Именно там Филип и научился плавать, едва начав ходить. Юноша не сказал матери, куда он задумал пойти потом. Он сожалел, что не может нарядиться по-праздничному, но надеялся, что в такую жару ему не потребуется натягивать тунику, а в тонкой полотняной рубахе, к тому же хорошо отглаженной, будет выглядеть не хуже других.
Вода на песчаной отмели рядом с садиком прогрелась, но после сытного обеда Филип не стал купаться слишком долго и заплывать далеко от берега. Однако до чего же приятно освежиться и вновь почувствовать себя самим собою! Казалось, воды Северна смыли даже воспоминание о заточении и позоре. Найдя у берега затон, где течения почти не было, юноша посмотрел в воду и остался доволен. Правда, густые рыжеватые волосы были взъерошены, но Филип старательно расчесал их пятерней и пригладил. Затем он оделся и зашагал к мосту, а оттуда направился в аббатство. Прошлый раз он пересекал мост, думая лишь о том, как помочь родному городу, но сейчас мысли Филипа были заняты другим. У него было свое важное дело на аббатском берегу реки.
— Тут явился молодой человек, — доложила Констанс с легкой, лукавой улыбкой, — и просит дозволения поговорить с мистрисс Вернольд. На вид приятный юноша, хотя совсем еще зеленый. И просит весьма учтиво.
Как только служанка упомянула о молодом человеке, Эмма быстро подняла глаза. Сейчас, по прошествии времени, она уже в какой-то мере смирилась со случившейся бедой, в которой, во всяком случае, ничуть не была повинна, а потому припомнила слова, сказанные Иво. Тогда, потрясенная случившимся, девушка была не в состоянии вникнуть в их смысл, но сейчас они, казалось, приобрели огромное значение.
— Это мессир Корбьер?
— Нет, на сей раз не он. Этого юношу я не знаю, но сам он назвался Филипом Корвизером.
— Я его знаю, — с улыбкой промолвила Элин, оторвавшись от шитья. — Это сын провоста, Эмма. Тот самый юноша, в чью пользу ты свидетельствовала перед шерифом. Хью говорил мне, что как раз сегодня его должны выпустить на волю. И уж если есть на свете человек, который за последние два дня точно не сделал ничего худого — ни тебе, ни кому другому, — так это он. Ты с ним поговоришь? По-моему, это было бы великодушно.
Эмма почти совсем забыла о юноше и не помнила даже его имени. Единственное, что осталось в ее памяти, это его отчаянная мольба: он так просил поверить в его невиновность. Правда, с той поры много воды утекло. Сейчас Эмма припомнила его — оборванный, грязный, бледный с перепоя юнец, старавшийся, однако, даже в таком положении держаться с достоинством.
— Да, конечно, я поговорю с ним.
Констанс провела Филипа в комнату.
Освеженный купанием, с мокрыми приглаженными густыми волосами, исполненный воодушевления, молодой человек мало походил на проштрафившегося юнца, которого Эмма видела в замке. Хотя, когда его выводили из зала и он бросил через плечо последний умоляющий взгляд… да, это был он.
Войдя, юноша почтительно поклонился Элин, а затем Эмме.
— Миледи, — обратился он к Элин, — я освобожден под поручительство отца и пришел сюда поблагодарить мистрисс Эмму за то, что она заступилась за меня, хотя я ничем не заслужил доброго отношения с ее стороны.
— Рада тебя видеть, Филип, — приветливо откликнулась Элин. — Надеюсь, что самое худшее уже позади. Наверное, вам с Эммой лучше поговорить наедине, а то мы здесь только и толкуем, что о младенцах. — Она поднялась, аккуратно сложила свое шитье и воткнула сверху иголку. — Мы с Констанс посидим на солнышке возле дверей. Там, кстати, и свету побольше, а для меня это не лишнее, я ведь не такая искусная вышивальщица, как Эмма. Ну а вы можете спокойно побеседовать.
Элин отворила дверь — солнечный лучик блеснул на ее золотистых косах — и вышла наружу. Констанс последовала за хозяйкой и прикрыла за собой дверь. Филип и Эмма остались вдвоем.
— Первое, что я решил сделать, выйдя на свободу, — промолвил Филип, серьезно глядя на девушку — это повидать вас и поблагодарить за то, что вы для меня сделали. Именно поэтому сейчас я здесь и говорю вам спасибо от всего сердца. В тот день среди свидетелей были наши соседи — люди, знавшие меня с рождения и вроде бы ничего против меня не имевшие, и все же некоторые из них говорили, будто я ударил мастера Томаса первым и вообще затеял драку, хотя ничего подобного я не делал. А вы говорили только чистую правду, несмотря на то, что именно вы больше всех из-за меня пострадали. Хотя, видит Бог, я и в мыслях не имел причинить вам зло. Только такая добрая и справедливая девушка, как вы, могла заступиться за незнакомца, любить которого у нее нет никаких причин.
Филип говорил, движимый порывом, и слово «любить» слетело у него с языка само собой. Но как только юноша понял, что произнес, он густо покраснел, а следом за ним залилась румянцем и Эмма.
— Я всего лишь рассказала о том, что видела, — промолвила девушка. — Так следует поступать всем, и никакой заслуги в этом нет. К сожалению, люди порой не думают, что говорят, или не заботятся, чтобы их правильно поняли. Но теперь все в прошлом. Хорошо, что вы наконец на свободе. Я порадовалась за вас, еще когда услышала от Хью, что вас непременно отпустят, ведь, пока вы сидели под замком, здесь столько всего случилось! Но вы, наверное, еще не слышали…
— Нет, я уже знаю — отец мне обо всем рассказал. — Филип присел рядом с девушкой, на место, которое освободила Элин, и порывисто склонился к ней. — Кто-то замышляет против вас зло. Иначе как объяснить все эти происшествия. Эмма, я боюсь за вас… Мне кажется, вам угрожает опасность. И я от всей души сочувствую вам и печалюсь о вашей утрате. Скажите, чем бы я мог послужить вам?
— Благодарю вас, — промолвила девушка, — но не стоит обо мне беспокоиться. Сами видите, я здесь в безопасности, под надежным присмотром, и все так добры ко мне. К тому же завтра ярмарка закроется. Хью Берингар и Элин обещали мне помочь благополучно добраться до дома.
— Значит, завтра вы уедете? — встревожился Филип.
— Завтра едва ли. Роджер Дод, тот отплывет на барже вниз по реке завтра, а мне, возможно, придется задержаться на денек-другой. Нужно подыскать попутчиков, которые направлялись бы на юг через Глочестер, и чтобы среди них была хотя бы одна женщина. На это может уйти один-два дня.
Даже эти два дня были для Филипа подарком судьбы, хотя он понимал, что расставание неизбежно и, возможно, он никогда больше ее не увидит. Но какой бы горькой ни казалась разлука, он думал не о собственном несчастье, а лишь о ее безопасности и благополучии.
— Тут и прошло-то всего два дня, а сколько уже совершено преступлений, и почитай все они имеют касательство к вам. А сколько еще злодейств может произойти за два дня. Господь свидетель, я предпочел бы отдать правую руку, нежели лишиться счастья видеть вас, — с жаром произнес юноша, — но сейчас я больше всего хотел бы знать, что вы уже дома и вам ничто не грозит. — Филип даже не заметил, что той самой правой рукой он крепко пожимал левую руку Эммы. — И пока вы здесь, прошу, дайте мне возможность хоть чем-то быть вам полезным. Скажите, по крайней мере, вы ведь не верите, что я повинен в смерти вашего дяди?
— О, разумеется, — тепло отозвалась девушка, — на самом деле я никогда в это не верила. Не тот вы человек, чтобы убивать сзади, исподтишка. Я вас и не подозревала. Только вот настоящий убийца до сих пор не найден. Не подумайте, в вашей невиновности я не сомневаюсь, но хочу, чтобы злодей был изобличен. Тогда уж никто не сможет думать о вас дурно.
Девушка говорила искренне, и Филип выслушал ее с благодарностью, хотя понимал, что ее слова продиктованы сочувствием. Он догадывался, что Эмма не испытывает к нему более глубоких чувств, но был рад и участию.
— И не только ради вашего блага, — откровенно добавила Эмма, — но и ради меня, и во имя справедливости. Плохо, если зло останется безнаказанным и убийца избежит воздаяния.
Филип просил дать ему возможность послужить ей и сейчас, кажется, понял, что у него появилась надежда. Ради Эммы юноша был готов на все: он не отходил бы от ее порога, как сторожевой пес, будь в том нужда, но такой необходимости не было. Эмма находилась под покровительством самого помощника шерифа, а уж он-то, конечно, сумеет о ней позаботиться. Но когда девушка говорила о негодяе, сразившем ее опекуна подлым ударом в спину, ее голубые глаза вспыхивали, словно сапфиры, а лицо каменело и бледнело от гнева. Отплатить за ее обиду — вот что он сможет для нее сделать.
— Эмма… — начал Филип и набрал воздуху, словно собираясь броситься с головой в воду.
Дверь приоткрылась, хотя никто из них не слышал стука, и на пороге появилась Констанс.
— Мессир Корбьер просит, чтобы вы приняли его, когда освободитесь, — сказала она и удалилась, так и оставив дверь приоткрытой. Очевидно, она полагала, что ждать мессиру Корбьеру придется недолго.
Филип встал. При упоминании имени Корбьера глаза Эммы засияли, как звезды, она почти забыла о своем собеседнике, но, впрочем, тут же спохватилась и промолвила, из жалости уделяя ему крохи своего внимания:
— Может, вы помните Иво Корбьера — это тот молодой господин, который на пристани вместе с братом Кадфаэлем пришел нам на помощь. Он был так добр ко мне.
Из-за удара по голове все происходившее на пристани Филип видел словно в тумане, но он запомнил стройного, элегантного, уверенного в себе молодого дворянина, который, ловко перепрыгнув через катившийся бочонок, подхватил Эмму на самом краю причала. А потом этот господин — надо отдать ему должное — предстал перед шерифом и подтвердил свидетельство Эммы. Правда, это его сокольничий рассказал лорду Прескоту, будто в тот вечер он, Филип, напившись пьяным, грозился посчитаться с Томасом из Бристоля. Этого обвинения юноша не отрицал, ибо сам не помнил, что он мог наплести в таверне. Зато сейчас он вспомнил, как выглядел на разбирательстве у шерифа, и ему стало не по себе. Сколь ничтожным и жалким должен был казаться он в сравнении с ладно скроенным златоволосым молодым лордом.
— Я ухожу, — промолвил Филип, неохотно выпуская руку девушки. — Желаю вам счастливого пути и всяческого благополучия.
— И я желаю вам всего доброго, — отозвалась Эмма и с невинной жестокостью добавила: — Не затруднит ли вас пригласить ко мне мессира Корбьера?
Никогда прежде Филип так не нуждался в том, чтобы полностью овладеть собой, и никогда еще ему не удавалось столь успешно справиться с этой задачей. Сохраняя достойный вид, он вышел из комнаты, встретил в прихожей Иво Корбьера и, хотя внутри у него все пылало от ревности, учтиво и любезно передал ему приглашение Эммы. Иво вежливо поблагодарил его, ни словом, ни взглядом не дав понять, что встречался с ним прежде.
«Никто бы и не догадался, — размышлял Филип, шагая по залитому солнцем двору, — что я, простой сапожник, только что побывал в одной компании со знатным лордом. Ну что ж, пусть у него полно земель в Чешире и Шропшире, пусть он доводится родичем самому Ранульфу Честерскому и его привечают при дворе этого вельможи. Зато я теперь знаю, что могу сделать для нее, а зарабатывать честным ремеслом ничуть не менее достойно, чем жить на доходы с имений. И ежели мне удастся осуществить задуманное, она никогда меня не забудет, даже если я не смогу завоевать ее сердце».
Брат Кадфаэль вошел в ворота обители, после того как потратил впустую несколько часов, толкаясь в ярмарочной толпе. Среди сотен торговцев и покупателей искать человека с разорванным рукавом равносильно поиску иголки в стоге сена. К тому же стояла такая жара, что многие вовсе скинули верхнюю одежду и остались в одних рубахах. «Кстати, — подумал монах, — если кинжал перчаточника был в крови, стало быть, он наверняка поцарапал кожу. Но к лезвию присох лишь лоскуток коричневой ткани, вырванный из рукава туники, и ни клочка белого льна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38