешеный ветер, уже стояли с тяжелыми парашютными ранцами на спине Трубач и Боцман — оба бледные, сосредоточенные, в десантных шлемах и защитных очках.
— Что, Митрич, — Пастух хлопнул по плечу Боцмана, — очко играет? Держись, морская пехота, надо ж когда-нибудь осваивать шестой океан!
— Боюсь, Серега, — судорожно мотнул головой Боцман. — Может, как-нибудь… это… обойдется?
— Обойдется. Система сама все сделает. При приземлении сожмись, как зародыш, подожми ноги… Ни фига, падать умеешь!
Имевшие каждый больше сорока прыжков, Пастух и Док торопливо натянули парашюты, закрепили подвесные системы, защелкнули пряжки и карабины. Бортинженер раздал типовые армейские контейнеры с сухим аварийным пайком, по две фляжки с пресной водой, короткие десантные «Калашниковы», карты района и две рации.
Пастух рассчитал по номерам:
— Ухов первый, Перегудов второй, Хохлов третий, я за разводящего.
На «Руслане» была оборудована система десантирования личного состава.
Бортинженер защелкнул карабины вытяжных фалов.
— Пошли!
Трубач махнул рукой и шагнул в свистящую ветром синюю бездну. Скорость была под четыреста километров. Его унесло, как пылинку.
Вторым прыгнул и исчез Перегудов. Хохлов, как всегда бывает с прыгающими впервые, невольно застыл над люком, с ужасом глядя в затягивающую синеву.
— Не могу, бля!
— Кто последний, я за вами! — крикнул Пастух и ногой вышиб его в люк. Крик Боцмана мгновенно унесло ветром.
— Давай, технарь! — крикнул Пастух и, не мешкая, сиганул вслед за ним.
Лицо Боцмана обожгло ледяной струей, на миг он будто потерял сознание, тело закрутило воздушным потоком… Страшный рывок привел его в себя. Вытяжной парашютик сорвал чехол, купол хлопнул и раскрылся.
Судорожно ухватившись за стропы, Дмитрий ничего не соображал — где верх, где низ… Но вот сориентировался, глянул в небо, на землю… Других парашютов не было видно, маленький силуэт «Руслана» в вышине был уже далеко. Свистел ветер, его уносило куда-то… Наконец в стороне, на фоне темной земли, он различил крохотный купол парашютика, еще дальше — второй… Их разносило в разные стороны, покачивая на тугих воздушных волнах. Хохлов закрыл глаза… «Будь что будет, — подумал он. — Только бы не разбиться о землю».
Уносило все дальше. Синие холмы внизу приближались, размытый горизонт уходил вверх. Он не знал, сколько еще продлится это скольжение. То один, то другой поток воздуха подхватывал, закручивал, швырял из стороны в сторону.
Сильное, тренированное тело рефлекторно приспосабливалось к изменению положения.
Боцман почувствовал, что может менять скорость спуска и угол сноса. Казалось, земля приближается все быстрей. Еще быстрей… Детали поверхности делались все отчетливей, и чем ближе становились эти скалы, темные валы почвы, тем страшней становилось. Над самой поверхностью вдруг резко подхватило и понесло вдоль земли, он поджал ноги, сгруппировался… Удар был сильным, но он сумел принять его корпусом, умудрившись не поломать и не вывихнуть ног. Купол протащил его метров пятьдесят по земле, он ухватился за камень, вцепился, что было мочи и остановился. Минуты полторы лежал неподвижно ничком, вжавшись в сухую глинистую почву, крепко зажмурив глаза.
Земля под ним часто и гулко стучала, будто мерно подбрасывала над собой. И он понял — это колотится его сердце. Но вот земля успокоилась, смирилась, снова они встретились с ней.
Он ощупал себя, проверил снаряжение. Все было цело.
Купол опал, но края его вздымало и раздувало ветром. Он вытащил десантный нож, перерезал несколько строп, отстегнул пряжки.
Уже было довольно сумрачно. Небо еще светилось по вечернему густо-синим, но быстро темнело, одна за другой выступали новые звезды, их становилось все больше. Над изломанной гористой линией горизонта уже висела луна. За минувшие шесть дней она пошла на ущерб, заметно отощала с одного боку и светила куда слабей, чем тогда, в подмосковном лесу.
Вокруг расстилалась вспученная холмами равнина. Дмитрий оглянулся — ему чертовски повезло. В нескольких сотнях метров из почвы выступали бесформенные глыбы скал — видно, ангел-хранитель махнул своим крылом и отвел в сторону белый купол. За причудливыми каменными нагромождениями начиналось скалистое предгорье, еще дальше — черные силуэты невысоких гор.
Он встал на ноги. Зашатало, потянуло снова лечь и распластаться, закрыв глаза, но он справился, одолел слабость и, покачиваясь, шагнул к куполу, который в свете поднимающейся луны предательски белел на темной земле. Но дойти не успел — донесло ветерком рокот вертолета. А вскоре показались его быстро приближающиеся навигационные огни.
«Ну вот и все, — подумалось невольно. — Отплавали мы, отлетали…»
Но повезло опять — вертолет, включив направленный на землю прожектор, прошел в стороне, Боцман торопливо разрезал купол на несколько полотнищ, оттащил к скалам, закидал глиной и песком, завалил камнями. Мысли разбегались, неслись в голове, расталкивая друг друга. Как приземлились остальные, целы ли, что с летчиками и «Русланом»?
Он нащупал глубокий внутренний кармашек на пуговке, извлек «зажигалку».
Лишь бы была цела, лишь бы не повредилась… Щелкнул, выпустил антеннку, нажал на донышке потайную кнопочку вызова. Если кто-нибудь из своих был в радиусе пяти километров, их «зажигалки» должны были ожить.
Никто не отозвался. Он был один на чужой черной земле под чужим синим небом. Пахло незнакомыми травами, нагретым за день каменистым песком. И только луна была своя… обычная… Вспомнилось, как меньше недели назад он грозил ей кулаком, как пищали вокруг родные русские комары, и все это показалось ему страшно далеким, будто прошло много лет.
Проклятый «форд», с которого все и началось, пылился на платной стоянке у «Полежаевской». Жена Катерина и пацаны сейчас что-то делали дома, в Калуге, наверное, смотрели в кухне «Вести» или «Санта-Барбару» и даже представить не могли, как далеко он от них… Он отогнал эти случайно набежавшие «гражданские» мысли. Им не было теперь места в этой раскаленной за день пустыне. На хрен! Надо было думать о другом и не расслабляться.
Никак не удавалось найти на небе Полярную звезду. Наконец он нашел ее, почти у горизонта, и, подчиняясь неведомому безошибочному чувству перелетных птиц, пошел в направлении гор, на север.
* * *
Трубач и Док приземлились почти одновременно.
Иван, которому столько раз приходилось десантироваться еще в Афгане и после землетрясения в Армении, с землей встретился привычно, мастерски спружинил при ударе, умело загасил купол и первым делом нащупал в застегнутом кармане видеокассету с записью воздушного нападения. Потом с оглядкой на будущее отсек штук восемь десятиметровых строп, связал — получилась прочная узловатая веревка.
Он смотал ее и сунул в большую сумку вместе с НАЗом <Носимый аварийный запас, включающий все необходимое для выживания экипажей воздушных судов, потерпевших бедствие в безлюдной местности, — пищу, оружие, системы связи и сигнализации, индивидуальные пакеты, сигнальную шашку, автомат и рожки к нему.>. Минут через десять он уже связался с Трубачом и узнал, что тому повезло меньше — спустился не совсем удачно, повредил колено. Световые сигналы подать друг Другу было нельзя, но, судя по качеству приема, они были совсем близко друг от друга, не дальше двух-трех километров.
Неожиданно издали послышался быстро нарастающий характерный треск и очень низко, не выше пятидесяти метров, сверкая алыми блестками на концах винтов и светя вниз мощным прожектором, пронесся маленький вертолет и исчез за холмами.
Док снова вызвал Трубача.
— Вертолет видел?
— Натурально, — отозвался Ухов. — И мне он очень не понравился… — Мне тоже. Где он прошел от тебя? Справа, слева?
— Почти надо мной. Но лучом не задел.
— Значит, ты слева от меня. Сиди и жди. Я иду в твоем направлении, — сказал Док. — Подойду ближе — вызову опять. Мы где-то рядом. До связи… Они не знали, как питаются эти «зажигалки». Может быть, им требовалась подзарядка. Надо было экономить.
Иван вскинул на спину набитый парашютный ранец и зашагал, сверяясь, как с ориентиром, с вершиной холма, за которой исчез поисково-разведывательный вертолет.
Звезды над ним, казалось, звенели в синеве, но все же какая-то тихая жизнь ощущалась вокруг, что-то шуршало, потрескивало в камнях, изредка то в одной стороне, то в другой негромко вскрикивала не то невидимая птичка, не то зверек.
Звездное небо, отрешенное и величественное, смотрело на него. Он шел, как будто вновь вернулся под Кандагар или Герат. Или… на страшные развалины Спитака… На душе было одновременно горько и прекрасно. Прекрасен был запах местами выжженной, местами зеленой полупустыни, прекрасно было небо и звезды и острое чувство своего временного присутствия в мире, а горечь, как песок глаза, разъедала душу — от понимания страшной хрупкости, эфемерности нити, связующей жизнь и смерть.
Он прошел километра два и снова взглянул на тот холм. Если Николай не ошибся, он должен был быть теперь гораздо ближе. Док вновь вызвал его по рации.
Голос Ухова стал много громче и четче.
— Слушай, — сказал Иван. — Сейчас я подам голос. Если услышишь, отзовись.
Будь на связи, считай секунды. Как только услышишь, сообщи. Я рассчитаю путь по скорости звука, а потом крикни ты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66