В результате он загремел на полгода в Кащенко, но программистом стал несравненным. Половина дипломных программ нашего курса была написана Мефодием. И, как следствие, половина курса ходила у него в должниках.
После окончания университета Мефодия распределили на закрытое предприятие в дальнем Подмосковье. Поселили гения в рабочем общежитии. Не знаю точно, то ли его соседи-рабочие отличались обостренной чувствительностью к вони, то ли им просто недоставало терпимости, но из общежития Мефодий отправился прямиком в городскую больницу - с переломом челюсти. Когда пришло время выписаться, наш герой, не утруждая себя пустяками вроде подачи заявления об уходе, сел на ближайшую электричку до Москвы и навсегда покинул негостеприимный подмосковный городок.
И тут моим бывшим однокурсникам пришлось платить должок.
Мефодий счел, что родной город на Урале недостоин столь ценного специалиста, и твердо решил обосноваться в Москве. К тому времени страна уже вовсю перестраивалась, посему на работу при желании можно было устроиться и без местной прописки, проблему же с жильем Мефодий решил крайне просто обосновавшись у одного из должников.
А дальше начинается эпическая поэма с элементами трагедии.
Как легко понять из уже сказанного, жизнь в одном помещении с Мефодием испытание отнюдь не для слабых духом. Первый должник крепился почти полтора месяца, но потом, устав от скандалов, которые устраивали ему родители, попросил однокашника поискать другое жилье. Мефодий смертельно обиделся и переехал к следующей жертве - весьма флегматичному и долготерпеливому молодому человеку, который жил один и смотрел сквозь пальцы на такие мелочи, как разбитый телефонный аппарат, сорванные краны, сожженные чайники, грязные носки и сомнительный запах. Если бы не взорвавшаяся газовая колонка, Мефодий, возможно, поселился бы у него навеки, но пожар в доме возбудил соседей, и они, призвав на помощь милицию, выдворили опасного жильца за пределы микрорайона.
Дальше все развивалось примерно по тому же сценарию. Мефодий кочевал из дома в дом, оставляя за собой разбитые семьи и уничтоженные материальные ценности. Кстати, несмотря на демократические порядки, у него возникли трудности и с работой. Ибо неожиданно выяснилось, что Мефодий не в состоянии покинуть постель раньше четырех часов пополудни. Таким образом, попасть на рабочее место ему удавалось никак не раньше шести, а учитывая вечерние телевизионные программы, которые он никак не мог пропустить, и вообще никогда. К тому же с распространением компьютерных игр и видеомагнитофонов интерес Мефодия к программированию постепенно угас. Теперь он сосредоточил свое внимание на порнофильмах и игрушках-стрелялках, на посторонние же занятия времени у него как-то не находилось. Короче говоря, должникам приходилось не только предоставлять Мефодию кров, что само по себе ужасно, но и обеспечивать его материально. Правда, благодарный гость пытался подсластить им пилюлю, рассказывая о гениальных программах, которые он не сегодня-завтра напишет, и о несметных миллионах, которыми осыплет очередного гостеприимного хозяина, но его посулы мало кого утешали.
Из нашей компании в должниках Мефодия ходил только Прошка - известный любитель прокатиться за чужой счет. Остальные писали свои программы самостоятельно или вовсе обходились без них. Поэтому наше участие в эпопее началось сравнительно недавно - года два назад. В одну прекрасную пятницу Прошка заявился на бридж весь зеленый и, заикаясь, рассказал о постигшем его бедствии. Возможно, мы бы отнеслись к его жалобам без должного сочувствия, но, когда наш вечно голодный друг отказался утолить свое горе при помощи такого старого проверенного средства, как сытная и обильная еда, стало ясно, что дела его плохи.
На свою беду, Прошка чрезвычайно чистоплотен. Он не выносит грязных ванн и унитазов, заплеванных полов и волос в пище, а кроме того, терпеть не может, когда его зубной щеткой чистят ногти или сморкаются в его полотенце. Что поделаешь, у каждого свои слабости. Мы вот, например, питаем ничем не оправданную любовь к Прошке. Посему после долгого чесания в затылке наше собрание решило скинуться и снять Мефодию комнату.
Конечно, затея была дурацкая. Через две недели соседи по коммуналке со скандалом изгнали Мефодия, и он вернулся к Прошке. Единственное наше достижение - прочно засевшая в мозгу Мефодия мысль о том, что мы - свои люди и в крайнем случае он может на нас рассчитывать. А до крайнего случая было рукой подать - список должников неуклонно сокращался.
Прошку в конце концов спасли две старушки-соседки, неизвестно почему не чающие в нем души. Поначалу они терпеливо сносили присутствие Мефодия, поскольку считали его другом своего любимца, но, узнав о страданиях последнего, впали в такую ярость, что Мефодию пришлось добровольно покинуть гостеприимного хозяина. Он удалился к очередному должнику, а мы получили передышку.
Но ненадолго. Через несколько месяцев Мефодий позвонил Марку и, слезно жалуясь на жизнь, попросил убежища. С Марком (а он еще больший чистюля, чем Прошка) случилась истерика. Отказать Мефодию он не смог (не на улице же человеку ночевать!), но, едва тот ступил на порог, удрал, пробормотав что-то насчет срочной командировки. Две недели бедолага мыкался, разъезжая по гостям, и наконец отважился сунуть нос в свое жилище. Там его чуть не хватил удар, и добрый Генрих грудью прикрыл друга. Он увез Мефодия к себе в Опалиху, а мы вчетвером двое суток приводили квартиру Марка в порядок.
У Генриха Мефодий прожил, слава богу, недолго. Пятеро очень резвых детей, небольшой зверинец и отсутствие телевизора быстро подвигли его на новое переселение. На этот раз Марк был начеку, и к телефону не подходил. Связаться с ним могли только мы, вызвонив заранее оговоренный и довольно сложный код.
Через полтора месяца Мефодий объявился снова - на этот раз у Леши. Леша особой любовью к порядку не страдает, к тому же нрав у него очень спокойный, но и ему пришлось ох как несладко. По счастью, через месяц после вселения Мефодия приехали Лешины родители, которые после выхода на пенсию перебрались в деревню. Мама, открыв дверь квартиры, тихо сползла по косяку на пол, после чего отец в считанные секунды выставил гостя вон, даже не дав ему возможности одеться. Леше, естественно, устроили головомойку, но все равно его радости не было границ.
Я действовала решительнее остальных. Совместное проживание с родителями и братом в хрущевской двухкомнатной малометражке настолько покалечило мою детскую психику, что квартирный вопрос стал моим пунктиком. После выезда родных за рубеж постороннему человеку попасть ко мне в дом невероятно сложно, а задержаться дольше чем на пять минут позволяется лишь самым близким друзьям. Поскольку на звонки в дверь я не реагирую, а телефонную трубку снимаю лишь после консультации с определителем номера, Мефодию пришлось подкарауливать меня у подъезда. И как-то вечером встреча состоялась. Я выслушала горькие стенания и спросила, не могу ли чем-нибудь ему помочь.
- Да, - обрадовался Мефодий. - Пусти меня к себе на пару недель. За это время я закончу свою программу...
- Извини, - перебила я. - Я что-то не совсем тебя поняла. Ты хочешь у меня поселиться?
- Ну... да, - неуверенно ответил Мефодий, сбитый с толку ударением, которое я сделала на последнем слове. - Ненадолго. От силы на пару месяцев.
- А моя репутация?! - возмутилась я.
Мефодий многое мог сказать по поводу моей репутации. Ему было отлично известно: в оные времена со мной в комнате проживало от одной до пяти особей мужеского полу, и слухи, гулявшие на этот счет по мехмату, ничуть меня не удручали. Он даже открыл было рот, дабы напомнить мне об этом обстоятельстве, но наткнулся на мой холодный негодующий взгляд и осекся. И больше попыток не предпринимал.
А вот Марк жил в постоянном напряжении. Время от времени он забывал об условном сигнале, подходил к телефону и нарывался на Мефодия. После этого ему с невероятным трудом удавалось отвертеться от гостя. Марк уже ссылался на капитальный ремонт, приезд многочисленных родственников из провинции, отключенную воду и свирепствующего участкового. Он не знал, надолго ли хватит его фантазии, и с каждым звонком становился все дерганее и раздражительнее. Мы стали всерьез опасаться за его душевное здоровье.
Можете себе представить, какие чувства охватили нас в пятницу, когда радостный Генрих открыл дверь очередному гостю и мы увидели рядом с Лёничем Мефодия, державшего под мышкой бутылку своего любимого портвейна "Кавказ".
И вот Мефодия уже нет, а наши неприятности только усугубились. Генрих, наверное, никогда уже не будет радоваться новой квартире. А если о происшедшем узнает Машенька... Нет, об этом лучше не думать...
Я раздраженно захлопнула рукопись романа, к которому должна была сделать рисунки, и поехала развеять тоску к своей эксцентричной тетушке Лиде.
Подаренная нам судьбой передышка продлилась всего двое суток. Во вторник меня разбудил телефонный звонок. Продрав глаза, я увидела на определителе красные цифры знакомого номера и схватила трубку.
- Во что ты меня втянула, Варвара? - заорал мне в ухо Серж, не поздоровавшись. - При всем моем к тебе уважении я не хочу по твоей милости хлебать тюремную баланду!
От этих слов мне стало весьма неуютно, но подсознательное желание оттянуть неприятный момент истины удержало меня от прямого вопроса. Я прикинулась обиженной:
- Вот оно, мужское непостоянство! Кто не далее как в субботу уверял меня в своей горячей любви? А теперь, стало быть, речь идет всего лишь об уважении?
- Слушай, ты можешь хоть раз в жизни оставить легкомысленный тон? Тебе известно, по какой причине преставился Мефодий?
- Н-нет, - выдавила я и, уже догадываясь, какой будет ответ, проблеяла дрожащим голосом: - И по какой же?
- Его отравили.
У меня закружилась голова.
- Ты уверен?
- Да, если только оперативник, который только что меня покинул, не имеет привычки глупо шутить. Причем заметь, свою сенсационную новость он выложил мне напоследок, когда я уже наврал ему с три короба. По твоей, между прочим, просьбе. Ты хоть представляешь себе, какой у меня будет видок, когда правда о нашей пьянке с Мефодием всплывет на свет божий?
- Бледный, - признала я, отчаянно пытаясь собраться с мыслями. - Извини, Серж, не мог бы ты рассказать мне все по порядку?
- Сомневаюсь, что тебе от этого станет легче, но изволь. Полчаса назад я вышел из квартиры, намереваясь поехать на работу, и столкнулся нос к носу с молодым человеком в штатском, который назвался капитаном милиции Селезневым и с ходу спросил меня, когда я в последний раз видел Кирилла Владимировича Подкопаева.
Во мне сразу проснулось нехорошее подозрение, но, как говорится, давши слово - держись, поэтому я небрежным тоном сообщил товарищу капитану, что Мефодий покинул мой дом около трех месяцев назад и с тех пор наши дорожки не пересекались. Селезнев проявил просто поразительную осведомленность. Он прямо поинтересовался, сколько времени прожил у меня Мефодий, под каким предлогом я его выставил и не было ли наше расставание омрачено какой-либо размолвкой. Меня настолько ошеломил детективный гений этого Шерлока Холмса, что я честно выложил ему, как обманул Мефодия, сказав, что хочу отремонтировать квартиру и временно перееду к родственникам, и как Мефодий потом узнал правду, позвонил мне и заявил о разрыве всяких отношений между нами. Бравый милиционер сочувственно покачал головой и спросил, не знаю ли я, где Мефодий нашел пристанище после нашего расставания.
Тут я немного воспрянул духом. Ты же знаешь, от меня Мефодий переехал к Стасу Малахову, а Стас с вашей милой компанией не якшается и, следовательно, о сабантуе у Генриха ничего не знает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
После окончания университета Мефодия распределили на закрытое предприятие в дальнем Подмосковье. Поселили гения в рабочем общежитии. Не знаю точно, то ли его соседи-рабочие отличались обостренной чувствительностью к вони, то ли им просто недоставало терпимости, но из общежития Мефодий отправился прямиком в городскую больницу - с переломом челюсти. Когда пришло время выписаться, наш герой, не утруждая себя пустяками вроде подачи заявления об уходе, сел на ближайшую электричку до Москвы и навсегда покинул негостеприимный подмосковный городок.
И тут моим бывшим однокурсникам пришлось платить должок.
Мефодий счел, что родной город на Урале недостоин столь ценного специалиста, и твердо решил обосноваться в Москве. К тому времени страна уже вовсю перестраивалась, посему на работу при желании можно было устроиться и без местной прописки, проблему же с жильем Мефодий решил крайне просто обосновавшись у одного из должников.
А дальше начинается эпическая поэма с элементами трагедии.
Как легко понять из уже сказанного, жизнь в одном помещении с Мефодием испытание отнюдь не для слабых духом. Первый должник крепился почти полтора месяца, но потом, устав от скандалов, которые устраивали ему родители, попросил однокашника поискать другое жилье. Мефодий смертельно обиделся и переехал к следующей жертве - весьма флегматичному и долготерпеливому молодому человеку, который жил один и смотрел сквозь пальцы на такие мелочи, как разбитый телефонный аппарат, сорванные краны, сожженные чайники, грязные носки и сомнительный запах. Если бы не взорвавшаяся газовая колонка, Мефодий, возможно, поселился бы у него навеки, но пожар в доме возбудил соседей, и они, призвав на помощь милицию, выдворили опасного жильца за пределы микрорайона.
Дальше все развивалось примерно по тому же сценарию. Мефодий кочевал из дома в дом, оставляя за собой разбитые семьи и уничтоженные материальные ценности. Кстати, несмотря на демократические порядки, у него возникли трудности и с работой. Ибо неожиданно выяснилось, что Мефодий не в состоянии покинуть постель раньше четырех часов пополудни. Таким образом, попасть на рабочее место ему удавалось никак не раньше шести, а учитывая вечерние телевизионные программы, которые он никак не мог пропустить, и вообще никогда. К тому же с распространением компьютерных игр и видеомагнитофонов интерес Мефодия к программированию постепенно угас. Теперь он сосредоточил свое внимание на порнофильмах и игрушках-стрелялках, на посторонние же занятия времени у него как-то не находилось. Короче говоря, должникам приходилось не только предоставлять Мефодию кров, что само по себе ужасно, но и обеспечивать его материально. Правда, благодарный гость пытался подсластить им пилюлю, рассказывая о гениальных программах, которые он не сегодня-завтра напишет, и о несметных миллионах, которыми осыплет очередного гостеприимного хозяина, но его посулы мало кого утешали.
Из нашей компании в должниках Мефодия ходил только Прошка - известный любитель прокатиться за чужой счет. Остальные писали свои программы самостоятельно или вовсе обходились без них. Поэтому наше участие в эпопее началось сравнительно недавно - года два назад. В одну прекрасную пятницу Прошка заявился на бридж весь зеленый и, заикаясь, рассказал о постигшем его бедствии. Возможно, мы бы отнеслись к его жалобам без должного сочувствия, но, когда наш вечно голодный друг отказался утолить свое горе при помощи такого старого проверенного средства, как сытная и обильная еда, стало ясно, что дела его плохи.
На свою беду, Прошка чрезвычайно чистоплотен. Он не выносит грязных ванн и унитазов, заплеванных полов и волос в пище, а кроме того, терпеть не может, когда его зубной щеткой чистят ногти или сморкаются в его полотенце. Что поделаешь, у каждого свои слабости. Мы вот, например, питаем ничем не оправданную любовь к Прошке. Посему после долгого чесания в затылке наше собрание решило скинуться и снять Мефодию комнату.
Конечно, затея была дурацкая. Через две недели соседи по коммуналке со скандалом изгнали Мефодия, и он вернулся к Прошке. Единственное наше достижение - прочно засевшая в мозгу Мефодия мысль о том, что мы - свои люди и в крайнем случае он может на нас рассчитывать. А до крайнего случая было рукой подать - список должников неуклонно сокращался.
Прошку в конце концов спасли две старушки-соседки, неизвестно почему не чающие в нем души. Поначалу они терпеливо сносили присутствие Мефодия, поскольку считали его другом своего любимца, но, узнав о страданиях последнего, впали в такую ярость, что Мефодию пришлось добровольно покинуть гостеприимного хозяина. Он удалился к очередному должнику, а мы получили передышку.
Но ненадолго. Через несколько месяцев Мефодий позвонил Марку и, слезно жалуясь на жизнь, попросил убежища. С Марком (а он еще больший чистюля, чем Прошка) случилась истерика. Отказать Мефодию он не смог (не на улице же человеку ночевать!), но, едва тот ступил на порог, удрал, пробормотав что-то насчет срочной командировки. Две недели бедолага мыкался, разъезжая по гостям, и наконец отважился сунуть нос в свое жилище. Там его чуть не хватил удар, и добрый Генрих грудью прикрыл друга. Он увез Мефодия к себе в Опалиху, а мы вчетвером двое суток приводили квартиру Марка в порядок.
У Генриха Мефодий прожил, слава богу, недолго. Пятеро очень резвых детей, небольшой зверинец и отсутствие телевизора быстро подвигли его на новое переселение. На этот раз Марк был начеку, и к телефону не подходил. Связаться с ним могли только мы, вызвонив заранее оговоренный и довольно сложный код.
Через полтора месяца Мефодий объявился снова - на этот раз у Леши. Леша особой любовью к порядку не страдает, к тому же нрав у него очень спокойный, но и ему пришлось ох как несладко. По счастью, через месяц после вселения Мефодия приехали Лешины родители, которые после выхода на пенсию перебрались в деревню. Мама, открыв дверь квартиры, тихо сползла по косяку на пол, после чего отец в считанные секунды выставил гостя вон, даже не дав ему возможности одеться. Леше, естественно, устроили головомойку, но все равно его радости не было границ.
Я действовала решительнее остальных. Совместное проживание с родителями и братом в хрущевской двухкомнатной малометражке настолько покалечило мою детскую психику, что квартирный вопрос стал моим пунктиком. После выезда родных за рубеж постороннему человеку попасть ко мне в дом невероятно сложно, а задержаться дольше чем на пять минут позволяется лишь самым близким друзьям. Поскольку на звонки в дверь я не реагирую, а телефонную трубку снимаю лишь после консультации с определителем номера, Мефодию пришлось подкарауливать меня у подъезда. И как-то вечером встреча состоялась. Я выслушала горькие стенания и спросила, не могу ли чем-нибудь ему помочь.
- Да, - обрадовался Мефодий. - Пусти меня к себе на пару недель. За это время я закончу свою программу...
- Извини, - перебила я. - Я что-то не совсем тебя поняла. Ты хочешь у меня поселиться?
- Ну... да, - неуверенно ответил Мефодий, сбитый с толку ударением, которое я сделала на последнем слове. - Ненадолго. От силы на пару месяцев.
- А моя репутация?! - возмутилась я.
Мефодий многое мог сказать по поводу моей репутации. Ему было отлично известно: в оные времена со мной в комнате проживало от одной до пяти особей мужеского полу, и слухи, гулявшие на этот счет по мехмату, ничуть меня не удручали. Он даже открыл было рот, дабы напомнить мне об этом обстоятельстве, но наткнулся на мой холодный негодующий взгляд и осекся. И больше попыток не предпринимал.
А вот Марк жил в постоянном напряжении. Время от времени он забывал об условном сигнале, подходил к телефону и нарывался на Мефодия. После этого ему с невероятным трудом удавалось отвертеться от гостя. Марк уже ссылался на капитальный ремонт, приезд многочисленных родственников из провинции, отключенную воду и свирепствующего участкового. Он не знал, надолго ли хватит его фантазии, и с каждым звонком становился все дерганее и раздражительнее. Мы стали всерьез опасаться за его душевное здоровье.
Можете себе представить, какие чувства охватили нас в пятницу, когда радостный Генрих открыл дверь очередному гостю и мы увидели рядом с Лёничем Мефодия, державшего под мышкой бутылку своего любимого портвейна "Кавказ".
И вот Мефодия уже нет, а наши неприятности только усугубились. Генрих, наверное, никогда уже не будет радоваться новой квартире. А если о происшедшем узнает Машенька... Нет, об этом лучше не думать...
Я раздраженно захлопнула рукопись романа, к которому должна была сделать рисунки, и поехала развеять тоску к своей эксцентричной тетушке Лиде.
Подаренная нам судьбой передышка продлилась всего двое суток. Во вторник меня разбудил телефонный звонок. Продрав глаза, я увидела на определителе красные цифры знакомого номера и схватила трубку.
- Во что ты меня втянула, Варвара? - заорал мне в ухо Серж, не поздоровавшись. - При всем моем к тебе уважении я не хочу по твоей милости хлебать тюремную баланду!
От этих слов мне стало весьма неуютно, но подсознательное желание оттянуть неприятный момент истины удержало меня от прямого вопроса. Я прикинулась обиженной:
- Вот оно, мужское непостоянство! Кто не далее как в субботу уверял меня в своей горячей любви? А теперь, стало быть, речь идет всего лишь об уважении?
- Слушай, ты можешь хоть раз в жизни оставить легкомысленный тон? Тебе известно, по какой причине преставился Мефодий?
- Н-нет, - выдавила я и, уже догадываясь, какой будет ответ, проблеяла дрожащим голосом: - И по какой же?
- Его отравили.
У меня закружилась голова.
- Ты уверен?
- Да, если только оперативник, который только что меня покинул, не имеет привычки глупо шутить. Причем заметь, свою сенсационную новость он выложил мне напоследок, когда я уже наврал ему с три короба. По твоей, между прочим, просьбе. Ты хоть представляешь себе, какой у меня будет видок, когда правда о нашей пьянке с Мефодием всплывет на свет божий?
- Бледный, - признала я, отчаянно пытаясь собраться с мыслями. - Извини, Серж, не мог бы ты рассказать мне все по порядку?
- Сомневаюсь, что тебе от этого станет легче, но изволь. Полчаса назад я вышел из квартиры, намереваясь поехать на работу, и столкнулся нос к носу с молодым человеком в штатском, который назвался капитаном милиции Селезневым и с ходу спросил меня, когда я в последний раз видел Кирилла Владимировича Подкопаева.
Во мне сразу проснулось нехорошее подозрение, но, как говорится, давши слово - держись, поэтому я небрежным тоном сообщил товарищу капитану, что Мефодий покинул мой дом около трех месяцев назад и с тех пор наши дорожки не пересекались. Селезнев проявил просто поразительную осведомленность. Он прямо поинтересовался, сколько времени прожил у меня Мефодий, под каким предлогом я его выставил и не было ли наше расставание омрачено какой-либо размолвкой. Меня настолько ошеломил детективный гений этого Шерлока Холмса, что я честно выложил ему, как обманул Мефодия, сказав, что хочу отремонтировать квартиру и временно перееду к родственникам, и как Мефодий потом узнал правду, позвонил мне и заявил о разрыве всяких отношений между нами. Бравый милиционер сочувственно покачал головой и спросил, не знаю ли я, где Мефодий нашел пристанище после нашего расставания.
Тут я немного воспрянул духом. Ты же знаешь, от меня Мефодий переехал к Стасу Малахову, а Стас с вашей милой компанией не якшается и, следовательно, о сабантуе у Генриха ничего не знает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39