А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Сегодня пополудни вся ватага предстанет перед шерифом. Я думаю, что их отпустят домой под залог, который внесут отцы. За свое бесчинство они ответят позже. Но Филипа Корвизера не выпустят. Сомневаюсь, что он сможет выйти из темницы, если не сумеет вразумительно объяснить, где он был и что делал в ту ночь. То, что он бормотал, когда его схватили, едва ли удовлетворит шерифа.
— Пополудни, — эхом отозвалась Эмма. — Но тогда и мне следует явиться к шерифу. Я ведь все видела, стычка началась на моих глазах. Лорд Прескот должен выслушать меня, ведь речь идет о смерти моего дяди. Там, на пристани, были и другие — мастер Корбьер и этот брат из аббатства, которого вы, кажется, хорошо знаете…
— Они непременно будут там, и многие другие свидетели тоже. И ваши слова могли бы иметь большое значение, но просить вас в такой день…
— Я пойду, — решительно заявила Эмма. — Если дядюшку злодейски убили, я хочу, чтобы преступник был разоблачен и понес кару. Но я вовсе не желаю, чтобы в его смерти поспешно обвинили невинного. А этот юноша… не знаю, но мне показалось, что он не похож на злодея. И мне нужно рассказать все, что я знаю, — это мой долг.
Берингар бросил быстрый взгляд на жену, спрашивая ее совета. Элин ответила ему улыбкой и едва заметно кивнула.
— Ну, если вы так решили, — успокоенно промолвил Хью, — я попрошу брата Кадфаэля сопровождать вас в замок. Обо всем остальном можете не беспокоиться. Желательно, чтобы вы оставались в Шрусбери, пока идет расследование, но мы, разумеется, окажем вам необходимую помощь и предоставим все, что потребуется.
— Мне бы хотелось, — промолвила Эмма, — отвезти тело дядюшки на барже в Бристоль и похоронить его дома.
Только вымолвив эту фразу, девушка вспомнила то, о чем до сих пор не задумывалась: она осталась без опекуна и на сей раз на барже с ней не будет никого, кроме Роджера Дода, чья безмолвная, но выжидательная и ревнивая преданность пугала ее, Варина, которому решительно ни до чего не было дела, и крепкого телом, но скудоумного бедняги Грегори. Эмма порывисто вздохнула и нерешительно закусила нижнюю губу. На лицо ее набежала тень.
— Так или иначе, я должна отправить его в Бристоль. Там у нас есть знакомый стряпчий, хороший законник. Он уладит все его дела, да и мои тоже.
— Я уже поговорил с приором. Аббат Радульфус разрешил перенести тело мастера Томаса из замка в монастырскую часовню. Все, что необходимо для достойного положения в гроб, будет сделано; вы, безусловно, получите все, что для этого потребуется. Но мне придется вызвать сегодня в замок и вашего работника. Кстати, не хотите ли сделать какие-либо распоряжения насчет торговли? Я передам ему все ваши указания.
Девушка понимающе кивнула, с усилием возвращая себя в мир повседневных забот, которые отнюдь не прекратились со смертью дяди.
— Будьте добры, скажите ему, чтобы вел торговлю так, как будто его хозяин по-прежнему жив. Дядюшка нипочем бы не оставил дело, что бы ему ни грозило и какая бы беда ни стряслась, а я его наследница и поступлю так, как поступил бы он… — Но тут силы изменили Эмме, и она, словно малый ребенок, дала волю слезам.
Хью ушел по своим делам, а Констанс удалилась по кивку Элин. Две молодые женщины сидели молча, пока Эмма не перестала плакать — так же неожиданно, как и начала. Она принадлежала к числу тех немногих женщин, которые способны плакать, не думая о том, портят ли слезы их внешность. Рыдания ничуть не умаляют их прелести, тогда как большинство теряет это качество, расставшись с детством. Эмма вытерла глаза и взглянула на Элин, та ответила ей таким же прямым взглядом, в нем было ненавязчивое сочувствие и утешение.
— Ты, наверное, думаешь, — промолвила Эмма, — что я не очень-то горячо любила своего дядюшку. По правде сказать, я и сама не знаю — может быть, ты и права. То есть я, конечно же, любила его, чувствовала к нему нечто большее, чем просто признательность за его заботу, хотя испытывать к нему искреннюю благодарность было проще, чем любовь. Он был суров — так все о нем говорили — в делах, непреклонен и вечно всем недоволен, ему трудно было угодить. Но мне грех жаловаться — со мной он всегда был добр, только вот по-настоящему сблизиться мы никак не могли. Но это, наверное, не его вина, да и не моя.
— Мне кажется, — мягко промолвила Элин, чувствуя, что девушка расположена к доверительной беседе, — ты любила его в той степени, в какой он позволял тебе это. Настолько, насколько он мог допустить сердечную близость. Некоторые люди попросту лишены этого дара.
— Скорее всего, так оно и было. Но я хотела любить его больше и готова была сделать что угодно, лишь бы угодить ему. Да и сейчас я хочу сделать так, как пожелал бы он. А он ни за что бы не оставил торг. Поэтому мы не закроем нашу торговлю до конца ярмарки. Я постараюсь, чтобы все было сделано наилучшим образом — так, как если бы он был жив.
Голос девушки звучал твердо и чуть ли не воодушевленно. Если бы мастер Томас мог ее видеть, он, несомненно, одобрил бы и решительно вздернутый подбородок, и отважный блеск в глазах.
— Элин, — продолжила Эмма, — я не слишком обременяю тебя, оставаясь здесь? Дело в том, что среди дядюшкиных работников есть один, которому я слишком уж нравлюсь, и…
— Так я и думала, — сказала Элин. — Но ни о чем не тревожься. Ты здесь желанная гостья, и мы не расстанемся с тобой, пока у тебя не появится возможность вернуться в Бристоль, ничего не опасаясь. Правда, — добавила Элин с улыбкой, — я не стала бы осуждать этого молодого человека за то, что он по тебе вздыхает.
— Но что поделать, если я не могу ответить на его любовь, — промолвила Эмма. — Кроме того, дядюшка никогда не позволил бы мне оставаться на барже без него. А теперь я лишилась опекуна и у меня появились свои обязанности, — заявила девушка, решительно откинув голову и с вызовом вглядываясь в неопределенное будущее. — Я должна позаботиться о том, чтобы его тело было достойно подготовлено к возвращению в Бристоль. Есть у вас в Шрусбери плотник?
— Есть. Справа, на полпути вверх по улице Вайль, живет мастер Мартин Белкот. Добрый человек, и превосходный плотник. Я, правда, слышала, что его сын был среди тех ужасных буянов. — Элин снисходительно улыбнулась, и на щеках ее появились ямочки. — Но там собрались отпрыски чуть ли не всех самых уважаемых горожан. Я, пожалуй, сама свожу тебя в лавку Белкота.
— Нет, — твердо сказала Эмма. — Разбирательство у шерифа может затянуться, а тебе в твоем положении никак нельзя утомляться. И, кроме того, тебе ведь нужна тонкая шерсть, а зазеваешься, всю лучшую расхватают. Думаю, брат Кадфаэль — так, кажется, его зовут — покажет мне эту лавку. Он, наверное, знает, где она находится?
— Во всем этом городе и его окрестностях трудно сыскать что-нибудь такое, чего бы не знал брат Кадфаэль, — убежденно ответила Элин.
Аббат Радульфус без колебаний дал Кадфаэлю дозволение присутствовать на разбирательстве в замке, а также сопровождать понесшую утрату гостью, ибо полагал, что монаху, так же как и мирянину, надлежит исполнять свой гражданский долг. За время пребывания во главе обители он показал себя не только суровым ревнителем орденской дисциплины, но и справедливым, здравомыслящим и проницательным человеком. Своим саном аббата Радульфус был обязан в равной мере как духовной власти — папскому легату, — так и светской — королю Стефану — и заботился о процветании и доброй славе аббатства не меньше, чем о спасении душ своей паствы. А потому он не считал зазорным прибегать к помощи тех немногих братьев, которые, как и он сам, были сведущи не только в пении псалмов и чтении требника.
— Из-за этого убийства, — промолвил аббат, оставшись после ухода Берингара в своих покоях наедине с Кадфаэлем, — может пойти дурная слава о ярмарке Святого Петра, и на нашу обитель оно бросает тень. Ярмарку проводит аббатство, и мы не можем переложить эту ношу на чужие плечи. Я хочу, чтобы ты предоставил мне полный отчет обо всем, что будет говориться в замке. Ведь это у меня старейшины города просили о послаблении, которого я не мог им предоставить. И мой отказ был причиной того, что эти молодые люди решились на такое сумасбродство. Конечно, им недостало рассудительности и терпения, но это не снимает с меня вины. Если результатом моих действий — пусть даже вполне оправданных — стала смерть человека, я должен это знать, ибо в ответе за случившееся, так же как и тот, кто нанес несчастному удар.
— Я непременно доложу тебе обо всем, что увижу и услышу, отец аббат, — обещал брат Кадфаэль.
— Но помимо того, брат, я хочу, чтобы ты высказал свое мнение о случившемся. Ты ведь видел вчера, как началась ссора между погибшим купцом и этим юношей. Как ты думаешь, могло ли это действительно привести к такому страшному концу? Неужто паренек и впрямь ударил беднягу кинжалом в спину? В порыве гнева обычно поступают не так.
— Обычно не так, — согласился Кадфаэль. Ему доводилось видеть немало убийств, совершенных в ярости или в пылу сражения, но монах знал и то, что злоба может тлеть, отравляя душу, и, в конце концов, толкнуть человека на подлое убийство исподтишка. Это случается, когда гнев еще не остыл, но первый яростный порыв сменяется обдуманным намерением. — Но все же такое возможно. Хотя возможно и другое. Вполне вероятно, что это убийство таково, каким оно и кажется на первый взгляд, то есть убийством, совершенным ради ограбления. Не исключено, что какой-то бродяга воспользовался предоставившимся случаем, чтобы завладеть одеждой и украшениями. Ярмарки с их многолюдством и сутолокой притягивают всяких лиходеев.
— Это верно, — печально согласился Радульфус, — зло — извечный спутник рода человеческого.
— Но нельзя забывать и о том, — продолжал Кадфаэль, — что покойный был богат, удачлив в делах и в родных краях слыл влиятельной персоной. Такому человеку мудрено не нажить врагов. Зависть и злоба могут толкнуть на убийство, так же как и жажда наживы. Возможно, на нашей ярмарке купец повстречался с кем-нибудь из своих недругов, и тот решил воспользоваться тем, что в Шрусбери никто не ведает об их вражде. Возможность избавиться от соперника вдалеке от дома, не навлекая на себя подозрений, — немалое искушение.
— И здесь ты прав, — промолвил аббат. — Но, как я понимаю, у тебя есть и другие соображения.
— Есть. Дело в том, что девушка, племянница и наследница погибшего, очень красива. — Кадфаэль произнес эти слова без малейшего смущения, как бы утверждая за собой право признавать и ценить красоту женщин, хотя, приняв монашеский обет, он добровольно отказался от радостей, которые они дарят. — А в услужении ее дяди было трое мужчин, и они долгое время провели на барже в обществе этой прелестницы. Правда, один из них немолод и, как я могу судить, выше всего ценит свое спокойствие. Другого, по моему разумению, Господь обделил умом, однако же, он не слеп и не свободен от плотских желаний. А вот третий — смышленый и крепкий мужчина в расцвете сил, и он увлечен ею. И именно он последовал за своим хозяином спустя четверть часа или чуть больше после того, как тот ушел с ярмарочной площади. Упаси меня Господь от того, чтобы я оговорил невиновного. Но ведь мы лишь обсуждаем возможности. Ничего другого нам покуда не остается.
— Я тоже так думаю, — промолвил аббат Радульфус с мягкой улыбкой. Он помедлил, глядя Кадфаэлю прямо в глаза, и добавил: — Ступай, брат. Изложи свои показания перед лордом шерифом, а потом доложи мне обо всем, что увидишь и услышишь на разбирательстве. Я буду ждать твоего отчета.
У Эммы не было возможности переодеться, и потому на ней оставался тот же наряд, что и в прошлый вечер, — темно-голубое, под цвет ее глаз, платье и туника из белоснежного полотна, украшенная многоцветной вышивкой. Единственным свидетельством траура было то, что она зачесала свои пышные волосы наверх и убрала их под белый плат, одолженный у Элин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38