А вот и стол... Хорошо хоть не упала по дороге, не порадовала мымру. Я огляделась в поисках стула. Размечталась...
Княгиня Кончини дала мне ровно тридцать секунд (я сама их отсчитала), а затем нарочито медленно повернулась. Полные губы изогнулись в легкой улыбке. Тут невольно вспомнишь о загадочных улыбках, навеки застывших на губах греческих и этрусских статуй, хотя многие находят эти улыбки не столько загадочными, сколько зловещими.
— Доктор Блисс? Рада приветствовать юную коллегу. Ваш руководитель, профессор Шмидт, мой старый знакомый. Надеюсь, с ним все в порядке?
— Как всегда безумен, — ответила я хрипло.
Ненавижу свой рост! Эта подлая особа наверняка специально заставляет меня торчать каланчой посреди своей роскошной комнаты... Высмотрев в углу изящный экземпляр восемнадцатого века с бесценным игольным кружевом на сиденье, я без раздумий промаршировала через комнату, подтащила стул и села.
Мгновение хозяйка холодно взирала на меня с приклеенной улыбкой, затем губы дрогнули и она рассмеялась. Это был очаровательный смех, низкий, грудной, исполненный искреннего веселья.
— Очень рада, — повторила она. — Вы правы, профессор Шмидт безумен, и именно поэтому друзья так его любят. Могу я вам чем-нибудь помочь или это просто визит вежливости?
Должна признаться, дама меня обезоружила.
— Я бы не стала отнимать у вас время визитами вежливости. Если позволите, княгиня, я расскажу вам довольно необычную историю...
— Мы же коллеги. Называйте меня Бьянкой. А вы?..
— Вики. Спасибо... Эта история может показаться столь же безумной, как и истории профессора Шмидта, кня... Бьянка. Но она правдива от первого до последнего слова.
И я рассказала ей все... почти все. Бьянка внимательно слушала, опершись подбородком о тонкую, украшенную кольцами руку, черные глаза не отрывались от моего лица. В ее взгляде то и дело мелькали искры, а когда я замолчала, красивые губы снова раздвинулись в веселой улыбке.
— Дорогая моя...
— Я же предупреждала, что история покажется вам безумной.
— Так оно и есть. Если бы у вас не было столь безупречных рекомендаций... Но я хорошо знаю профессора Шмидта. Признайтесь, Вики, все это очень в духе нашего дорогого профессора.
Я удрученно рассмеялась:
— Да, но...
— Какие у вас аргументы? Мертвец? Но, насколько я поняла, человек этот умер естественной смертью. Копия экспоната из вашего музея? Однако где уверенность, что ее собирались использовать в преступных целях? Простите, но мне кажется, что вы с профессором Шмидтом постулируете существование заговора на очень зыбких основаниях.
— Два дня назад я тоже так считала. Но что вы скажете о лавке древностей на улице Пяти Лун?
— Рисунок, пусть и подробный, еще не доказательство, моя дорогая. Кстати, я рада, что мне не придется привлекать внимание официальных властей к вашей проделке. Я хорошо знаю этот магазинчик, Вики. Его владелец, синьор Фергамо, весьма уважаемый человек.
— Лавку могли использовать в преступных целях без его ведома, — возразила я. — Этот проклятый... я хотела сказать, управляющий-англичанин...
— Об англичанине ничего не слышала... — Бьянка задумалась, наморщив тонкие брови. — Наверное, он там недавно. Раньше в магазине заправлял зять синьора Фергамо. Но даже в этом случае... — Она вежливо замолчала.
Признаться, Бьянка загнала меня в тупик. Единственное убедительное, если не сказать убийственное, доказательство — похищение моей скромной персоны, но об этой детали я скромно умолчала. Уж не знаю почему. Должно быть, потому, что похищение, чесночный кляп и чудесное избавление выглядели еще неправдоподобнее, чем все остальное.
В конце концов, Бьянка принадлежит к старой римской знати, как и человек, которого я подозревала. Поверит ли она обвинениям против графа Караваджо? Нет, скорее уж решит, что я спятила. Не приведи господь, вызовет психиатрическую неотложку, и меня упекут в веселую богадельню...
Все эти мысли вихрем пронеслись в моей голове.
— Вы уверены, что все ваши драгоценности на месте? — спросила я, цепляясь за соломинку.
Глаза Бьянки сверкнули, но лицо осталось невозмутимым.
— Я проверю, если хотите...
— Спасибо.
— Не за что. Очень любезно с вашей стороны, что предупредили. Как говорится, предосторожность лишней не бывает. Но тщательная проверка коллекции потребует времени, могу я как-то скрасить ваше пребывание в Риме? Может, вы хотите с кем-нибудь познакомиться или где-нибудь побывать?..
— Есть несколько частных коллекций, которые мне хотелось бы осмотреть, — простодушно ответила я. — Думаю, я не встречу препятствий, но было бы проще, если бы вы за меня поручились.
— С удовольствием. Какие именно коллекции?
— Ну... например, собрание графа Караваджо.
— Караваджо? — Тонкие брови взмыли вверх. — Дорогая, разве это разумно?
— А почему нет?
Бьянка задумчиво рассматривала меня. Глаза ее блестели.
— Хорошо, — сказала она через мгновение. — Возможно, вы найдете графа забавным. Позвоню ему прямо сейчас.
В этой комнате даже телефон был настоящим произведением искусства — изящная вещица, отделанная золотом и перламутром, украсившая бы и стол президента Франции. Трубку в доме графа сняли сразу, но дворецкому понадобилось несколько минут, чтобы отыскать хозяина. Дожидаясь ответа, Бьянка вставила сигарету в длинный гагатовый мундштук. Я не сводила с нее глаз. Поразительная особа! Какая-то помесь женщины-вамп и дамочки с рекламы дорогих сигарет.
Наконец граф взял трубку.
— Пьетро? Хорошо, спасибо, а ты? Прекрасно. Дорогой, у меня для тебя подарок, очаровательная юная американка. Она выдающийся ученый-искусствовед. Эта милая особа желает осмотреть твою коллекцию... Да-да, именно... Одну минуту, я спрошу.
Бьянка прикрыла рукой трубку и улыбнулась мне:
— Вики, вы уже обедали? Пьетро хотел бы, чтобы вы к нему присоединились, если у вас нет других планов. Через полчаса.
Знай я тогда то, что знаю теперь, мне следовало шарахнуться от этого любезного приглашения как от огня. Но, увы, я лишь обрадовалась и с готовностью согласилась. Опрометчивость и импульсивность когда-нибудь сведут меня в могилу.
— Она с радостью принимает приглашение, Пьетро. Вепе, значит, через полчаса. Да, мой дорогой, мы должны как-нибудь пообедать. Непременно. До свидания.
— Не знаю, как вас благодарить, — заговорила я, когда она положила трубку. — Полагаю, заскочить в гостиницу я уже не успею?
— Думаю, что нет. Если вам нужно привести себя в порядок, можете это сделать у меня. Мой секретарь вас проводит.
Еще раз поблагодарив, я встала. Бьянка откинулась в кожаном кресле, лениво теребя роскошную бриллиантовую брошь. Судя по всему, она работала в музее вовсе не потому, что нуждалась в деньгах.
— Не надо благодарностей, дорогая. Хочу вас предупредить, Пьетро может... Но я не сомневаюсь, что вы справитесь.
Я в третий раз поблагодарила ее и двинулась к двери. На пороге оглянулась и наткнулась на загадочную улыбку хозяйки кабинета. Если бы Бьянка не была столь изысканна и элегантна, я, пожалуй, назвала бы эту странную улыбку циничной ухмылкой...
II
Одного взгляда на графа Караваджо было достаточно, чтобы понять причины многозначительной улыбки Бьянки.
До сих пор я не встречала мужчину, носившего корсет. О корсете свидетельствовал не только подтянутый животик графа, но и легкая багровость, заливавшая лицо, а также деревянная походка.
Одет граф был превосходно. Римские портные великолепны, а он наверняка заказывал у самых лучших. В петлицу костюма из ослепительно-белого полотна с широким алым поясом граф вставил красную гвоздику. Зачесанные поперек головы редкие длинные волосы щедро полили лаком, но скрыть лысину не удалось. Странно, что граф не пользовался такой удобной вещью, как накладки. Судя по всему, граф Караваджо еще был не готов признать, что его шевелюру постигла необратимая катастрофа, — впрочем, люди часто не видят того, чего не хотят видеть. Его лицо было таким же круглым, как и живот (если, конечно, он выпростал бы пузо из плена корсета). В любой другой ситуации я сочла бы графа вполне приятным господином, но сейчас мешало убеждение, что передо мной закоренелый преступник, — преступник со смешными маленькими черными усиками а-ля Кларк Гейбл, которые граф то и дело любовно поглаживал. Больше всего привлекали внимание руки — нежные, белые, пухлые, с отполированными до зеркального блеска ногтями. Я смогла прекрасно их рассмотреть, поскольку руки графа так и мельтешили перед моими глазами.
Я приехала на такси, боясь опоздать, но граф явно не торопился приступать к трапезе, долго пичкая меня хересом. Бедняга, должно быть, надеялся меня напоить. Детская наивность. Некоторое время я позволяла ему похлопывать меня по спине, поглаживать пальцы, затем решила, что на сегодня развлечений хватит, пора и за дело.
— У вас великолепное жилище, граф, — проворковала я, поднимаясь. — Впервые вижу настоящий итальянский дворец, я имею в виду жилой, а не превращенный в музей.
— А, это... — Граф обвел красноречивым жестом мраморный пол, люстры из хрусталя и золота, панели красного дерева, инкрустированные малахитом и лазуритом, тысячи редких томов в кожаных переплетах... — Все здесь постепенно приходит в упадок. Изысканность и современный мир несовместимы. Самые ценные сокровища я храню в загородном доме в Тиволи. Там мне удается поддерживать иллюзию красоты и гармонии. Вы должны их увидеть. Вы же ученый, дорогая Вики, хотя я не могу поверить, что такая прекрасная женщина корпит над скучными научными трудами...
Он с усилием поднялся с тахты (лицо побагровело еще больше) и направился вслед за мной.
— Вики, вы любите книги? Взгляните на эту — одна из моих любимых. Иллюстрации принадлежат самому Рафаэлю, он сделал их для одного из моих предков.
Вытаскивая книгу, граф умудрился обхватить меня обеими руками. Мои глаза в буквальном смысле полезли на лоб, стоило взглянуть на первый рисунок. Я всегда пребывала в убеждении, что Рафаэль специализировался на мадоннах.
— Поразительно! — честно воскликнула я, быстро захлопывая книгу. Граф тяжело сопел. — Возможно, вам не следует смотреть на эти рисунки, граф, раз они приводят вас в такое...
— Зовите меня Пьетро, — прохрипел он, хватая меня за плечо.
Я не сбросила руку только потому, что иначе граф рухнул бы на пол. Вся эта возня продолжалась довольно долго. Мы покончили с хересом, полюбовались очередной книгой — некоторые из иллюстраций действительно можно назвать выдающимися — и вскоре уже были закадычными друзьями. Граф оказался совершенно безвредным и нетребовательным. Ему было вполне достаточно прикосновений. Правда, я старательно увертывалась, но вовсе не потому, что хозяин дома вызывал отвращение, просто эта игра в кошки-мышки меня забавляла. Сообразив, что из Рафаэля много не выжмешь, граф с чувством предложил мне стать его гостьей и разделить с ним пищу и кров.
— Не здесь, — пояснил он, пренебрежительно обведя рукой восточные ковры, письменный стол из золоченой бронзы, статуи Донателло... — Римская жара невыносима. Завтра я переезжаю в Тиволи. Вы поедете со мной, дорогая Вики. Будучи специалистом, вы оцените мое собрание шедевров человеческого гения, хотя не верится, что такая красивая, такая чувственная...
Меня спас дворецкий, объявивший, что кушать подано. Пухлое красное лицо Пьетро разочарованно вытянулось.
— Полагаю, мы должны идти. Хелена наговорит кучу грубостей, если я опоздаю.
— Хелена? — Я приняла предложенную руку, и мои пальцы тут же оказались прижаты к мягкому бедру графа. — Это ваша жена?
— Нет-нет, любовница. Чертовски неприятная женщина. Понимаете, она красавица, хотя до вас ей далеко...
— Вам виднее, — покорно чирикнула я.
— Но Хелена жутко ревнива, — продолжал Пьетро, косясь на мою грудь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37