.. если, конечно, я правильно поняла причину, по которой ты здесь оказался. Так что вы собирались со мной сделать?
— Пьетро этого не хотел, — пробормотал Смит.
— И ты думаешь я в это поверю?
— Честное слово, Вики, не хотел. От одной мысли Пьетро потел, ломал руки и принимался жаловаться на итальянском...
— От какой мысли?
Я вдруг осознала всю дикость своего положения. Мы с Джоном (ладно уж, отныне буду называть его так) уютно сидели бок о бок, его рука непринужденно обнимала меня за плечи, и при этом говорили об убийстве... о моем убийстве! Я оттолкнула эту подлую руку. Мне всего лишь захотелось отстраниться, встать, пройтись, хоть как-то развеять ощущение бессилия... Увы, все вышло несколько иначе. Я, как всегда, не рассчитала свою силу, и голова Джона с глухим стуком ударилась о стену. Второй удар, последовавший вскоре после первого, он уже не смог выдержать — глаза закатились так, что остались видны лишь белки, и он начал медленно валиться на бок.
Я успела поймать его голову, прежде чем она претерпела третий удар — о каменный пол, — и осторожно пристроила у себя на коленях.
— Напомни мне, — слабо простонал Джон, — чтобы я тебя придушил, как только восстановлю силы.
— Мне кажется, с этим справятся и без тебя, — заметила я, рассеянно проводя пальцами по его мягким волосам. — Не в этом ли состояла суть плана — навсегда заткнуть мне рот?
Он вздохнул и прижался щекой к моей руке.
— Может, мне все-таки стоит рассказать тебе, что случилось?
— Было бы неплохо, — согласилась я, стараясь высвободить руку.
— Нет-нет, Вики, не шевелись, у меня голова раскалывается... Вот так лучше. Понимаешь, когда Пьетро сказал, что получил приказ избавиться от тебя, я, разумеется, запротестовал. Нет, прошу, не надо благодарить, мною двигали чисто эгоистические мотивы. Я ведь подрядился совершить кражу, а не убийство. У меня не было, да и сейчас нет, никакого желания оказаться за решеткой, но если это все-таки произойдет, согласись, есть разница между десятилетним сроком за мошенничество, который запросто могут скостить за примерное поведение, и виселицей.
— Разве в Италии до сих пор вешают людей? — удивилась я. — Мне казалось, смертную казнь отменили.
— Понятия не имею. Знаешь, я почему-то никогда не стремился прояснить для себя этот вопрос. Но в старой доброй Англии для определенных случаев восстановили смертную казнь. И я предпочитаю держаться от таких случаев подальше. Не перебивай, мне и так трудно связно думать... На чем я остановился?
— Ты стал протестовать.
— Ах да... Так вот, Пьетро согласился с моими доводами, но он испытывает просто животный страх перед боссом. Именно так он его и называет. Босс. Любопытно, правда?
— Может, этот босс — американец. Или англичанин...
— Дорогая, не стоит делать поспешных выводов. Главарь не я, заруби себе на носу. Итак, после безуспешной дискуссии с милейшим Пьетро я в сердцах хлопнул дверью библиотеки, а наш хозяин остался лопотать что-то нечленораздельное. Я же вышел в парк — прогуляться, а заодно поразмыслить, как быть дальше. Думаю, Пьетро позвонил начальству, как только я его покинул. Прогуливался я не больше четверти часа, а потом примчался Бруно со своими подручными и скрутил меня. Вот и все.
— Понятно. Что ж, все это ужасно занимательно, но, боюсь, мало чем может помочь. А... какой-нибудь конкретный способ моего уничтожения обсуждался? Не перебивай! Я лишь хочу сказать, что для нас ведь есть разница, собираются твои дружки залить подвал, утопив меня, а заодно и тебя, или они намерены пустить сюда ядовитый газ, подмешать что-то в еду или...
Джон скривился:
— Господи, Вики, до чего ж у тебя буйное и испорченное воображение! На мой взгляд, способ умерщвления не имеет ровным счетом никакого значения. Ведь мы с тобой не в силах помешать, правильно? Они могут избрать любой из перечисленных тобой способов, мы ничего изменить не в состоянии...
— Ты представляешь, в какой части подвала мы находимся?
— Нет. — Джон закрыл глаза.
— Да уж, негусто от тебя проку.
— Я думаю.
— Ничего подобного. Ты явно собираешься поспать. Только, пожалуйста, не стоит использовать меня в качестве подушки.
— Я думаю!
— Докажи.
— Ты обследовала эту мерзкую дыру?
— Конечно. Здесь еще два помещения, более-менее похожие на это, ни дверей, ни окон. Каменные стены, каменные полы, за исключением третьей комнаты, где пол земляной.
Джон одобрительно поцокал языком:
— Похоже, ты тут даром времени не теряла. Так что я могу не горбатиться, шныряя по углам.
— Ради бога! Сомневаюсь, что найдешь что-то новенькое. Но встать и размяться тебе действительно не помешает.
— Зачем это?!
— Ну, чтобы ты смог наброситься на Бруно, когда он войдет в следующий раз.
Джон слегка оживился. Оживление выразилось в том, что он выпучил глаза. Отродясь не видела, чтобы так усердно таращились в притворном изумлении.
— В жизни не слышал более идиотского предложения!
— К твоему сведению, это единственный шанс выбраться отсюда. Ты можешь огреть его подносом.
— А почему бы тебе самой не огреть его подносом?
Не хочется говорить, как долго продолжалась наша бессмысленная перепалка. Этот несносный человек даже с чертом будет спорить, когда тот потащит его в ад, и если до сих пор не продал свою душу дьяволу, так только потому, что наверняка заломил немыслимую цену. Наконец мне удалось поднять Джона. Не думаю, что его убедили мои доводы, просто от моих пронзительных криков у него заложило уши. Как говорится, не мытьем, так катаньем. С довольной улыбкой я наблюдала, как, кряхтя и охая, Джон прохаживается по подвалу. Разминка пошла ему на пользу. После весьма артистичного исполнения роли немощного инвалида Джон оставил попытки убедить меня, что смертельно ранен, и довольно быстро обрел обычную энергичность. Более того, даже отправился исследовать остальные помещения. И в конце концов был вынужден согласиться, что не существует иного способа бежать, кроме того, что предложила я.
Да и этот способ выглядел малореальным, ибо у нас не было оружия. Поднос и посуда были из серебра, и хотя поднос весил изрядно и вполне мог набить шишку на черепе обычного человека, но как оружие он не годился — слишком громоздкий. Кроме того, как справедливо заметил Джон, череп у Бруно гораздо крепче, чем у обычного человека.
— Я лишь приведу его в раздражение. Почему-то мне совсем не хочется этого делать.
— А как насчет кулаков? — сурово осведомилась я.
— Кулаков?! Ты шутишь... Вдруг я палец сломаю. Если помнишь, я весьма недурственно играю на рояле. Ты бы стала просить Антона Рубинштейна подраться ради тебя на кулаках?
— Нет. Ему девяносто лет.
— Какая разница!
— Кроме того, Антон Рубинштейн играет гораздо лучше тебя.
— Через шестьдесят лет, если доживу, я рассчитываю отточить свою технику.
Ну ладно, грызня — тоже развлечение, особенно когда заняться нечем. Нашу дискуссию прервал скрежет засовов. Я вскочила и ткнула пальцем на дверь:
— Спрячься!
— Я не готов, — промямлил Джон, отодвигаясь к стене. — Голова все еще кружится... Давай отложим до утра. Потренируемся, наберемся сил... Словом, подождем до следующего раза.
— Следующего раза может не быть! Как долго ты там собираешься... черт!
Было слишком поздно. Дверь медленно отворилась.
Глазам моим предстал Бруно во всей своей горилльей красе. У меня все поплыло перед глазами. События повторялись. Дежа-вю какое-то... Через могучее плечо Бруно снова было перекинуто безвольное тело. Правда, очертания тела отличались от контуров Джона.
Я узнала толстые ляжки и туфли от Гуччи.
На этот раз Бруно не стал беспардонно бросать тело на пол. Он осторожно переступил порог и остановился, подозрительно переводя взгляд с меня на Джона. Увы, никаких треволнений наружность Джона не сулила: тот жался к стене, словно робкая девица, стоящая в очереди на изнасилование. Бруно мотнул головой в его сторону и прохрипел:
— Иди сюда! Нет, не вы, синьорина, вы оставайтесь на месте. Ты, Смит. Возьми его.
Джон медленно подошел.
— Давай! Иди сюда, мелкий трус, я тебе ничего не сделаю. Возьми хозяина. Осторожней смотри. Не урони!
Джон принял безвольное тело Пьетро с рвением человека, которому подарили на Рождество большой мешок навоза. Колени его подогнулись, но рык Бруно помог удержаться на ногах.
— Я же сказал — не урони! Положи его, кретин, что стоишь как дубина? Положи его на одеяла, аккуратней. Чтобы хозяин ничего себе не повредил.
Красноречиво глянув на меня, Джон повиновался.
— Хорошо, — буркнул Бруно. — И смотрите мне! Позаботьтесь о хозяине. Если с ним что-нибудь случится...
— Не волнуйся, Бруно, старина. Я стану заботиться о Пьетро, как о собственном дитяти.
Бруно хмыкнул и удалился. Джон приложил ухо к груди Пьетро, поднял ему веко, пощупал пульс. Затем разогнулся.
— Его усыпили.
— С ним все в порядке?
— Да. Сама посмотри.
Пьетро напоминал спящего младенца, впрочем, нет, не младенца, скорее маленького розового поросенка с щегольскими усиками. Пухлые губы были сложены в блаженную улыбку. Джон ослабил шелковый платок, обвивавший шею Пьетро, подоткнул одеяло и поднялся на ноги.
— Мы для него ничего не можем сделать. Ему надо проспаться.
— Ты думаешь, Пьетро воспротивился планам босса прикончить нас?
— Возможно. И вот к чему это привело.
— Джон, тогда он должен знать, кто босс. Давай растолкаем его и спросим.
— Ничего не выйдет, Вики. Он беспробудно проспит еще несколько часов. Кроме того, с чего ты решила, что Пьетро выложит нам правду? Ему-то опасность не грозит. Босс, вероятно, бросил его сюда лишь для острастки, чтобы Пьетро поостыл и успокоился. Сама знаешь, наш милый граф в критические моменты склонен к истерикам, но, проспавшись, сможет разумно оценить положение и поймет, что должен подчиниться боссу.
Джон в расслабленной позе, сунув руки в карманы, привалился к стене, но он больше не выглядел вялым и безвольным. Даже голос изменился. Теперь Джон говорил четко и отрывисто, от раздражающей тягучести не осталось и следа.
— Посуди сама, — продолжал он резко. — Пьетро не может позволить себе обратиться в полицию, сам по шею увяз в этом сговоре. Он даже не может бежать и сменить имя, так как в этом случае ему придется отказаться от всего — от виллы, от римского особняка, от коллекции, от всего этого великолепия. Я почему-то с трудом представляю, что он способен сделать карьеру в качестве коммивояжера. Пьетро вовсе не плохой человек, он просто слабый. Сегодня вечером он много пил и, думаю, вышел из себя и вспылил. Но завтра... Завтра он повернется к нам спиной, Вики. Нас переправят в другое место, и Пьетро никогда не узнает, что с нами случилось. Он даже спрашивать не будет.
— Умеешь ты развеселить, — мрачно буркнула я.
— Мне тоже так кажется, — вздохнул Джон. — Ты даже не представляешь, как я не люблю сталкиваться с жестокой реальностью. Но когда речь идет о спасении моей драгоценной шкуры... Полагаю, нам лучше начать действовать, и незамедлительно. Они могут решить расправиться с нами, пока Пьетро в беспамятстве. Поставить его перед свершившимся фактом. Это избавит от мук его жалкую совесть. Да, думаю, такое вполне вероятно.
— Действовать? — Я так и вытаращилась на Джона. — Как действовать?
Джон нагнулся над Пьетро, поколдовал над одеялом и распрямился. Теперь можно было решить, что Пьетро не спит сладким сном, а скрючился от боли.
— Заметила, как Бруно беспокоится о своем хозяине? Если я не ошибаюсь, он слоняется где-то под дверью. Значит, так... Я барабаню в дверь и ору что есть мочи. Ты теребишь Пьетро. Когда Бруно откроет дверь, дергай за одеяла посильнее. Надо создать впечатление, будто у Пьетро конвульсии.
Джон в упор посмотрел на меня, я послала в ответ бараний взгляд. Он раздраженно фыркнул:
— Ладно, сейчас покажу. Вот, смотри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37