" "Может, погуляем?" - говорит он и смотрит эдак с поволокой. "Боже, - думаю, - неужели этого олуха угораздило в меня втрескаться?" Но обижать убогого мне не хотелось, поэтому я разрешила Мефодию проводить себя до дома - благо идти было минут двадцать. Угадай, о чем он завел речь по дороге? О классиках марксизма-ленинизма! Тут мне стало ясно, что дело нечисто. В ту пору Мефодий мог говорить только о себе и математике. Остальные предметы занимали его мало, а меньше всего - официальная, с позволения сказать, философия. Я сразу смекнула, что моим новым ухажером кто-то руководит. "Все это очень интересно, - сказала я, когда он довел меня до подъезда. - Но как ты узнал, что Маркс и Ленин - мои любимые писатели? Я об этом особенно не распространялась". "Мне сказал Глыба, - простодушно признался Мефодий. - Может, сходим завтра в кино? Я тебе свой реферат по философии перескажу". "Спасибо, - поблагодарила я с чувством. - Только давай не в кино, а на дискотеку, ладно? Я зайду за тобой в общежитие в шесть".
В тот же день я выпросила у знакомого юнца из нашего двора старый пионерский галстук, а назавтра разыскала на занятиях соседей Мефодия по общежитию и заручилась их поддержкой. Потом обратилась к одной мехматовской рукодельнице - она жила на том же этаже, что и Мефодий, - и изложила ей свой план. Она с готовностью вызвалась помочь, потому как сильно не любила Глыбу.
В шесть часов вечера я пришла к Мефодию, придирчиво оглядела его наряд и спросила разочарованно: "Ты в этом собираешься идти на дискотеку? Нас же засмеют! Сходи одолжи у Глыбы джинсы. Он тебе не откажет, ведь вы друзья. Правда, они тебе, наверное, чуточку великоваты, но это ерунда. Подвернешь штанины, затянешь ремень и будешь неотразим".
Как я и ожидала, Глыба джинсов не пожалел, более того, одолжил их с радостью. Он в этот вечер играл у себя в комнате в преферанс. Выслушав Мефодия, он сунул штаны в руки недотепе и буквально вытолкал его из комнаты так не терпелось ему рассказать партнерам о моем потрясающем романе. Мефодий вернулся ко мне с джинсами, я еще раз критически оглядела его и потащила к другому щеголю - за водолазкой.
Пока мы вели переговоры, занимались примеркой, решали, какую водолазку выбрать - белую или черную, моя сообщница трудилась не покладая рук. Но вот выбор был сделан, мы вернулись к Мефодию в комнату, и я собралась выйти, дабы он мог переодеться в модную амуницию.
"Постой! А это что такое?" - гневно вскричала я, указывая на джинсы. Мефодий поднес их к лицу и недоуменно уставился на заплату в виде алого шелкового сердечка на заду. Заплата прикрывала солидную дыру такой же формы. "Ну и Глыба, ну и подлец, - говорю я со слезами в голосе. - Собственных штанов не пожалел, лишь бы над тобой посмеяться!"
Мефодий побагровел и с грозным рыком бросился к Глыбе. Сцену, происшедшую там, я своими глазами не видела, но партнеры Безуглова по преферансу очень правдоподобно изображали ее в лицах. Они как раз слушали конец повести о его всесокрушающей страсти, рождению которой поспособствовал шаловливый Амурчик-Глыба, шепнувший Мефодию, что я сгораю от любви и готова броситься в пруд, если он не ответит мне взаимностью. Тут-то и ворвался Мефодий. Увидев свои замечательные штаны, Глыба лишился дара речи. А когда Мефодий заорал: "Сволочь! Ты нарочно это сделал, чтобы надо мной посмеяться!" - его чуть удар не хватил. Он схватил Мефодия за грудки, оторвал от пола и заревел: "Я?! Ты безмозглый дурак, простофиля, лопух! Доставай теперь новые штаны где хочешь! Это Ворона тебя одурачила!" Наглый поклеп окончательно вывел Мефодия из себя. Он от души стукнул Глыбу по голени, а когда тот, охнув, его выпустил, завопил что было мочи: "Напакостил, а теперь выкручиваешься? Думал, меня так просто обмануть, да? Варвара от меня ни на шаг не отходила! И попробуй еще хоть раз заикнуться о своих вонючих штанах! Сам дурак!"
Селезнев давно сидел, закрыв рот рукой, чтобы не мешать мне своим хихиканьем.
- О господи! - запричитал он, когда понял, что рассказ окончен. Американская фирма!.. Голубая мечта идиота... с алым сердечком на заду! Ха-ха-ха! "Напакостил!.. Вонючие штаны!"
В эту минуту в дверь позвонили. Я лениво потянулась к чайнику долить себе кипяточку.
- Ты не откроешь? - спросил Селезнев, все еще смеясь.
- А зачем? У своих есть ключи. Кстати, надо бы сделать и тебе. А чужих мне видеть неохота.
Звонок повторился. Один, другой, третий раз. Потом кто-то начал вызванивать морзянкой: "открой!" Я заколебалась. Может, кто-нибудь из моих олухов посеял ключ?
- Открой, чего уж там! - сказал Селезнев. - Если тебе будут докучать, я приду на помощь.
- Сама справлюсь, - проворчала я, вылезая из кресла. - Ты лучше спрячься за холодильник. Не дай бог, Софочка пожаловала!
Но это была не Софочка. За порогом стоял Безуглов. Вот уж действительно: о черте речь, а он - навстречь! В руках у него был букет розовых гвоздик, на физиономии - умильное выражение, и, глядя на нее, я почему-то сразу вспомнила троянского коня. Может быть, у него тоже была такая длинная угловатая морда?
- Варвара, извини, что без приглашения, - затараторил Глыба. - Я на одну минуту!
- Ну заходи. - Я посторонилась.
- Я был несправедлив по отношению к тебе, - торжественно объявил он, закрыв за собой дверь. - Наговорил черт-те что, возвел напраслину, нагрубил, можно сказать. Ты уж меня прости. Вот, возьми. - Он протянул мне гвоздики и открыл пакет, который держал в левой руке. - Хотел сначала купить тебе коробку конфет, а потом решил: фрукты полезнее.
И он вложил мне в руки ананас, три здоровых грейпфрута и кулек с виноградом.
- А это, - сказал он, демонстрируя мне солидных размеров огурец, - гвоздь сезона. Новый сорт, недавно вывели. "Женская услада" называется.
"Эх, Глыба, Глыба, - подумала я, подавив вздох. - И зачем только ты пошел на мехмат? В военном училище твоим шуткам цены бы не было!" Но с волками жить - по-волчьи выть. Я подняла брошенную мне перчатку.
- Ой, какая прелесть! - (Бурный восторг.) - Где ты его достал? Я слышала, их распространяют по подписке только среди тех, кто уже не может услаждать женщин иными способами.
Если Глыба и собирался отразить мой выпад, то не успел. За моей спиной послышалось какое-то шлепанье. Я обернулась и узрела, конечно же, Селезнева. Но в каком виде! Хорошо, что Глыба не мог видеть моего лица. Идальго снял пуловер, рубашку и даже носки и расстегнул ремень. Он стоял, поигрывая борцовскими мускулами, которых не могла скрыть тонкая футболка, и смотрел на нас исподлобья.
- Кто здесь собирается кого услаждать? - осведомился он зловеще. - Ты не представишь нас друг другу, дорогая?
У Глыбы забегали глазки. Ростом он ничуть не уступал Селезневу, но программистским трудом таких бицепсов не наживешь. Сообразив, что сейчас его будут бить, он явно занервничал.
- Э... очень приятно!
С этими словами Глыба шустро повернулся к двери, зачем-то закрыл задвижку, истерично дернул ручку и, окончательно запаниковав, начал ломать замок.
- Уже уходишь? - сдавленно спросила я, помогая ему справиться с нехитрым устройством.
- Э... да! - Замок щелкнул, и он опрометью выскочил за дверь.
- Эй, постой! - крикнул ему вслед идальго, и было явственно слышно, как оклик придал Глыбе ускорения.
Мы с Селезневым посмотрели друг на друга и расхохотались.
- Где тебя учили так быстро раздеваться? - спросила я сквозь смех. - На курсах спринт-стриптиза? Ох, но как у него вытянулась рожа, боже мой!
- Огурец! - хохотал Селезнев. - Представляешь, что подумают люди, увидев, как он мчится с выпученными глазами и огурцом в руке?
- С "женской усладой"! - подхватила я, изнемогая. - Сексуальный маньяк!
Новый приступ неудержимого хохота. Я согнулась пополам, гвоздики и фрукты посыпались на пол.
- Тише... тише! - выдавил Селезнев через силу. У него по лицу уже катились слезы. - Нельзя... так... смеяться!
- Ему, видите ли, "очень приятно"! Ой, не могу!
Мы не расслышали, как в замке повернулся ключ. Дверь внезапно распахнулась и пинком бросила меня в объятия Селезнева. Я не обернулась. Я знала, что просто умру, если увижу сейчас физиономии друзей, взирающих на разбросанные по полу цветы и фрукты, на мокрое лицо идальго, прижимающего меня к широкой груди.
Судорожно всхлипнув, я уткнулась лицом в его майку и услышала за спиной гневный Прошкин возглас:
- Совсем стыд потеряли, охальники!
И как мне удалось выжить?
1999
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
В тот же день я выпросила у знакомого юнца из нашего двора старый пионерский галстук, а назавтра разыскала на занятиях соседей Мефодия по общежитию и заручилась их поддержкой. Потом обратилась к одной мехматовской рукодельнице - она жила на том же этаже, что и Мефодий, - и изложила ей свой план. Она с готовностью вызвалась помочь, потому как сильно не любила Глыбу.
В шесть часов вечера я пришла к Мефодию, придирчиво оглядела его наряд и спросила разочарованно: "Ты в этом собираешься идти на дискотеку? Нас же засмеют! Сходи одолжи у Глыбы джинсы. Он тебе не откажет, ведь вы друзья. Правда, они тебе, наверное, чуточку великоваты, но это ерунда. Подвернешь штанины, затянешь ремень и будешь неотразим".
Как я и ожидала, Глыба джинсов не пожалел, более того, одолжил их с радостью. Он в этот вечер играл у себя в комнате в преферанс. Выслушав Мефодия, он сунул штаны в руки недотепе и буквально вытолкал его из комнаты так не терпелось ему рассказать партнерам о моем потрясающем романе. Мефодий вернулся ко мне с джинсами, я еще раз критически оглядела его и потащила к другому щеголю - за водолазкой.
Пока мы вели переговоры, занимались примеркой, решали, какую водолазку выбрать - белую или черную, моя сообщница трудилась не покладая рук. Но вот выбор был сделан, мы вернулись к Мефодию в комнату, и я собралась выйти, дабы он мог переодеться в модную амуницию.
"Постой! А это что такое?" - гневно вскричала я, указывая на джинсы. Мефодий поднес их к лицу и недоуменно уставился на заплату в виде алого шелкового сердечка на заду. Заплата прикрывала солидную дыру такой же формы. "Ну и Глыба, ну и подлец, - говорю я со слезами в голосе. - Собственных штанов не пожалел, лишь бы над тобой посмеяться!"
Мефодий побагровел и с грозным рыком бросился к Глыбе. Сцену, происшедшую там, я своими глазами не видела, но партнеры Безуглова по преферансу очень правдоподобно изображали ее в лицах. Они как раз слушали конец повести о его всесокрушающей страсти, рождению которой поспособствовал шаловливый Амурчик-Глыба, шепнувший Мефодию, что я сгораю от любви и готова броситься в пруд, если он не ответит мне взаимностью. Тут-то и ворвался Мефодий. Увидев свои замечательные штаны, Глыба лишился дара речи. А когда Мефодий заорал: "Сволочь! Ты нарочно это сделал, чтобы надо мной посмеяться!" - его чуть удар не хватил. Он схватил Мефодия за грудки, оторвал от пола и заревел: "Я?! Ты безмозглый дурак, простофиля, лопух! Доставай теперь новые штаны где хочешь! Это Ворона тебя одурачила!" Наглый поклеп окончательно вывел Мефодия из себя. Он от души стукнул Глыбу по голени, а когда тот, охнув, его выпустил, завопил что было мочи: "Напакостил, а теперь выкручиваешься? Думал, меня так просто обмануть, да? Варвара от меня ни на шаг не отходила! И попробуй еще хоть раз заикнуться о своих вонючих штанах! Сам дурак!"
Селезнев давно сидел, закрыв рот рукой, чтобы не мешать мне своим хихиканьем.
- О господи! - запричитал он, когда понял, что рассказ окончен. Американская фирма!.. Голубая мечта идиота... с алым сердечком на заду! Ха-ха-ха! "Напакостил!.. Вонючие штаны!"
В эту минуту в дверь позвонили. Я лениво потянулась к чайнику долить себе кипяточку.
- Ты не откроешь? - спросил Селезнев, все еще смеясь.
- А зачем? У своих есть ключи. Кстати, надо бы сделать и тебе. А чужих мне видеть неохота.
Звонок повторился. Один, другой, третий раз. Потом кто-то начал вызванивать морзянкой: "открой!" Я заколебалась. Может, кто-нибудь из моих олухов посеял ключ?
- Открой, чего уж там! - сказал Селезнев. - Если тебе будут докучать, я приду на помощь.
- Сама справлюсь, - проворчала я, вылезая из кресла. - Ты лучше спрячься за холодильник. Не дай бог, Софочка пожаловала!
Но это была не Софочка. За порогом стоял Безуглов. Вот уж действительно: о черте речь, а он - навстречь! В руках у него был букет розовых гвоздик, на физиономии - умильное выражение, и, глядя на нее, я почему-то сразу вспомнила троянского коня. Может быть, у него тоже была такая длинная угловатая морда?
- Варвара, извини, что без приглашения, - затараторил Глыба. - Я на одну минуту!
- Ну заходи. - Я посторонилась.
- Я был несправедлив по отношению к тебе, - торжественно объявил он, закрыв за собой дверь. - Наговорил черт-те что, возвел напраслину, нагрубил, можно сказать. Ты уж меня прости. Вот, возьми. - Он протянул мне гвоздики и открыл пакет, который держал в левой руке. - Хотел сначала купить тебе коробку конфет, а потом решил: фрукты полезнее.
И он вложил мне в руки ананас, три здоровых грейпфрута и кулек с виноградом.
- А это, - сказал он, демонстрируя мне солидных размеров огурец, - гвоздь сезона. Новый сорт, недавно вывели. "Женская услада" называется.
"Эх, Глыба, Глыба, - подумала я, подавив вздох. - И зачем только ты пошел на мехмат? В военном училище твоим шуткам цены бы не было!" Но с волками жить - по-волчьи выть. Я подняла брошенную мне перчатку.
- Ой, какая прелесть! - (Бурный восторг.) - Где ты его достал? Я слышала, их распространяют по подписке только среди тех, кто уже не может услаждать женщин иными способами.
Если Глыба и собирался отразить мой выпад, то не успел. За моей спиной послышалось какое-то шлепанье. Я обернулась и узрела, конечно же, Селезнева. Но в каком виде! Хорошо, что Глыба не мог видеть моего лица. Идальго снял пуловер, рубашку и даже носки и расстегнул ремень. Он стоял, поигрывая борцовскими мускулами, которых не могла скрыть тонкая футболка, и смотрел на нас исподлобья.
- Кто здесь собирается кого услаждать? - осведомился он зловеще. - Ты не представишь нас друг другу, дорогая?
У Глыбы забегали глазки. Ростом он ничуть не уступал Селезневу, но программистским трудом таких бицепсов не наживешь. Сообразив, что сейчас его будут бить, он явно занервничал.
- Э... очень приятно!
С этими словами Глыба шустро повернулся к двери, зачем-то закрыл задвижку, истерично дернул ручку и, окончательно запаниковав, начал ломать замок.
- Уже уходишь? - сдавленно спросила я, помогая ему справиться с нехитрым устройством.
- Э... да! - Замок щелкнул, и он опрометью выскочил за дверь.
- Эй, постой! - крикнул ему вслед идальго, и было явственно слышно, как оклик придал Глыбе ускорения.
Мы с Селезневым посмотрели друг на друга и расхохотались.
- Где тебя учили так быстро раздеваться? - спросила я сквозь смех. - На курсах спринт-стриптиза? Ох, но как у него вытянулась рожа, боже мой!
- Огурец! - хохотал Селезнев. - Представляешь, что подумают люди, увидев, как он мчится с выпученными глазами и огурцом в руке?
- С "женской усладой"! - подхватила я, изнемогая. - Сексуальный маньяк!
Новый приступ неудержимого хохота. Я согнулась пополам, гвоздики и фрукты посыпались на пол.
- Тише... тише! - выдавил Селезнев через силу. У него по лицу уже катились слезы. - Нельзя... так... смеяться!
- Ему, видите ли, "очень приятно"! Ой, не могу!
Мы не расслышали, как в замке повернулся ключ. Дверь внезапно распахнулась и пинком бросила меня в объятия Селезнева. Я не обернулась. Я знала, что просто умру, если увижу сейчас физиономии друзей, взирающих на разбросанные по полу цветы и фрукты, на мокрое лицо идальго, прижимающего меня к широкой груди.
Судорожно всхлипнув, я уткнулась лицом в его майку и услышала за спиной гневный Прошкин возглас:
- Совсем стыд потеряли, охальники!
И как мне удалось выжить?
1999
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39