В руке он держал чайник, из которого шел пар.
Судья Ди поспешно встал и низко поклонился. Старец кивнул в ответ и сел на скамеечку, стоявшую у окна. После недолгого колебания судья Ди тоже сел.
На лице старца, морщинистом как сушеное яблоко, ярко выделялись кроваво-красные губы. Когда, разливая чай по чашкам, отшельник наклонил голову, оказалось, что брови у него такие длинные, что из-под них не видно глаз.
Судья Ди почтительно ожидал, пока старец заговорит первым.
Закрыв чайник крышечкой, старец вложил руки в рукава и посмотрел судье Ди прямо в глаза. Глаза старца смотрели из-под густых бровей зорким взглядом сокола.
Отшельник молвил глубоким и звучным голосом:
— Простите старцу его неловкость. Я не избалован гостями.
Судья Ди хотел сказать «Да что вы!», но успел выговорить только «Да…», когда отшельник перебил его:
— Ах, Да! Так вы происходите из прославленного рода Да!
— Нет, нет! — заверил его поспешно судья. — Моя фамилия Ди. Я…
— Да, Да, — пробормотал отшельник. — Давно я не видел своего друга Да. Уж лет восемь прошло с тех пор, как он умер. Или девять?
Судья Ди подумал, что старик, очевидно, впал в детство. Но, поскольку ошибка отшельника вела судью прямо к цели его визита, он не стал пытаться разуверить старца.
— Да, — продолжал отшельник задумчиво, — великий человек был наместник Да. Уже лет семьдесят прошло с тех пор, как мы учились вместе в столице. Великий, великий был человек: планы его простирались далеко в будущее. Он собирался искоренить зло, произвести перемены в управлении Поднебесной…
Старик перешел на шепот. Мелко кивая головой, он поднес к губам чашку с чаем.
Судья Ди осторожно начал:
— Я хотел бы знать больше о том, как наместник Да жил здесь в Ланьфане.
Хозяин, казалось, и не услышал его. Он продолжал прихлебывать чай из чашки.
Тогда судья Ди тоже взял свою чашку и поднес к губам.
После первого глотка он понял, что чая вкуснее не пивал никогда в жизни. Сладкое благоухание словно разлилось по всему его телу.
Отшельник в Халате, Расшитом Журавлями, и судья Ди
Внезапно отшельник молвил:
— Воду я беру там, где родник уходит из скал. Вчера вечером я положил чайные листья в бутон хризантемы. Утром, когда цветок раскрылся навстречу солнцу, я извлек их, эти листья пропитались душой утренней росы.
Затем, безо всякого перехода, он молвил:
— Да отправился на службу, а я отправился скитаться по Поднебесной… Он стал сперва уездным начальником, затем правителем области. Его имя звенело в мраморных залах императорского дворца. Он преследовал пороки, оберегал и поддерживал добродетель и вплотную приближался к тому, чтобы переменить порядок вещей в Поднебесной. Но когда он уже это сделал, он обнаружил, что упустил из вида своего собственного сына. Он отказался ото всех высших должностей и поселился здесь, чтобы на покое заняться своими садами и землями. Разными дорогами мы пришли к одному итогу.
Старик внезапно захихикал как ребенок и добавил:
— Разница только в том, что одна дорога была долгой и мучительной, а вторая — короткой и прямой!
Тут отшельник внезапно замолчал. Судья Ди задумался, следует ли ему попросить разъяснить последнее замечание. Но прежде, чем он пришел к какому-нибудь решению, хозяин заговорил снова:
— Незадолго до его кончины мы с ним об этом беседовали. А потом он написал на свитке вот это изречение. Подойдите и полюбуйтесь его чудесным почерком!
Судья Ди поднялся на ноги. Приблизившись, он смог разобрать роспись: «Написано Да Шоу-цзянем в Обители Безмятежности». Теперь судья ясно видел, что завещание, найденное в свитке госпожи Да, — грубая подделка. Подпись была похожа, но явно принадлежала другой руке. Судья Ди задумчиво погладил бороду. Многое стало ему ясным.
Снова усевшись, судья сказал:
— Позвольте мне засвидетельствовать мое почтение. Каллиграфия наместника Да великолепна, но и ваша, господин, не многим хуже. Ваша надпись на воротах, ведущих в лабиринт, изумила меня…
Старик, казалось, не слышал его. Он перебил судью словами:
— Наместник был столь полон жизненных сил, что даже время не имело над ним власти. Даже на покое он не мог остановиться. Некоторые из его планов, задуманных с целью исправления старых неправд, простерлись даже в будущее и приносят плоды, когда он сам уже мертв! Ища уединения, он построил изумительный лабиринт. Как будто в одиночестве он мог скрыться от всех своих мыслей и затей, которые вились вокруг него, как потревоженные осы!
Старик покачал головой и налил еще чая.
Судья Ди спросил:
— Много ли друзей было здесь у наместника?
Отшельник медленно пригладил свои густые брови, засмеялся и молвил:
— Прожил на свете столько лет старый Да, а все читал и читал конфуцианцев. Он мне целую тележку книг прислал. Очень полезные книги, отменная растопка для очага!
Судья собирался почтительно возразить против столь презрительного суждения о классиках, но старец не дал ему промолвить и слова. Он продолжал:
— Конфуций! Вы его почитаете за дельного человека! Всю-то жизнь свою носился по Поднебесной, наводил порядок, давал советы тому, кто удосуживался его выслушать. Навязчивый был, что твой овод. Так и не мог остановиться, задуматься и уразуметь, что чем больше делаешь, тем меньшим обладаешь. Решительный человек был Конфуций. Совсем как наместник Да…
Старец вновь умолк. Затем он поднял глаза и сварливо прибавил:
— И ты такой же, молокосос!
От последнего заявления судья Ди совсем растерялся. В смущении он встал и, отвесив глубокий поклон, смиренно молвил:
— Могу ли я, ничтожный, побеспокоить вас единственным вопросом…
Отшельник тоже встал.
— «Единственным вопросом…» — буркнул он. — Один вопрос за собой другой тянет. Ты подобен рыбаку, который повернулся спиной к реке и сетям и карабкается на дерево в лесу, надеясь там поймать рыбу. А еще ты похож на человека, который сделал лодку из железа с дырой в днище и собрался переправиться через реку! Если хочешь решить задачу, начни с ответов на вопросы. Может, так и до решения доберешься. До свиданья!
Судья Ди собирался на прощанье поклониться, но отшельник уже скрылся за ширмой.
Судья вышел из дома и увидел, что десятник Хун дремлет на скамейке у ворот сада.
Ди разбудил своего помощника, который, продрав глаза, сказал со счастливой улыбкой:
— Никогда в жизни так крепко не спал! Мне приснилось, будто я снова шестилетний ребенок, и я вспомнил такие вещи, которые давным-давно позабыл…
— Да, — задумчиво отозвался судья Ди. — Воистину «Обитель Безмятежности».
На горный гребень поднимались в молчании.
Когда они очутились снова в сосновом бору, десятник спросил:
— Поведал ли отшельник что-нибудь важное вашей чести?
Судья Ди рассеянно кивнул.
— Да, — ответил он после некоторого молчания. — Я узнал многое. Теперь мне точно известно, что завещание, найденное нами в свитке, — подделка. Я также узнал, почему наместник внезапно подал в отставку. И я разгадал вторую половину дела генерала Дина.
Хун хотел расспросить судью поподробнее, но, заметив выражение лица Ди, воздержался от вопросов.
Передохнув немного, Ди и Хун спустились с горы. Сев на коней, они поскакали в направлении города.
В кабинете судью ожидал Ма Жун. Когда он начал рассказывать, как они с Цзяо Даем схватили уйгура, судья стряхнул с себя задумчивость и внимательно выслушал.
Ма Жун заверил судью, что никто ничего не заметил. Он подробно пересказал беседу с уйгурским вождем, опустив только неожиданную встречу с Тулби и ее слова; он посчитал, и вполне разумно, что судью не интересуют его романтические приключения.
— Отлично сработано! — воскликнул судья Ди, когда Ма Жун довел повесть до конца. — Теперь у нас все козыри на руках!
Ма Жун прибавил:
— Дао Гань сейчас беседует с Да Кеем в приемной. Заглянув туда недавно, я заметил, что он сердится, потому что Да Кей не дает ему слова вставить.
Судья улыбнулся и сказал десятнику Хуну:
— Пойди в приемную и скажи Да Кею, что, к моему огромному сожалению, я занят неотложными делами. Передай ему мои извинения и скажи, что приду, как только освобожусь.
Когда десятник уходил, судья спросил:
— Удалось ли вам узнать, где проживает госпожа Ли, подруга вдовы правителя?
— Я поручил заняться этим старосте Фану, ваша честь, — ответил Хун. — Я решил, что, поскольку он местный уроженец, ему удастся справиться с этим быстрее меня.
— Ты прав, — ответил судья и обратился к Ма Жуну. — Что показало вскрытие тел стариков слуг, найденных нами в саду правителя?
— Присяжный врач утверждает, что они скончались от естественных причин, ваша честь.
Судья Ди кивнул. Встав, он принялся облачаться в халат для официальных приемов. Надевая крылатую судейскую шапку, он внезапно сказал:
— Если я не ошибаюсь, Ма Жун, десять лет назад ты получил девятую, высшую степень в боксе?
Здоровяк пожал плечами и гордо молвил:
— Разумеется, ваша честь.
— А теперь вспомни, — повелел судья, — и расскажи мне, как ты относился к своему наставнику, когда был еще учеником второй или третьей степени!
Ма Жун не очень-то привык запоминать свои чувства. Он нахмурил страдальчески брови и после долгого молчания задумчиво молвил:
— Ну, что сказать, господин… я обожал своего учителя; он был одним из лучших мастеров своего времени. Но когда я бился с ним и он шутя уходил от моих самых хитрых приемов, нанося при этом мне один удар за другим, несмотря на мою отчаянную защиту, я по-прежнему восхищался им, но в то же время ненавидел за его бесконечное превосходство надо мной!
Судья Ди устало улыбнулся.
— Благодарю тебя, мой друг, — сказал он. — Сегодня я побывал в горах к югу от города и встретился там с человеком, который потревожил мой дух. А теперь ты сказал мне то, что я почувствовал, но не мог никак осознать!
Ма Жун так и не понял, о чем говорит судья, но был польщен похвалой. С широкой улыбкой на лице он отодвинул ширму, закрывавшую проход в зал заседаний. Судья взошел на помост.
Глава двадцатая
Мятежный вождь признается под пыткой; таинственный незнакомец наконец опознан
Три удара гонга возвестили открытие вечернего заседания.
Никто не знал, что именно за дело будет слушаться сегодня, поэтому зрителей собралось не больше нескольких десятков.
Как только судья Ди уселся за скамью и открыл заседание, он дал знак старосте Фану. Четыре пристава встали на стражу у входных дверей.
— По важным государственным соображениям, — объявил судья, — никто не имеет права покидать суд до конца заседания!
Удивленный шепот пробежал по залу.
Судья Ди взял кисть и алой тушью написал повеление тюремному смотрителю.
Два пристава ввели уйгура, поддерживая его под руки.
Перед помостом пленник опустился на одно колено; сломанную ногу, стеная от боли, он вытянул перед собой.
— Назови нам свое имя и занятие! — повелел судья.
Вождь поднял голову; ненависть пылала в его глазах.
— Я князь Ульджин из Голубой Орды уйгуров! — отчеканил он.
— У вас, варваров, — холодно сказал судья, — человек называет себя князем, если владеет двадцатью конями. Но дело не в том. Император в своей бесконечной милости сделал своим данником хана уйгуров, и тот торжественно поклялся в вечной верности трону, взяв в свидетели Небо и Землю. А ты, Ульджин, замышлял напасть на город. Ты предал хана твоего народа и готовил мятеж против трона. Нет преступления хуже мятежа, и карается оно страшной казнью. Твоя единственная надежда на смягчение наказания — говорить правду, и одну только правду. А это означает, что ты должен назвать также имена приспешников из имперских подданных, которые согласились помогать тебе в осуществлении твоих коварных замыслов.
— Ты зовешь их приспешниками, — вскричал уйгур, — а я зову их отважными людьми! Кое-кто из китайцев полагает, что следует вернуть нам то, что у нас отняли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Судья Ди поспешно встал и низко поклонился. Старец кивнул в ответ и сел на скамеечку, стоявшую у окна. После недолгого колебания судья Ди тоже сел.
На лице старца, морщинистом как сушеное яблоко, ярко выделялись кроваво-красные губы. Когда, разливая чай по чашкам, отшельник наклонил голову, оказалось, что брови у него такие длинные, что из-под них не видно глаз.
Судья Ди почтительно ожидал, пока старец заговорит первым.
Закрыв чайник крышечкой, старец вложил руки в рукава и посмотрел судье Ди прямо в глаза. Глаза старца смотрели из-под густых бровей зорким взглядом сокола.
Отшельник молвил глубоким и звучным голосом:
— Простите старцу его неловкость. Я не избалован гостями.
Судья Ди хотел сказать «Да что вы!», но успел выговорить только «Да…», когда отшельник перебил его:
— Ах, Да! Так вы происходите из прославленного рода Да!
— Нет, нет! — заверил его поспешно судья. — Моя фамилия Ди. Я…
— Да, Да, — пробормотал отшельник. — Давно я не видел своего друга Да. Уж лет восемь прошло с тех пор, как он умер. Или девять?
Судья Ди подумал, что старик, очевидно, впал в детство. Но, поскольку ошибка отшельника вела судью прямо к цели его визита, он не стал пытаться разуверить старца.
— Да, — продолжал отшельник задумчиво, — великий человек был наместник Да. Уже лет семьдесят прошло с тех пор, как мы учились вместе в столице. Великий, великий был человек: планы его простирались далеко в будущее. Он собирался искоренить зло, произвести перемены в управлении Поднебесной…
Старик перешел на шепот. Мелко кивая головой, он поднес к губам чашку с чаем.
Судья Ди осторожно начал:
— Я хотел бы знать больше о том, как наместник Да жил здесь в Ланьфане.
Хозяин, казалось, и не услышал его. Он продолжал прихлебывать чай из чашки.
Тогда судья Ди тоже взял свою чашку и поднес к губам.
После первого глотка он понял, что чая вкуснее не пивал никогда в жизни. Сладкое благоухание словно разлилось по всему его телу.
Отшельник в Халате, Расшитом Журавлями, и судья Ди
Внезапно отшельник молвил:
— Воду я беру там, где родник уходит из скал. Вчера вечером я положил чайные листья в бутон хризантемы. Утром, когда цветок раскрылся навстречу солнцу, я извлек их, эти листья пропитались душой утренней росы.
Затем, безо всякого перехода, он молвил:
— Да отправился на службу, а я отправился скитаться по Поднебесной… Он стал сперва уездным начальником, затем правителем области. Его имя звенело в мраморных залах императорского дворца. Он преследовал пороки, оберегал и поддерживал добродетель и вплотную приближался к тому, чтобы переменить порядок вещей в Поднебесной. Но когда он уже это сделал, он обнаружил, что упустил из вида своего собственного сына. Он отказался ото всех высших должностей и поселился здесь, чтобы на покое заняться своими садами и землями. Разными дорогами мы пришли к одному итогу.
Старик внезапно захихикал как ребенок и добавил:
— Разница только в том, что одна дорога была долгой и мучительной, а вторая — короткой и прямой!
Тут отшельник внезапно замолчал. Судья Ди задумался, следует ли ему попросить разъяснить последнее замечание. Но прежде, чем он пришел к какому-нибудь решению, хозяин заговорил снова:
— Незадолго до его кончины мы с ним об этом беседовали. А потом он написал на свитке вот это изречение. Подойдите и полюбуйтесь его чудесным почерком!
Судья Ди поднялся на ноги. Приблизившись, он смог разобрать роспись: «Написано Да Шоу-цзянем в Обители Безмятежности». Теперь судья ясно видел, что завещание, найденное в свитке госпожи Да, — грубая подделка. Подпись была похожа, но явно принадлежала другой руке. Судья Ди задумчиво погладил бороду. Многое стало ему ясным.
Снова усевшись, судья сказал:
— Позвольте мне засвидетельствовать мое почтение. Каллиграфия наместника Да великолепна, но и ваша, господин, не многим хуже. Ваша надпись на воротах, ведущих в лабиринт, изумила меня…
Старик, казалось, не слышал его. Он перебил судью словами:
— Наместник был столь полон жизненных сил, что даже время не имело над ним власти. Даже на покое он не мог остановиться. Некоторые из его планов, задуманных с целью исправления старых неправд, простерлись даже в будущее и приносят плоды, когда он сам уже мертв! Ища уединения, он построил изумительный лабиринт. Как будто в одиночестве он мог скрыться от всех своих мыслей и затей, которые вились вокруг него, как потревоженные осы!
Старик покачал головой и налил еще чая.
Судья Ди спросил:
— Много ли друзей было здесь у наместника?
Отшельник медленно пригладил свои густые брови, засмеялся и молвил:
— Прожил на свете столько лет старый Да, а все читал и читал конфуцианцев. Он мне целую тележку книг прислал. Очень полезные книги, отменная растопка для очага!
Судья собирался почтительно возразить против столь презрительного суждения о классиках, но старец не дал ему промолвить и слова. Он продолжал:
— Конфуций! Вы его почитаете за дельного человека! Всю-то жизнь свою носился по Поднебесной, наводил порядок, давал советы тому, кто удосуживался его выслушать. Навязчивый был, что твой овод. Так и не мог остановиться, задуматься и уразуметь, что чем больше делаешь, тем меньшим обладаешь. Решительный человек был Конфуций. Совсем как наместник Да…
Старец вновь умолк. Затем он поднял глаза и сварливо прибавил:
— И ты такой же, молокосос!
От последнего заявления судья Ди совсем растерялся. В смущении он встал и, отвесив глубокий поклон, смиренно молвил:
— Могу ли я, ничтожный, побеспокоить вас единственным вопросом…
Отшельник тоже встал.
— «Единственным вопросом…» — буркнул он. — Один вопрос за собой другой тянет. Ты подобен рыбаку, который повернулся спиной к реке и сетям и карабкается на дерево в лесу, надеясь там поймать рыбу. А еще ты похож на человека, который сделал лодку из железа с дырой в днище и собрался переправиться через реку! Если хочешь решить задачу, начни с ответов на вопросы. Может, так и до решения доберешься. До свиданья!
Судья Ди собирался на прощанье поклониться, но отшельник уже скрылся за ширмой.
Судья вышел из дома и увидел, что десятник Хун дремлет на скамейке у ворот сада.
Ди разбудил своего помощника, который, продрав глаза, сказал со счастливой улыбкой:
— Никогда в жизни так крепко не спал! Мне приснилось, будто я снова шестилетний ребенок, и я вспомнил такие вещи, которые давным-давно позабыл…
— Да, — задумчиво отозвался судья Ди. — Воистину «Обитель Безмятежности».
На горный гребень поднимались в молчании.
Когда они очутились снова в сосновом бору, десятник спросил:
— Поведал ли отшельник что-нибудь важное вашей чести?
Судья Ди рассеянно кивнул.
— Да, — ответил он после некоторого молчания. — Я узнал многое. Теперь мне точно известно, что завещание, найденное нами в свитке, — подделка. Я также узнал, почему наместник внезапно подал в отставку. И я разгадал вторую половину дела генерала Дина.
Хун хотел расспросить судью поподробнее, но, заметив выражение лица Ди, воздержался от вопросов.
Передохнув немного, Ди и Хун спустились с горы. Сев на коней, они поскакали в направлении города.
В кабинете судью ожидал Ма Жун. Когда он начал рассказывать, как они с Цзяо Даем схватили уйгура, судья стряхнул с себя задумчивость и внимательно выслушал.
Ма Жун заверил судью, что никто ничего не заметил. Он подробно пересказал беседу с уйгурским вождем, опустив только неожиданную встречу с Тулби и ее слова; он посчитал, и вполне разумно, что судью не интересуют его романтические приключения.
— Отлично сработано! — воскликнул судья Ди, когда Ма Жун довел повесть до конца. — Теперь у нас все козыри на руках!
Ма Жун прибавил:
— Дао Гань сейчас беседует с Да Кеем в приемной. Заглянув туда недавно, я заметил, что он сердится, потому что Да Кей не дает ему слова вставить.
Судья улыбнулся и сказал десятнику Хуну:
— Пойди в приемную и скажи Да Кею, что, к моему огромному сожалению, я занят неотложными делами. Передай ему мои извинения и скажи, что приду, как только освобожусь.
Когда десятник уходил, судья спросил:
— Удалось ли вам узнать, где проживает госпожа Ли, подруга вдовы правителя?
— Я поручил заняться этим старосте Фану, ваша честь, — ответил Хун. — Я решил, что, поскольку он местный уроженец, ему удастся справиться с этим быстрее меня.
— Ты прав, — ответил судья и обратился к Ма Жуну. — Что показало вскрытие тел стариков слуг, найденных нами в саду правителя?
— Присяжный врач утверждает, что они скончались от естественных причин, ваша честь.
Судья Ди кивнул. Встав, он принялся облачаться в халат для официальных приемов. Надевая крылатую судейскую шапку, он внезапно сказал:
— Если я не ошибаюсь, Ма Жун, десять лет назад ты получил девятую, высшую степень в боксе?
Здоровяк пожал плечами и гордо молвил:
— Разумеется, ваша честь.
— А теперь вспомни, — повелел судья, — и расскажи мне, как ты относился к своему наставнику, когда был еще учеником второй или третьей степени!
Ма Жун не очень-то привык запоминать свои чувства. Он нахмурил страдальчески брови и после долгого молчания задумчиво молвил:
— Ну, что сказать, господин… я обожал своего учителя; он был одним из лучших мастеров своего времени. Но когда я бился с ним и он шутя уходил от моих самых хитрых приемов, нанося при этом мне один удар за другим, несмотря на мою отчаянную защиту, я по-прежнему восхищался им, но в то же время ненавидел за его бесконечное превосходство надо мной!
Судья Ди устало улыбнулся.
— Благодарю тебя, мой друг, — сказал он. — Сегодня я побывал в горах к югу от города и встретился там с человеком, который потревожил мой дух. А теперь ты сказал мне то, что я почувствовал, но не мог никак осознать!
Ма Жун так и не понял, о чем говорит судья, но был польщен похвалой. С широкой улыбкой на лице он отодвинул ширму, закрывавшую проход в зал заседаний. Судья взошел на помост.
Глава двадцатая
Мятежный вождь признается под пыткой; таинственный незнакомец наконец опознан
Три удара гонга возвестили открытие вечернего заседания.
Никто не знал, что именно за дело будет слушаться сегодня, поэтому зрителей собралось не больше нескольких десятков.
Как только судья Ди уселся за скамью и открыл заседание, он дал знак старосте Фану. Четыре пристава встали на стражу у входных дверей.
— По важным государственным соображениям, — объявил судья, — никто не имеет права покидать суд до конца заседания!
Удивленный шепот пробежал по залу.
Судья Ди взял кисть и алой тушью написал повеление тюремному смотрителю.
Два пристава ввели уйгура, поддерживая его под руки.
Перед помостом пленник опустился на одно колено; сломанную ногу, стеная от боли, он вытянул перед собой.
— Назови нам свое имя и занятие! — повелел судья.
Вождь поднял голову; ненависть пылала в его глазах.
— Я князь Ульджин из Голубой Орды уйгуров! — отчеканил он.
— У вас, варваров, — холодно сказал судья, — человек называет себя князем, если владеет двадцатью конями. Но дело не в том. Император в своей бесконечной милости сделал своим данником хана уйгуров, и тот торжественно поклялся в вечной верности трону, взяв в свидетели Небо и Землю. А ты, Ульджин, замышлял напасть на город. Ты предал хана твоего народа и готовил мятеж против трона. Нет преступления хуже мятежа, и карается оно страшной казнью. Твоя единственная надежда на смягчение наказания — говорить правду, и одну только правду. А это означает, что ты должен назвать также имена приспешников из имперских подданных, которые согласились помогать тебе в осуществлении твоих коварных замыслов.
— Ты зовешь их приспешниками, — вскричал уйгур, — а я зову их отважными людьми! Кое-кто из китайцев полагает, что следует вернуть нам то, что у нас отняли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40