Небо полыхало жарой, и на воде играли яркие блики утреннего солнца. Медленно, снова под двигателем, «Альдебаран» вошел в Средиземное море.
Это не было резким переходом. Чистые воды и голубизна Атлантики чувствовались еще долго после Геркулесовых столбов. С севера вырастали горы, серовато-коричневые и туманные в горячем бризе. Постепенно узкая полоса земли между морем и горами стала терять свой убор из соснового леса, и на ней появились белые оспинки домов.
Домики возникали по одному и группами. Там и сям виднелись маленькие поля между берегом моря и прибрежной дорогой, возделываемые трудолюбивыми фермерами. Я уже ходил этим путем, когда доставлял яхты в Сардинию для участия в Кубке Сардинии. После Эстепоны горы стали выше и круче, и домикам уже не хватало места внизу: они начали карабкаться на склоны и выходить на серые пляжи.
Спустя семь часов хода после Гибралтара справа по носу открылась Марбелла. Я смотрел на желтоватый туман, нависший над скоплением домов. Ветра не было, паруса обвисли и через голубое водное пространство доносились звуки автомобильных сигналов на берегу. Там под ярким солнцем сверкали белоснежные мраморные здания.
Мы опустили паруса. Убирая главный парус, мы с Поулом столкнулись лицом к лицу. Он сказал:
— Вполне уверен, что побью тебя в гонке на Кубок Марбеллы. Пари остается в силе?
— Остается в силе, — подтвердил я. — Тебе неплохо бы немного потренироваться.
Он пожал плечами и спустился вниз. Я слышал, как он говорил по радио, смеясь деланным смехом, потом снова поднялся наверх, когда «Альдебаран» входил в спокойные, покрытые пятнами нефти воды гавани Пуэрто-Хозе-Баньос.
Мы причалили к стенке у контрольной башни. Заявились таможенники, мрачные ребята в тускло-оливковой униформе. Они потребовали провести их в салон и трюм, увидели заляпанные маслом двигатель и помпы и покачали головами.
— Какая грязь! — сказал один из них, который был в темных очках и сверкающих ботинках. Его напарник, крупный парень с большим животом, выпиравшим из-под форменной рубашки, щелкнул себя по горлу.
— У вас есть виски?
Я проводил его в салон и показал наши запасы спиртного, которые после того шторма составляли дюжину банок пива и полбутылки виски. Они посмотрели на все это, и я понял, что они, наверное, хотели, чтобы я им что-нибудь предложил.
На палубе раздались тяжелые шаги, и темная тень перекрыла люк.
— Есть кто-нибудь?
Лицо Поула стало нервным, он будто застеснялся.
— Деке! Я здесь, — подал он голос.
По трапу спустился крупный, лет пятидесяти мужчина, плечи которого едва пролезли в люк. У него были кудрявые седые волосы, крупное лицо красно-коричневого цвета, какой бывает у северян, долго живущих под южным солнцем. Плоские щеки, как у боксера, и голубые глаза.
— Это Мартин Деверо, — представил меня Поул. — Мартин, это Деке Келльнер, новый владелец «Альдебарана».
— Да, — подтвердил Келльнер, тяжело опускаясь на один из диванчиков и трогая рукой сиденье. — Приятно пощупать такую кожу. Его акцент выдавал уроженца Южного Лондона.
— Пако, Пепе, как дела, а?
Таможенники глуповато заулыбались, Келльнер взял из шкафчика пару банок пива и дал каждому по одной.
— Моя новая яхта. Хороша, а?
Таможенники снова улыбнулись и закивали головами. Этот Келльнер, очевидно, был здесь слишком влиятельным человеком, чтобы с ним не соглашаться.
— Давайте все выпьем, — предложил Келльнер. — Доброе здоровье!
И мы откупорили банки с пивом и выпили. Когда покончили с пивом, Деке сказал:
— Надо перегнать ее на нашу пристань.
Мы встали. У меня было шесть футов роста, а он на целых полголовы выше.
— Спасибо, Пако, Пепе!
Он смотрел, как таможенники спрыгнули на причальную стенку. — Ужасные типы. Единственное их желание — раздобыть несколько монет на фруктовый сок в баре Алонсо да еще выпить фанты, хотя бы разок в час. Прямо взрослые дети.
Я отдал швартовые, и «Альдебаран» пошел по грязной воде между красавицами яхтами. Он был семидесяти футов длины, но казался игрушечным в такой большой гавани. У главной башни, где разместился кабинет начальника порта, стояла группа больших моторных яхт, надменно взирающих на прочую мелочь сквозь затемненные стекла своих кабин. Деке сказал:
— Подумать только, какую кучу денег вы огребли за это. Поставьте ее в крановый док.
Я направил яхту кормой в прогал причальной стенки. Стропы для подъема «Альдебарана» были уже в воде.
— Вы не теряете времени зря! — заметил я. Келльнер рассмеялся неестественным смехом, будто было сказано что-то действительно очень смешное.
— Да, — ответил он. — Мы никогда не теряем времени даром.
Мы спрыгнули на стенку дока. Подъемники тут же заработали, и «Альдебаран» взмыл в воздух. С него потекла вода.
— Ах ты, моя красавица! — восхитился Деке. — Да, мы с Поулом должны встретиться у меня дома. Я передам ему чек. Потом будет маленький прием. Около десяти. Увидимся?
— Увидимся, — ответил я.
«Альдебаран» установили на стапель. Маленькие смуглые люди засуетились вокруг, устанавливая подпорки вокруг корпуса.
Я закинул свою сумку на плечо, вышел сквозь решетчатые ворота и растворился в изнывающей от зноя толпе отпускников на набережной.
Обернувшись, я посмотрел сквозь лес мачт на «Альдебаран». Он был уже установлен. Вне воды его тяжеловесный корпус выглядел как тело гигантского динозавра. Деке, высокий и мощный, ходил вдоль палубы, а Поул, более стройный, еле поспевал за ним.
У барьера, отделяющего набережную от дороги, стояли такси. Я взял одно из них и назвал отель, где организаторы гонки заказали номера для участников. Надо было еще многое успеть сделать.
Глава 16
Все кажется очень простым, когда вы сходите на берег. Но скоро обнаруживается, что это далеко не так.
Я сидел в такси на заднем сиденье и обливался потом. Реклама всячески призывала приезжих платить деньги за отдых в этом раю у моря.
Один из громадных плакатов громко возвещал, что вы въезжаете в Елисейские поля. Эти самые поля были испещрены сточными канавами и над ними висело облако серой пыли, за которым высилась белая башня отеля «Эль Гордо», восхищающаяся собственным отражением в голубой воде плавательного бассейна, расположенного у ее подножия.
Пока я шел от такси до отеля, весь покрылся пылью. В номере был кондиционер, и он напоминал холодильник, украшенный мавританской мозаикой. Я принял душ и вытерся под шум перфораторов и бетономешалок, доносившийся с Елисейских полей.
Надев темно-синие легкие брюки и такого же цвета хлопчатобумажную рубашку, я поднял трубку телефона. Мои пальцы так огрубели от канатов «Альдебарана», что я только с третьей попытки сумел набрать номер Клуба Марбеллы.
И попросил лорда Хонитона.
— Лорда Хонитона сейчас нет, — ответил голос вышколенного слуги с испанским акцентом. Этот голос не знал, когда лорд вернется.
Я повесил трубку. Чего еще можно было ожидать от такого светского льва, как Хонитон, в таком львином логове, как Марбелла.
Я позвонил в «Саут-Крик». Ответила Мэри. По ее голосу я понял, что она рада меня слышать.
— Мы на месте, — сказал я, стараясь говорить бодро. — Есть новости от Генри?
— Открытка. Отправлена неделю назад из Мадрида. Пишет, что там жарко.
— Не много же он сообщил.
— Все лучше, чем ничего. Тони здесь управляется с делами. — Она сделала паузу. — Присмотри там за Генри.
За Елисейскими полями простиралась Испания, многие мили пляжей и гор. Не так легко отыскать Генри. Но я сказал как можно убедительней:
— Конечно.
И повесил трубку.
Я набрал номер, который дал мне Чарли Эгаттер. Мне ответили.
— Я здесь, — сказал я.
— Приезжай и пообедаем, — предложил Чарли.
— Не могу. Должен идти на прием.
— А куда?
— К Деке Келльнеру.
— У него ведь ночной клуб? Держись там за свой бумажник покрепче, а то я догадываюсь, что может произойти.
— Постараюсь. Тренировка завтра в десять.
Чем сидеть под кондиционером, рискуя замерзнуть до смерти, я решил немного пройтись, чтобы ощутить твердую землю под ногами. Спустился вниз, взял такси, чтобы оно переправило меня через облака пыли, и вышел за милю от того места, адрес которого дал мне Деке.
Было девять часов, и воздух стал попрохладнее. Дорога извивалась как синусоида, и белые виллы выглядывали из-за густой зелени апельсиновых деревьев. После трехнедельного запаха моря было приятно вдыхать аромат дымка и жасмина, который плыл из садов.
Через двадцать минут хода дорога раздвоилась. На правой развилке она переходила в песчаную тропу, которая вела в оливковую рощу, поросшую травой. Серо-зеленая листва олив шелестела под морским бризом. В конце рощи пожилой мужчина в соломенной шляпе и с загорелым морщинистым лицом что-то варил на небольшом костерке из палочек. Он был одет в бесформенные синие брюки и рубаху андалузского крестьянина. Я поднял руку. Он помахал в ответ. Потревоженная движением, из листвы вылетела пара сов, уселась на эвкалипте и начала издавать странные звуки, похожие на сигналы какого-то электронного прибора. Где-то поблизости залаяла собака. Я с сожалением повернул обратно из оливковой рощи и направился налево, к дому, обнесенному высокой белой стеной.
На белой штукатурке у входа цветной плиткой было выложено «Nuestro casa» — «Наш дом». Здесь же был домофон и решетка на двери, что явно не гармонировало с картинками: на цветных плитках были изображены веселые крестьяне с осликами. Я нажал кнопку и назвал свое имя.
— Входите, — сказал мне голос с южно-лондонским выговором. — Не толкайте двери, они автоматические.
Я ждал перед тяжелыми чугунными дверями. Зажужжал замок, потом раздался щелчок и створки, управляемые гидравлическим механизмом, подались внутрь. Двери, какие бывают в подвалах банков.
Они с шипением открылись и с шипением закрылись. Я оказался в саду: герань, ирисы и вездесущие апельсиновые деревья. Передо мной шла дорожка, которая извивалась среди кущ олеандров. Над вершинами деревьев виднелись черепичные крыши и трубы, похожие на башенки. Под ногами был зеленый, хорошо политый дерн. Кто-то, как я догадывался, не сам Деке Келльнер, проводил немало времени за работой в саду. Но было похоже, будто им никто не пользовался. В воздухе стоял легкий запах дыма от костра из той оливковой рощи. В противоположность ей сад выглядел так же естественно, как витрина в универсальном магазине.
Я шагал под сенью апельсиновых деревьев, когда услышал внутри ограды странные звуки, напоминающие свистящее дыхание. Звуки были отвратительные, и у меня зашевелились волосы на голове.
Они приближались.
Я пошел быстрее по направлению к дому. Вечер становился прохладным, но меня снова прошибло потом. Спокойно, думал я, ведь ты приглашен на прием.
Из-за дома показался источник этого шума — пара доберман-пинчеров. Они были так уверены в себе, что даже не потрудились перейти на бег. Шли легкой трусцой, эти две барракуды с лапами, остановились, не доходя примерно пятнадцати футов, и разделились: одна под углом в сорок пять градусов справа от меня, другая под таким же углом — слева, так что я не мог сконцентрировать свое внимание на обеих сразу. Кто-то научил их этому.
Мое сердце часто забилось. Рука скользнула в карман в поисках ножа. Но я был не на «Альдебаране», на мне была праздничная одежда, и я не имел привычки ходить в гости с ножом в кармане.
Характер звука теперь изменился: из их глоток шло утробное урчание. Черные губы оттянулись назад, обнажив белые зубы. Я понял, что учащенное дыхание заменяет им лай. А это урчание заменяло злой рык. Где-то я читал, что собаки воспринимают взгляд в глаза как знак нападения. Поэтому упорно смотрел на куст ирисов между двумя этими тварями. Потом сделал шаг назад.
Урчание тут же усилилось. Я попытался сделать еще шаг назад, но не успел и шевельнуться, как собаки обнажили розовые десны и издали лай, похожий на скрежет, какой издает раздираемая стальная пластина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Это не было резким переходом. Чистые воды и голубизна Атлантики чувствовались еще долго после Геркулесовых столбов. С севера вырастали горы, серовато-коричневые и туманные в горячем бризе. Постепенно узкая полоса земли между морем и горами стала терять свой убор из соснового леса, и на ней появились белые оспинки домов.
Домики возникали по одному и группами. Там и сям виднелись маленькие поля между берегом моря и прибрежной дорогой, возделываемые трудолюбивыми фермерами. Я уже ходил этим путем, когда доставлял яхты в Сардинию для участия в Кубке Сардинии. После Эстепоны горы стали выше и круче, и домикам уже не хватало места внизу: они начали карабкаться на склоны и выходить на серые пляжи.
Спустя семь часов хода после Гибралтара справа по носу открылась Марбелла. Я смотрел на желтоватый туман, нависший над скоплением домов. Ветра не было, паруса обвисли и через голубое водное пространство доносились звуки автомобильных сигналов на берегу. Там под ярким солнцем сверкали белоснежные мраморные здания.
Мы опустили паруса. Убирая главный парус, мы с Поулом столкнулись лицом к лицу. Он сказал:
— Вполне уверен, что побью тебя в гонке на Кубок Марбеллы. Пари остается в силе?
— Остается в силе, — подтвердил я. — Тебе неплохо бы немного потренироваться.
Он пожал плечами и спустился вниз. Я слышал, как он говорил по радио, смеясь деланным смехом, потом снова поднялся наверх, когда «Альдебаран» входил в спокойные, покрытые пятнами нефти воды гавани Пуэрто-Хозе-Баньос.
Мы причалили к стенке у контрольной башни. Заявились таможенники, мрачные ребята в тускло-оливковой униформе. Они потребовали провести их в салон и трюм, увидели заляпанные маслом двигатель и помпы и покачали головами.
— Какая грязь! — сказал один из них, который был в темных очках и сверкающих ботинках. Его напарник, крупный парень с большим животом, выпиравшим из-под форменной рубашки, щелкнул себя по горлу.
— У вас есть виски?
Я проводил его в салон и показал наши запасы спиртного, которые после того шторма составляли дюжину банок пива и полбутылки виски. Они посмотрели на все это, и я понял, что они, наверное, хотели, чтобы я им что-нибудь предложил.
На палубе раздались тяжелые шаги, и темная тень перекрыла люк.
— Есть кто-нибудь?
Лицо Поула стало нервным, он будто застеснялся.
— Деке! Я здесь, — подал он голос.
По трапу спустился крупный, лет пятидесяти мужчина, плечи которого едва пролезли в люк. У него были кудрявые седые волосы, крупное лицо красно-коричневого цвета, какой бывает у северян, долго живущих под южным солнцем. Плоские щеки, как у боксера, и голубые глаза.
— Это Мартин Деверо, — представил меня Поул. — Мартин, это Деке Келльнер, новый владелец «Альдебарана».
— Да, — подтвердил Келльнер, тяжело опускаясь на один из диванчиков и трогая рукой сиденье. — Приятно пощупать такую кожу. Его акцент выдавал уроженца Южного Лондона.
— Пако, Пепе, как дела, а?
Таможенники глуповато заулыбались, Келльнер взял из шкафчика пару банок пива и дал каждому по одной.
— Моя новая яхта. Хороша, а?
Таможенники снова улыбнулись и закивали головами. Этот Келльнер, очевидно, был здесь слишком влиятельным человеком, чтобы с ним не соглашаться.
— Давайте все выпьем, — предложил Келльнер. — Доброе здоровье!
И мы откупорили банки с пивом и выпили. Когда покончили с пивом, Деке сказал:
— Надо перегнать ее на нашу пристань.
Мы встали. У меня было шесть футов роста, а он на целых полголовы выше.
— Спасибо, Пако, Пепе!
Он смотрел, как таможенники спрыгнули на причальную стенку. — Ужасные типы. Единственное их желание — раздобыть несколько монет на фруктовый сок в баре Алонсо да еще выпить фанты, хотя бы разок в час. Прямо взрослые дети.
Я отдал швартовые, и «Альдебаран» пошел по грязной воде между красавицами яхтами. Он был семидесяти футов длины, но казался игрушечным в такой большой гавани. У главной башни, где разместился кабинет начальника порта, стояла группа больших моторных яхт, надменно взирающих на прочую мелочь сквозь затемненные стекла своих кабин. Деке сказал:
— Подумать только, какую кучу денег вы огребли за это. Поставьте ее в крановый док.
Я направил яхту кормой в прогал причальной стенки. Стропы для подъема «Альдебарана» были уже в воде.
— Вы не теряете времени зря! — заметил я. Келльнер рассмеялся неестественным смехом, будто было сказано что-то действительно очень смешное.
— Да, — ответил он. — Мы никогда не теряем времени даром.
Мы спрыгнули на стенку дока. Подъемники тут же заработали, и «Альдебаран» взмыл в воздух. С него потекла вода.
— Ах ты, моя красавица! — восхитился Деке. — Да, мы с Поулом должны встретиться у меня дома. Я передам ему чек. Потом будет маленький прием. Около десяти. Увидимся?
— Увидимся, — ответил я.
«Альдебаран» установили на стапель. Маленькие смуглые люди засуетились вокруг, устанавливая подпорки вокруг корпуса.
Я закинул свою сумку на плечо, вышел сквозь решетчатые ворота и растворился в изнывающей от зноя толпе отпускников на набережной.
Обернувшись, я посмотрел сквозь лес мачт на «Альдебаран». Он был уже установлен. Вне воды его тяжеловесный корпус выглядел как тело гигантского динозавра. Деке, высокий и мощный, ходил вдоль палубы, а Поул, более стройный, еле поспевал за ним.
У барьера, отделяющего набережную от дороги, стояли такси. Я взял одно из них и назвал отель, где организаторы гонки заказали номера для участников. Надо было еще многое успеть сделать.
Глава 16
Все кажется очень простым, когда вы сходите на берег. Но скоро обнаруживается, что это далеко не так.
Я сидел в такси на заднем сиденье и обливался потом. Реклама всячески призывала приезжих платить деньги за отдых в этом раю у моря.
Один из громадных плакатов громко возвещал, что вы въезжаете в Елисейские поля. Эти самые поля были испещрены сточными канавами и над ними висело облако серой пыли, за которым высилась белая башня отеля «Эль Гордо», восхищающаяся собственным отражением в голубой воде плавательного бассейна, расположенного у ее подножия.
Пока я шел от такси до отеля, весь покрылся пылью. В номере был кондиционер, и он напоминал холодильник, украшенный мавританской мозаикой. Я принял душ и вытерся под шум перфораторов и бетономешалок, доносившийся с Елисейских полей.
Надев темно-синие легкие брюки и такого же цвета хлопчатобумажную рубашку, я поднял трубку телефона. Мои пальцы так огрубели от канатов «Альдебарана», что я только с третьей попытки сумел набрать номер Клуба Марбеллы.
И попросил лорда Хонитона.
— Лорда Хонитона сейчас нет, — ответил голос вышколенного слуги с испанским акцентом. Этот голос не знал, когда лорд вернется.
Я повесил трубку. Чего еще можно было ожидать от такого светского льва, как Хонитон, в таком львином логове, как Марбелла.
Я позвонил в «Саут-Крик». Ответила Мэри. По ее голосу я понял, что она рада меня слышать.
— Мы на месте, — сказал я, стараясь говорить бодро. — Есть новости от Генри?
— Открытка. Отправлена неделю назад из Мадрида. Пишет, что там жарко.
— Не много же он сообщил.
— Все лучше, чем ничего. Тони здесь управляется с делами. — Она сделала паузу. — Присмотри там за Генри.
За Елисейскими полями простиралась Испания, многие мили пляжей и гор. Не так легко отыскать Генри. Но я сказал как можно убедительней:
— Конечно.
И повесил трубку.
Я набрал номер, который дал мне Чарли Эгаттер. Мне ответили.
— Я здесь, — сказал я.
— Приезжай и пообедаем, — предложил Чарли.
— Не могу. Должен идти на прием.
— А куда?
— К Деке Келльнеру.
— У него ведь ночной клуб? Держись там за свой бумажник покрепче, а то я догадываюсь, что может произойти.
— Постараюсь. Тренировка завтра в десять.
Чем сидеть под кондиционером, рискуя замерзнуть до смерти, я решил немного пройтись, чтобы ощутить твердую землю под ногами. Спустился вниз, взял такси, чтобы оно переправило меня через облака пыли, и вышел за милю от того места, адрес которого дал мне Деке.
Было девять часов, и воздух стал попрохладнее. Дорога извивалась как синусоида, и белые виллы выглядывали из-за густой зелени апельсиновых деревьев. После трехнедельного запаха моря было приятно вдыхать аромат дымка и жасмина, который плыл из садов.
Через двадцать минут хода дорога раздвоилась. На правой развилке она переходила в песчаную тропу, которая вела в оливковую рощу, поросшую травой. Серо-зеленая листва олив шелестела под морским бризом. В конце рощи пожилой мужчина в соломенной шляпе и с загорелым морщинистым лицом что-то варил на небольшом костерке из палочек. Он был одет в бесформенные синие брюки и рубаху андалузского крестьянина. Я поднял руку. Он помахал в ответ. Потревоженная движением, из листвы вылетела пара сов, уселась на эвкалипте и начала издавать странные звуки, похожие на сигналы какого-то электронного прибора. Где-то поблизости залаяла собака. Я с сожалением повернул обратно из оливковой рощи и направился налево, к дому, обнесенному высокой белой стеной.
На белой штукатурке у входа цветной плиткой было выложено «Nuestro casa» — «Наш дом». Здесь же был домофон и решетка на двери, что явно не гармонировало с картинками: на цветных плитках были изображены веселые крестьяне с осликами. Я нажал кнопку и назвал свое имя.
— Входите, — сказал мне голос с южно-лондонским выговором. — Не толкайте двери, они автоматические.
Я ждал перед тяжелыми чугунными дверями. Зажужжал замок, потом раздался щелчок и створки, управляемые гидравлическим механизмом, подались внутрь. Двери, какие бывают в подвалах банков.
Они с шипением открылись и с шипением закрылись. Я оказался в саду: герань, ирисы и вездесущие апельсиновые деревья. Передо мной шла дорожка, которая извивалась среди кущ олеандров. Над вершинами деревьев виднелись черепичные крыши и трубы, похожие на башенки. Под ногами был зеленый, хорошо политый дерн. Кто-то, как я догадывался, не сам Деке Келльнер, проводил немало времени за работой в саду. Но было похоже, будто им никто не пользовался. В воздухе стоял легкий запах дыма от костра из той оливковой рощи. В противоположность ей сад выглядел так же естественно, как витрина в универсальном магазине.
Я шагал под сенью апельсиновых деревьев, когда услышал внутри ограды странные звуки, напоминающие свистящее дыхание. Звуки были отвратительные, и у меня зашевелились волосы на голове.
Они приближались.
Я пошел быстрее по направлению к дому. Вечер становился прохладным, но меня снова прошибло потом. Спокойно, думал я, ведь ты приглашен на прием.
Из-за дома показался источник этого шума — пара доберман-пинчеров. Они были так уверены в себе, что даже не потрудились перейти на бег. Шли легкой трусцой, эти две барракуды с лапами, остановились, не доходя примерно пятнадцати футов, и разделились: одна под углом в сорок пять градусов справа от меня, другая под таким же углом — слева, так что я не мог сконцентрировать свое внимание на обеих сразу. Кто-то научил их этому.
Мое сердце часто забилось. Рука скользнула в карман в поисках ножа. Но я был не на «Альдебаране», на мне была праздничная одежда, и я не имел привычки ходить в гости с ножом в кармане.
Характер звука теперь изменился: из их глоток шло утробное урчание. Черные губы оттянулись назад, обнажив белые зубы. Я понял, что учащенное дыхание заменяет им лай. А это урчание заменяло злой рык. Где-то я читал, что собаки воспринимают взгляд в глаза как знак нападения. Поэтому упорно смотрел на куст ирисов между двумя этими тварями. Потом сделал шаг назад.
Урчание тут же усилилось. Я попытался сделать еще шаг назад, но не успел и шевельнуться, как собаки обнажили розовые десны и издали лай, похожий на скрежет, какой издает раздираемая стальная пластина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36