— Чего бы я не хотел, — медленно произнес Кадфаэль, — так это внушить тебе, будто Эмма скрытничает оттого, что на уме у нее что-то дурное. Такого у меня и в мыслях не было.
— У меня тоже, — заверил монаха Берингар, — но сдается, мне, она кое-что знает и предпочитает держать в секрете. Но как бы то ни было, она на нашем попечении, и потому я, так же как ты и аббат Радульфус, не хочу, чтобы с ней приключилось неладное.
— Когда мы с ней вместе поднялись на баржу, — сказал Кадфаэль, — Эмме потребовалось не больше минуты, чтобы заметить посещение постороннего, и я ничуть не усомнился в правдивости ее уверений. Хорошая хозяйка всегда помнит, что и как у нее было уложено, всякая складочка у нее на своем месте, потому девушка мигом приметила чужую руку. Обнаружив следы вторжения, она поначалу перепугалась, и в этом не было никакого притворства. Я тут же спросил Эмму, не пропало ли чего, и она, не задумываясь, чуть ли не с торжеством в голосе заявила, что все на месте.
Тогда я не придал этому значения, однако попросил ее осмотреть баржу повнимательнее и удостовериться, действительно ли ничего не похищено. И вот когда я сказал ей, что об этом в любом случае надо будет сообщить тебе, она осмотрела каюту и обнаружила или сделала вид, будто обнаружила, пропажу нескольких вещиц. Мне кажется, она пожалела о том, что так категорически заявила, будто все на месте, а когда поняла, что о случившемся все равно придется рассказать служителям закона, решила представить это происшествие заурядной мелкой покражей. Правду она сказала тогда, когда на вопрос, не пропало ли чего, однозначно ответила «нет». А потом попыталась ввести нас в заблуждение, и надо признаться, это получилось у нее не так уж плохо, учитывая, что по природе своей она вовсе не лгунья. Но несмотря на все ее ухищрения, я, так же как и ты, убежден, что похищенные безделушки никогда не существовали или, во всяком случае, их не было на борту баржи.
— И все же, — промолвил Хью, размышляя вслух, — остается неясным, почему Эмма с самого начала была так уверена, что с баржи ничего не взято.
— А потому, — отвечал Кадфаэль, — что она знала, за чем охотится вор, так же как и то, что на барже этого нет. Так провалилась и вторая попытка завладеть неведомым сокровищем. Его не оказалось на барже, как не оказалось на теле мастера Томаса.
— Так вот почему была предпринята третья попытка! — воскликнул Хью. — Удалась ли она — вот что хотелось бы мне знать, Кадфаэль. Пропал денежный ларец, а ведь это, пожалуй, самое подходящее место для хранения ценностей. Может быть, преступник добился своего и на этом его поиски прекратятся?
Кадфаэль выразительно покачал головой.
— Эта попытка удалась не больше, чем две предыдущие, — убежденно произнес он. — Можешь не сомневаться.
— Но почему ты так уверен? — с любопытством спросил Хью.
— Ты ведь сам видел все то, что и я. Вспомни: Эмму совершенно не взволновала утрата ларца. Как только она узнала, что ее работник, этот бедняга Варин, не пострадал, она тут же успокоилась. Что бы ни разыскивал неизвестный вор, Эмма знает, что этого не было ни в палатке, ни на барже. А я могу представить себе только одну причину, по которой девушка знает об отсутствии там неведомого сокровища. Дело в том, что ей прекрасно известно, где оно хранится.
— Ну, коли так, — сказал Хью, — теперь злоумышленник будет считать, что предмет его поисков Эмма хранит при себе или в каком-нибудь потайном месте, известном только ей одной. Ну что ж, придется не спускать с нее глаз. — Хью задумчиво покачал головой. — Представить себе не могу, чтобы такая девушка, как Эмма, была замешана во что-то дурное, а с другой стороны, не понимаю, почему, зная о грозящей ей опасности, она не раскрывает свою тайну и не просит о помощи. Элин изо всех сил старается завоевать ее доверие, и Эмма, кажется, очень к ней расположена, однако ни словом не обмолвилась о том, что хранит какую-то тайну. А ведь ты знаешь Элин — она умеет сходиться с людьми. Кто может перед ней устоять, о себе я уж не говорю…
— Я рад, что ты оказался таким любящим мужем, — с одобрением заметил Кадфаэль.
— А как могло быть иначе? Кстати, не ты ли сам бросил Элин в мои объятья? Теперь тебе стоит позаботиться о том, чтобы из меня получился хороший отец. Как-нибудь во время молитвы замолви за меня словечко перед Господом. Да, послушай, Кадфаэль, я не перестаю удивляться этой девушке. Элин она пришлась по душе, а для меня это уже достаточная рекомендация. И похоже, и ей Элин понравилась, даже более того. Но все же она не бывает до конца откровенной. И щебечет с моей женой, и воркует, однако при этом всегда остается начеку и ни разу не проронила лишнего слова.
Впрочем, брат Кадфаэль не усмотрел в поведении девушки ничего странного.
— Так она и должна вести себя, Хью, — сказал он рассудительно. — Если она чувствует, что ей угрожает опасность, то прежде всего постарается не навлекать беду на тех, кого ценит и любит. Всеми возможными средствами — а она на редкость сообразительна и энергична — Эмма будет удерживать своих друзей от малейшего участия в деле, которое может принести им несчастье.
Берингар довольно долго размышлял над услышанным, вертя в руках опустевший рог, а потом наконец промолвил.
— Ну что ж, единственное, что нам остается, это оберегать ее от опасности, причем незаметно и ненавязчиво, будто мы ни о чем не догадываемся. Попробуем предотвратить любые враждебные шаги, которые, возможно, будут предприняты против нее.
Только сейчас Кадфаэлю пришло в голову, что следующий шаг может быть сделан не неведомым врагом Эммы, а самой Эммой. Владея какой-то тайной, девушка может и сама попытаться воспользоваться ею.
Хью отложил в сторону рог для питья и поднялся, отряхивая пыль с туники.
— И вот что еще я тебе скажу, Кадфаэль. Шериф по-прежнему занимается убийством, но чем дальше, тем меньше вся эта история похожа на месть разобиженного юнца. По правде говоря, я и прежде-то не верил в виновность молодого Корвизера, хотя напрочь такой возможности не отбрасывал.
— Во всяком случае, сейчас появилось веское основание, чтобы позволить провосту забрать сына домой под залог, — обрадованно заметил Кадфаэль. — Уж кто точно не наведывался ни на баржу, ни в палатку покойного, так это Филип. Паренек сидел в темнице — это ли не лучшее доказательство его невиновности?
— Мне пора идти в замок, — промолвил Хью. — Я, конечно, не могу поручиться за то, какое решение примет шериф, но словечко ему на ухо непременно шепну. Да и провосту тоже. Почему бы не попытать счастья?
Берингар опустил глаза и вдруг, лукаво улыбнувшись, взъерошил пятерней венчик густых седеющих волос, окружавший загорелую тонзуру Кадфаэля, слегка щелкнул монаха по носу и как ни в чем не бывало удалился легкой, небрежной походкой. Со стороны его можно было бы принять за человека крайне легкомысленного, но монах-то знал, что подобные выходки Хью позволяет себе исключительно с близкими друзьями и по большей части тогда, когда занят особо серьезным делом.
Кадфаэль проводил друга взглядом, рассеянно пригладил растрепанные волосы и решил, что ему и самому стоит поторопиться. Сегодня брату Марку придется поработать в саду одному. Эмму нельзя надолго оставлять без пригляда, а Элин согласилась вздремнуть часок-другой после полудня — ради ребенка и чтобы угодить заботливому мужу. Вспомнив о прибавлении, ожидавшемся в семействе Берингаров, Кадфаэль улыбнулся. Он никогда не сожалел о принятом обете безбрачия, но о будущем малютке доброго приятеля думал как о родном. О старости же он пока не задумывался вовсе, хотя и полагал, что по мудрому устроению Господню в каждом возрасте есть свои преимущества.
— При всем том, что я говорила, — размышляла вслух Эмма, сидя у окна спальни Элин и в мягком полуденном свете ровными стежками подшивая полотняную ленту к чепчику малыша, — все же мне жаль было лишиться этих перчаток. Такая чудная кожа — тонкая, мягкая — и какое великолепное золотое шитье. И обошлись они мне недешево. — Закончив шов, Эмма аккуратно обрезала нитку. — Говорят, здесь на ярмарке торгует хороший перчаточник, — продолжила девушка, разглаживая свою работу, — я даже подумала: может, мне стоит взглянуть на его товар. Возможно, найду что-нибудь подходящее взамен своей утраты. Я слышала, что этот мастер хорошо известен у себя в Честере и даже сама графиня заказывает у него перчатки. Пожалуй, я пройдусь сегодня днем по предместью и посмотрю, что он сможет мне предложить. А то со всеми этими невзгодами я и ярмарки-то толком не видала.
— Прекрасная мысль, — поддержала ее Элин, — в такой чудесный денек грешно сидеть взаперти. Я пойду с тобой.
— Нет, не надо, — запротестовала Эмма с трогательной заботой, — ты ведь сегодня днем еще не отдыхала. А я только на ярмарку и обратно, мигом обернусь — зачем меня провожать? Если ты из-за меня утомишься, я себе этого не прощу.
— Глупости! — заявила Элин. — Я чувствую себя великолепно и должна что-то делать, а не то попросту лопну. Это Хью да Констанс обхаживают меня, точно больную, а между тем я пребываю в наилучшем и счастливейшем положении, в каком только может находиться женщина. Однако Хью отправился к шерифу, а Констанс пошла навестить свою кузину, что живет на Вайле — так что беспокоиться за меня решительно некому. Подождите минуточку, я только туфли надену. Кстати, я не прочь купить тех диковинных сладостей, что твой дядюшка привез с Востока.
Но у Эммы вдруг напрочь пропало желание прогуляться. Она сидела, разглаживая только что вышитую ленту и задумчиво разглядывая узор полотняного венчика для чепца.
— Ну, не знаю, — протянула девушка, — стоит ли. Пожалуй, мне лучше закончить шитье. Послезавтра у меня не будет на это времени, а жаль оставлять работу на кого-то другого. Что же до засахаренных фруктов, то, когда Роджер явится вечером с сообщением о прошедших торгах, я велю ему завтра же доставить тебе корзинку.
— Это очень любезно с твоей стороны, — промолвила Элин, надевая туфли, — однако Роджер вряд ли сможет примерить за тебя перчатки, да и выбрать их лучше тебе самой. Так что давай пойдем и каждая приглядит, что ей нужно. Это не займет много времени.
Эмма заколебалась: то ли и впрямь не могла решить — идти ли ей на ярмарку, то ли пыталась придумать, как выпутаться из затруднительного положения.
— О нет, — заявила наконец девушка, — удивляюсь, как я вообще могла подумать о такой чепухе. Мне так стыдно: дядюшка еще не погребен, а я сокрушаюсь из-за каких-то вздорных безделушек. Нет, нельзя быть такой мелочной. Вместо того чтобы думать об украшениях, я лучше позабочусь об уборе для твоего малютки. — С этими словами Эмма подхватила полотняный лоскут.
Элин приметила, что рука девушки слегка дрогнула, и задумалась о том, стоит ли ей настаивать на совместной прогулке. Было совершенно ясно, что Эмма желает отправиться по своим делам, но непременно одна. «А одна она никуда не пойдет, — твердо решила про себя Элин, — во всяком случае, если я смогу этому помешать».
— Ну что ж, — сказала она неуверенным тоном, — коли у тебя покаянное настроение, не буду сбивать тебя с пути истинного. Мне же лучше — ты так искусно вышиваешь. Я бы ни за что так не сумела. Кто же научил тебя? — Элин сбросила мягкие кожаные туфельки и снова уселась на постель. Сменить тему разговора было самым верным решением. О своем детстве Эмма готова была говорить без конца.
— Матушка моя была превосходной вышивальщицей, и она начала учить меня этому мастерству, как только я смогла держать в руках иголку. Но она умерла, когда мне было всего восемь лет. Тогда-то дядюшка Томас и взял меня к себе. А у него была экономка родом из Фландрии, вдова бристольского матроса, сгинувшего в море. Вот уж была мастерица! Она учила меня всему, что сама умела, но куда мне до нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38