я не могла рассчитывать, что он целыми днями сидит у себя в кабинете, дожидаясь моего звонка. Сама ведь сказала, что буду звонить в строго определенное время. Но что предпринять дальше, я не знала. Позвонить в мюнхенскую полицию не могу, так как денег больше нет.
Я рухнула на одну из скамеек, расположенных вдоль бульвара на набережной Тибра. Люди косились на мою распростертую без сил фигуру, я была вся в поту, рот жадно ловил воздух... Зрелище, должно быть, не для слабонервных, но мне было плевать. Гораздо больше зевак меня беспокоила звенящая пустота, царившая в голове. И куда девалась вся твоя смекалка, Вики?! Положение вовсе не так уж безнадежно. Совершенно не обязательно впадать в отчаяние только потому, что не удалось поговорить с профессором. Часов у меня не было, но я знала, что уже далеко за полдень и самое позднее через два часа герр Шмидт будет сидеть в своем кабинете, как и подобает пунктуальному шпиону. А я тем временем могу пойти в римскую полицию и сделать заявление. И Шмидту позвоню из полицейского участка. Это единственно разумное решение. Так почему же у меня такое чувство, будто время истекает, будто каждая секунда — это вопрос жизни и смерти?
Я уважаю предчувствия. Порой это следствие иррациональных страхов, но я не более нервна, чем любой другой здоровый человек, а потому значительная часть моих «предчувствий» вызвана пусть и подсознательными, но совершенно рациональными причинами. И вот, сидя на берегу реки и чувствуя, как холодный ветерок обдувает мое пылающее лицо, я поняла, что упустила из виду что-то очень важное... Какое-то обстоятельство, которое задержалось на периферии сознания и теперь не дает покоя... Я зажмурилась и вдавила в череп костяшки пальцев, заставляя мозги работать.
Из черноты четко и ясно проступило лицо Хелены, перекошенное, все в пятнах, окаймленное светлой гривой.
Я поспешно открыла глаза и подняла голову. Солнце уже начало клониться к закату, его мягкие лучи ласково золотили купола и шпили. 1 ени приобрели приятные пастельные оттенки: синие, лиловые, сиреневые.
Вернись к смерти Хелены, приказала я себе. Неважно, почему ее убили. Прими это как данность и отталкивайся от нее.
Раз Хелена мертва, то какому-то умнику, возможно главарю банды, пришла в голову мысль убить одним выстрелом двух зайцев. Смерть от удушения очень трудно выдать за несчастный случай. Подложив тело Хелены в квартиру Джона, негодяи вручили полиции убийцу и заранее поставили под сомнение все, что Джон может сказать о них.
Именно Джон беспокоил бандитов больше всего. Как это ни обидно, я их не интересовала, поскольку не могла ничего доказать. Если дать мерзавцам несколько часов, они уничтожат мастерскую, спрячут остальные улики, и я тогда останусь на бобах, все мои обвинения лопнут как мыльный пузырь.
Меня похитили, держали в подвале, потом преследовали и пытались убить, но все это только с моих слов... Маленькая комнатка под студией Луиджи окажется забита холстами с бездарной мазней, а то и связками сена. Правда, все же кое-что у меня есть. Список, который дал Джон... Список коллекционеров, которым он продал фальшивки. Так что можно найти поддельные драгоценности!
И банда не знает, что я владею этими бесценными сведениями, поэтому-то не слишком беспокоятся на мой счет. Джон — другое дело. Он знает имена и подробности и, конечно же, не станет молчать в полиции, если эта информация снимет с него обвинение в убийстве...
В голове вновь прозвучал тревожный звонок. Что-то здесь не сходилось...
К показаниям Джона, возможного убийцы, разумеется, отнесутся с недоверием, но полиция все равно проверит его заявления. А банде это совсем ни к чему. Они могли бы рассчитывать на его молчание только в том случае, если бы оставили его в покое. Тогда он не смог бы обвинить их в мошенничестве, не подставив при этом самого себя. Но убийство... Сейчас-то он молчать не будет: лучше получить срок за мошенничество, чем за убийство. Странно...
Негодяи знали, где находится секретная квартира Джона...
Еще один тревожный звонок, но я не стала обращать на него внимание. Это был побочный вопрос, а я шла совсем по другому следу, втайне надеясь, что не приду к тому выводу, который уже предчувствовала.
Итак, мерзавцы убили Хелену и перенесли тело в квартиру Джона, а затем вызвали... Нет!
Не стали бы они сразу вызывать полицию. Они позвонили бы позже, если бы консьерж не обнаружил тела. Им ведь нужен Джон. Они ждали, когда он зайдет за своим паспортом, и только тогда...
И тут я вспомнила! Так вот что бередило мое подсознание, вот какая заноза тревожила меня все это время... Маленькая эмблемка на капоте полицейской машины. Я плохо разбираюсь в автомобилях, к тому же я смотрела на Джона, которого вели к машине, но эмблема все-таки запечатлелась в моем сознании. Эмблема «мерседеса»... Ну да, римляне любят пускать пыль в глаза, но сомневаюсь, что здешняя полиция богата настолько, что может раскатывать в таких дорогих машинах.
Я вскочила со скамьи, словно мне в одно интересное место воткнули шило, и тут же заставила себя сесть обратно. Спокойствие, только спокойствие. Достаточно того, что я уже допустила одну губительную логическую ошибку. Теперь надо обдумать вопрос со всех сторон.
Джон не испытывал иллюзий по поводу наших преследователей, он прекрасно понимал, что они из себя представляют. Пора признать, что у меня выработалась прискорбная склонность смотреть на Джона сквозь розовые очки, видеть его в ореоле героизма, но он помог мне бежать вовсе не из благородства, а из соображений здравого смысла. По одиночке нам попросту не удалось бы спастись. И теперь Джон рассчитывает, что я приду ему на помощь. Понятия не имею, почему он вбил себе в голову мысль, будто я стану спасать его, но придется мне так и поступить. Вот только как помочь ему?..
Джон велел позвонить Шмидту. Призвав на подмогу почтенного профессора, я смогла бы быстрее убедить римские власти в своей добропорядочности. Пусть так... Но даже если предположить, что полиция поверит мне, где искать Джона? Теперь-то ясно, что его вовсе не арестовали, а похитили. И вряд ли негодяи повезли его в римский дом Пьетро или на виллу. А что, если они уже убили его?!
Усилием воли я заставила свой разум отвлечься от живописных картин расправы над Джоном и постаралась направить мысль в более конструктивное русло. Если Джону удастся перекинуться со своими похитителями несколькими словами, они не станут его убивать. Даже самый придирчивый критик вынужден признать, что в Джоне куда больше героизма, чем он хотел бы показать. Но помимо отваги у него есть кое-что более ценное — изощренный ум. О, я успела узнать, как работает этот ум, так что могла предположить следующий сценарий. Если Джону удастся раскрыть рот, то он немедленно поведает, что улик и доказательств вагон и маленькая тележка: бумаги, фотографии, показания свидетелей, видеозаписи... И все это богатство угодило в одни жадные и цепкие ручки. То бишь в мои. Да-да, именно так он и объявит, не испытывая при этом ни малейших угрызений совести. Будь проклят этот подлый человек, ведь тем самым он подставляет под удар меня, свою боевую подругу... Впрочем, Джон ведь всегда говорил, что благородства в нем ни на грош.
Интересно, почему они не стали преследовать меня на крыше? Негодяи ведь наверняка знали, что я была вместе с Джоном. Черт, да они, скорее всего, видели, как мы заходили в дом. Ответов тут несколько. Во-первых, мерзавцы просто не захотели скакать по крышам. Они и так устроили немалый шум, вламываясь в квартиру, так что почли за благо убраться подобру-поздорову, пока кто-нибудь не вызвал настоящую полицию.
Однако и сообразительная ты особа, дорогая Вики Блисс! Теперь вся картина как на ладони.
Джон в лапах Пьетро и его друзей. Похитив его, бандиты позвонили в полицию и сообщили, что в квартире светловолосого англичанина, на улице Трастевере, находится мертвая женщина. Когда Хелену опознают, Пьетро выдаст полиции убедительную историю.
Например, такую... Увы, этот жестокий иностранец служил у него секретарем. Негодяй соблазнил, а затем убил бедную возлюбленную графа. Совершив злодеяние, подлый секретарь исчез. Полиция в конце концов найдет Джона. Точнее, его тело. И вполне удовлетворится. Убийца найден, дело закрыто. Про Пьетро и его подручных забудут.
Усидеть на месте я была не в силах. Надо что-то предпринять! Сорвавшись со скамьи, я помчалась по мосту, лавируя между машинами. Бежала я вовсе не в полицию, моей целью была площадь Сан-Витале. Следовало поторопиться: путь неблизкий, а денег на такси нет.
На середине моста меня посетило новое озарение. Мысль была такой блестящей, что я даже слегка подивилась, почему не додумалась до этого раньше. Шаря в сумочке, я перешла на быстрый шаг. Моя сумочка всегда набита всякой всячиной, даже если я обзавелась ею всего несколько часов назад. Я едва не заорала от радости, когда мои пальцы наткнулись на скомканный клочок бумаги. Это была потрепанная банкнота в сто лир, чудом не перекочевавшая в жирные лапы кровопийцы-лавочника. Денег хватало ровно на один местный звонок.
В первом попавшемся кафе я купила жетон и кинулась к телефону. Телефонного справочника, разумеется, в кабинке не было, но в бесплатной справочной службе мне сообщили номер. Я назвала себя, и меня соединили с секретарем.
Секретарь ответил, что княгиня отсутствует. Проявив некоторую настойчивость, я сумела получить ее домашний адрес. Не знаю, что бы я делала, если бы Бьянка жила где-нибудь в пригороде. Мне даже на автобус не хватало. К счастью, ее дом находился совсем неподалеку, на Яникульском холме.
Ну вот все и устроилось. Я могу позвонить Шмидту от княгини Кончини. И вообще, Бьянка может поручиться за меня перед полицией, даже если не поверит моему безумному рассказу. И как это я забыла, что в Риме у меня теперь есть добрая знакомая, да еще такая важная персона, как княгиня и хранительница знаменитой галереи?
Европейцы обожают отгораживаться друг от друга. Они не довольствуются милым штакетничком, а возводят вокруг своих жилищ высоченные стены. Дом княгини Кончини представлял собой скромное и вполне современное строение, но стены все равно поражали высотой. Ворота, однако, были нараспашку, словно приглашая войти. Не раздумывая ни секунды, я устремилась к парадному входу по гравийной дорожке, петлявшей меж пестрых цветочных клумб.
Не успела я найти звонок или молоточек, как дверь отворилась. На пороге стояла сама княгиня.
Лучи заходящего солнца пронизывали сад насквозь, и Бьянка казалась словно пригвожденной к темному фону холла лучами света. Длинный шелковый халат ярко-алого цвета был туго подпоясан и лип к бедрам и груди, будто пластиковая упаковка. Яркий свет не пошел на пользу лицу Бьянки. Я увидела дряблые мышцы и морщины, которых не замечала прежде.
— О... — выдохнула я, вздрогнув. — А... я думала, ваш секретарь сообщил о моем приходе.
— Да, сообщил.
— Мне жаль, что я вас беспокою. Я бы не пришла, если бы дело не было столь неотложным.
— Все в порядке. Входите, Вики.
Бьянка отступила, жестом приглашая меня в сумрачный холл. Все шторы были плотно задернуты, не пропуская дневной зной. Внезапно я почувствовала неимоверную усталость, даже ноги подогнулись. Пришлось ухватиться за косяк двери.
— Бедняжка, — сочувственно сказала Бьянка, внимательно глядя на меня. — Похоже, у вас и впрямь что-то случилось. Заходите и расскажите мне обо всем.
Она поддержала меня под локоть. В ее тонкой руке была сила, которой я никак не подозревала. Бьянка затащила меня в дом, дверь с глухим стуком затворилась, и мы оказались в полутьме.
— Сюда, — сказала княгиня и повела меня через холл мимо вереницы дверей.
У последней двери мы остановились. Бьянка распахнула ее, и полумрак отступил перед ярким солнечным светом, хлынувшим из гостиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37