А мне надо обследовать мост! И немедленно! — И Холмс, мокрый, грязный, как половая тряпка, важно продефилировал к выходу. Волей-неволей мне пришлось последовать за ним.
В сотне ярдов от кабачка виднелся старый каменный мост, соединяющий берега Темзы. По нему сновали похожие, с грохотом проезжали кэбы. Внизу неторопливо проплывали баржи, груженые песком.
— Уотсон, — скомандовал он, — ждите меня здесь. А то вы, как обычно, затопчете все следы. У вас ведь прямо талант губить все мои начинания. — С этими словами великий сыщик увернулся от несущегося на него кэба и выбежал на мост. Я остановился в стороне, наблюдая, как Холмс мечется по мосту, ползает на четвереньках, прыгает из стороны в сторону, петляет, совершая массу немыслимых движений. Складывалось впечатление, что он ищет не чужие следы, а запутывает свои собственные.
Действия великого сыщика вызывали законное недоумение людей, плотным потоком двигавшихся по обеим сторонам моста. Кэбмены кричали ему обидные, неприличные слова. Мальчишки— газетчики, рассыльные, прочие оборванцы — с хохотом плясали вокруг него, осыпая моего друга непристойными шутками и бранью.
Холмс ни на что не реагировал. Вытащив из кармана огромную лупу, рулетку, моток бечевки, колышки, он принялся методично разбивать мост на квадраты. Но как Холмс ни старался, как ни спешил, разметить более двух квадратов, ему никак не удавалось — прохожие то и дело натыкались на колышки, вырывая их из трещин мостовой, рвали бечевку, сбивали с ног самого Холмса. Дело кончилось тем, что Холмс разбил свою любимую лупу и, по-видимому, два или три пузырька из коллекции Хьюго Блэквуда. Ничем другим я не могу объяснить внезапной вспышки ярости, овладевшей Холмсом.
— Идиоты! Болваны! Безмозглые кретины!!! — неистово орал он, размахивая руками и яростно пиная уцелевшие колышки, — Нате! Нате! Вот вам! Что, довольны?!!
Внезапно, сверхчеловеческим усилием Холмс взял себя в руки. Он медленно обвел взглядом толпу, сдержанно поклонился и направился ко мне. Народ расступился, послышались аплодисменты. К ногам Холмса упало несколько медяков. Кто-то крикнул: «Браво!»
Когда Холмс, наконец, пробился ко мне, он был уже почти спокоен. Я сделал вид, что не знаком с ним и, честно глядя ему в глаза, вложил в его руку пенс. Холмс машинально сунул монету в карман.
— Спасибо, Уотсон, — сказал он. — Пойдемте отсюда, нас здесь не поняли.
Мы прошли сквозь ревущую в восторге толпу, свернули в какую-то тихую улочку и некоторое время шли молча. Наконец, когда от нас отстали самые горячие поклонники, я заговорил:
— Ну что, Холмс, вы нашли то, что искали? Холмс оживился. На его бледном до того лице выступил легкий румянец.
— Конечно же, Уотсон! — с жаром начал он. — Я нашел довольно любопытные следы. Мне кажется, следствие идет по верному пути. Осталось уточнить только пару незначительных деталей, чтобы дополнить картину. Ах да! Совершенно забыл!
Холмс вытащил из кармана обрывок злополучного письма и еще раз внимательно просмотрел его. Затем он понюхал бумагу, откусил уголок и сосредоточенно прожевал.
— И все же, — сказал он, — меня чрезвычайно интересует вопрос: кто этот таинственный «М» , отправивший письмо. Интересно… Уотсон, я, кажется, знаю, куда нам надо идти.
Я тоже знал, что нам давно уже пора идти домой, где нас ждет теплая постель, где можно будет, наконец, выспаться, где забудутся все ужасы сегодняшней ночи. Но Холмс думал иначе.
— Мы пойдем в лавку Огюста Фергюсона.
— Кто такой этот Огюст Фергюсон? — подозрительно осведомился я, чувствуя, что Холмс втягивает меня в очередную авантюру.
— Владелец лавки, — веско ответил Холмс, — той самой лавки, где автор письма купил чернила.
— Вы решили, что в Лондоне есть только один человек, торгующий чернилами?
— Уотсон, вы недооцениваете мой талант, — скромно сказал Холмс. — Любому мало-мальски сведущему человеку известно, что чернила в каждой Лавке обладают одним, неповторимым, присущим им и только им вкусом. А знать все лавки Лондона, их хозяев и вкус их чернил — моя прямая обязанность!
— Вы, наверно, написали не одну монографию по этому поводу, — Пробормотал я.
— Ну, разумеется, Уотсон! А как вы догадались?..
До лавки, как это ни странно, мы добрались без приключений. Это, без сомнения, была самая лучшая, самая восхитительная лавка в мире. Это была самая великолепная лавка из тех, что мы посещали вместе с Холмсом. Потому что на ее дверях висел огромный амбарный замок.
— Слава Богу! — вырвалось у меня.
Холмс еще некоторое время дергал замок, не в силах поверить в то, что лавка закрыта. Потом он повернул ко мне свое обескураженное лицо и пролепетал.
— Этого не может быть, Уотсон! Так не бывает!
— Бывает, — успокоил я его, — и даже гораздо чаще, чем вы думаете.
Но Холмса это не утешило. Повернувшись к двери, он несколько раз неуверенно пнул ее.
— Фергюсон, — сказал он, — открывайте. Ну, открывайте же, ну что вам стоит? Откройте, а?
На месте Фергюсона я ни за что бы не открыл такому человеку, как Холмс. Возможно, Фергюсон придерживался аналогичного мнения, и входить в контакт с великим сыщиком не входило в его планы, а, скорее всего, его просто не было дома.
— Ладно, — сказал Холмс. — Допустим, он ушел. Вопрос — куда? Будем рассуждать логически.
— А не проще ли спросить об этом у соседей? — осведомился я. — Да и вообще, на кой черт вам сдался этот Фергюсон?
— Фергюсон, — многозначительно сказал Холмс, подняв указательный палец, — одно из звеньев цепи!..
Я не выдержал:
— Одно из звеньев цепи идиотов, самым главным звеном в которой является один мой хороший приятель!
— Припоминаю, — сказал Холмс, — я, кажется, видел его.
— Еще бы, — подтвердил я, — и не один раз. В зеркале.
Но Холмс уже не слушал меня. Он вертел во все стороны головой, пытаясь найти кого-нибудь, кто поведал бы ему о судьбе Фергюсона. Улица была пуста.
— Ладно, — сказал Холмс, — прячьтесь! Ограбят — сами ко мне прибежите. Он пересек мостовую и подошел к высокой чугунной ограде, тянущейся насколько хватало глаз. В мгновение ока великий сыщик взобрался на нее, устроился там как петух на насесте и крикнул мне сверху.
— Уотсон! Где-нибудь ведь должны знать, куда делся Фергюсон. Пойдемте!
С этими словами он взмахнул руками, словно собираясь взлететь, и прыгнул. Послышался звук рвущейся материи, сдержанное проклятие, и Холмс повис вниз головой, зацепившись полой своего плаща, по ту сторону ограды.
Я демонстративно открыл калитку, находящуюся в десять фунтов от зависшего Холмса и вошел внутрь обширного парка с ухоженными дорожками и небольшими, разбросанными там и сям, памятниками. Тут меня осенило.
— Холмс! — вскричал я. — Это же кладбище!
Великий сыщик поднял голову и одним глазом осмотрел раскинувшийся перед ним пейзаж.
— Действительно, кладбище, — растерянно пробормотав он и вновь опустил голову.
Из-за пазухи Холмса вываливались пузырьки и с хрустальным звоном падали на землю. Холмс наблюдал за ними глазами полными слез. Я подошел, чтобы освободить его из безвыходного положения, но тут у него из-за пазухи прямо мне на ногу выпал кирпич. Я взвыл.
— Холмс!!! Я-то хотел вам помочь, а вы выбрасываете такие штучки!
— Я выбрасываю вовсе не штучки, — возразил Холмс, — а кирпичи. К тому же он сам вывалился, вы видели.
— Ничего я не видел! — заорал я. — Если вам нравится здесь висеть — висите себе на здоровье, а я пошел!
— Да, — сказал Холмс, закрывая глаза и скрещивая руки на груди, — мне нравится. Я давно мечтал вот так просто повисеть вниз головой. Я просто счастлив.
— Ах, вы счастливы! — разъярился я. — Ну, тогда получайте!
С этими словами я схватил Холмса за плечи и с силой дернул вниз. Плащ его с треском распался на две половины, а сам он глухим стуком возвестил о своей встрече с землей.
Некоторое время Холмс лежал молча, глядя в серое небо. Потом он перевел взгляд на меня.
— Уотсон, набейте-ка мне трубку, — слабым голосом попросил он.
— А больше вам ничего не набить? — мрачно сказал я, в душе, все же, радуясь тому, что великий сыщик жив.
— Господи! — сказал Холмс, собирая пузырьки и вещественные доказательства в котомку, сооруженную им из обрывков плаща. — Послушайте, Уотсон…
— Не хочу ничего слушать! Какого черта! Я вполне допускаю, что на мосту вы что-то такое нашли, по меньшей мере популярность, но вот что вы хотите разузнать на кладбище? Где Фергюсон?
— Да, — сказал Холмс. — Известно ли вам, дорогой друг, что при каждом кладбище есть сторож и смотрители?
Холмс взвалил на плечи котомку, и мы зашагали вглубь кладбища. Миновав несколько неухоженных заросших травой могил с покосившимися крестами, мы прошли мимо позеленевшего от времен бронзового ангела с одним крылом и свернули на широкую, покрытую гравием аллею. Мне показалось, что я уже бывал здесь. И, кажется, совсем недавно…
— Холмс! — воскликнул я. — Холмс! На этом кладбище похоронен лорд Хьюго Блэквуд! Холмс вздрогнул и оглянулся. Сказать по чести, мне тоже не нравилось такое совпадение, но вздрагивать я не стал — я достаточно надрожался прошлой ночью. По моим расчетам, Холмс должен был обязательно произнести что-нибудь очень умное, но, вопреки ожиданиям, он промолчал, как-то странно посмотрел на меня и еще быстрее зашагал по аллее. Похоже, ему в голову пришла очередная идея, и я был очень благодарен этому гению криминалистики, что он не стал делиться ею со мной.
Наконец, мы подошли к небольшому домику, казавшемуся совсем игрушечным в окружении глыб песчаника. Рядом с дверью к стене были прислонены несколько венков.
— Это здесь, — сказал Холмс и без стука вошел в дом. Я последовал за ним.
Внутри каким-то чудом умещалась кровать, неструганный стол, тумбочка и крохотный камин. За столом сидел лохматый, неопрятный старик и не спеша поглощал неаппетитного вида похлебку из глубокой глиняной миски.
Примерно с минуту он молча смотрел на нас, не думая отрываться от своего занятия. Мы в свою очередь, не отрываясь смотрели на него. Сторож неторопливо закончил трапезу, утер рукавом рот, стряхнул с бороды крошки, после чего засунул посуду под кровать, сел и стал ковыряться в зубах сапожным шилом, Создалось неловкое молчание. Холмс кашлянул.
— Мне нужен Фергюсон… — начал мой друг.
— Который помер от горячки три года назад? Или Генри Фергюсон, которого переехала карета? Или Марк Фергюсон старший, которому на голову упал кирпич? Или Эдгар Кристофер Фергюсон, убитый на дуэли?
— Нет, нет! Мне нужен Огюст Фергюсон, хозяин лавки, что напротив кладбища!
— И вы решили поискать его у меня? Ну, конечно, где же ему еще быть! Эй, Фергюсон! — сторож демонстративно распахнул тумбочку, как и следовало ожидать, совершенно пустую. — А может быть, он спрятался под кровать? Взгляните. Он, наверняка, там. Нет? Ну тогда он, как пить дать, сидит под столом. Это его любимое место.
— Послушайте, — вступил я, пока Холмс доверчиво ползал под кроватью. — Мы вовсе не надеялись найти его здесь. Мы хотели зайти к нему, но лавка оказалась закрытой. Тогда мы направились сюда, думая, что вы знаете…
— Знать не знаю и знать не хочу! — отрезал старик. — Черта с два! И бумага у него паршивая, и чернила разбавленные, и морда отвратительная…
— Кстати, насчет чернил, — Холмс высунул голову из-под кровати. — Не разрешите ли вы черкнуть нам пару строк, записку для Фергюсона: что мы заходили и не застали его?
— И вам чернил?! Все с ума посходили! Третьего дня при ходят Двое: «Дайте нам чернила!» Позавчера забегает какой-то поп. «Чернил — говорит, — не найдется?» Вчера врач — и ему то же чернила.
Я положил на стол шиллинг. Перемену, которая произошла со сторожем, надо было видеть.
— Секундочку, одну только секундочку, джентльмены! Извините, извините, ради Бога! Ах! Ах! — он вскочил с кровати и, неумело кланяясь, протянул Холмсу чернильницу и перо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14