Не успел я одеть плащ, как в комнату ворвался грязный оборванный мальчишка. Холмс долго шептался с ним, затем вытащил из кармана карамельку и издалека показал ее оборванцу.
— Здорово! — воскликнул малыш и потянулся за конфетой. — Нет, Картрайт, — сказал Холмс, ловко пряча карамельку в карман. — Это после того, как все будет сделано.
— О`кэй, — кивнул тот и вихрем выскочил из комнаты.
— Холмс удовлетворенно потер руки и тут заметил меня.
— Уотсон! — Холмс был просто поражен. — Вы еще здесь!
В общем-то, поручение оказалось не особенно трудным. К двум часам дня я объездил уже все вокзалы, кроме Паддингтонского. На Парк-Лэйн я отпустил кэб, решив немного пройтись. И тут стал свидетелем странного зрелища. На моих глазах к джентльмену, шагавшему ярдах в двадцати впереди меня, незаметно пристроился мальчишка. Отточенным движением он вытащил из кармана ничего не подозревающего джентльмена часы. Я уже было собрался раскрыть рот, чтобы поднять тревогу, как воришка что-то сделал с часами и столь же ловко положил их обратно. После этого он нарисовал мелом на спине джентльмена большой крест и скрылся в подворотне.
Я машинально сунул руку в карман и похолодел — часов не было! Проклиная все на свете, я оглянулся, но рядом тоже не было никого. Часы были новыми, недавно купленными и тем обиднее была их пропажа. Тяжело вздохнув, я побрел по направлению к вокзалу. Внезапно я ощутил легкое прикосновение, рука моя стремглав нырнула в карман, чтобы перехватить руку карманника, и — о чудо! — часы оказались на месте! Я вынул их из кармана — да, это были мои часы. Только… Только, они почему-то уже показывали без двух минут… три!
С недобрым предчувствием я свернул во двор одного из домов и снял плащ. Так и есть! На спине красовался огромный белый крест. Чертыхаясь, я с трудом отчистил его и вновь вышел на Парк-Лэйн.
Ближе к вокзалу я стал встречать все больше и больше людей с меловыми крестами на спинах. Еще несколько раз у меня исчезали и вновь появлялись часы, подвергаясь при этом странной метаморфозе — они начинали спешить на час. И каждый раз после очередного появления часов мне приходилось снимать с себя плащ и счищать с него меловой крест.
Судя по моим часам, домой я добрался уже за полночь. Ярко светило осеннее солнце, отражаясь в голубых лужах.
— Уотсон, ну где вы шляетесь? — нетерпеливо обратился ко мне Холмс. — Купили билеты? Отлично! Кстати, дайте сюда ваши часы.
Я безропотно отдал Холмсу требуемое. Великий сыщик перевел стрелки на час вперед и вернул часы мне, после чего он развернул меня спиной и что-то нарисовал там.
— Ну вот, теперь все в порядке, — с удовлетворением сказал мой друг. — Пойдемте.
По улицам сплошным потоком шли люди с меловыми крестами на спинах. Складывалось впечатление, что весь Лондон одевается по какой-нибудь новой моде.
— Все идет по плану, — сказал Холмс, довольно потирая руки. — Так, Уотсон, смотрите, что я буду делать, и запоминайте.
На фонарном столбе около стоянки кэбов были укреплены большие часы с красивым циферблатом. Холмс, ни минуты не раздумывая, взобрался на фонарь и, ловко орудуя консервным ножом, вскрыл заднюю крышку часов. Покопавшись внутри несколько минут, он спрыгнул вниз — маленькая стрелка часов переместилась вперед.
— Все очень просто. И не говорите, что вы не поняли. Вот вам зубило и молоток.
Весь оставшийся день и изрядный кусок ночи мы переводили лондонские часы. На вокзалах и в скверах, на городских башнях и в маленьких лавках, в известных на весь мир банках и в реакциях бульварных газет, в подозрительных притонах и в фешенебельных клубах, в конторах и лечебницах, в приютах для умалишенных и полицейских управлениях — везде мы с Холмсом приложили в этот день свою руку.
Наши действия вызвали законное недоумение добропорядочных лондонцев. Нам то и дело приходилось выдавать себя за часовщиков, сборщиков налогов и даже за членов Общества Покровителей Часовых Механизмов.
Язык Холмса работал без устали. Он объяснял зевакам, как устроен корабельный секстант, зачем нужно знать точное время и это такое анкерный механизм. Прохожим, собравшимся посмотреть на нашу работу близ церкви Сент Мери ле Боу, он подробно описал конструкции песочных часов, которыми пользовался Александр Македонский во время своего похода в Индию. Начальнику вокзала Ватерлоо, поинтересовавшемуся, с какой целью осуществляется перевод часов, Холмс сообщил, что тот отстал от жизни, и что с завтрашнего дня по всей Англии часы переводятся на зимнее время. В Вестминстерском Аббатстве Холмсу пришлось выдержать почти полуторачасовой религиозный диспут, сводившийся к отрицанию им божественной роли в деле перевода часов — монахи были очень недовольны и едва не побили великого сыщика палками. Лишь часы на Биг-Бене Холмс взял на себя, почувствовав, видимо, что я настолько измотан, что не могу даже добраться до механизма. Отсутствовал он довольно долго, и когда, наконец, вновь появился внизу, то с удивлением сказал:
— Знаете Уотсон, я ведь облазил весь механизм, чуть-чуть не погиб между шестернями, но так и не нашел ни ключа, ни места, суда его можно было бы вставить. — Холмс задрал голову и еще раз осмотрел часы на знаменитой башне. — Ума не приложу: как же их заводят?!
— Холмс! — не выдержал я. — Вы перевели часы?
— Разумеется! — Холмс пожал плечами.
— Зачем же вам знать, как их заводят?
— Так, — ответил мой друг, — для общего развития. Когда-то мы еще попадем на Биг-Бен.
Домой мы вернулись полумертвыми от усталости. Холмс, видя мое состояние, разрешил мне чуток поспать. Сам он, похоже, был так же измотан, но не показывал виду.
Спал я от силы два-три часа. Когда Холмсу удалось, наконец, разбудить меня, за окном занимался белесый, мутный рассвет.
— Все решится сегодня! Наши усилия должны увенчаться успехом!.. Уотсон, не забудьте взять свой револьвер — он может нам здорово пригодиться.
Ежась от утреннего холода, мы вышли из дома и быстрым шагом пошли по улице. На углу Оксфорд-стрит стоял человек, старательно делая вид, что читает перевернутую вверх ногами газету. Это был инспектор полиции Лестрейд. Чуть дальше стену дома подпирало несколько подозрительных субъектов.
— Мои, — улыбнулся Лестрейд, заметив наши вопросительные взгляды. — Сегодня они в штатском… Холмс, мы полностью в вашем распоряжении.
Великий сыщик устремился вперед. Я старался держаться слева от него, поскольку знал, что в кармане Холмса находится снятый с предохранителя револьвер — мой друг обожал носить оружие таким образом.
Впереди показалось здание отеля «Нортумберленд» .
— Что, Холмс, опять? — изумленно проговорил я, останавливаясь.
— Не задерживайтесь, Уотсон, — на ходу бросил Холмс. Сегодня в отеле нам делать нечего.
Напротив «Нортумберленда» , через улицу приютилось маленькое двухэтажное здание, выкрашенное в желтый цвет. К нему и направился Холмс.
— Лестрейд, — сказал он, — расставьте людей. Пусть не высовываются — я дам знать, когда придет пора действовать. Уотсон — вы со мной.
Мы вошли внутрь и оказались в небольшой комнате. У стены стоял кожаный диван, за ним приютилась кадка с пожухлой пальмой. На подоконниках выстроились цветочные горшки.
— Лечебница Куин-Элизабет, — объявил Холмс — Здесь, в приемной, мы и подождем.
Я сразу уселся в угол дивана и, облокотившись на валик, осоловевшим взглядом стал смотреть на большой плакат, призывающий мыть руки перед едой. Лечебница вновь всколыхнула мои уснувшие было подозрения, касавшиеся доктора Мак-Кензи.
Холмс подошел к окну и стал наблюдать за улицей. Однако очень скоро это занятие наскучило ему, и он принялся кругами ходить по комнате, время от времени разглядывая плакаты и серые, с подтеками, стены. Потом он вновь вернулся к окну, некоторое время смотрел вдаль, нетерпеливо притопывая ногой, вздохнул, повернулся и, поворачиваясь, неловким движением задел цветочный горшок. Пытаясь подхватить его, великий сыщик автоматически подставил руку и…
— Холмс, — успокаивал я моего друга, — не надо так волноваться. Вы распугаете всех больных! Все хорошо. Подумаешь, поймали кактус. С кем не бывает.
В приемную ворвался Лестрейд с револьвером в руках, за ним вбежали два полисмена.
— Кто кричал? Где преступник?
Холмс ничего не ответил и, со злостью поддав ногой кактус, проковылял к окну. Лицо его выражало крайнюю степень обиды. Судя по всему, он считал, что пакость с кактусом ему кто-то подстроил.
У окна выражение лица Холмса моментально изменилось. Глаза его загорелись.
— Вот они! — полушепотом воскликнул он.
Я осторожно выглянул в окно. По ступеням отеля «Нортумберленд» спускались двое. Один из них — высокого роста, с окладистой рыжей бородой — кутался в серо-зеленый плащ с большими карманами. Из-под цилиндра, плотно надвинутого на лоб, сверкали умные пронзительные глаза. Второй был приземист и широкоплеч — короткая кожаная куртка, казалось, вот-вот разойдется на его мощной фигуре. Шляпа с большими полями не давала как следует рассмотреть его лицо. Они прошли так близко за окнами лечебницы, что мы с Холмсом едва успели присесть, чтобы не быть замеченными. Подождав с минуту, мы выбежали на улицу.
Двое, видимо, очень спешили. Прижимаясь к стенам домов, мы с Холмсом кинулись им вслед. За нами неотступно следовал Лестрейд со своими людьми.
На Чаринг-Кросском вокзале высокий человек купил билеты и вместе со своим спутником поспешил на поезд. Мы едва успели предъявить контролеру пачку билетов, купленную накануне, как состав тронулся, и нам пришлось вскакивать в вагон уже на ходу.
— Вы напрасно потратились на билеты, — отдуваясь, проговорил Лестрейд, пряча в карман удостоверение. — Вас бы пропусти ли со мной.
— Я не служу в Скотленд-Ярде, — гордо ответил Холмс. — И вполне могу сам покупать билеты. Правда, Уотсон?
Я ощупал пустые карманы, вздохнул и промолчал.
Вагон был переполнен. Отцы семейств, их жены, дети, молодые люди и пожилые пары — все рвались за город в воскресный день, предвкушая радость отдыха на свежем воздухе. В тамбуре, куда нам едва удалось втиснуться, было накурено и душно. Меня сразу же задвинули в угол, прижав к стеклу и больно наступив при этом на ногу. Холмс с Лестрейдом напряженно вглядывались в глубину вагона. За окном проносились убранные поля, леса, одетые в желто-багряный наряд, проселочные дороги. Вдали блеснула Темза.
Поезд затормозил. Народ хлынул на платформу. Я потерял из виду Холмса с инспектором и полисменами и усиленно заработал локтями, выбираясь из толпы. Ответив на последнее нелестное замечание в мой адрес, я едва не столкнулся нос к носу с теми двумя, но вовремя успел отвернуться и сделать вид, что изучаю доску объявлений. Двое прошли по платформе, спустились вниз и отделившись от потока людей, направляющихся к реке, пошли вдоль насыпи.
Я окликнул Холмса, бестолково озирающегося по сторонам, и указал на беглецов. Преследование возобновилось.
Мили через три, миновав рощу густых буков, мы вышли на обширную пустошь. Скрываться здесь было труднее, и мы, как могли, пригибались к земле, временами даже ползли на четвереньках, чтобы нас не заметили.
Судя по обилию угольных куч, эта пустошь в крутой излучине Темзы служила местом загрузки барж с углем. Двое повернули в сторону от железной дороги, и начали петлять в угольном лабиринте. Кучи становились все громаднее и величественнее. Когда я смотрел на них снизу вверх, у меня начинала кружиться голова от их крутизны. Временами мне казалось, что мы сбились с пути и теперь плутаем где-нибудь в отрогах Кембрийских гор, но Холмс уверенно шел вперед, не теряя преследуемых из виду и прячась за глыбами в минуту опасности.
И тут нашим глазам предстало поразительное, небывалое зрелище! Прямо среди мрачных черных гор угля, скрывающих все вокруг, мы увидели геометрически правильную вершину, освещаемую лучами солнца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14